| |
* * *
Памяти Николая Дорошенко
Куст сирени. Лавочка у дома.
Белое перо от гусака.
Всё для глаз привычно и знакомо,
Как привычны в небе облака.
Воробьи друг дружке не перечат,
Знай себе, купаются в пыли,
И теплом струится летний вечер,
Как в степи струятся ковыли.
Ветерок промчался вдоль ограды
И шмыгнул в проулок за углом.
Золотом иконного оклада
Светится родимый окоём.
Палисадник, что мальчишка прыткий,
Бабочку поймал, зажал в горсти.
Чья-то жизнь у сломанной калитки
Стёклышком раздавленным блестит.
Этот мир возьми с собой, попробуй,
Если у судьбы иной прицел.
…Перед самой дальнею дорогой
Человек на лавочку присел.
* * *
Так принято на праведной Руси,
Идти с Христом по жизненной тропе.
Господь и умертвит, и воскресит,
И верных чад оставит при Себе.
* * *
Как в декабре сорок третьего года,
Кровью снега напоив,
Снова идут, где с откатом, где с ходу
За Украину бои.
От пепелища идут к пепелищу,
Раны бинтуя свои
Там, где без устали свищут и свищут
Пули – войны соловьи.
* * *
В Курской области пуржит,
А на Северном Кавказе
Осень держит рубежи,
Из потёмок не вылазит.
Ветер. Морось. Двор пустой.
Листья в лужах, словно жабы.
Но за мрачною порой
Будет ясная, должна быть!
* * *
Когда я провожаю птичью стаю
И слышу плач отставших журавлей,
Я им душой и сердцем сострадаю,
Как сострадаю Родине моей.
И мнится мне, что с мокрыми глазами
Печалится мой сад перед зимой,
Словно старик, забытый сыновьями,
Беседующий с палою листвой.
ПАМЯТИ НИКОЛАЯ КОНОВСКОГО
Мы все у Господа в горсти,
Да только в жизни сей
Не всякий может прирасти
К Нему душой своей.
Не всякий может свой удел,
Как Божий дар принять.
А ты сумел, а ты воспел
Христову благодать.
И голос, что Он дал тебе,
Ужель не узнан Им
В твоих стихах, в твоей мольбе,
В твоих беседах с Ним?
* * *
Горит свеча в чужом окне,
Горит звезда над крышей дома
При округлившейся луне,
Как бы сморённой полудрёмой.
А под луною спящим львом
Темнеет горная громада
И возвышается хребтом
Над лесом, что улёгся рядом.
Вот, собственно, и весь этюд,
Написанный при лунном свете,
Пока отложен Божий суд
Незнамо до каких столетий.
* * *
О проституции таланта
Давно известно. Мир таков,
Что заставляет на пуантах
Ходить и шавок, и волков.
И только овцы, стадо Божье,
Не вытанцовывают то,
Что на гопак чертей похоже,
Мир превращающих в ничто.
* * *
Поэт имел слоновью шкуру,
С ней и вошёл в литературу,
Чтобы из шкуры той потом
Дробь выковыривать ножом.
* * *
Быть «во языцех»? Да, где мне!
Я человек не богемный.
Вот потому и не вправе
Думать с похмелья о славе.
* * *
Жизнь повторяется всю жизнь
В цветенье луга, в птичьем пенье
И в том, что, как мы ни божись,
Душа впадает в прегрешенья.
В ребячьем смехе, в шуме гроз,
Мелькают наши сны и лица,
И лишь, когда придёт Христос,
Уже ничто не повторится.
* * *
На человеческих путях
Издревле и поныне
Душа, увязшая в грехах,
Что муха в паутине.
Её не вызволить ничем,
Как только покаяньем,
Но это ведомо лишь тем,
Кто с Богом ждёт свиданья.
* * *
Рассвет туманен, дымен, мутно-розов,
Но и такой рассвет зимою ждёшь,
Да только снова, точно по прогнозу,
Поднялся ветер и посыпал дождь.
Мир кажется вороною озябшей
И сняться с места, вроде, норовит,
Словно его толкает кто-то взашей,
Не отойдя душою от обид.
* * *
Воронья перепалка
За нас решила бойко:
Где стройка, там и свалка,
Где люди, там помойка.
