Николай Дмитриев один из тех заслуженно счастливых поэтов в своей посмертной судьбе. Таких, как Николай Рубцов, Юрий Кузнецов…Издаются книги, проводятся конференции, стихи представлены на многих сайтах, и, главное, эти стихи находят живой отклик у многочисленных читателей. За это, конечно, надо сказать большое спасибо родным Николая, которые много доброго делают для памяти мужа и отца, друзьям поэта, которые помогают издавать его книги, министерству культуры Московской области, администрациям городов Балашихи, Рузы Московской области, города Покрова Владимирской области.- всех тех мест, где проходила жизнь поэта. Открылась музейная экспозиция, улица в Балашихе названа именем Николая Дмитриева. Немало делает для памяти Дмитриева Бюро пропаганды художественной литературы СП России. О поэзии Николая написано много статей. Доброе слово о нём сказали и Николай Старшинов, и Юрий Кузнецов, и Юрий Поляков, и Владимир Крупин, и Владимир Бондаренко, и Владимир Костров… А сколько добрых слов на разных форумах сайтов! Новые и новые читатели открывают для себя и своих близких поэзию Николая Дмитриева, восхищаются, жалеют, что поэта уже нет с нами. Чаще всего пишут о совестливости поэта («В стихах этих – сама совесть русская»), о чистоте души его поэзии («Это незамутнённые родники в российской глубинке»), пишут о доброте, мудрости, даже пророческом характере стихов Дмитриева. Одним словом, Николай Дмитриев не забыт, и очень даже не забыт. И слава Богу! Так получилось в жизни, что мы с Николаем редко виделись, даже не виделись, а пересекались случайно. Но мы знали стихи друг друга. Коротко говорили о современной поэзии. Но после смерти Николая, прочитав уже его посмертную книгу, я понял, что как-то виноват я перед Дмитриевым, не сказал ему главного. И вот тогда написал это стихотворение, отчасти покаянное: Эти стихи зацепились за русскую почву. Строчки твои зацепились за русскую почву. Мы из деревни с тобой и поэтому, Коля, Вот у тебя уже вышла посмертная книга. Ты поработал, талант свой ты выразил полно. У нас как-то не любят, когда говорят «деревенская проза», «деревенская поэзия». А мне это близко. Я понимаю, что покойный Василий Белов не только о деревне писал, хотя лучшее у него написано именно о ней. Он шире, глубже…Но разве родная земля исключает всеобъемлющую широту и глубину неизъяснимую! Для меня и стихи Николая – это прежде всего родная земля, русская деревня, русский человек. Вот в эти новогодние так называемые каникулы я поехал на родину, в свою тверскую деревню. С годами всё тяжелее видеть деревенскую нашу русскую разруху. Чёрные глазницы выбитых окон в покинутых избах, проломы крыш, горестные глаза последних земляков. Безнадёга. Я часами ходит и ходил и по своей полуживой деревне и в другие заходил, и просто по дорогам просёлочным брёл, где снег почищен…И думалось, конечно, только о судьбе деревенской – и в этой связи о судьбе русской. Вот Личутин везде говорит, что все силы надо государству бросить сейчас на возрождение деревни. Если она совсем погибнет, считает он, то и будущего не будет у русских. Ни детей. Ни русского языка богатого. Ни русской литературы. Вспоминал я и Рубцова, и Есенина…И Николай Дмитриев вспомнился: * * * Прижмись стогами на лугу Вглядись вперед и оглянись Твоя не минула пора, Послушай звонкий голос их, Сколько бы ни прощались русские поэты с деревней, а всё равно какая-то надежда теплится. Даже наперекор фактам, которые вопиют. На чудо остаётся надежда. А у искусства есть, есть волшебная сила. Вот я заметил, что брожу вечером по тёмной деревне, где из двадцати домов свет только в двух, на душе тоска, а напевается почему-то « В этой деревне огни не погашены…» Вот идёт эта рубцовская песня и всё. Хотя навсегда они погашены в десятках окрестных деревень, которые я ещё помню живыми, а теперь их нет вовсе. В тысячах и тысячах деревень по России погашены… Волшебная сила искусства…Вот и у Николая Дмитриева в этом стихотворении явлено как бы преображение