|
* * *
Солнца диск на закате — краснее,
ближе к устью — спокойней река.
Ближе к старости рифмы точнее,
ближе к мудрости проще строка.
На вечерней остывшей аллее
птиц уже не слышны голоса…
Ближе к вечности сердце светлее,
ближе к небу яснее глаза.
Но никто не подскажет, откуда
мы в земную приходим юдоль
(всех чудес невозможное чудо)
через муку любви, через боль…
Сколь ни радостно жизни начало, —
ждёт печаль в завершенье пути…
И зачем-то из родины малой
непременно должны мы уйти…
И бежим от родного порога,
беспокойно куда-то спеша…
Ближе к дому — прямее дорога.
Ближе к Богу — живее душа.
* * *
Не могу я слушать песни о любви.
Сердце в спазмах горла плачет, замирая.
…Как в осколках лета губы ни криви,
отмирает август, листьями играя.
О разлуке песни — слушать не могу.
Всё, что их доносит, — сразу выключаю.
Для других печалей слёзы берегу.
Для души иные чувства привечаю.
Нет ни сил, ни нервов слушать песни те…
Пусть совсем оглохну, лишь бы их не слышать…
…Мерно бьётся сердце в гулкой маяте,
чтоб еще хоть как-то в этом мире выжить.
ЛЕТО ЗЕМНОЕ
День передумал свой круг завершать,
скованный красным огнём бересклета…
Что-то мне стало труднее дышать.
Кончилось лето.
Время стоит, зацепившись за край
дня колыханья, тепла угасанья…
Снова я лету сказал не «прощай»,
но — «до свиданья».
Сколько б ни властвовал этот закат,
осень с рассветом очнётся, как прежде.
Время усталости, время утрат.
Время надежды.
Вечер сгорает в холодном огне,
яблоко хочет упасть наливное…
Может, еще возвратится ко мне
лето земное…
* * *
Оптиной обители колокольный звон
всё плывет над Родиной, как от бед заслон.
Век за веком в Оптине, в пустыне святой
молятся святители, встав за аналой.
День за днем, смиренною паствою любим,
о России молится старец Серафим.
Непрестанно молятся, Господи еси,
Оптины насельники и по всей Руси.
И в небесной пустыни их слышны слова.
Потому-то, верю я, Родина жива.
И молю я Господа, чтоб над Русью всей
не угаснул в вечности свет монастырей.
Чтобы глас молитвенный никогда не смолк,
Чтоб никто родимую одолеть не смог.
Чтобы плыл над Родиной всем векам вдогон
Оптиной обители колокольный звон.
* * *
Продержалось тепло до конца сентября.
Засиделось усталое лето.
Я подумал, что жизнь пронеслась не зазря.
И невольно поверилось в это.
Не зазря проскакали шальные года,
не зазря были странные встречи,
и хмельная вражда, и лихая беда,
и печали, пригнувшие плечи…
И большие потери, и сердца надлом,
и к любимым губам прикасанье…
…А небесный сентябрь синеоким теплом,
уходя, одарил на прощанье.
Краснолистные клёны под солнцем горят —
дар и сердцу, и взгляду отрадный.
Но — мгновенье —
и влажный, сплошной листопад
заметёт этот сон ненаглядный...
* * *
Не страшно, словно хлопнув дверью,
кумира в сердце сокрушить
и впасть в тоскливое безверье...
Куда страшней с безверьем жить.
У каждого своя дорога.
Куда ведет она — как знать…
Наверно, можно жить без Бога.
Но как без Бога умирать?..
* * *
Семьдесят пять — это холод в крови,
дальние зори без краю…
Кто-то незримый дышал визави,
кто-то чуть слышно шепнул о любви…
Что это было? Не знаю.
Семьдесят пять — это свет из-за туч,
всплески притихшей надежды,
может, тот самый, спасительный луч,
но не в глаза, а на вежды.
Август иссяк и сентябрь, и октябрь…
Близится время итога.
Где-то маячит морозный декабрь —
долгая к свету дорога.
Семьдесят пять — это звёздная пыль,
вечность, блеснувшая в миге.
Жизнь — как застывшая давняя быль
в кем-то оставленной книге…
КРАСНЫЕ ПТИЦЫ
Пятый Ангел вострубил...
Откровение (8: 1)
Красные птицы под небом Донбасса,
красные птицы над Сектором Газа —
с режущим свистом летят и летят…
Падают в зарево красные птицы.
