Николай ИВАНОВ

В ЧИСТЫЙ ЧЕТВЕРГ

(Глава из новой повести)

 

1.

Березки при первом же порыве ветра из девиц-скромниц – очи долу, юбки в пол, – охотно растрепали зелёные космы, задрали подолы выше колен. Жди дождя для дураков – мелкого, никчемного, но, если не принять во внимание и не укрыться, через полчаса промокнешь до самой малой косточки.

– Где мухобойка? – стуча ладонью по штакетнику, а может, просто опираясь на ограду палисадника, торопилась и спрятаться от непогоды, и проучить внучку баба Клава. В молодости дородная, к шестому десятку ей надоело удерживать размеры и теперь расплачивалась тем, что приехавшая из Москвы Оксанка увёртывалась от неё, даже не отбегая дальше вытянутой руки. – Я спрашиваю, где мухобойка?

– Ну-у-у, бабуля…

– Еще раз накрасишь губы, прихлопну, как муху.

Мухобойка, сотворённая ещё мужем из куска резины и палки от сломавшейся швабры, дожидалась хозяйку на крыльце. Там же вязала на спицах мать самой Клавдии, наверняка в своё время столь же бдительно берегущая собственную дочку. Бабка за мамку, мамка за внучку… Сказка про репку, пусть и на иной лад, но не кончается в семьях, где растут девочки.

– Так военные, – попыталась оправдаться Оксана, укрывшись за спиной у прабабки, монотонно тащившей спицами нить из коричневого клубка в миске. Для идиллии не хватало только котёнка, играющего с клубком.

– А ты думаешь, от них потом не живые, а оловянные солдатики получаются? – Баба Клава наконец сумела замахнуться. Внучка стояла далеко, и чтобы не пропадал даром замах, похлопала себя круглой резинкой по спине. – Возьми тряпку, подотри пол, – указала на разбившиеся вдребезги белые звёздочки под ласточкиным гнездом, прилепившимся к потолку. – Каждый день одно и то же.

– Так надо сбить, и не будут гадить, – подучила Оксана отставшую от жизни бабулю.

– Цыц. Делай, что говорят. Вон инструмент на ограде, – кивнула на мешковину, которую пытался сбросить на землю со штакетника ветер. Но, видать, слабо отжали тряпку после стирки, плотно обвисла она на остроконечных деревянных штырях. Да и июньские ветра – они без дальних запасов, сил хватает только слегка размять себя. Даже дождик не спешил следовать народным приметам, хотя где-то за селом уже погромыхивало. – Гнёзда сбивают, когда птенцы не вывелись. Где раньше была?

– В Москве.

– Путина видела?

– Не.

– Тогда и не балаболь. За тряпку и работать!

– Соня… – попросила Оксана поддержку у прабабки. Зваться по имени в свои восемьдесят лет та заслужила именно с появлением на свет правнучки. – Скажи ей…

– Будете казаковать, на пару отправлю рвать траву для Зорьки.

Корову продали соседке Ирочке уже года три как, но Соня держала в памяти былые времена и с их добротными кисельными берегами, и с непрерывными деревенскими хлопотами. Зорька ведь тоже долгое время сворачивала с пастбища прямиком к родным воротам и недоумённо мычала, когда набрасывали на рога верёвку и уводили в соседний хлев.

– Партизаны заглянут, а молока кот наплакал. Не угостить, – объяснила Соня свою суровость.

Размяла плечи после долгого сиденья, но так и замерла, словно прострелило спину: к дому подходили не партизаны, но два солдатика, о которых, скорее всего, и твердила внучка. Сняла очки – это вблизи на ощупь жила, но вдаль получалось глядеть ещё соколом. К дому точно шли военные. С оружием. Идущий первым издалека отдал честь, подмигнул Оксане и словно одарил её конфеткой – зарделась, счастливая от внимания и одновременно стыдясь тряпки в руках.

– Добрый день добрым людям, – только что не расшаркался в поклоне старший, заранее выгадывая дружелюбием личную выгоду. Уважительно представился: – Сержант Алексей Рябинин.

Повторяя внучку с тряпкой, Клава тоже убрала за спину руку с мухобойкой. Ох, не женщины вьют верёвки из мужиков, всё ровно наоборот. Вне зависимости от возраста.

