| |
ДОРОГА К ДОМУ
Сестре Кате
Насмотреться снов о доме,
Пробудиться, вновь уснуть…
Сердце в сладостной истоме
Зазывает в дальний путь.
Что за этим перелеском –
Поле, рига, хуторок?
Впереди с надрывным треском
Пляшет парочка сорок.
С тонким свистом круг за кругом
Враг тетёрок и куниц
Ястреб кружится над лугом,
Иногда срываясь вниз.
Расступаются деревья,
Спасу нет от комарья…
Вот она, моя деревня,
Сон мой сладкий, боль моя.
Подхожу несмело ближе,
Всё теплей, всё ярче свет.
Дом как будто стал пониже, -
Ну да шутка ли – сто лет!
Две рябины у фасада,
За овинницею – пруд…
Деревеньку в два посада
Перекладово зовут.
В ДЕРЕВНЕ
Сестре Тане
А в деревенском доме печка
И рай небесный двум котам.
Приеду, дёрну за колечко,
Услышу бабкино: «Кто там?»
Усадит бабка под иконы,
На стол подаст, что Бог послал.
- Когда поешь, скидай погоны,
Да спать иди на сеновал!
Глаза котов горят, как свечки,
Смешно и боязно слегка.
- Как в городу живут без печки? –
Бормочет бабка у шестка.
В сенях возьму пустую банку –
Успеть смородины нарвать.
На сеновальчике сквозь дранку
Тепло струится – благодать!
Просплю всю ночь, какое дело
Мне до парламентской борьбы!..
В деревне тихо. Солнце село.
Пойду-ка завтра по грибы!..
МАЛАЯ РОДИНА
В.Курковой
Дождичком малая родина
Встретила… Ну и дела! –
Дочка в Вени Погодина,
Словно цветок, расцвела.
Видя восторг и смущение,
Веня с улыбкой изрёк:
- Ладно, твоё угощение,
Ну а с меня – пузырёк!
Эх, разговорчик за рюмкою,
Многие души ты спас!
Резво огурчики хрумкаю,
Слушаю Венин рассказ.
- Помнишь ли Лохину Аллочку?..
Лунная выдалась ночь.
Сел под сиренью на лавочку,
Рядышком – Венина дочь.
Пахнет малиной, смородиной,
Тянет теплом от жилья…
В августе к Насте Погодиной
Сватался Лохин Илья.
ДОРОГА ДОМОЙ
В конце июня – пекло адово, -
Жди в сентябре неурожай.
- Жена, отпустишь в Перекладово?
Душа изнылась!
- Поезжай!
Прости, деревня, ради бога,
Двадцатилетний «отпуск» мне,
Привет, грунтовая дорога!..
- Дед, это Вокшары?
- Оне!
Не узнаю, - а как иначе,
Если полжизни не был тут.
- Поди, хлопочите о даче, -
Не сумлевайтесь, продадут!
Иду вдоль Нижнего Починка,
Большого некогда села.
На Перекладово тропинка
Травой высокой заросла.
Но сердце помнит. Вот речушка,
Где в детстве ставил невода.
Здесь в каждом мае мне кукушка
Вовсю пророчила года.
Вот и деревня. Непонятно,
Живут здесь люди или нет?..
Бреду, как проклятый, обратно.
Прощай, держава детских лет!
По чьей, земля, недоброй воле
Ты оскудела, умерла?..
Гуляет ветер в чистом поле,
А вместо злаков - зёрна зла.
В ГОСТЯХ
В конце апреля начала
Зима опять свои капризы,
И снова улица бела,
И снова нос у деда сизый.
Храня поллитру в сапоге,
Хворает дед такой весною:
- А ну, внучок, в какой руке? –
И прячет стопку за спиною.
А бабка – восемьдесят лет! –
Приносит соль и хлеба с луком:
- Другого дела, что ли, нет,
Как трескать гадость эту с внуком?!
А дед подмигивает: - Тут
В погодке, старая, причины!..
- Да уж слыхали, старый плут,
Нет – нащепать бы мне лучины!
И снова – к печке, колдовать,
Слегка поправив полушалок.
А дед уже «почал зевать»,
Хотя «ишшо бы не мешало!»
Какое счастье – бабка, дед,
Смешные старенькие люди.
- Весна-то будет, али нет?
- Ну, как не быть! Конечно, будет!..