* * *
Ветер сжился со сворой собачьей
И скулит, от тоски сам не свой,
Вот и дождь моросит, словно плачет
Над холодной, опавшей листвой.
Грань меж ночью и днём, словно стёрлась,
Превратилась в дыру на дыре,
Но я верю, что кончится морось
И затихнет скулёж во дворе.
Потому ни обиды, ни гнева
Нет сегодня в душе у меня,
Лишь одно ожидание снега
Ослепительно яркого дня.
* * *
Страна моя располовинена,
И я молюсь, великоросс,
Чтоб до Пожарского и Минина
Народ наш верою возрос.
Чтоб слышал слово Гермогеново
И, меч для битвы обнажив,
Боролся с тайною изменою
В самом себе, покуда жив.
* * *
Отцы добрались до Берлина,
За горло взяли немчуру,
А мы идём от «красных линий»,
Пока не скажут: - Быть добру! –
Пока не скажут… А, дотоле,
Бросок, рывок, ещё чуток,
Чтоб нашим было наше поле,
И русским - русский хуторок.
* * *
- Мы отработали своё, -
Участник скажет СВО,
Когда с войны домой придёт,
Чтоб встать на воинский учёт.
А если пуля на пути
Не даст ему домой прийти,
Он станет на учёт в Раю,
Как отличившийся в бою.
* * *
В первый ряд не лезу я,
Возрастая в грозах.
Для меня – поэзия
Даже то, что проза.
* * *
Хмурая взъерошенная осень.
Тёмные от стужи облака.
Вот и лес уже обезголосел,
Вот и обезлюдела река.
Вот и жизнь моя пошла по краю,
И душа испуганно молчит…
Только листья тихо отлетают,
Да печально дождик моросит.
* * *
Законы пишут не для вида.
Суров закон, но он закон.
И тайно зрящая Фемида
Не видит для себя препон.
Пред нею все равны – и точка!
И запятая, и пробел,
И дед с платёжною просрочкой,
И вор, что рядышком присел.
Пять лет тюрьмы за слово правды,
Пять лет тюрьмы за миллиард,
Присвоенный, как бы в награду
За накопительский азарт.
Всем поровну, чтоб не особо
Страдали завистью людской
И не таили в сердце злобу
На исполнительный конвой.
|
* * *
Поэт отражает реальность,
Когда он душой не кривит,
И в этом его гениальность,
Опасная, как динамит.
* * *
Певцы насилия и злобы,
Запрягшие свой тарантас,
Не повернуть ли вам оглобли,
Куда подалее от нас?
Когда, с Россией состязаясь,
Столкнётесь с ядерной зимой,
Ужель вас не прохватит зависть
К давно ушедшим в мир иной?
* * *
Остаётся прах и дым
От людских судеб,
Не боюсь я быть простым,
Как вода и хлеб.
* * *
Ну, вот мы, наконец, и добрались
До моря, и до гор с их синевою,
Стекающей по тайным руслам вниз,
Чтоб обернуться кипенью прибоя,
И берегом с накатною волной,
И яхтой в оперенье белой чайки,
Летящей, чуть поодаль, за кормой,
Чарующе-красиво, без утайки.
И нам, душа, возможно, в эти дни
Удастся в радость жизни воплотиться,
Чтоб кто-нибудь из местной ребятни
Вдруг захотел и морем стать, и птицей.
Не объясняя дерзости своей,
Но, как бы в исполненье чьей-то воли
Избрать стезю, чужую для людей,
Неведомую родичам дотоле.
* * *
Нас ожидает жизнь иная,
Иной простор, иная выть,
И мы навек запоминаем
То, что хотели позабыть.
* * *
Сад наклюкался опять,
Пьёт, не просыхая,
Как и сам я вдругорядь,
Дух медовый мая.
Мне б найти в заборе щель,
Может, да пролезу.
Сердцу яблоневый хмель
Нужен до зарезу!
Слышу звоны соловья
(Эхо отовсюду)
И стою в тенёчке я
Со своей посудой.
* * *
Поэт любил во мраке
Кричать свои частушки,
И вот, зарезан в драке
На свадебной пирушке.
История, к несчастью,
Привычная до жути,
Когда земные страсти
Своей не прячут сути.
