Секретариат правления Союза писателей России и Союз писателей Республики Коми поздравляют поэта Ольгу Хмара (Кашпур Ольгу Васильевну)  с юбилеем!
Ольга Хмара – член Союза писателей России. Долгое время жила в Воркуте, посвятила заполярному городу, который считает родным, много стихов и песен. Публикуется в журналах «Север», «Наш современник», «Молодая гвардия», «Аргамак» (Казань), «Глаголъ» (Париж) и других. Она автор четырех сборников стихов. Творчество ее отличает чувствительность, напряженность мысли, социальная направленность. Ее поэзия откликается на многие современные события, ее без преувеличения можно назвать поэтом-патриотом – она ощущает неразрывную связь с Родиной, с историческим прошлым России. Умеет лирически передать тайну красоты, величия и кротости России. Она лауреат сайта «Российский писатель» за 2020 год.
Желаем Ольге новых творческих побед и воркутинской силы характера!

Ольга ХМАРА (Воркута)

ПРОРВЁМСЯ!

(Из новых стихов)

***
       Страна читателей! Такой
       История не знала…
                      Е. Долматовский
Годы бегут в неизвестность без роздыха.
Им ли не знать:
Нет в доме книг – нет в доме воздуха,
Нечем дышать.

Как вызывающе скапливал силищу
Книжный мой век! –
Путь человек начинал от святилища
Библиотек.

Стойкий, пытливый, не знающий лени и
Дерзкий, как Бог!
Лишь перед книгами стать на колени он,
Истовый, мог.

Жизни осмыслить попробуй прочтение.
Рвётся сюжет.
Тихо уходит моё поколение,
Сходит на нет, –

Несбережённой державы подвижники.
Истин иных
Единокровники, присные книжники
Лучшей страны.

И не могло ненароком присниться им
Даже на миг:
Груды рыдающих каждой страницею
Брошенных книг.

Будущность вольная, нетороватая
Гордо глядит.
…Брошены… преданы… ветром распятые…
Я на коленях стою, виноватая, –
Книжек среди.

***
Ну, давайте же знакомиться,
Не раскаиваться чтоб!
Дней нахлёстанная конница –
Из аллюра, да в галоп.

Обещанья лета устные
Черновик мой сохранит.
А у вас глаза негрустные.
И вполне приличный вид.

Полночь свалится разлаписто.
Принесёт перу приплод:
Не хореем, так анапестом
В тайну строчек позовёт.

Подходящая компания
Для живущих нараспах:
Спят смешные ожидания
В непричёсанных стихах,

Оттого ли, что, привычная
К неудачам и снегам,
Вам, на откуп, симпатичному,
Сердце грешное отдам!

***
        Meneh, meneh, tekel, upharsin –
        царство твое Бог исчислил, ты взвешен на весах,
        и твое царство разделяется…
                    Библейский сюжет о пире Валтасара
                              (Дан., V, 25—28)

Достатка полон дом. Твои дела неплохи.
Но дрогнула уже судьбы бесчестной нить.
Ты взвешен на весах и найден очень лёгким,
И надпись на стене ничем не истребить.

Бессилен эскулап: нет снадобья в аптеке
От подлости в крови и сумрака души.
 – Маляр! Хватай же кисть, и фарес, мене, текел
Белилами ценой в сто жизней потуши!

Глумлению предел, он есть, слепые стада,
И гневный рок ещё никто не упросил.
Века, века, века звучит в объятьях ада:
– О, совесть! О, душа! О, текел упарсин!..

***
С дождями долгий спор окончу.
Одним желанием горя,
Войду в натруженный вагончик,
Сбегу в объятья сентября.

Ненастий ранних бита карта, –
Отстанут, дерзкие, вот-вот!
Бежит немодная плацкарта
Под синим-синий небосвод.

На шумном выйду полустанке,
Базара оценю уют.
Там черноглазые цыганки
Судьбу за грошик продают.

Там чудный овощ, мёд, игрушки.
Грачи несчастия крадут.
У самой сгорбленной старушки
Куплю ненужный мне продукт.

Куплю, ей всю оставлю сдачу, –
Так обещала сентябрю.
И отчего старушка плачет…
Зачем «простите» говорю.  