ВЕЛИКИЙ ДВОР
Деревня есть – Великий Двор,
Где я родился в прошлом веке.
Иду с оглядкой, словно вор,
По травяной густой аптеке.
Великий Двор, ты был велик,
Ты был учителем и другом.
В твой изменённый хворью лик
Смотрю с печалью и испугом.
Зарос бурьяном школьный сад,
А школа год назад сгорела.
Лишь колокольня, как солдат,
Стоит одна осиротело.
Нет малой родины моей,
Да и большой не будет скоро…
Что движет совестью людей,
Страну доведших до позора?
Стучит о дерево топор
В конце заброшенного сада.
Деревня есть Великий Двор,
Где три двора на два посада.
ВСТРЕЧА С ДЕТСТВОМ
«Опять она, родная сторона…»
Н.А.Некрасов
От тоски нет лучше средства,
Чем родная сторона.
Вот моя держава детства,
Вот моей души страна.
К землякам, что смотрят строго,
Обращаюсь: - Земляки,
Дайте мне за ради Бога
Прогуляться вдоль реки!
Разрешите, если можно,
Вспомнить прежние пути,
Вдоль покосов осторожно,
Как и раньше, мне пройти!
Здесь я пожил, хоть и мало,
Но запомнил всё навек!..
Земляки глядят устало –
Что за странный человек?!
- Что ж, иди хоть в лес, хоть в поле,
Но открой сперва секрет:
Лет пятнадцать, аль поболе
Не был здесь ты?
- Сорок лет!
- Сын учителя?
- Он самый!..
Вижу, словно сквозь туман,
Как вприпрыжку мчит за мамой
Босоногий мальчуган.
Как из сказочного чуда,
Возвращаясь на вокзал,
Понимаю: я отсюда
Никуда не уезжал.
ВЕЧЕРНИЕ БЕСЕДЫ
Бабка: - Слышь ты, сегодня
дождик будет, аль нет?
Дед: - Так воля ж Господня,
не подашь ведь совет!
Бабка: - Туча в полнеба,
жалко, вишни падут!
Дед: - Пужаться не треба,
есть на всё Божий суд!
Бабка: - Ну, коли с градом,
не поднять огород!
Дед: - Всевышний, он рядом,
не оставит народ!..
Хлестанул дождик в стёкла,
как пастушьим кнутом.
Дед: - Не убрана свёкла!
Бабка: - Бог с ней, потом!..
ДОРОГА К ХРАМУ
О. Андрею, настоятелю Благовещенского храма
села Солонец, что под Ярославлем.
Возчик, мысля лишь о водке, -
«На тот берег? Не вопрос!» -
На видавшей виды лодке
За «полтинник» перевёз.
- Храм семнадцатого века! –
Говорит, хлебнув вина.
У церковных врат калека,
Как и возчик, с бодуна.
Трезвый батюшка, бородкой
Потрясая, говорит:
- Заменили веру водкой,
Погибает индивид!
Смотрит строго, и с упрёком:
- Убеждаешься в одном:
Всё пошло в России боком,
Сикось-накось, кувырком!
Говорю: - Ничто не вечно,
А наш мир не так и плох!
Смотрит ласково, сердечно:
- Если так, то дай-то Бог!
Помолясь, затеплив свечку,
Не спеша иду назад.
Ожидая возле речки,
Возчик, как родному, рад.
«Берег левый, берег правый…»
До свиданья, божий храм,
Обезглавленный державой!
Всем воздастся по делам…
КУКУШКА
Поёт кукушка лишь две ноты
В лесу у самого села.
Старик, не в силах скрыть зевоты,
Рукою машет: - Жизнь прошла!
Прошла не жизнь, старик, а годы,
Хотя, и это не пустяк.
Смотри, как ярок храм природы,
Смотри, гусей летит косяк.
Непросто слышать нам их крики,
От них в душе переполох.
На листьях солнечные блики,
Как на иконах, видит Бог!
Поёт кукушка свои ноты,
Не опасаясь за престиж.
Скажи, отшельница, кого ты
Зовёшь к себе в лесную тишь?
Забуду боли и утраты,
Пойду на зов в зелёный храм.
Не слишком ли со мной щедра ты,
Кукушка?.. Пой, чего уж там!
ЦЕРКОВЬ
Церковь помню, где у входа
Рос большой могучий дуб.
В церкви не было прихода,
В церкви той был сельский клуб.
Вдоль по стенам шли амуры
То ли в рай, то ли в райком.
