| |
* * *
По земле туман рассветный стелется,
Дым печной струится в небеса,
Осень, как таёжная медведица,
Глубже пробирается в леса.
Впереди дорога угасания.
Как бы ни петлял надежды след,
Северное хриплое дыхание,
Сонного предзимья силуэт
Близятся – уже не за чащобами!
Не с того ли в избах огоньки
Кажутся роднее мне особенно
В эти беспросветные деньки?
Годы, словно листья, осыпаются…
Снова вижу за окном моим –
Утренний туман к земле ласкается
И уходит в поднебесье дым.
ПОМИНАЛЬНОЕ
Здесь всё, как прежде… Там, где был сельмаг,
Единственный фонарный столб хиреет,
Кренится набок: так ему виднее,
Что дело с освещением – табак.
Мост на реке скрипучий, подвесной
Пока ещё работает исправно,
Соединяя левый берег с правым
В бескрайний холод и в случайный зной.
И всё, как прежде, кажется, но так,
Как прежде было, быть уже не может.
День ото дня настойчивее, строже
Безлюдного зазимья каждый шаг.
Смекнув, что дальше некуда годить,
Дома, амбары, бани, сараюшки
Боками прижимаются друг к дружке,
Не ведая, что будет впереди.
А впереди известная пора,
Но так её ещё не проходили –
Последнюю старуху проводили,
Последнюю избу заколотили
Вчера…
МАТЕРИ
Хорошо переждать ненастье
В светлом доме да у огня.
В этом доме ржаное счастье
Ты готовила для меня.
Приготовила, песню спела,
Чтоб всё ладилось лет до ста.
– Ты сама-то, родная, ела?
– Я сыта, дорогой, сыта.
Обходили меня напасти,
Ведь сума не была пуста.
Две ковриги ржаного счастья
Я сумел для тебя достать.
Хоть краюху себе взяла ты?
Ни к чему задавать вопрос.
С аппетитом жуют внучата
Те ковриги, что я принёс.
Ты же песню свою запела,
Чтоб всё ладилось лет до ста.
– Что ж ты, милая, не поела?
– Я сыта, дорогой, сыта.
ОТТЕПЕЛЬ
Чудно, ей-богу! Пару дней назад
Мороз сжимал деревню аж до хруста,
Над крышами дымы клубились густо,
И старики смолили самосад.
Теперича растеплилось. И мы
Вкушаем дни, как нежную малину.
Спешат аборигены к магазину
Поговорить о вычурах зимы.
А я смотрю, как за моим окном
Невидимый Поэт выводит буквы,
И нашу жизнь из переспелой клюквы
Пресуществляет в сладкое вино.
ВКУС СЧАСТЬЯ
Перемазаны ладошки,
Лобик, правая щека –
Это кушает Серёжка
Ягоды из кузовка.
День дошёл до половины –
А Серёжка у стола!
Дед принёс ему малины
Из медвежьего угла.
После леса ноги шают*.
Чай, не юноша-ходок.
Но как скусно** уплетает
Сладку*** ягоду внучок!
Дед сидит, как будто скинул
Долгой жизни тяжкий груз…
Счастье с ягодой-малиной
Одинаковы на вкус.
_____________________
*Шают – устали от долгой ходьбы.
*Скусно – вкусно (северный диалект).
*Сладку – сладкую (краткая форма прилагательного принята в разговорной речи северян). |
В ОЖИДАНИИ ВЕСНЫ
Сосед твердит, что жить в России плохо.
А воробей щебечет: "Ничего!"
Кончается суровая эпоха
Морозного и вьюжного всего.
Да, не сезон, а целая эпоха!
Ведь столько птахе вытерпеть пришлось...
Сосед канючит: "Ну послушай, Лёха!
Идёт держава наша вкривь и вкось!"
Сижу, молчу и попусту не спорю.
Гляжу вокруг: всё, вроде, как всегда.
Вот рыжий кот пригрелся на заборе.
Вот ребятня играет у пруда.
И бабка Нюра в дедовой фуфайке
Встречать теплынь выходит на крыльцо...
Не стану слушать про плохое байки,
А повернусь к хорошему лицом.
* * *
Лежит в углу иконная доска.
Простая деревяшка – не икона.
Она чиста. Ни одного мазка
На ней не видно. Досок миллионы,
А образов, чтоб сердце трепетать
Заставили, едва ли много встретишь.
И хочется навечно замолчать,
Когда икону дивную приметишь.
Лежит в углу иконная доска.
Простая деревяшка – не икона.
Вокруг неё безмерная тоска...
Но добрый мастер, положив поклоны,
Смахнёт с доски уныние и пыль
И примется с молитвою за дело.
А мир, что был бесформенным и серым,
Вдруг обретёт неповторимый стиль.
Твоя рука божественно легка,
О Добрый Мастер! В жизни запылённой
Моя душа – иконная доска –
Мечтает стать прекрасною иконой.
Возьми её, смахни рукою пыль.
Нет в мире для доски иного счастья!
Поправь лампады гаснущий фитиль,
И чудо сотвори, о Добрый Мастер!
ЮРЬЕВ ДЕНЬ
Снег валит. Раздолье детворе.
Снежный бой на каждом перекрёстке.
Белое в новинку в декабре.
Отскрипела старая повозка.
Ей теперь заслуженный покой
До весенних беспокойных трелей.
Мир сейчас доверчивый такой,
Как новорождённый в колыбели.
Молодежь, как стайка воробьёв,
Пролетит, других не замечая.
Принесу домой охапку дров
Из заиндевелого сарая.
Всё вокруг сверкает и спешит.
Лишь сосед с изогнутой клюкою
У колодца молча постоит
И пойдёт, качая головою.
– Что не весел, дедушка Фома?
Оглянись-ка, красота какая!
– Нонче будет лютая зима!
Слышишь, как в колодце завывает!
ЧУЖИЕ ЯБЛОКИ
– Эй, паря, и не стыдно воровать?! –
Услышал и застыл, не понимая,
За что же можно вором называть,
Когда вокруг земля – моя, родная?!
Был вечером тяжёлый разговор.
Я подошёл к подвыпившему деду.
– Малой, не думай даже. Ты не вор.
Запомни только, что и дом, и двор
Теперь не наши – продали соседу.
Жизнь разделило чёрною межой
На до и после. Я смотрел впервые
Туда, где дом чужой и сад чужой,
И яблони, и яблоки чужие.
* * *
Дни пасмурны, но на душе светло.
Плаксивыми ноябрьскими дождями
Пропитаны земля, дома, мы сами.
И кажется, что невозможно зло,
Когда все чувства так обнажены.
Доверчивы, как этот сад прозрачный.
И хочется, чтоб так, а не иначе.
И снова до весны, как до луны.
Упрямый дождь – последний аргумент
В извечном споре осени с зимою.
Бессмертье впереди, а за спиною
Всего лишь миг...
мгновение...
момент. |
