|
***
Хоть в оборот берут метаморфозы,
Ан, глядь, дела не так уж и плохи:
Чем оголтелей заедает проза,
Тем неизбежней пишутся стихи.
***
В беготне по разлукам и дням
Ничего не успело случиться.
Здесь перо не роняла жар-птица,
И несладко жилось воробьям.
Приходила без спросу зима,
Добросовестно боли жирели,
И учили прилежно метели,
Как сходить понаучней с ума.
Здесь, в моей тридевятой дали,
Ничего не успело случиться.
Только реже – любимые лица.
Только дети уже подросли.
Да ещё поезда кажут хвост.
Да тревоги родятся в рубашках.
Ничего…
И целую мордашки
Расшалившихся с вечера звёзд.
***
Звучит весны неповторимый хит.
Весне никак нельзя – не быть поэтом.
Хочу читать хорошие стихи,
И пить вино хорошее при этом.
И вызывать ушедшее на «бис».
И на досуге обнимать полмира.
Ни, боже мой, – башкой с карниза вниз,
А только – вверх, советуют задиры-
Воробышки, piaf,лети, piaf! –
На тот большак лети, на перекрёсток.
У воробьёв вполне приличный нрав,
Хоть мне вороны ближе, и по росту.
Несу пальто небрежно на крыле.
Мне рукоплещут вещие вороны.
Весны опившись, чуть навеселе
Я к осени шагаю по перрону.
О, не горчи, пленительный букет!
Играй огнём на донышке бокала.
И снова спрячь на жизнь мою ответ. –
Что б не нашла, сколь долго б ни искала.
***
Положусь на волю Божью. –
Он на то и Бог.
И опять по бездорожью
Лет ещё чуток.
Край, где белые медведи,
Дорог мне и мил.
Вволю листопадной меди,
Песен и чернил.
Только в этом стылом мире,
Чувства не тая,
Мне родные – все четыре!
Всем ветрам – своя.
И под носом у Эреба
Жгу, смеясь, огонь.
А стихи слетают с Неба
Прямо на ладонь.
***
Крамолы в том нет,
Если счастлив поэт.
Но как они редки, в тучах просветы,
И как они счастливы редко, поэты.
Кому же так выгодно бедствие это?! –
Наложено вето на счастье поэта.
* * *
Пролога не будет, малыш, –
Навеки не рядом.
Легко о звенящую тишь
Ударишься взглядом.
Зато настоящей беды
Припадок не ранит:
Меж нами такие ряды
Стоят препинаний…
Косить научу трын-траву, –
Порода сорочья!
И в эту не нужно главу
Впускать многоточье.
Чернил не жалею (то бишь, –
Надежды убоги).
Ты видишь, как просто, малыш,
Писать эпилоги.
***
Стихи к С.
1.
Солнечный мой, окольцованный, сладкий,
Это не блуд.
Это из тонкой заветной тетрадки
Строчки зовут,
Те, что на твой отзываются голос,
Губы и взгляд.
Ах, как сердечко светло укололось
Месяц назад!
Шалая нежность подвергла аресту
Глаз водоём.
Сладко под осень узнать своё место
В сердце твоём.
Знаю, пожалует грусть не украдкой,
В месяц – какой?
Солнечный мой, ты останься в тетрадке
Светлой строкой.
2.
За частокол осторожности прячась,
Ни поцелуя за ночь не потратив,
Без неизвестных задал задачу,
Стойкий ты мой оловянный солдатик.
Глаз откровенью противишься чутко
Всей на века окольцованной волей,
Чтобы сомнения – ни на минутку,
Чтоб не взошло ни былиночки боли.
Мне ль, толкователю снов Мирозданья,
Не разглядеть в озерцах полусонных,
Как добросовестно буйство желанья
В дальних души усмиряешь схоронах.
Вот и уже безразлично – рассвета
Виден в окошке анфас или профиль?
Таем
в несказанном сладкой конфетой.
Пьём, за ненужностью снов, крепкий кофе.
Губим глазастые страсти умело.
… Кто-то за тучей, уже снеговою,
Пряча в колчан уцелевшие стрелы,
Грустно кудлатой качал головою.
3.
Строго август наказал,
Мой покой сберечь пытаясь,
Не смотреться в синь без края,
В синим-синие глаза.
И за то, что в те глаза
Посмотрела своевольно,
Ох, и стукнулась пребольно
Темечком о небеса.