Мать при входе в «дом культуры»
Кланялась, крестясь тайком.
Кинофильмов разных много
Привозили к нам, в одних
Зло высмеивали Бога,
Восхваляли власть в других.
Людям души исковеркав,
Власть покинула престол…
Место, где стояла церковь
Лишь по дубу и нашёл.
Словно ангелы, две чайки
Взмыли в небо, как тогда.
И крещу я без утайки
Свой советский лоб… Беда.
ТЁТКА МАНЯ
Тётка Маня – маленького роста, -
Это всё, что помню я о ней.
Вот письмо: «Четыре года до ста.
Стало жить совсем уже не просто.
Приезжал бы, что ли, поскорей».
Мне собраться в гости к тётке Мане –
Только подпоясаться. И вот
Вдоль села шагаю, как в тумане,
Тёткино письмо держу в кармане, -
Этот дом её или вон тот?
Не узнал сестру отца я, грешен, -
Божий одуванчик за столом,
На котором горсточка черешен.
Лик Христа тряпицею завешен,
Чьё-то фото в рамке под стеклом.
Подхожу смущённо и несмело
К «младшенькой», как звал её отец.
Обнимаю худенькое тело.
- Все глаза в окошко проглядела,
Всё ждала… Приехал, наконец!
Было всё у тётки Мани вкусно:
Яблоки, варенье, хлеб ржаной.
Утром, сокрушаясь безыскусно,
Говорила тётка Маня грустно:
- Яблок нынче – как перед войной!
МАМИНО ПЛАТЬЕ
Прошу у Бога – пусть меня коснётся
опять, как в детстве, мамина рука.
Григорий Поженян
А платье в белый густой горошек
На маме было тогда, когда
Лил с неба тёплый весёлый дождик,
И было радостно… В те года
Я жил в деревне, - а как иначе
Про дождик знал бы такой «секрет»!
Всегда считаю большой удачей,
Что жил в деревне я с малых лет.
Зимою – лыжи, коньки да санки,
А летом – удочки, и на реку…
Просили в пёстрых платках цыганки
Отца: «Учитель, продай медку».
Мать не ругала, когда без спроса
Я у цыганской гостил «шпаны».
Придя, усталая, с сенокоса,
Садилась штопать мои штаны.
А платье в белый густой горошек
В шкафу висело… А я потом
Полвека с лишним на свете прожил,
Но вот поди ж ты, - всё о своём.
БЕЗОТЦОВЩИНА
Горит заря в полгоризонта.
Минует ночь, придёт рассвет.
Батяня мой вернулся с фронта,
А вот Серёгин батя – нет.
Мы подрастали понемногу...
В деревне нашей жил амбал,
Он безотцовщиной Серёгу
При всех однажды обозвал.
Амбал был выше нас в два раза,
Зато нас двое было, нас
В упор не видел он, зараза,
Всё время, но не в этот раз.
Он крыл нас в душу, в мать и в бога,
Когда повисли мы на нём.
Он звал подмогу, но подмога
Не подошла к нему тем днём.
Потом всё было, как в тумане.
Но помню, дед Матвей, любя,
Сказал Серёгиной мамане:
- В отца сынок-то у тебя!
* * *
Не выходит у меня из памяти этот старик, держащий в руках плакат в половину ватманского листа, где красной гуашью были написаны поразившие меня своей страшной безысходностью и обречённостью слова. Дело было 9 мая. Попросил жену сфотографировать «манифестанта», но она отказалась. И правильно сделала, - обидели бы, думаю, человека. Не цирк ведь.
В ДЕНЬ ПОБЕДЫ
Стоит седой мужик с плакатом,
Как с автоматом на войне,
И, не стесняясь, кроет матом
Происходящее в стране.
Не по нутру такие «шутки»
Гнезда Борисова птенцам, -
Летят богатые ублюдки
В авто шикарных по делам.
Глядит мужик вслед «колесницам»
И молвит, грешная душа:
- Вот бы опять по этим фрицам
Мне садануть из ППШ!
У мужика на пиджачишке
Два ордена военных лет,
Но ни копейки на сберкнижке,
Да и самой сберкнижки нет.
Трясутся старческие руки
У защитившего в войну
Державу, что идёт ко дну,
А на плакате надпись: «Суки,
Верните мне мою страну!»
|
БЕДА
«Как летит под откос Россия,
Не хочу, не могу смотреть!»