Бледно-усталые мертвые лицы
вслед им застыло глядят и глядят.
Воют со свистом свирепые птицы…
Юные бледно-остылые лицы…
Им бы смеяться, влюбляться и петь…
Дроны, снаряды, тяжелые «грады»…
Красные птицы не знают пощады,
весело им в черном небе лететь.
Век двадцать первый — как сцены из ада.
Мир человечий — на грани распада.
Красные птицы со свистом летят.
Ангелы света уже протрубили.
Черные демоны солнце затмили.
В храме укропами пленный распят.
ОРХИДЕИ ДЛЯ ТАТЬЯНЫ
Владимир Маяковский в 1928 году, расставаясь в Париже с Татьяной Яковлевой, на гонорар от выступлений заключил договор с цветочной кампанией с условием, что каждую неделю курьер будет доставлять Т.Яковлевой самый красивый букет с орхидеями. Это продолжалось многие годы и после гибели поэта.
Годы сердце тоской заносят,
как последний концерт Чайковского…
Раз в неделю курьер приносит
орхидеи от Маяковского.
И течет безмятежным ходом
жизнь парижская у Татьяны.
После выстрела. Год за годом.
После давней на сердце раны…
Был он этаким сумасбродом,
от ее красоты немея…
Раз в неделю и год за годом:
«От Владимира орхидеи».
В годы смутные, роковые —
вспоминала мгновенья прошлые…
Чтобы выжить, в сороковые —
продавала цветы на площади.
И в стране, нам давно не близкой*,
русской щедростью память грея,
всё ей снился курьер с запиской:
«От Владимира орхидеи».
И не символ любви бессмертной —
этот жест бунтаря московского,
это слёзы тоски безмерной,
орхидеи от Маяковского.
_______
* США.
ПАМЯТНИКИ
Да будет воля Твоя
яко на небеси и на земли.
Отче наш
Мы запомним навек отныне
«на земли и на небеси»,
как на сгинувшей Украине
рушат памятники Руси.
Но они прорастают снова
в той земле и в ее крови…
Прыгунам недоступно Слово
высшей истины и любви.
В этом Слове бессмертна память,
как зарыть ее ни тужись.
Память — вечной Победы пламя.
Кровь погибших рождает жизнь.
Свет грядёт — подступают сроки —
и трепещут его врази.
Из крови и корней глубоких
встанут памятники Руси.
ОТКРЫТИЕ РОДИНЫ
Ты кровью почуешь, когда
тебе открывается Родина,
коль в душу войдут навсегда
Дивееево, Сергиев, Оптина…
Сподобилось их уберечь…
Бездонно небес милосердие…
Сквозь веру и русскую речь
ты сам прорастаешь в бессмертие.
Запомни — весь путь свой земной
ты к встрече с собою готовишься
за той невозвратной чертой,
когда Человеком становишься.
Лишь вере страшись изменять
в дороге, что сердцем не пройдена,
чтоб смочь в этой жизни понять,
КОГДА начинается Родина.
НАМ ОСТАЛОСЬ…
Вновь о «Минске» мечтают в Кремле…
Всё кровавей донбасские беды.
Ах, как много на русской земле
тех, кто нашей не хочет победы!
Для одних — за Россию война.
Для других — развлекуха и пляски.
Веселится, гуляет страна,
в телеоргиях ржёт без опаски.
Релоканты к врагам семенят,
безразличные к мелким укорам.
Незалежные танки горят.
Кремль готовится к переговорам.
Мерседесную жлобскую сыть
так и тянет к эстрадным пройдохам…
Нам осталось врагов победить,
чтобы всех недобитых — добить
вопреки миротворческим вздохам.
* * *
Падает, кружится медленный снег…
2022 г.
Падает, падает снег в феврале.
Время зависло на стылой земле.
Мир утонул в беломраморной мгле.
Кружится, кружится снег в феврале…
Нет ничего, никого… Ни о чём
снег не расскажет в паденье своём.
Белая мгла — это сказка о том,
что позабылось в круженье земном.
И не напомнит никто и ничто,
сколько метелистых зим прожито…
Кто-то безумный в осеннем пальто
молча пропал в белой мгле ни за что.
Падает снег, не кончается он,
белым безмолвием заворожен,
словно никем не разгаданный сон,
стылой земле как последний поклон…
* * *
Ты сделал в жизни всё, что мог,
в душе храня свое призванье.