4.
В закоулках глухих
Расколдованной ночи
До рассвета стихи
Не пишу.
Не пророчу.
За окном темноты
Высыхают чернила,
Звонкий лунный алтын
Тишина обронила.
Свой отбыв честно срок,
Боль уходит на убыль.
Только плачет сверчок.
Только губ ищут губы.
***
А на призывы громких дешевизн
Я не спешила в ритме угорелом.
Смеялась и растрачивалась жизнь.
Но Бог не выдал, и свинья не съела.
Медовый яд чужих и дерзких уст
Торил дорогу к немоты погосту.
Ломая горло, изнемог Прокруст.
Но время это мне пришлось по росту.
Мой век орёт, что песенке – конец, –
Нелепо ждать негаданного чуда!
Но тихо улыбается Творец
И замысел ещё таит под спудом.
***
Флаг непокорённых на мачте.
Ветры не кричат ошалело.
Плачьте, мои недруги, плачьте! –
Лодка-то моя уцелела.
Чем
иных обязана розне,
Сон которых груб и безлунен?
Правьте безрассудные козни. –
Канут вглубь души моей втуне.
Я-то – не матрос и не воин. –
Стихолюб затейливый, только.
Сколько же злословья пробоин
В решете души моей стойкой…
В ожиданье верного слова
Лопать барбарис и ириски.
Вы уж там стерпите, что снова
Лодка добралась в порт приписки.
Разношёрстный глупый мой табор!
Нет о непрощении речи:
Всех свистать неистовых нà борт
Лодки, не боящейся течи.
***
Кто ты? Чью ты фамилию носишь?
Кровь замешивал, что за народ?
Вот отца бы спросить, да не спросишь, –
В невозвратной сторонке живёт...
Пустотой родословье пробито.
О корнях, где добудешь вестей?
Мы ленивы и нелюбопытны,
Или сироты с малых ногтей.
Чёрным не норови чистоганом, –
Я из помнящих, слышишь, судьба! –
Из колена я русских Иванов,
Не безродная, не голытьба!
Ласки отчичей не изведав,
Опыт счастья познав небольшой,
В имена мной не виденных дедов
Всей вцепилась озябшей душой.
Кровь славянская не полова.
И на зов мой, что в тысячу ртов,
Шелестят ковыли Куликова:
– Ты из росичей. Ведаем то.
Много сказов былинных могли бы
Мы поведать. И сказы не лгут.
Знай – светло твои прадеды гибли,
Осиянный святой чёрный люд.
Расступаются тихо столетья.
Устремляюсь к родному огню.
– Вы из росичей, слышите, дети!
Посрамить не посмейте родню.
***
Виктору Гагину
Там слаще пьётся, легче спится,
Там не в ходу берёзы медь.
Но не умеет заграница
По-русски плакать и жалеть.
Не могут удаль и отвага
Прижиться там, где правит ложь.
С того, – без Родины и флага, –
Ты песню русскую поёшь.
Да песня та – белее сажи.
Дрожа за ломаный медяк,
Знаток тотальной распродажи,
Легко снесёшь её в кабак.
А после, прошлое поганя,
Сумеешь побольнее пнуть.
Владелец певческой гортани,
Не суйся в русскую войну.
Во дни, что горьки и ледащи,
Не трогай нашу круговерть.
Выискивай кусок послаще.
А мы – послаще – ищем смерть.
***
Жди меня. И я вернусь.
Только очень жди.
Константин Симонов
1.
Мы с тобой седые оба.
Оба понимаем:
Пресловутое «до гроба»
Разное бывает. –
В доме, порослью увитом,
Среди внуков грустных.
Или в поле, под ракитой
На равнине русской.
Мы с тобой седые, милый.
Мы – одно сердечко.
Дарит мне исправно силы
Тонкое колечко.
Перекрестит эшелоны
Мой крестильный крестик.
И в любой ночи бессонной
Я с тобою вместе.
Жду.
В объятьях полумрака
Усмирив потребу:
За тобой пойти в атаку
Под Бахмута небо…
Тем, кто крепкие породой,
Не страшна разлука.
Ты уходишь, тем уходом
Заслоняя внуков.
2.
Домашний кончился для нас уют.
Раскрыть глаза никак не могут шторы.
В колонне по двое дожди идут,
Команду выполнив: «Два дня на сборы!»
Опять в ружьё вставать моей орде.