Ю. Друнина
Уже не стреляются люди,
Не ищут верёвку, когда
В крутом воровстве или блуде
Их вдруг уличают. Беда!
Что с нами случилось, собратья?
Устроив вселенский базар,
Страну мы сменили на платья
С наклейкой цветастой. Кошмар!
Поверив на слово иуде,
Не верим уже никому,
Под пули стараясь не груди
Подставить, а слов кутерьму.
На площади крики и стоны:
«Долой!», «Оккупанты!», «Даёшь!».
Но высятся царские троны,
И жизни не ценятся в грош!
Неужто мы крепко уснули
В берлогах своих до весны
И спим в ожидании пули
Не в грудь нашу, так со спины?..
Сегодня, кого ни спроси я,
Зачем, мол, на митинг идёшь,
В ответ раздаётся: «Россия,
Держава не ставится в грош!
Неужто не видишь, писатель,
Как катится всё под откос?..».
Избавь от беды нас, Создатель,
Спаси нас от срама, Христос!..
В ГОСТЯХ У ВЕТЕРАНА
День Победы. Еду к деду.
Дед, конечно, подшофе.
Объясняясь: «За Победу!»,
Щеголяет в галифе.
На кушетке – старый китель
С орденами той страны,
Что наш воин-победитель
Сдал без боя, без войны.
- Говорят, что жил я даром,
Даром – это ерунда,
Вот над Ельциным с Гайдаром
Не дождаться мне суда!
Не торопятся за холку
Прихватить всю эту гнусь,
Только я, браток, на полку
Зубы класть не тороплюсь!..
Наливает в рюмки снова,
Долго кашляет в кулак:
- О политике – на слова,
День Победы, как-никак!..
Видно, стало многовато
Покорителю держав, -
Голос старого солдата
Оборвался, задрожав.
Оглянулся у порога,
А с портрета на стене
Сталин пристально и строго
Смотрит прямо в душу мне.
ЛИЗА КРАЙНЯЯ
Забылось детство раннее,
Ушло за косогор,
Но тётку Лизу Крайнюю
Я помню до сих пор.
Как Лизина фамилия,
Не знаю, но она
Была женой Василия
Гуляки-певуна.
А у того Василия
В селе был крайний дом.
Сперва была идиллия,
Всё кончилось потом.
Когда весною раннею
К закату шла война,
Убили Васю Крайнего,
Горюй да плачь, жена.
Скажи мне, сердцу милая,
Родная сторона,
Как Лизина фамилия?
- Так Крайняя она!
БАБКА РАЯ
Гроб стоял у церкви с краю,
Где трава да лопухи.
Отпевали бабку Раю,
Отпускали её грехи.
А грехов у бабки много,
Просто куры не клюют:
Вера в Сталина и Бога,
И ещё – в колхозный труд.
Да, пахала бабка Рая,
Словно лошадь, день и ночь.
Дети, сопли утирая,
Не спешили ей помочь.
Да и чем поможешь, если
По пути на скотный двор
Дед по кличке Элвис Пресли
Пьяный в грязь упал, - позор!
С этим дедом в сорок пятом
Бабка счастлива была.
Не положено внучатам
Знать про «энтовы дела».
Говорила, умирая,
Бабка, глядючи в окно,
Что Всевышний двери рая
Для неё открыл давно.
- Раей зря, что ли, назвали! –
И смотрела на внучат.
Понимали те едва ли,
Почему вокруг молчат.
На послед сказала строго:
- Без меня живите тут!..
Да, грехов у бабки много –
Вера в Сталина и в Бога,
В суд людской и в божий суд…
НЕ ДАЙ НАМ, БОГ!
Я вижу свет на самом окоёме,
Зовёт к себе он, словно человек.
Горит лампада в деревенском доме,
Где доживает женщина свой век.
Я поменял грунтовую дорогу
На сто больших асфальтовых дорог.
Я в сорок лет вдруг начал понемногу
Осознавать, что есть на свете Бог.
Я к этой вере шёл через ошибки,
Через крутой душевный перелом.
Я в сорок лет вдруг вспомнил без улыбки,
Как осеняла мать меня крестом.
Я не кляну свои земные галсы
И никого на свете не виню.
Я в сорок лет вдруг сильно испугался,
Что не успею к вечному огню.
Стою один в неосквернённом храме,
Не в силах трепет сердца побороть.