Когда о грешном вспомнит Бог —
настанет время испытанья.
И должен с этой высоты,
спасенный лишь Его любовью, —
отринуть сладость суеты
и тяготенье к празднословью.
Узреть, как всей судьбы венец,
дорогу взлётов и падений,
себя очистив наконец
от горделивых наслоений.
И ниц не опустив лица,
но покорившись высшей воле,
дойти до самого конца —
до тьмы в глазах — по нерву боли.
И этой муки никому
не выдать словом и слезами.
Лишь только Богу одному
с тоской о ней сказать глазами…
ПРЕВЫШЕ ВСЕГО
Опять нас хотят избыть,
лелея и месть, и злобу…
Нам лучше всего забить
гвоздями окно в Европу.
Божественный мир круша, —
нас в липкие манят сети…
Главнее всего — душа,
и мать, и отец, и дети.
Европа идёт в разнос.
Нас дали влекут иные…
Превыше всего — Христос,
а после Него — Россия.
Такой вот святой вопрос
на все времена земные.
Превыше всего — Христос.
И после Него — Россия.
* * *
Мир земной — это дар изречённого Слова.
И блажен тот, кто Слову бессмертному внял.
Нет ни Рима второго, ни Храма второго.
Их руины давно полумесяц подмял.
Нас, неверных, конечно, смела бы стихия
за бесовский бедлам и за гендерный срам…
Но на грешной Земле существует Россия —
как единственный Рим и единственный Храм.
И еще предстоит нам великую драму
пережить как спасительную благодать…
Но Четвертому Риму и Третьему храму
на Земле человечьей уже не бывать.
* * *
Вот и вновь я дожил до весны,
до березовой ласки дожил…
А на южных дорогах войны
день за днем наши рвутся из жил.
Терпко дышит шальная весна,
под окном распустился каштан…
А на юге гуляет война,
горькой гарью пропитан туман.
К нам вернулись скворцы и дрозды,
скоро ласточки к нам прилетят…
И на крыльях усталой беды
возвращаются души солдат.
Остро чувствую этой весной
запах листьев и влажной земли…
И летят, и летят надо мной,
словно души солдат, журавли…
|
ВРЕМЯ ЧУДА
И опять расцветает сирень,
и опять приближается лето…
Что ж в глазах моих прячется тень
от весеннего яркого света?..
Этим дням просиять суждено
так сиренево, так белопенно!..
Время чуда… Но что же оно
так до слёз невозможно-мгновенно?!
Лишь успеть бы вдохнуть благодать
непостижной любви дуновенья…
Да, конечно же, стоило ждать
целый год этих дней упоенья.
И останется лишь — заглушить
все в глазах неминучие тени,
лето, осень и зиму прожить,
чтоб увидеть цветенье сирени…
ЛЮДИ И КРЫСЫ
Чёрные дроны над Брянском кружат,
коптеры в небе над Курском зависли…
Бабушки вяжут носки для солдат,
дети им шлют благодарные письма…
Женщины в Туле, в Орле, под Москвой
шьют для ребят бельевую обновку.
Мчится на фронт продуктовый конвой,
и волонтеры плетут маскировку...
Евро и доллары прячут в мешках
два министерских больших генерала...
Все либеральные крысы сквозь страх
скрыть не способны хмельного оскала.
Ждет закордонное племя иуд
зверской победы своей закулисы.
Люди и крысы на свете живут.
Рядом, извечные — люди и крысы…
26 мая 2024
ВОПРЕКИ
Может, еще возвратится ко мне
лето земное…
31 августа 2023
Ну вот оно и возвратилось…
Ну вот оно и возродилось,
моим сомненьям вопреки —
души пленительное лето,
живая связь тепла и света,
игра сияющего цвета
поляны, озера, реки…
Зимою, помню, тосковалось —
еще так много оставалось
морозных и метельных дней…
И цвет полей угрюмо-серый,
и небеса тяжелой сферой
гасили свет в душе моей.
Казалось, вечно будут длиться
зима и снег. Не возвратится
ко мне полей душистый цвет…
Казалось, круг друзей порвался…
Казалось, мир земной распался
и как-то слишком исчерпался
огонь в глазах последних лет…
Но дни иссякли, как ни странно…
Весна промчалась интриганно,
как миг, как сон, как крыльев взмах…
Лесные трели пробудились,
и, возродившись, возвратились
и круг друзей, и свет в глазах…
Души пленительное лето,
живая связь тепла и света,
игра сияющего цвета
поляны, озера, реки…
Рассвет, врывающийся звонко,
родная песня жаворонка
и в небо взгляд из-под руки…
Тоске сердечной вопреки…
БЛАЖЕННЫЙ
«…Меня печалит вид твой грустный,
Какой бедою ты тесним?»