Встаёт, родимая, ни с кем не споря.
И в той колонне – ты, и твой эрдэ* –
Пушинка малая на фоне горя.
Войной закинутый за облака, –
На сколь, неведомо, – от счастья ключик.
От ливня мокрая её щека
Припала намертво к щеке колючей.
_______
* эрдэ (РД) – рюкзак десантника
3.
Тò пожнёшь, что нынче сеешь,
Растакая-то война!
Ты не смеешь, ты не смеешь,
Офицерская жена,
Горевать в ночи до дрожи,
Хлеб не трогать суток пять.
Ты сумеешь, ты поможешь.
Ты ведь знаешь слово – «ждать».
Ты сумеешь, в самом деле,
Хоть сто жизней проживи, –
Удержаться на прицеле
Постоянства и любви.
Отдохни, земля, от боли. –
Уж намаялась, поди.
В чистом поле, в чистом поле –
Заслони и отведи!
***
Памяти Ирины
– Ну, до свиданья! Ну, будь здорова!
– Чего ревёшь-то! Не плачем сроду!
… Не расхлебаю никак улова
В тенётах двадцать второго года.
А нам казалось – мы будем вечны.
Шли по колено в житейском море.
На перекрёстках дороги Млечной
Сам Ковш Медвежий нам семафорил.
Какой там леший к нам путь отыщет!
А нам, бедовым, кремень по зубкам!
Ты красовалась – сини глазищи! –
В овчином батином полушубке.
Кàк разбивали твои семнадцать –
В труху – сердечки ребят общажных.
Ну, что ж, деритесь, коль стали драться.
А победит кто, ещё неважно.
Ковром дороги – под ноги кралям.
Цвели царевны, хоть голы-босы.
А мы в бараке меды пивали.
И звёзд осколки вплетали в косы.
Отца отрада в семье – «Ириша».
Серчал родитель, кричал – «Ирина!»
…Зачем, сестрёнка, не надо, слышишь! –
Слагаться в рифму с лихим «помином» …
Хранит молитва, молчит распятье.
Летят по ветру зимы одёжки.
Твои, родная, приму объятья
У Млечной речки, где, знаю, ждёшь ты.
С тобой не виделись и подоле.
Да нас держала та нитка тонка.
И как смириться-то –
поневоле
Я стану старше тебя, сестрёнка.
***
Без шального «ура!»,
Подчинясь безупречному такту,
На мои севера
Снег пришёл по сентябрьскому тракту.
Мне о том с утреца
Письмецо накропало ненастье.
И коснулось лица,
Сеть морщин подарило с участьем.
Норовит неуют
Показать благолепья изнанку:
Хлеб столичный жую,
С северов сановитых беглянка.
Непогода в окне. –
Возле МКАДа, и дальше, за МКАДом.
Непорочный мой снег,
Мне с тобою свиданья так надо! –
На душе чернота.
За душой – из потерь терриконы.
И не сложен алтарь
Из снежинок у рамы оконной.
Опечалюсь вдвойне:
Средь столичного шума и гула,
Мой доверчивый снег,
Я тебя и себя обманула:
Не смогла не остыть…
И теперь с этим нету мне сладу, –
Без твоей чистоты,
Без отеческой зябкой прохлады.
В отдаленьи топчусь, –
Та, что вверилась шутке вокзала.
Не подходит мой ключ
К двери той, что меня узнавала.
Не узнает вовек…
Отвернулась судьба и округа.
Мой доверчивый снег!
Умоляю, останься мне другом!
Знаю – скоро в расход.
Перед тем, как уйти из реестра,
Под седой небосвод
Я вернусь! И жена, и невеста.
А пока до утра
Сочиняю морозные сны я.
Я вернусь, севера!
Лет пяток подождите, родные.
***
Свистом парму будит «скорый».
Направление – норд-ост.
Проезжаю я в который, –
Чинья-Ворык, Княжпогост.
Он трудяга, добрый «скорый»,
Однозначно, молодец!
Мимо – Микунь с Мескашором.
Здравствуй, станция Песец!
Еду я, чего-то стою
В Заполярной красоте.
Мы уже под Воркутою.
Вот, уже и в Воркуте!
Всё, о чём не досказала,
Доскажу, не утаю.
Я смотрю в глаза вокзала,
Он – на физию мою.
Не бранит за бегство, вроде.
Разлучить непросто нас.
Он смеётся, не отводит
От меня влюблённых глаз.