Не хуже внучки Клава выпятила и губы. Оксанка хихикнула, демонстративно подняла отброшенную мухобойку и принялась постукивать ею по ладони, ожидая, за что можно будет наказать бабулю. Но красиво та подбила пальчиком прядку волос над бровями. Надо научиться тоже, у них в классе точно никто так не умеет. Машка Соболева первая с ума сойдёт. Надо будет дождаться, когда она с Сергеем из девятого «б» устроятся у своего любимого окна напротив раздевалки, и, проходя мимо, смахнёт чёлку. Надо будет за лето лишь отрастить её подлиннее, чтобы вот так, пальчиком…

– Ищем бабу Клаву, – перебил мстительные мечтания встрявший в разговор второй посетитель. Ни высокий, ни низкий. Ни худой, ни толстый. Что есть – что нету. Как дождь для дураков. Лишь форма топорщится, как на огородном пугале у Ирочки – что нашлось, в то и обрядили.

– Сейчас тоже получишь. Баба… Клавдия я, – спустилась с крыльца хозяйка, заставив провинившихся отступить от греха подальше. – Это вы, что ль, про баньку у людей спрашивали?

– Мы. Будем благодарны от лица всей армии, – вернул к себе внимание сержант, несмотря на угрозу быть смятым.

Клавдия усмехнулась, и, прикрываясь от внучки, вполголоса поучила солдатика жизни:

– От всей армии женщине ни холодно, ни жарко. Ей нужен кто-то один, но реальный. Хоть ефрейтор, хоть генерал.

Не сказать за Оксанку, но слепая-глухая Соня прекрасно расслышала нравоучения и сама пожурила дочь, не отвлекаясь от набрасывания петель:

— Оставь его. Когда кот охотится на мышей, ему не до кошек.

Клавдия устало, но не без жеманства, закатила для сержанта глаза – вот так и живу среди тирании:

– Ещё один начальник Генерального штаба выискался. Вяжи уж.

– Вяжу, если вы никуда не годны. А солдату без кисета и носков до Берлина не дойти.

При словах матери дочь торопливо вернула одну ногу на ступеньку, спрятав её под юбку. Зорька никогда вроде не дурковала, а вчера сдернула с ограды и сжевала носки. И нет бы одинаковую пару, так ухитрилась с разных покупок. Может, мстит, что продали? Так сил нет заготавливать сено на зиму. Её же и пожалели, а бывшей хозяйке теперь ходи в разноцветных носках на смех людям.

Отвлекая внимание от собственной неряшливости, оправдалась за мать:

– У нее в голове две войны перемешались. Телевизор пересмотрела. Ну что, не передумал про баню-то?

– Я могу показать, – выпорхнули – Оксана с крыльца, ласточка из гнезда.

Бабуля остепенила, даже не оглянувшись:

 — Цыц! У каждой живности своё место. Таракану за печкой, пауку под застрехой, внучке – за бабкой, – распределила места каждому существу на земле. И вновь ласково-ласково, будто телу двадцать лет, а не шестидесятый размер: – Эй, служивый, ты здесь или повис на ограде?

Сержант с сожалением отвёл глаза от забора, за которым то передом, то задом, то вкривь, то вкось мелькала Ирочка. Вот потребовалось ей именно сейчас заделывать щели в ограде, а не когда по весне куры шастали по грядкам и даже мата на них не хватало, не то что угроз хозяйке повыдёргивать у них все перья и отправить в кастрюлю. Но с Ирочки станется, готова перетащить в свой двор всё, что глаза увидят. Даже чужих мужиков. Только Бог не даёт бодливой корове рога, хозяина так и не привела в дом. Зорьку получила почти задарма – вот и убирайся за ней, а то она, небось, в хлеву к потолку приросла от неубранного навоза. Тут за ласточками пол подтирается по три раза на день, а уж кормилицу обиходить – первостатейное дело для хозяйки.

– Так что? – приготовилась дать отлуп и косоглазому гостю, и соседке Клавдия. Спокойнее будет житься без любовных брожений за её счёт.

Сержант торопливо вернул себя вместе с глазами и улыбкой на причитающееся просителю место и сообщил о главном:

– Забыл сказать: мы не даром просимся, деньги платить будем.

– Копейка не помешает, – при упоминании о доходе Клавдия тут же забыла о намерении оставить соседку без внимания сержанта. Пусть втыкает штыри хоть от муравьёв. А раз позолотят ручку… Она Оксанке платье купит под девятый класс. Съездят вместе в район, там на ярмарках выбор богатый и всё дешевле, чем в Москве. Около аптеки белорусский магазинчик хороший…

– Условия какие-то от вас есть? – по-военному раскладывал всё по полочкам в будущем уговоре сержант.