***
           Вячеславу Борукаеву
Судьбой крылатой осенён.
Передохни от рукопашных.
Сооруди обед силён, –
На стол мечи питьё и брашно.

Вдали от суетной беды
Считай для званых табуретки,
Неси исконные меды,
И ставь заморские заедки.

Законным словом укори,
На чин не глядючи, любого,
Коль вдруг некупно другари
Сойдутся вкруг стола такого.

Отведав братины «штрафной»,
Сболтнёт подвыпившая стужа,
Где променяем путь земной
На звёздный, мы с тобою, друже...

Ну, а покудова, смеясь,
Люби, что есть на белом свете.
Хоть нашей юности анфас
Давно суров и безответен,

Мы бесприютные – давно.
Без сожаления и лажи
Кружит судьбы веретено,
Прядёт для сердца друга пряжу.

Впрах расточительны, и всё ж,
С кем попадя не выпьем браги,
И пропадаем ни за грош,
А в полночь плачемся бумаге.

Как наших судеб пустыри
Необитаемы и куцы:
По звёздным тропам другари
Навряд ли к сроку доберутся.

Вспомянем поимённо их,
Не пожалея хлеба-соли,
Пусть даже только на двоих
Придётся званое застолье.

***
Лет полсотни назад
Божий мир налицо:
Расписной палисад,
В семь ступеней крыльцо.

Не умеет пока
Через пальцы – вода.
Солнцем светит доска, –
Молодым-молода.

Где черёмухи вскрик
Не продаст ни за шиш,
В одиночестве книг
Подрастает малыш.

На виду у Небес
Волю дарит словцу.
Наслажденья не без
Ладит крылья крыльцу.

Там, полвека назад,
Светлый ангел смолчал
Про земной тихий ад,
И безумный вокзал…

Ничего не сказал.
Только гладил лицо
И под ноги бросал
В семь ступеней крыльцо.

ПРОТИВ НЕСВОБОДЫ
Не звала – себе в подарки.
Не брала – в гостинцы:
Ненавижу зоопарки,
Цирки и зверинцы!

Душу ранило когтями
Соучастья, что ли? –
От звериных клеток тянет
Чернотой неволи.

Преисподни
цирковое
Безнадёжье меря,
За моей грудиной воем
Воет сердце зверя.

Боль заметить не пора ли
Волка, льва и тигра?!
Ах, как люди заигрались
В гаденькие игры!

Я таким не вторю сроду,
Я с такими спорю
И врываюсь в несвободу
К шерстяному горю.

И вот-вот рецепт созреет,
Как утишить раны:
Убегай, зверьё, скорее
В степи и саванны!

Пусть двуногие уроды
Всей своей оравой
Хлещут пойло несвободы,
Жрут тоски отраву.

Не покажется елеем
Дармовая пища.
Пусть у них зрачки белеют,
Встретив кнутовище.

…Я сама когтьми когда-то
Оставляла метки…
Не ругайся, сторож, матом
На пустые клетки!

***
Нет в запасе давно ни живой и ни мёртвой воды.
На подмогу душе ниоткуда и некого кликать.
Мы стоим и молчим у начала великой беды.
У начала заката России, когда-то Великой…

На победное знамя давно не хватает заплат.
Наш Небесный давно полномочия снял с себя Отче.
Стисни зубы, и стой, и бесслёзно смотри на закат.
В каждый ген ту беду и причину впечатывай чётче.

Набирает закат небывалые краски и мощь.
И душа налегке покидает ненужное тело.
Наряди в чистый лён – непременно – и сына, и дочь. –
Непременно – в глаза бедам росичи смотрятся в белом.

А Небесный шатёр над притихшей землёю повис.
Свет мерцающих звёзд ненадёжен впервые и зыбок.
Стан берёзке сломав, варит варево в роще киргиз.
Убегает заря басурмана довольных улыбок.

Хлеб ядят наш, и мёд, травы топчут медвяные – пусть. –
Непременно найдёт верный путь из берёз наших посох.
… В миг единый сомнений светло залопочет урус*
На могучем чужом: «Поднимайся, Великая Русь!»
И плеснёт синева в непокорных глазёнках раскосых.
__________________
*Урус – в переводе с тюркского, означает воинственный.