Несказанная истома.
Вьюга кружится, пляша.
Как же славно – снова дома.
Вновь на родине душа.
***
У Млечной дороги в её молоке
Всё бродит истома.
Шестой год, нечаянно и налегке
Живу на два дома.
Такая не давит, не гнёт маета. –
Укрыта любовью.
Родимою мамкою мне – Воркута.
Столица – свекровью.
На сердце порядок, на сердце уют.
И держим в секрете:
За что меня любят и в гости зовут
Две женщины эти.
Тревожно и трепетно мне не велят –
Дотопать до точки.
Врачуют печали на свой светлый лад,
И кликают дочкой.
Отчаянным, ветреным жить поделом
С такою любовью, –
Как с мамкой родимой за щедрым столом,
Как с доброй свекровью.
***
Тот снежный вечер одарил сполна.
Его прижать к груди я всё пыталась.
За снегопадом пряталась весна. –
Большого счастья крохотная малость.
То счастье я пыталась оправдать.
Я снегопаду подставляла губы.
И понимала, что дышу опять,
И что беда моя пошла на убыль.
За снегопадом пряталась весна.
Мне говорила: жестом, вздохом, взглядом,
Что по земле опять идёт война.
И что весна потерями больна.
Что приходить ей больно, и не надо.
Я УБИТ НА ВОЙНЕ
Без вести пропавшим
в украинском конфликте
Раскрошился свет белый в пух и прах.
Хоть и грудь в крестах – голова в кустах.
Воет одурем дикий «Смерч» по мне.
Я лежу в кустах мирно на войне.
Громы по земле и вороний гам.
Я в глаза взглянуть не могу врагам. –
Откатилася сила за межу.
И лежу себе, в небо не гляжу.
Не увидеть снов боле, так и сяк.
Неживой, вблизи незаклятый враг.
У него вполне утомлённый вид.
Тоже думает, в небо не глядит.
Как теперь ступить мамке на порог…
Ждёт меня Донецк, Мурманск, Таганрог.
Ждёт Рязань и Курск. Жарят пироги.
Голова в кустах: «Думать не моги!..»
Отслужил солдат Родине сполна.
И лежит… Идёт по земле война,
Хрипло хохоча: «А подай обол!»
Полон горюшка у неё подол…
У войны у той дел невпроворот:
Не подарит мне двадцать пятый год.
В ступе воду, чтò, говорит, толочь. –
Не родится сын, не увидишь дочь.
Полно, матушка, плакать – «ох!» и «ах!»
Нас немало здесь полегло в кустах.
И не страшно нам, и не снятся сны.
И красны кусты, и поля черны.
|
***
А в высоких теремах звякают монетами. –
Приказной преподлый люд, лиходей и вор.
Продают мою страну твари кабинетные.
Мне бы, бешеной, попасть да на подлый торг.
Знаю – торжище идёт. Чувствую и ведаю!
Что ж вы совестью – вразнос… да едрёна ж вошь…
Я в свидетели возьму лишь шинельку дедову.
Акаэм бы вот ещё, да где ж его возьмёшь.
Полно, твари, торговать бедною Отчизною! –
Плачет в голос, реки слёз не унять никак.
Я дорожку к шабашу вашему повызнаю,
Да с рогатиной свалюсь на ваш договорняк.
Ты, несмелая моя, лада неприметная,
В крик ори, душа моя, бедная, ори!
Мне не страшно помереть, твари кабинетные,
Если к Родине припасть – вглубь на метра три.
РЯДОВОМУ ВОЙНЫ
Кавалеру Ордена Мужества
воркутинцу Александру Морякову,
24 года.
Спас из-под огня троих сослуживцев,
сам не успел.
Потерял обе ноги выше колен.
Стихи читать – о чём, помеченным войною?
Да у меня и слов таких в запасе нет.
Не подсказал словарь – огромною какою
Ценой отважный взвод торил к Победе след.
Я не хочу тебе втирать про счастье сказки.
И примерять войны одёжки не берусь.
Ведь я развоплощусь не от шальной фугаски.
Не крикну напослед: «Куда несёшься, Русь!..»
Конечно же – фугас. Я всё-таки филолог.
Поправь меня, сынок, ты этот знаешь ад.
…Да что б тебя! Лети, в меня лети, осколок!
Мальчишечью весну не трогай, супостат!
О чём ещё прочесть? О том, что шито-крыто?