И человек сказал: «Я — русский»,
И Бог заплакал вместе с ним».
Н.Зиновьев
Творец Вселенной, друг убогих
степной дорогой проходил.
А там Зиновьев — у дороги —
по русской доле слёзы лил.
«Ты кто? — спросил Он Николая. —
Чего раскис на склоне лет?»
«Я — русский», — слёзы утирая,
ответил Богу наш поэт.
«Блаженный! — Бог махнул рукою. —
Я Русь спасал, как только мог.
Не время плакать нам с тобою…»
И дальше путь продолжил Бог.
16 июня 2024
МЛАДШИЙ БРАТ
Уходят годы без возврата,
порой бесцветно семеня…
Но вот уже не стало брата.
Не стало брата у меня…
Мой младший брат…
Картины детства
бегут, роятся предо мной…
Как сердца милое наследство,
как звон весенний за спиной…
Мы без отца росли… Остудно
душа несла судьбы печать…
Крутясь, как белка, бедно, трудно
двоих нас поднимала мать.
Но были в нашем детстве светлом,
как дар желанный, каждый год —
деревня, летние рассветы,
цветущий, бабушкин, приветный
клубнично-сладкий огород…
И рос мой брат в том детстве славном
по праву слабости мальца…
В делах по дому был я главным,
и был ему я за отца.
Учил в футбол играть и плавать,
с собой в лесную глушь водил.
И по-боксерски крюком справа
при драке в челюсть бить учил.
Забылись те мои «науки»,
он стал и сам — отец и дед.
Так быстро повзрослели внуки!..
И только брата больше нет.
Как скоротечно всё на свете!
Лишь звёзды вечны в полумгле.
И жизнь течет, и солнце светит…
А мать и брат лежат в земле…
ВСЁ ЖЕ ПОМНИ…
Лет ушедших, лет устало-безутешных
ты возврата не желаешь даже в снах…
Всё же помни о московских наших нежных
удивительных июльских вечерах.
Как сидели мы под липами густыми
на Кузьминских или Братцевских прудах…
О настоянных в зеленом терпком дыме
восхитительных июльских вечерах —
всё же помни... Этот блеск воды закатный
будет в сердце утишать и боль и страх…
…О несбыточных, о наших безвозвратных
упоительных июльских вечерах…
И придет последний день на белом свете,
и померкнет ясный свет в твоих очах,
и тогда, конечно, вспомнишь ты об этих
нерастраченных июльских вечерах…
* * *
Тучи вечерние неба июльского...
Розы, роняющие лепестки...
Юрий, братишка, и мать наша Юлия
где-то ещё не совсем далеки...
Тучи вечерние, тучи недвижные...
К розам отцветшим вернулся покой...
Души родимые, нам лишь постижные,
смотрят с улыбкой на нас и с тоской.
Тучи вечерние неба закатного...
Розы остылые клонятся в сон...
Брат мой и мать... Их пути невозвратные
летний мой вечер влекут под уклон...
* * *
Мы останемся в августе этого лета,
не уйдём никуда мы с тобой из него.
В нём одни ото всех затеряемся где-то
и не встретим уже из других никого.
Пусть другие уходят осенней дорогой,
безвозвратной дорогой в сентябрьскую муть.
Мы останемся здесь, у реки неглубокой,
где наш старенький дом покосился чуть-чуть.
В нашем августе липы цветут голубые,
еле слышно шуршит красно-синий кипрей…
…Что-то громко крича, мы с тобой, молодые,
нам на встречу бежим из росистых полей…
Взявшись за руки, в ярких огнях иван-чая
мы бежим и кричим… Но для нынешних нас
август, в сонной реке предзакатно играя,
наши чувства собой до конца заполняя,
стал реальным, единственным светом сейчас.
Будут сны нам нашёптывать травы густые,
утишая на сердце тревогу и страх…
Будут листья над нами лететь золотые,
и дожди, и снега — мимо нас в небесах…
СВЯЩЕННАЯ ВОЙНА
Война объявлена каждому из нас.