Рубаху отстирали,
Покойника отпели
И свадьбу доиграли.
А что тут? В самом деле.
* * *
Кто пил, страдая за Россию,
Навряд ли Родине помог,
Когда запойно «керосинил»
И сочинял ей некролог.
Но, если он, с трудом трезвея,
Молился Богу за неё,
Над нею тихий ветер веял
И отлетало вороньё.
* * *
Отравлен воздух в городах,
Отравлен воздух в захолустье.
Как мы живем? Подумать страх!
Не экономит век на дусте.
На сулеме и мышьяке,
И прочих ядохимикатах!
В противогазах только те,
Кто травит нас в домах и хатах.
Им восхотелось, чтобы мы
Подохли в щелях тараканьих
Средь пыли, плесени и тьмы,
А мы не дохнем всё, ракалии.
* * *
Нас так воспитали в изъеденной гнусом Отчизне,
Чтоб нам не слабо, перед тем, как надеть рукавицы,
Схватить сребролюбца, предавшего тысячи жизней,
И вытрясти душу, чтоб тут же пред ним повиниться.
* * *
Коль у поэта голос звонкий,
Куда звончее тех, что глуше,
Ему всю жизнь стоять в сторонке
От пьедесталов и кормушек.
Зато он может без истерик
Жить средь людей, считая гроши,
И быть простым в такой же мере,
Как ситчик в меленький горошек.
* * *
Луна к рассвету всё бледней,
Таинственней и, как бы, кротче,
Коль скоро меркнут вместе с ней
Созвездья, что блистали ночью.
Не нам ли, умникам, в укор
За шашни наши с тёмной бездной,
Она всегда печалит взор
Пред тем, как засветло исчезнуть?
* * *
Округу снегом занесло,
Чтоб нам не думалось двояко:
Умение или число
Стоит за вражеской атакой?
Война останется войной
И горстью меди рубль целковый,
Пока не сброшены страной
Бесовской прелести оковы.
* * *
Вот, говорят, что мир наш многогранен
И сложен для неопытных умов,
Не это ль убеждает нас заране,
Что есть Придумщик и Творец миров?
Всё просто и доходчиво настолько,
Что остаётся петь хвалу Ему,
Но человек не видит в этом толку,
И сам не понимает, почему?
Играя с тайной в прятки-перепрятки,
Он явно обожает жизнь свою
И… по хвосту, не ведая оглядки,
Бьёт палкой ядовитую змею.
* * *
Утро. Ветер. Шпарит дождь.
В лужах темень. Снег расквашен.
Душу бьёт собачья дрожь,
Присмотревшись к жизни нашей.
Где покой и тишина,
Там и Бог, а тут иное.
Хлещет дождь, идёт война,
Да и мгла стоит стеною.
* * *
Жизнь без Бога, что игра в «три листика»
В тёмной подворотне со шпаной,
Где карманы многим пообчистили,
Финкой угрожая воровской.
Но карманы что в сравненье с душами,
Если пусто в них, как в гаманке,
После встречи с гопниками ушлыми,
Да ещё и с ножичком в руке?
* * *
Луна взошла над перевалом,
Где яркой искоркой звезда
Её смиренно поджидала,
Быть может, час, а может, два.
И я подумал, что теперь-то
Они вдвоём продолжат путь,
Возвышенный, как сны Тибета
И вечности незнамой суть.
И мы, любовь моя, за ними
Пошли бы на своих двоих,
Как ходят близкие с родными
Иль тени памятные их.
Пошли бы? Думаю, пошли бы,
Пусть неторопко, пусть гуськом,
Но и за то уже спасибо,
Что вместе, стало бать, идём.
Ан нет! Пока душе мечталось,
Ночь усмехнулась надо мной:
Луна ушла. Звезда осталась.
…Не ходят звёзды за луной.
* * *
Печальна жизнь любого однолюба,
Когда не с ним живёт его голуба,
Но только так вот, без любимых губ,
Он узнаёт о том, что однолюб.
* * *
О душе, о Боге, о любви,
Да ещё о жизни, как о чуде,
Мне приносят песни соловьи,
Те, что прилетают ниоткуда.
Те, что улетают в никуда,
И, когда вернутся, неизвестно.
Я без них, что мёртвая вода:
И не воскрешу, и не воскресну. |