Что и на ордена металла нет как нет?
Родимая страна, разбитое корыто.
Когда ещё, какой тебя починит дед?
Но только не скажу, что руки опустились.
Пусть горько, пусть темно и поотстал обоз.
Ты просто уцелей, чтоб вдруг не просолились
Речушки на Руси от материнских слёз.
Бессонный рык войны, надсаден и натужен,
Запутался в сетях безбожной правоты.
И ты, солдатик мой, как хлеб планете нужен.
Как воздух в блиндаже промёрзшем нужен ты.
Он рыщет по земле, безумный тот осколок.
Но высоту возьмёт безбашенный десант.
…Берут под козырёк – твой век, страна и школа,
И уцелевший друг твой, гвардии сержант.
***
Семёну Слепакову
Деловито умоешь
Руки, пестуя ложь.
Ты без Родины взвоешь.
И не так запоёшь.
Ослеплённый удачей,
Торжествуя глядишь.
Ты, браточек, заплачешь.
А нето – заскулишь.
Дичь другого болотца.
Смейся дерзко в лицо.
Плюй спокойно в колодцы.
Режь отборным словцом.
На Европы окошки
Зарься, ёрничай в долг.
Сеня, Бог – не Тимошка,
Знает в подлостях толк.
Пошатнётся карьера,
И приестся фаст-фуд.
Родина – не химера:
Кровеносный сосуд.
Жребий сей не осилив,
Ты запросишься вдруг
К мамке глупой – России,
Что кормила из рук.
Не боясь военкома,
В лоно русской родни
Возвратишься ты, Сёма.
Слово се помяни.
***
Там, где светлое начало
Помнит жизнь,
Как пощёчина звучало:
«Постыдись!..»
Званый, равный среди равных,
Друг планид,
Рубежи держал исправно
Верный стыд.
Флаги траура повесьте!..
Зри – беда! –
Нет ни совести, ни чести,
Ни стыда.
Люду чистого замеса
Лучше в гроб,
Чтоб не видеть, лиц заместо,
Голых *оп
И похабства, с ними иже
Пополам.
В лица скалится бесстыже
Лютый срам.
Что за дьявольская сила
И вода,
Та, что души поотмыла
От стыда?!
И не узнан, и не познан,
И молчит, –
Ворогом в запас отозван
Верный стыд.
***
Это – было, было, было.
Было, право:
Мама в чайнике варила
Нам «какаво». –
И наваристо, и гоже,
Да под гренки!
Знамо дело – мама может,
Чтоб – без пенки.
По живому жизнь лекала
Раскроила.
Каши горькия немало
Заварила. –
Не отходы, не отрава, –
Ешь от пуза! –
Без родимого «какава».
Без Союза.
Я не плачу, я не вою. –
Плачут строчки:
Пепси-колу, да запоем
Пьют сыночки.
В уши им кричу иное,
Не калекам:
–Поищите-ка родное
По сусекам!
Пусть нарушится дремота
Отчей силы!
Видно, важное я что-то
Обронила.
И дословно, и построчно,
И не втайне
Я куплю такой же точно
Старый чайник.
И для счастья, и во славу, –
Не докука! –
Стану я варить «какаву»
Чудным внукам.
МЯТЕЛЬ
Осанну петь такой поре!
Святая Матерь, –
Какая мятель на дворе!
Какая мятель!
В её весёлом озорстве
Себя отыщешь.
Снежище буйствует в Москве.
В Москве – снежище!
Свершает мятель свой почин.
Башка космата.
В сугробах тонут москвичи
И кроют матом:
«Ну, что за бес её принёс, –
Беду такую!»
В усы смеётся Дед Мороз,
В лицо целует.
Смотрю, привычная сама
К Полярной ночи,
Как душу города зима,
Смеясь, морочит.
Ты тоже кружево набрось,
Москва, на плечи.
О, мятель! Мой желанный гость,
Беснуйся крепче! –
С хранилища снегов сними
Замок амбарный.
Пошли бродить, часам к восьми,
Кольцом Бульварным.
С тобой наобнимаюсь всласть.
Пусть видит каждый –
К кому ты в гости добралась,
Чью гасишь жажду.
И в полный рост увидят пусть
Мою Вандею. –
Как я с метелями смеюсь
И молодею.
***
А.
1.
Сквозь дожди, что топчут крышу
Поперёк и вдоль,
Слышу, слышу, слышу, слышу,
Слышу твою боль.