уходящего села. Преображение русской жизни. В интонации есть надежда. У поэта каждое стихотворение это как бы автопортрет. В книгах Коли я вижу его и смеющимся, и плачущим, и возмущённым, и смиренным, и очень благодарным, и необыкновенно простодушным, и философски углублённым…Я его самого прежде всего вижу. А потом уже картину стихотворения, картину описываемой ситуации. Это не у всех поэтов так бывает. Только у подлинных и значительных. У тех, которые одарены не только умением передавать смысл, но прежде всего - передавать интонацию души, некий свой поэтический звук. Когда-то давно, читая книгу академика Михаила Арнаудова « Психология литературного творчества», я выписал такую его мысль: «Помимо ясного «значения» слова, немалая тяжесть при- ходится и на чисто физиологический его тембр, так что высота и другие качества тона, каким произносится слово, могут приобрести гораздо более значительную ценность или выразительность, чем представление, связанное с ним…Недооценивать или игнорировать роль этих «подсознательных» воздействий – значит не улавливать настоящего характера языка вообще и не в меньшей мере и поэтического языка». Именно этот слышимый нами в стихах звук, тембр, качества тона воздействуют на наши чувства прежде всего, а не голая мысль сказанного. У Николая Дмитриева в лучших стихах всё это есть. Поэтому порой нам достаточно вспомнить одну его строчку – и всё стихотворение оживает сразу в душе. Многие читатели благодарны Николаю за его неравнодушие к судьбам людей, брошенных в горнило так называемых «реформ». Стихов на социальные, скажем так, темы у него много. А у кого их в эти годы мало? Стихи протеста…Николай Тряпкин в 90-е писал почти одни стихи протеста. Глеб Горбовский. Николай Зиновьев. Мария Аввакумова…Николай Дмитриев: МОСКВА. 1999год Пусть продают кругом цветы, Есть призрак русского маки! Таких примеров можно приводить много. Но вот что, мне кажется, стоит отметить особо, о чём ещё не писали. Перечитав огромный том стихов «Никола Зимний» вот в эти дни, я увидел, как из года в год идёт усиление основного мотива творчества Дмитриева - ч е л о в е к м а е т с я в этом, в т а к о м мире. Этот мотив проступает через детали, через интонацию, через дыхание. Он мается и от несовершенства мира, и от своих грехов, и от того. что родина погибает, и от того, что на своём веку «никого я не сделал счастливым»… Это близко к тому, о чём писал Александр Блок: «Русь моя, жизнь моя, вместе ль нам маяться…» Это честный, пронзительный взгляд на жизнь, на себя. Но поэт не может не искать выхода к свету. Некой опоры. У Николая этим светом и опорой стали отец-фронтовик, вообще фронтовики, герои Отечественной войны, например, Подольские курсанты. И в мучительных раздумьях о судьбе страны он переходит на веру: «В то, что не воскреснет Русь, - не верь , Копят силы и Рязань и Тверь». Я-то вижу, какие силы копит моя родная Тверь…Печально глядеть. Но тоже хочется верить. Человек мается…Земная жизнь – юдоль страданий. В год своей смерти Николай написал, казалось бы, несколько странное стихотворение «Я люблю, чтобы строчка…» И в нём он именно, явно дал образ мающегося человека. «Так распухшую руку бродяга качает» - вот он мающийся человек, мается, качает своё больное…Больное этого мира. Что касается слова «бродяга», то все мы бродяги в этом мире. Это мотив и Есенина, и Рубцова. В этом роде у Николая много стихов. Одно из них очень оригинальное. И за краем жизни он не видит покоя: * * * Как детей оставить, Господи, И в душе сомненье кроется, Я припомнил стихотворение А.Блока «Русь моя, жизнь моя, вместе ль нам маяться…» Так вот в этом стихотворении есть такие строки: Знала ли что? Или в Бога ты верила? А у Коли такие строки: Силы есть для жизни, для стиха, Как когда-то писал Михаил Лобанов о Николае Рубцове: от родной земли он шёл к вифлеемской звезде – этот же путь проходил и Николай Дмитриев. Замечательный наш современник. Русский поэт на все оставшиеся времена. Январь 2013 года
|
|