ЖЕНЩИНА-ТЮРЬМА
               Не сходите с ума...     
               ………………………….
               А когда всё пройдёт,
               Я, конечно же, струшу...
                              А. Широглазов
Был в ночь прощанья бок луны чуть-чуть надкусан.
А ты прогнал ту ночь. Ты не сойдёшь с ума.
Беги, мой друг, беги, спокойно празднуй труса:
Надёжен твой острог, в нём женщина-тюрьма.

Легко своей рукой стянуть на горле узы.
А горнее дарить по выдаче ужель!..
Прозрением ожглась, глаза прикрыла Муза, –
В неволе отчего спит вещая свирель?..

Умащивай себя тщеславья позолотой.
Укладывай души смятение в гробы.
У женщины-тюрьмы не выпросишь ни ноты.
Ни строчки, ни стиха, ни песни.
Ни судьбы.

ПРОЕЗЖАЯ СТАНЦИЮ ИРАЁЛЬ
Сумрачный свет.
Поезд немолод и хил.
Едет поэт.
Чьи-то читает стихи.

Строчкам вослед –
Новую ладит строку.
Только поэт
Слышит поэчью тоску.

Стынь и огонь.
Свет, и беда, и погост…
На одного –
Столько прозренья и звёзд.

Спит пассажир.
Стынет в титане вода.
Катится мир –
Из никуда – в никуда.

***
В мир горний случайно откроется створка,
И взор онемеет, внимая картине:
Идёт генеральная в Небе уборка, –
Не боги горшки обжигают – богини!

Усталости чужды их белые плечи.
Уста утолив малой толикой хлеба,
Мужей своих правят великие речи,
И моют, и чистят от накипи Небо.

У вечности ревностной на солнцепёке,
Где так же пути и круты, и пологи,
Без нежных проворных богинь синеоких,
Там, в дебрях Вселенной, чтò стоили боги!..

***
Голос мой и походку припомни.
Сокрушённо скажи: «Как давно…»
Поселили меня в этом доме.
Затворили от мира окно.

В этих благоустроенных далях –
Ни намёка на прежний кураж.
Позабыли меня, потеряли,
Будто в поезде зряшный багаж.

От безделья скучают наряды.
Пыл признаний вконец изнемог.
В этом доме мне больше не надо
Выбегать на призывный звонок.

И ни корыстью, и ни деньгами
И не грежу, и не дорожу.
В спину загодя брошенный камень
К воспалённым губам подношу.

И шепчу под бесчинство воронье:
– Чтò жалеешь для сердца огня?!
Что ж ты, милый, бесслёзно хоронишь
В этом доме – живую – меня.

***
Помнишь, Тома, грибные места –
У Песца, у Ошвора?
Я смотрю из окна – красота!
Угодил-то как «скорый».

А стоянка – минута всего,
И запели колёса.
Память детства кричит моего,
Машет из-под откоса.

Жизнь, твои закрома неплохи. –
Мы красивы, невинны.
По леску вперебой женихи
Наши тянут корзины.

И на небе, в душе, на земле, –
И просторно, и ясно.
Вот, обабок во мху забелел,
Вон, припрятался «красный»!

Чтò хранило нас, юных тогда?
Всё обычное вроде.
…Бродит псиной голодной беда
Нынче. Бродит и бродит.

Под усталость родимых гробов,
Горе пажитей, весей,
Стало как-то нам не до грибов,
Не до смеха, до песен...

Что же! Если бы… эх!.. да кабы…
Под небес синих блюдца
Я хочу убежать по грибы,
И уже не вернуться.

***
Без любимых глаз ужель
Сдамся и помру?
Не берёт ни смех, ни хмель
Во чужом пиру.

Ясно, стало быть, ежу,
Что зима грядёт.
Зорко память сторожу
Ночи напролёт.

Держит память про запас
Ложечку медку.
К ней опять в полночный час
Проложу строку.

От былых Амура стрел
Нету и следка.
Сладок, сладок мой удел,
И печаль сладка.

