|
ПУШКИНСКИЙ БЛАГОВЕСТ
1
Сошла благая весть на белый свет.
Сошла благая весть: рождён Поэт.
И не дано пропасть ему во мгле,
и слух о нём пройдёт по всей земле.
Всеясный Дух обрёл живую плоть.
Пришёл Поэт – спаси его, Господь.
Родной Поэт явился – гой еси!
...И – много
Чёрных речек
на Руси.
2
День девятнадцатого октября:
благовест пушкинский,
звон царскосельский.
Вновь зачинаясь над грустью расейской,
лиственным светом восходит заря.
День девятнадцатого октября.
В жизни у каждого есть свой лицей,
есть и своё, нерушимое, братство:
снова увидеться,
вместе собраться
в жарком тумане заздравных речей.
В жизни у каждого есть свой лицей.
Вечны поэты на русской земле!
Путь их тревожен,
доверчив
и славен.
Празднично слушает древний Державин
«Воспоминания в Царском Селе».
Вечны поэты на русской земле.
День девятнадцатого октября
вспомним и мы за вином ли, за чаем.
Гаснут столетья,
но он нескончаем –
день этот, поздней листвою горя.
Вольно плывут над молвой фарисейской,
над несуразностью жизни расейской
благовест пушкинский,
звон царскосельский,
свет девятнадцатого октября!
3
Студёный гром навек раздался.
Глаза не вынесли грозы.
И резкий лик,
светясь,
остался
во глубине родной слезы.
И уходил Поэт.
И песня
сожглась,
как вещая гроза.
И закатилась в поднебесье
неизреченная слеза…
4
В святую синь
плыл одинокий звон...
Россия
не видала похорон.
Всевещим светом
мир пpонзил Поэт –
и, значит, смерти
не было и нет.
РУССКИЕ ПОЭТЫ
1
Что проку нынче в фимиамном дыме,
коль дух уже от сердца отлетел?
Поэты погибают молодыми:
кому – Дантес, кому-то – «Англетер».
Уходят, не дождавшись юбилеев,
но каждый миг для них как юбилей.
И каждый миг, судьбой земли болея,
они под дулом совести своей.
Ещё не ссохлась краска на муаре,
и не утихла боль, глаза слезя.
Но кое-кто засел за мемуары,
стремясь попасть в посмертные друзья.
Но, как вы в душу трудную ни влазьте,
как ни клеймите грешную судьбу,
поэты неподвластны вашей власти
и неподсудны вашему суду.
Они живут, и свет их нестихаем,
и неподкупен, и неумолим.
И мы под их тревожными стихами,
как будто под хоругвями стоим…
2
Манит своих кровных поэтов
испетая ими земля.
Дымятся стволы пистолетов,
качается алчно петля.
Гостиницы, Черные речки –
всё это достанет и нас.
Не ставьте заздравные свечки –
он скоро, отмеченный час.
Что смертною ночью приснится?
Пылание белого дня,
Санкт-Питер,
литая десница,
глухие копыта коня.
...Ты спишь – и раскинуты руки,
и, плача, молчат соловьи.
И ветер грядущей разлуки
листает ладони твои.
ЛЕПАЖ
Нет, не Машук, не Речка Чёрная –
но предвесенняя метель.
И ссора, в общем-то, никчёмная,
зато, как водится, дуэль.
Всевышний мир! О, Пушкин, Лермонтов!
Прощай, порода горних беркутов!
А я, слагающий стишки, –
«лепажей» нет – леплю снежки.
Не потеряю друга верного,
хотя «к барьеру!» прокричу.
До попадания до первого –
и ставь во здравие свечу.
И ни судов, ни прочей всячины.
Какая тут, простите, месть!
Снега летят, огнём подхвачены,
их на Руси зимой не счесть.
А летом – отпуск, как положено.
До края почва унавожена.
В лесу, на речке – тишь и гладь.
Плодов созревших благодать.
Да, было молодо и зелено.
И все пошли уроки впрок.
…Но у «лепажа» у музейного
взведён нестынущий курок.
ПРАЗДНИК
Чистый свет.
Православная Пасха.
Улыбается небу
река.
И воскресная тихая ласка
омывает круты берега.
Мы с тобой не уснули сегодня,
мир торжественный благодаря,
и сердечная милость Господня
снизошла к нам ни свет ни заря.
Всё пойдёт подобру-поздорову,
сердце к сердцу потянется вновь,
и доверимся вечному слову,
где поёт и ликует любовь.
Там Есенин и Пушкин блистают,
там,
на давнем скрещенье дорог,
чью-то песнь торопливо листает
долетевший туда ветерок.
Ты на годы разлуки не сетуй –
вновь вернулась на ветви
листва,
и закончился нашей победой
поединок вражды и родства.
А Есенин и Пушкин –
владычат!
Русский стих помавает крылом:
он в груди,
он грядущее кличет
и влюблённо поёт о былом…
ВИДЕНЬЕ
Увидимся – и удивимся,
и друг на друга наглядимся,
пока тепло и не темно.
И вспомним, как по окской сини
шёл теплоход, высокий, сильный,
шёл теплоход «Бородино».
Какое гордое названье!
И в нём – «Отчизны призыванье»,
как Пушкин юный возгласил.
Ласкали волны берег жёлтый,
но, теплоход, куда ушёл ты,
виденьем белым просквозил?
Любовь порой с виденьем схожа,
и, может, этим нам дороже,
когда, по-пушкински легка,
в сердца двоих внезапно входит
и превращает в пламя холод
её негромкая строка.
Всё было сказано когда-то,
не смочь, как Пушкин и как Данте,
такое нам произнести.
Но не грусти, не плачь ночами:
с тобою вечно мы в начале
неизъяснимого пути.
А что, увы, косноязычны,
так, в общем, к этому привычны
и наши грешные уста.
И потому молчанье – злато.
Мы пьём за всё, что в мире свято,
за то, что Небом жизнь объята…
Да будет чара не пуста!
НАЧАЛО ДНЯ
Замру
у млечного огня,
склонюсь пред снегом яснозвёздным.
Слова любви – грядущим вёснам
и тем, что были до меня.
Слова любви – родным ручьям,
что в снежной гуще нежно зреют.
Слова любви – твоим очам,
что улыбаются и греют.
Твой мир мне так необходим,
так лёгок он, на удивленье,
«как мимолётное виденье»,
как будто «с белых яблонь дым».
Ты предо мной стоишь с мольбой,
ты предо мной стоишь с молитвой.
И светел, и покоен лик твой,
хотя в душе гремит прибой.
И очарованы уста,
в них воля слышится Господня.
Жизнь не прошла.
Её сегодня
начнём мы с белого листа.
А вот и он, наш млечный снег.
Пусть этот образ был когда-то,
но он ворвался в новый век
неукротимо и крылато.
Замрём
у этого огня.
Как высоко мерцают звёзды!
И как легко мелькают вёрсты!
Россия.
Жизнь.
Начало дня. |