– Воду носить самим, дрова колоть тоже. Сегодня какой день? Вот и будет вам каждую неделю чистый четверг. Заходи в калитку. Оксанка! – остановила внучку, спиной почувствовав её желание увязаться следом. – Твоё дело прежнее – за гнездом смотреть!

Повела гостей через палисадник на огороды, где в углу, на пригорочке, и стояла банька. Хоть и имела Клавдия в последние годы всего два-три праздника в год, когда хозяин не пил, а всё же баню успел тот поставить удачную. Всё же рукастым был её Пётр, грех в этом плане обижаться. Беда, что на стакане сидел, а тут хоть криком кричи – рятуйте, люди добрые, хоть молись – батюшки-святы, а рано или поздно, но увлекут водочка с самогоночкой своего любителя под крутую горку. А он, дурачок, улыбался, не верил, что кто-то осилит его. Норовил даже на старости лет похлопать по заду, нравилось ему это дело – женские округлости. Потому и спокойна была за женскую одинокость соседки-штакетины, на которой только мозоли можно набить.

– Не ругайся, – успокаивал Пётр. – Я вот выпил – и небо голубей. И ты по-прежнему красавица. Давай, давай, до половины полненького налей, – держал в уме какую-то свою норму.

Может, и сама тоже виновата, что подливала – лишь бы не позорился, не бродил по селу в поисках, у кого бы колтануть в долг под будущую пенсию. Раньше колхозы держали мужиков в узде, у председателя не забалуешь, да и работа с утра до ночи не давала разогнаться на выпивку. А как забыла власть людей, так мужики ещё первее на себя махнули. В итоге пол села безмужичек…

– А это внучка? – поинтересовался второй солдатик, которого и не было вроде сзади в своей мешковатой форме.

– Из самой Москвы. Сынова доча. В певчий кружок приняли. На самих Воробьёвых горах, – уточнила место, потому что выше записаться в её представлении уже было некуда.

– А что за гнездо заставили её смотреть? – не отставал любопытный. Правда, тут же пояснил: – У меня тоже дочка дома осталась. Почти такого же возраста.

Баба Клава оглянулась: разве из ничего появляется что-то? Наверное, на такого даже Ирка бы не позарилась: как говорится, мамка не хотела, а папка тем более не старался. Вот и родился сам по себе и для самого себя. Хотя нет, по дочке скучает. Должен быть добрым.

 Не отмахнулась, поведала местную примету:

– Ласточки под крышей успели гнездо склепать, пока на грядках возилась. А поверье такое есть – увидишь первого птенца, вылетающего из гнезда, год будешь счастливым.

– Пусть будет счастливой, – при этом руки не к небу вознёс, а возложил на болтающийся на груди автомат, словно знал какой-то иной расклад на удачу, кроме божественного.

Банька просителей удовлетворила, да иного всё равно во всей округе не найти. В районе два села с названием Новосёлки, только одно – Лесные, а второе – Полевые. Это в Лесных даже без наряда в лесхозе можно потихоньку нарубить лишних брёвнышек, а у них в Полевых каждая щепка шла в первую очередь на обустройства дома или хлева для скотины, так что баньки поневоле если не баловством, то излишком считались. Помыться летом в озере можно, зимой в корыте – делов-то! Чай, не бояре!

Но вот Пётр захотел именно баньку, и выстрадал её. Только потом в ней же и пристрастился окончательно к выпивке, когда повадились в духмяный закуток после парилки дружки опрокинуть рюмку-другую. Тут заранее не узнаешь, что найдёшь, что потеряешь…

– Ну что, как банька? – поторопила Клавдия, слюнявя локоть, которым обожглась от вымахавшей не по возрасту крапивы. Вот что значит в затишке и на солнышке расти. Ядрёная, слюни не спасут, теперь только терпеть. Надо будет заодно попросить солдатиков помахать косой вокруг баньки, не пропадать же даром мужским обязанностям. – Определишься сам или ещё окончательный командир какой имеется?

– Командиров у солдата как репейника на собаке, – на радость хозяйке сержант вытащил портмоне, пухлое от денег. Прислушался к погромыхиванию в стороне лагеря: на самом деле гром перед дождём или всё же противник к дискотеке готовится? Тогда тем более надо быстрее возвращаться. – Мы и навоюемся, и напаримся вволю, прежде чем нашего пришлют.

Наш канал
на
Дзен

Вверх

Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта
Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-"

Комментариев:

Вернуться на главную