***
Листвы над землёю кружит эскадрилька, –
Полмира желтò!
Роскошная Осень на тоненьких шпильках,
В роскошном манто

По трапу на землю ступает неслышно.
Походка – ожёг!
Забылся, невидимый, тронул Всевышний
Её локоток.

Небесная, тесною стала квартира,
Не стыдно седин!
За женщиной этой готово полмира,
И Этот, Един…

О чём-то забыв, и о чём-то мечтая,
И чем-то согрет,
Бренчит осторожно ключами от рая
И смотрит вослед.

ПРОРВЁМСЯ!
Когда в окруженьи судьбы зуботычин
Отвага сойдёт на нет,
Собой заслонит, и прикроет привычно
Погибший на фронте дед.

И выйду спасённой из поединка
Прямо в объятья сна.
И ласково дед назовёт «кровинка».
И кончится вмиг война.

Недобрые, буйно взрастаю химеры.
И на отступленье запрет.
Отстреляны пули надежды и веры,
И сил уже больше нет, –

Последние призваны из резерва.
Себе говорю опять:
– Просто сейчас на душе 41-й,
И надо насмерть стоять.

Секрет мой обычен. И мощь его в нём вся:
Сквозь груды прошедших лет
Я деду кричу: «Мы, конечно, прорвёмся!
С тобою прорвёмся, дед!»

Тогда обнимают спасения слоги.
Выводит легко рука:
– 44-й уже на пороге,
Победа совсем близка!

Когда по мою или правнуков душу
Немыслимый враг придёт,
Я не отрекусь, не спасую, не струшу
В тот очень тревожный год. –

На помощь привычно покличу солдата
Сквозь толщу летейских вод.
Поёт, и спасает тот год 45-й,
И за руку тихо ведёт.

***
Живой или мёртвой, какою из вод
Вражды утолить жажду?
Повинную голову меч не сечёт.
Моя же отрублена дважды.

В прощёные сроки твержу слова, –
От самой души, не со страху.
Но чует бедовая голова,
Что снова идти на плаху.

Пора бы страстишкам давно поостыть.
Беду не манить всуе.
Сознаньем нелепым своей правоты
Отрубленную – бинтую,

Что снова скатилася в трын-траву…
На лунное блюдце не вою.
Вот так вот, дружочек, вот так и живу –
С отрубленной головою.

***
… Просто перепутались пути,
Просто в биографию поэта,
Если хочешь, можешь ты войти.
                    Николай Глазков

                                                Л.
Белый свет заслоняет гардин тёмный шёлк.
Без цветов деградирует ваза.
Ты зачем мне когтями по сердцу прошёл,
Мой сибирский медведь синеглазый?!

Так меня целовал только морок в ночи.
Так смотрели в глаза василиски…
Светлой нежности ты по какой из причин
В своём сердце не выдал прописки?

 Серебро разменял на бездумную медь.
С головой – в двухгрошовые сети.
Ты зачахнешь в тайге, синеглазый медведь,
И никто боль твою не заметит.

Всё вернётся на круги своя, погоди.
И воздастся, без шума и пыли.
А когтей твоих след проливные дожди –
Эскулапы насилу зашили.

ПИСЬМО ИЗ ВОРКУТЫ
               Памяти Ирины
– Приезжай! Души остуду
Распатронить чтоб.
Я твою тоску-паскуду
Загоню в сугроб.

Посредине тундры белой
Учиню правёж,
Что б душа твоя не смела
Гибнуть ни за грош.

Все метели без вопросов
В гости позову.
Станем мы многоголосо
Срамотить Москву:

– Ты счастливого билета
Не подаришь что ж?! –
Божьей милостью поэта
Ты не бережёшь!

Разгневила сердце дюже,
В прах тебя и пух!
Отворяй скорее, ну же! –
Зрение и слух!

И тебя, столица, торкнет, –
Зуб даю! – с утра,
Коль нагрянут на разборки –
Скопом – севера.

Север – он не трали-вали,
Может и под дых.
Ты дотумкаешь едва ли –
Не сдают своих.

Ты дотумкаешь убого.
Кликнет вестовой
Меченых строкой, и Богом
Взятых на постой.