Горит свеча. Я возвращаюсь к маме,
Я ей скажу: «Храни тебя, Господь!»
Я прочитаю новые стихи ей,
Она тепло посмотрит на меня…
Не дай нам Бог, застигнутым стихией,
Не дотянуть до вечного огня!..
ВЫПУСКНИКИ 41-ГО
«А их повыбило железом…»
Д.Самойлов
Парни шли гулять с девчатами
Вдоль реки да у пруда.
За своими чудо-чадами
Матерям следить - беда.
Прудик мал, речушка узкая.
Звёзд небесный хоровод.
Местность – наша, средне-русская.
Лето, сорок первый год.
Впереди мученья адские.
Только это всё потом.
А пока - военкоматские
Двери, старый военком…
На послед – слова пустяшные,
На прощание – рука.
Плакать школьницы вчерашние
Не приучены пока.
Дед хрипит: - Войну с германцами
Мы прикончим за три дня…
Длинный поезд с новобранцами
Мчит, колёсами звеня.
Гимнастёрочки с иголочки,
Да пилотки набекрень.
Лечь под пули да осколочки
Им придётся через день.
Над вагонами дощатыми
Звёзды светят, как тогда,
Когда шли гулять с девчатами
Вдоль реки да у пруда.
Шли весёлою оравою,
Далеко был слышен смех…
Всех война косой кровавою
Их повыкосила. Всех…
В НАЧАЛЕ МАЯ
В мае месяце к дедуле
Возвращается кураж:
- Знаешь ты, как свищут пули,
Как снаряды рвут блиндаж?
Нет, не знаешь ни хрена ты!..
Помню, немец был от нас
На один бросок гранаты,
Виден в профиль и анфас.
Пропагандой лезут в души,
Без динамиков орут:
«Рус, шагай к своей Катюша,
Красный армия капут!»
Крикунам поганым этим
Мы устроили кино…
Ладно, всё! Давай отметим,
Да помянем заодно!..
Выпиваем без закуски.
Ветеран слегка смущён:
- С закусоном – не по-русски!
Тринкен, бите!
- Данке щён!..
СТАРИКИ
Пригретый солнышком апрельским,
Дед расправляет с хрустом грудь:
- Жена, откинь-ка занавески,
На божий свет хочу взглянуть!
Супруга, глаз не поднимая,
Вздыхает: - Ты бы, Михаил,
Хоть до девятого-то мая
Собрался с духом, да не пил!
- Вопрос сурьёзный, но едва ли
Его решим мы на ходу!..
Дед Михаил достал медали –
Две Славы, Красную звезду.
- Вот, вся Россия и Европа,
Лишений адовы круги, -
За то, что мне пришлось протопать,
Теперь и выпить не моги?!
Дед Михаил подсел к окошку.
Жена сказала, помолчав:
- Ну ладно, выпей, но немножко! –
И отворила дверцу в шкаф.
Два огурца лежат на блюде,
Картошка, хлебушка ломоть…
Ах, дорогие мои люди,
Храни вас, стареньких, Господь!
В ГОСТЯХ
В конце апреля начала
Зима опять свои капризы,
И снова улица бела,
И снова нос у деда сизый.
Храня поллитру в сапоге,
Хворает дед такой весною:
- А ну, внучок, в какой руке? –
И прячет стопку за спиною.
А бабка – восемьдесят лет! –
Приносит соль и хлеба с луком:
- Другого дела, что ли, нет,
Как трескать гадость эту с внуком?!
А дед подмигивает: - Тут
В погодке, старая, причины!..
- Да уж слыхали, старый плут,
Нет – нащепать бы мне лучины!
И снова – к печке, колдовать,
Слегка поправив полушалок.
А дед уже «почал зевать»,
Хотя «ишшо бы не мешало!»
Какое счастье – бабка, дед,
Смешные старенькие люди.
- Весна-то будет, али нет?
- Ну, как не быть! Конечно, будет!..
ПОСЛЕДНИЙ ДЕСАНТ
Полковнику Болгову С.П.,
кавалеру трёх орденов Красной Звезды
За палаткою снова
Засвирепствовал норд.
Капитан из Ростова
Взял гитарный аккорд.
Он тянул три минуты
Свою песню без слов.
Все земные маршруты
Пролегли на Ростов.
Лейтенант из Калуги
Двадцати с лишним лет
Своей первой подруге
Шлёт последний привет.