Протоиерей Андрей Ткачёв
Донбасс отныне — вся Россия.
Нам всем объявлена война
за наши нивы золотые,
за то, что есть у нас страна.
До стен казанских долетают
шальные «птички» от ЕС.
Но о войне еще не знают
сидящие в «Полях чудес».
А Русь опять — новоиконна,
и вновь — святых героев рать,
и — Белгородская мадонна,
и рядом — Курска Божья мать.
И, небесами осиянна,
идет священная война.
Но кто же скажет нам с экрана:
«Вставай, огромная страна!»?..
* * *
Сентябрь — всегда прощанье,
сентябрь — всегда звучанье
минорных, тихих струн…
Роняет мне на плечи
листву и что-то шепчет
поникший вяз-молчун…
И был бы мир скучнее,
бесчувственней, беднее,
как без любви рассказ,
когда б с листвой прощанье
и грустных струн звучанье
не пробуждались в нас.
Пусть в мир приходит осень!
Она нужна мне очень,
как этот вяз-молчун…
И пусть она — прощанье
и тихое звучанье
души минорных струн…
ВРАГ
Враг говорит на чисто русском,
и враг стоит уже под Курском,
и дроны рвутся под Москвой…
Министры произносят речи,
а на экранах каждый вечер —
весёлых лиц поющий рой.
Пиндосы Киев посещают.
Эксперты хором обещают
всесокрушительный ответ.
Экран поет, экран хохочет.
В боях морпехи укров мочат.
Но крепок у хохла хребет.
Хохол еще не в бледном виде.
Он Русский мир изненавидел —
и общий дом, и Божий храм.
По-братски вскормленный на воле
и Пушкина читавший в школе,
он бьет по русским городам.
Расхристан, в зверстве не раскаян,
отвергший Бога — новый Каин.
Брат, прямиком идущий в ад.
От смертной злобы почерневший,
с восторгом с разума слетевший,
завистливый вчерашний брат.
Ликует укр в нацистской прессе:
бюст Пушкина снесли в Одессе
и подняли свидомый флаг!
Враг говорит на чисто русском,
и он стоит еще под Курском,
перерожденный чёрный враг.
* * *
Кем-то, наверно, нам было попущено
зло в нераскаянном зле…
Как-то Россия сумела без Пушкина
выжить на этой земле…
Кто-то пытался бессудно-расстрелянно
русское всё сокрушить…
Как-то Россия смогла без Есенина
все эти годы прожить…
Кто окруженную гибельным холодом
всё ж от отчаянья спас?..
Как в этом мире бездушно-расколотом
ей сохраниться без нас?..
КРАСНЫЕ ЛИНИИ
Где же они, эти красные линии?
Всем нам казалось когда-то, что там,
где небеса и моря наши синие
мирно сияют, доверившись нам...
Где эти линии самые красные?..
То ль в Подмосковье, а то ли в Кремле…
Скрытые в тайных анналах, безгласные,
нами не видимые на земле.
Все мы охвачены долгими думами,
видя дымящиеся города…
Может, мы линии эти придумали?
Может, и не было их никогда?
Наши деревни, врагом разорённые…
Враг, потерявший возмездия страх…
Тот, что нарушил давно проведённые
красные линии в наших сердцах…
НАГРАДА
Снова Россию ввергают
в смертную битву, и вновь
с фронта вестей ожидают
Вера, Надежда, Любовь…
Снова за русскую землю
льётся горячая кровь.
Богу молитвенно внемлют
Вера, Надежда, Любовь.
Как ни кроваво сраженье,
сколько врага ни злословь,
в сердце смирят озлобленье
Вера, Надежда, Любовь.
Детям и внукам поведай,
друг мой, и не прекословь, —
нас наградили победой
вера, надежда, любовь.
* * *
Неизбежен жизни край,
безнадёжен бег ее —
раздавай, не раздавай
сердце смертное своё.
Всех живущих ждет свой час.
Всем рожденным дан свой век.
Мы уйдем, но после нас
не иссякнут дождь и снег.
Не исчезнет запах трав,
шелест листьев, песнь скворца…
И бессмертно, мрак поправ,
сохранится свет лица —
в снимке на стене твоей,
в долгой памяти людской…
На кругах Вселенной всей
этот свет один такой…
Жизнь бушует в лоне дня.
Лес щебечет по весне…
Если вспомните меня,
помолитесь обо мне. |