***
Где-то под Хальмер-Ю
Смех до сих пор живёт.
Где-то под Хальмер-Ю
Ягод невпроворот.

Чудо моё – июль.
Речка бежит вослед.
Вызрел под Хальмер-Ю
Радости первоцвет.

Тундра и небо – за
То, чтобы до зимы
Прямо глаза в глаза
Тихо смотрели мы.

Где-то под Хальмер-Ю
Ягоды и грибы
Пели судьбу мою.
Прятали от судьбы.

***
Дотянуться до Рая
Не спеши, в самом деле!
Поправляйся, родная,
Я приеду в апреле.

Наскребу на дорогу,
И – к родному ГУЛАГу.
Мы осилим, ей-богу!
Тяжесть первого шага.

За высокую плату
Скинем трудную ношу.
Пусть вернётся в палату
Жизнь с обновой хорошей…

Вот и время расплаты. –
Прямиком из столицы,
Я брожу виновато
У окон горбольницы.

У беды, у бездонной
На вопросы – ответы:
Нет у рамы оконной
Твоего силуэта.

Тень беды имярека
Невысокого роста –
До скончания века.
От звезды до погоста.

***
Сальери!
Мой маленький славный Сальери!
Фонарщик прошёл. Посветлело. Присядь же поближе.
Ты истины ищешь? Я истово предана вере –
В бездонное Небо, и тропки небесные иже.

Слагается жизнь в кабачка потайном уголочке.
Не спрячем лица от её беспокойного взгляда.
За выпивку нашу заплатят безропотно строчки –
С изрядной горчинкой, но стройные все, и без яда.
 
Позволь же тебе возместить дорогие потери. –
С утра вестовой прокричит, что доставлена почта.
Я крылья сожгу, чтобы рядом с тобою, Сальери,
Брести не спеша по безверьем заплёванной почве.

Не думай, что мир перепачкан продажною гнусью.
Взгляни, горизонт нефальшиво призывно синеет.
Чтò прячешь в руке? Вот мой кубок, бросай, отвернусь я:
Никто не сумеет приять зелье гнева нежнее.

***
Давлюсь гостинцами разлук.
От них душе навару нету.
А может, крутанув планету,
Рвануть на лето в Бузулук?

Забытый отогреть мотив.
От места отказав инфаркту,
Нырнуть в святилище плацкарты,
Лишь сумасбродство захватив.

Ночь, улица и фонари
К аптекам нежно тянут руки.
Ты в этом самом Бузулуке,
Случайность, встречу подари.

Пусть осторожный, трезвый, он
Узнает, к вечности шагая,
Как память жаркая, нагая
Берёт в горячечный полон.

И может, вовсе не испуг
Плеснётся в светло-синих блюдцах,
И так захочется вернуться
К объятьям воркутинских вьюг.

Законы строгие пиши
Не им, противницам условий:
Тоскуют первые любови
На светлых улочках души.

Не станет за грудиной стук
С судьбой играть, как прежде, в прятки,
Раз у тебя там всё в порядке.
Коль славен город Бузулук.

***
Зимний вечер пьян в умàт
И нетрезво щурится
На уснувшие дома,
На пустые улицы.

Как поладить одному
С думою неловкою:
Завалиться бы – к кому,
С грусти, с поллитровкою?..

Лунный диск сиянье льёт,
Утешает грошево.
Снег ложится на жильё,
А жильё-то брошено.

ИВАН ДА МЫКОЛА
Не успевают проклюнуться почки.
Как-то неслышно дошли мы до точки.
Что-то весне не особенно рады. –
Падают с неба шальные снаряды.
Дети не бегают радостно в школу.
Что ж приключилось, Иван да Мыкола?
Не заживают кровавые раны:
Насмерть дерутся Мыкола с Иваном.

С воплем и стоном поломаны песни
В мае, в четырнадцатом, в Одессе.
Будто от дьявольского укола
С криками прыгал счастливый Мыкола.
Горя среди гулко бил в барабаны.
И разбудил под Москвою Ивана.
Злобою, казнями, криками, воем –
Всё ж, разбудил он людей под Москвою.

Знает Иван, что такое расплата.
Как под Москвой останавливать ката.
Как в артиллерии перебранке
Жечь ненавистные вражии танки.
Вот вы какие, Укрàины школы! –
Что ж вы наделали с глупым Мыколой...
Что ж вы учили дитятю погано?!
Лбами столкнули Мыколу с Иваном.