Просит парень прощенья
За внезапный отъезд…
Норд, что дул из ущелья,
Превратился в зюйд-вест.
Необъятна Россия,
Утром в поле туман.
- Настроенье? – спросили.
- Есть! – сказал капитан.
Воздух рубит «вертушка»
Тяжко, как никогда.
Под Ростовом кукушка
Всё считает года.
А в Калуге девчонка
Улыбнулась во сне…
Пули цокают звонко
С трёх сторон по броне.
«Стингер» рявкает люто
И летит по прямой…
Завтра их без салюта
Переправят домой…
ПАМЯТЬ
«…А до смерти - четыре шага».
Алексей Сурков
Окоп душманами пристрелен.
Ложатся близко трассера.
Комбат, похоже, не уверен,
Что мы дотянем до утра.
До смерти – шаг или полшага.
Нет ни печурки, ни огня.
Боец из Кирова, салага,
Глядит с испугом на меня.
У «духов» пушки на горушке,
ПК их хлещет нас, как плеть.
Видать, не вышлют к нам «вертушки», -
Чего за мёртвыми лететь!
У «духов» каждый метр пристрелен.
Комбат ворчит: «Учить меня
Покуда молод ты и зелен…
Но надо выйти из огня!
Готовь гранаты!»… За комбатом
Рванули мы… А через час -
Кто плакал, кто ругался матом…
А вот комбата Бог не спас…
Неутихающею болью
Скрутило мысль… Скорей всего,
Весной опять на Ставрополье
Поеду к матери его.
ПОЛКОВНИК В ОТСТАВКЕ
У полковника в отставке
Скудноватый пенсион,
Дог в прихожей, кот на лавке
И японский телефон.
У полковника в отставке
На углу в аптеке блат,
Дочь в каком-то местном главке
И поношенный бушлат.
У полковника в отставке
Год не мытое окно,
Нелюбовь к трамвайной давке
И к военному кино.
У полковника в отставке
Две ноги, одна рука,
Орден, справка о поправке
И зелёная тоска.
У полковника в отставке
После двух чеченских лет
Появилась тяга к травке.
Тяга есть, а жизни нет!..
ГОЛОС НЕБА
«И когда-нибудь лягу
всей душой на восход…»
К. Васильев
Храм Бориса и Глеба –
Мой шестой материк.
Крошит корочку хлеба
Божьим птицам старик.
Чуть поодаль калека
Кормит пса своего.
Только два человека
Прихожан здесь всего.
И, волненье осилив,
Я спрошу их о том,
Где жил Костя Васильев,
Скажут – вот его дом.
На заросшем погосте
Не слышны голоса.
Над могилою Кости
Постою полчаса.
Словно чей-то некролог,
Прозвучит надо мной:
«У поэта путь долог,
Дольше жизни земной».
Гласу божьему внемлю,
Видя, как надо мной
Прямо с неба на землю
Льётся свет неземной.
УТОЛИ МОЯ ПЕЧАЛИ
Утоли моя печали –
храм в селе Некрасовском
и икона Божье Матери.
Помнишь, как они кричали,
Улетая, журавли?
Утоли моя печали,
Дорогая, утоли.
Дай мне радости и силы
Сохранить задор и стать.
Церковь есть у нас в России,
Где нам надо побывать.
Говорят, ко храму божью
Поразмыли путь дожди.
По любому бездорожью
Я приду, ты подожди.
Утоли моя печали,
Стань опорой и судьбой.
Попрошу, чтоб обвенчали
В светлом храме нас с тобой. В ХРАМЕ
Вспоминаю каждый раз
По дороге к Устью
Теплоту и нежность глаз,
Напоённых грустью.
В уголочке на стене,
Весь в резьбе узорной,
Смотрит прямо в душу мне
Спас Нерукотворный.
Ах, ты, Господи, куда
Тянется десница, -
Вот беда так уж беда –
Не перекреститься.
Но прошёл всего лишь час,
Как стою я в храме,
И Нерукотворный Спас
Потеплел очами.
И любовь, и боль утрат
В этом взгляде чистом.
Неужели час назад
Был я атеистом?
28 марта 2018 г.
|
Гусев Евгений Павлович родился 15 октября 1948 года в деревне Перекладово под Ярославлем в семье учителя, участника Великой Отечественной войны. После пединститута службу проходил в Группе Советских войск в Германии в роте разведки. Тридцать лет прослужил в органах внутренних дел, полковник в отставке.