В час, когда ворвётся в тучи
Громовой почин,
Зажимая рот, беззвучно
Боль твоя кричит.
Неумело, без испуга
Лоб тогда крестя,
Бога я прошу: «Ты другу
Возврати дитя!..
Ах, корыстна я, конечно, –
Слух мой отпусти!
Как он плачет безутешно,
Боль держа в горсти».
2.
А ты приезжай! Мы научим столицу
Как – вилами, да – по воде.
Бери черновик. Здесь есть, где молиться.
И пьянствовать тоже есть, где.
Прогнозам не верь. Только летнюю обувь,
Да посох бери, да суму.
Стихам назначай только высшую пробу,
Москву удивляя саму.
Качнут головами кремлёвские ели:
– Решительно, как же он смог
Выравнивать стойко кривых параллели,
В бараний сам согнутый рог?..
Отпустит беда. И отпустит потреба –
В стихах, и любви, и вине.
Так, смотришь, неспешно дойдём и до Неба.
И крылья утеряны не.
***
Моя хата с краю
Русская пословица
Сидит страна.
Глядит в окошко.
За ним война
Идёт немножко.
Звучат, – и что ж! –
Немного взрывы.
«Так –далеко ж.
Мои-то – живы».
Прищур судьбы
Учёл излишек:
Везут гробы.
Везут мальчишек.
«Так, не у нас
В дому покойник».
…Не на показ
Седой полковник
Безвольно сник,
Молча убого.
Немного – в крик.
С ума – немного.
А что – страна?
На фронт? В окопы?
Ей та война
Вполне до *опы. –
«Вина налей!
Я буду суши».
Не крикнуть ей:
«Спасай же души!
Гони тылы
Точить снаряды!»
Тылы светлы
И толстозады.
И чья вина,
Что – хата с краю?
Чтò за война
Идёт такая?! –
Идёт война,
Да не по-русски!
… Махни вина,
Возьми разгрузку.
В лицо, упав,
Посмейся страху,
Гранату сжав,
Рванув рубаху.
***
Когò тысяцким* выбрала война,
Что верховодит в армии докука*?
И званьям генеральским грош цена:
Сватья, братья, удачная жена.
И ни один из них, увы, не Жуков.
И ратный дар смущённых воевод
Не посещал, ни присно, ни отныне.
Упрямые, в неистовой гордыне
В распыл пускают вереницы рот, –
Чтò плакать о чужом погибшем сыне.
Лукавая, великая страна!
Тот под Лиманом бой – уже порука:
Рожает украинская война –
Героя, полководца, пацана.
Жди! – на подходе новый маршал Жуков.
И ради поседевших матерей,
Чьё сердце от бессилья обмирало,
Отправь на фронт бездарных упырей –
Зажравшихся трусливых генералов.
Из кресел – в пекло! Только поскорей.
______________
*докука – надоедливое, скучное дело
* тысяцкий – начальник военного ополчения в Древней Руси
***
Ни на шаг не приближусь к обману, незрячая, точно. И –
Не со зла – черновик с каждым днём солонее от слёз.
Табелируй мои на Земельке часы сверхурочные,
Гражданин занятой, в мире горнем живущий Христос.
Прикипело к душе ненадёжное снежное логово,
От него отрекусь, а другое спроворю – едва.
Мне чужого не нать, – честь по чести верну Богу – Богово:
Знаю – скоро души на храненье опорки сдавать.
К чёрту выстелить путь не нашлось незапятнанной скатерти.
… Я искала Тебя! Я искала Тебя, днём с огнём!..
И бросалась к Тебе, как ребёнок бросается к матери,
Забывая на миг о вселенском сиротстве своём.
На вокзале не выправить вдруг в Отчий дом подорожные. –
В Отчий дом возвращать непутёвых детей не с руки.
Мы на этой Земле незаконно и походя рóждены, –
Межпланетного Дома призренья мы все – байстрюки.
Без Отецкой руки одичали ненужные так-то мы.
Не отыщем любви, засветив даже тысячи звёзд.
Многодетный, Ты бродишь бессильно небесными трактами,
Взором ищешь давно Галактический тихий погост.
Тàк Тебя защитить от бессилья и холода хочется
Задыханием слов той молитвы, что слёз горячей.
Отче мой, не покинь! Отче мой, не имеющий отчества. –
Дай мне, Отче, уснуть на отеческом тёплом плече.