Вы, постояльцы лихие дивана,
Камни кидать не спешите в Ивана!
Грозно расправил Иванушка плечи,
Гонит, как встарь, он фашистскую нечисть.
Плачет Москва. И ревёт Украина.
Каждая молится мамка за сына.
Каждому шлёт небывалую силу, –
То, чему в детстве сыночка учила.

Страшно и холодно стало Мыколе. –
Голову правде рубил не в неволе.
Тащится следом кровавая наметь.
Что ж опоганил ты дедичей память! –
В свастиках память, коросте и тлене.
В страхе Мыкола упал на колени:
Грозные встали небесные рати,
Те, что ему не друзья и не братья.

Молча шагнули, полки за полками.
Красное в небе полощется знамя.
Грозная сила с Иваном на марше:
Пращуры, деды и отчичи наши.
Сила святая зло переборола.
Прячет лицо от прозренья Мыкола.
Плачут без слёз, не докликавшись сына,
В чёрном – Россия и Украина.

***
            Где красота, там правота каприза…
                                          Василий Федоров
Ну, кому, ну, кому ж
Эти сплетни, как пряник?!
Он, конечно, мне муж.
Муж поэта. Избранник.

Мой спасательный круг.
Отзвук снов самых вещих.
Ненавязчивый друг.
Не пастух, не тюремщик.

В звонких россыпях лет
Наших судеб цепочки
Ловко путали след,
Прячась в стройные строчки.

Были: пряник и кнут.
Было: мято и клято.
Но тебя не зовут
В судьи и адвокаты.

Нет, не в каждой реке
Утолить можно жажду.
Оттого и в строке
Отзовётся – не каждый.

Увлечённая в дым, 
Сумасбродство итожа,
Разделю – не с любым –
И прозренье, и ложе.

На злословия кошт
Не жалей провианта.
Чтò с поэта возьмёшь,
Кроме строчек брильянтов!

От любови с ума
Никогда не сходила,
Чтò ты мыслишь, кума,
В обновлённых чернилах?! –

Вспять потёк бы Меандр*,
Сеять стали полову,
Воспевай Александр
Лишь одну Гончарову.

Иск вчини за урон –
Из-за ветреной юбки
Ввергнут был Илион
В жерло той мясорубки.

Щедрая недолгà:  
Мужей славных Елена,
Наставляя рога,
Отнимала у тлена!

Пусть помнится на миг:
Чтя молитву и ладан,
Жёнки, выхаркав крик,
Заживут, так «как надо»:

Златокудрую нить,
Тайну светлого чуда,
Что нельзя объяснить, –
Прятать в сердце не будут.

Не сражённая влёт,
Сняв оковы дурмана,
До седин доживёт
Непокорная Анна.

Знай, бесстыдниц кори.
Что ж тревожат доныне –
Чаттерлей, Бовари,
Катерина, Аксинья?!

Бесконечный рефрен.  
Ты поймёшь, коль не дура:
Из таких вот измен
Вышла литература.
______________________
* Меандр – древнее название очень извилистой реки в Малой Азии

***
Судьбы бесконечным не будет затменье
На стылом ветру.
Лелею безмолвно одно утешенье:
Я тоже умру.

Не став ни мудрей, ни счастливей, ни краше,
В последнем бреду,
К последней спасительной горечи чаше
Вот-вот припаду.

Отдам барыши повзрослевшего слога
Безродным дождям.
Приду, и открою уставшему Богу
Всю боль и весь срам.

–Вот, Отче! Пришла, и стою у порога
Ристалищ Твоих.
Суди меня строго и взыскивай строго –
За боль и за стих.

Пусть будет итогом, безмолвен и страшен,
Тот ломаный грош.
Но только ни капли в земной моей чаше, –
Зри! – Ты не найдёшь.

Наш канал на Яндекс-Дзен

Вверх

Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта
Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-"

Система Orphus Внимание! Если вы заметили в тексте ошибку, выделите ее и нажмите "Ctrl"+"Enter"

Комментариев:

Вернуться на главную