***
N.N.
Ты себя по мне не мерь, –
Мне, бедовой.
Я взрослела от потерь
В жизни вдовой.
Пересмешник век-босяк
Правил тризну.
Не тебе на горке рак
Сдуру свистнул.
Плечи, выдержат твои
Горя тонны?
Я ж не выронила и
Горстки стона.
И моя полна потерь
Канонерка.
Не пойдёт тебе, поверь,
Эта мерка.
***
Волен решать, ктò был неправ.
Чья посильней треба.
Просто уйми дерзкий свой нрав.
Встань, посмотри в Небо. –
Там, в вышине – в горнее дверь.
Ярких среди точек
В душу тебе, в чашу потерь
Молча глядит Отче.
Неправоту, что по зубам,
Гордой душой видишь.
Просто войди в зябнущий храм.
Может, другим выйдешь.
ЭСХАТОЛОГИЧЕСКОЕ,
или Манифест поэта
Я в Аду поудобней устроюсь
В одноместном горячем котле
Неказистой бесцветной порою,
Как закончу дела на Земле.
Там вертлявые черные черти
С соучастьем огня принесут.
Грустный акт зафиксировав смерти,
Учинят мне Архангелы суд. –
Как дышала, лгала, с кем любилась,
Много ль слёз пролила в тишине?
Велика ли Всевышнего милость,
Перепала которая мне?..
И как станет погрешно разобран
Облик мой, и грехов скорлупа,
Непременно пройдутся по рёбрам, –
Это ж Ад, а не пошлое спа.
И с пристрастием вызнают, братцы,
Как дружила с неверным рублём.
И придирчиво будут копаться,
Особливо, под третьим ребром.
Что ж, зовите, пытайте – готова
На людской и на праведный Суд.
В адвокаты попросится Слово, –
Те стихи, что и в пекле не лгут.
На чертей огрызнусь я при этом:
За десяток немеркнущих строк,
Нам положен, бродягам-поэтам –
И в Аду – особливый паёк.
Он кому-то покажется малым,
Но дороже он царских даров:
Даже в адском котле небывалом
Дай: бумагу, чернила, перо!
Не меняя испуганно масти,
В неизбежном стремленье к нулю,
И в Аду, в закипающем масле
О Господней любви дохриплю.
Наущает не дрейфить поэта
Небом данное ремесло.
Не пугай, ради бога, Тем Светом, –
Мы на этом хлебнули зело.
***
С судьбой моей недолгая интрижка
Закончится весёлым куражом.
Стихи мои разбросаны по книжкам,
Что изданы мизéрным тиражом.
Стихи мои, спасенье и отрада.
Когда-нибудь, не сетуя ничуть,
Под ветра лепет и зимы прохладу
Светло проводят в лучезарный путь.
Снега расстелют свадебную скатерть.
С небес сойдёт снежинок похвала.
Стихи заплачут: – Вот, уходит матерь!..
Гордиться станут: – Мудрая была.
И никого, кто был знаком с сюжетом.
И ничего, что подлежит суду.
Уходят так легенды и поэты.
Вот так и я, незримая, уйду.
ПРЕВЕНТИВНЫЙ УДАР
«Пассивное большинство промолчит, как и при развале СССР. Ирак, Ливия и Сирия — это не только передел мира и война за нефть, но ещё и полигоны для испытания войны с Россией»
Хьюстонский проект США
«Солнцепёки» поют, «Герани».
Мир на грани, на зыбкой грани.
Новостной не уймётся ор.
Позабывшая про бессилье,
Отбивается вновь Россия
От паучьих вселенских орд.
Мир безумьем планету мерит
На аршин чумовых америк.
В рост – заморская трын-трава.
И плетут старики и дети
Для российской судьбы масксети. –
Богородицы Покрова.
Угомон вам, исчадья ада!
Так с Россией шутить не надо.
Но случилось уже, стряслось.
И солдатик родной, бедовый
Держит мир за чуприну снова.
Подпирает земную ось.
Стар и мал надевает латы.
Понукания ждут «Сарматы».
Весел только лишь гробовщик,
Бога зля и легко, и просто.
Галактического погоста
Проступает трагичный лик.
Не садимся в чужие сани.
И привычно на поле брани
Слышен крик: «Победиши сим!»
Всепланетная аритмия.
Но младенца спасёт Мария
На просторах сибирских зим.
|
