|
***
Весна затяжная, шалая,
Заснеженная на треть,
И нечем тебя, душа моя,
Утешить и обогреть.
И малой горсти не собрано
Спасительного тепла,
И тысячу лет смородина
В саду твоём не цвела.
По краю оконной наледи
Разлит серебристый свет.
Ах, кликнул бы кто-то на люди
За тысячу этих лет –
И смерть на миру, говорят, красна,
И жизнь, говорят, мила…
А может бы, и смородина
Проснулась и зацвела.
Давай же, весна, гони снега,
Обтаивай окоём –
Смотри, сколько горя выспело
В неведении твоём…
5 мая 2013 г.
* * *
Но говорим-то мы не с ангелами,
А с воздухом, где трепет крыл
Ещё не стих – и разве сами мы,
Те, кто пока не позабыл
Пыльцу, со звоном облетающую,
Мерцающую на листах, –
Не плачем в наших обиталищах,
Где глухота – извечный страх,
Вернее, страж? И что ж мы выведали,
Глаза восторженно закрыв,
Когда за вдохновенье выдали
Гул воздуха, где трепет крыл
Уже стихает, но, истаивая,
Смущает слух ещё сильней?
Какая странная история.
Как страшно говорить о ней.
27 апреля 2014 г.
* * *
Наша встреча назначена на тысяча девятьсот неприметный год.
Если что-то пойдёт не так – впрочем, так оно всегда и идёт –
Остаётся сентябрь, студенческий лагерь, где до сих пор
Тридцать лет уже под берёзовым листопадом горит костёр.
Кормит огонь с ладони Лена. Она одна.
Десять лет спустя она утопилась в реке, и лишь у самого дна
Узнала этот костёр, листопад, плывущую краем тьму...
Но почему огонь под водой не погас – неведомо никому.
И вот она собирает наощупь ветки, ищет посуще и покрупней…
Когда-то на свет выходили мы все, а сейчас выходит Андрей.
Когда-то Лена пела нам, а теперь она молчит невпопад:
Хорошо, что огонь горит. Под водой костры не горят.
Андрей выходит из вязкой тьмы – на тысячи звёздных вёрст
Нет ничего вокруг, только бездна чёрных тяжёлых звёзд,
Негде сердце согреть, да и сердца-то больше нет –
Но что-то же умудряется выводить в темноте на свет.
И вот они уже вместе, уже вдвоём, и огонь плывёт на ветру,
И Лена твердит Андрею одно и то же: я знаю, я не умру!
Андрей слушает сердце, но сердца нет, и пламя вместо него.
Андрей отвечает Лене: а что, больше из наших здесь никого?
Я никого не жду, – повторяет Лена. – И тебя не ждала.
Просто сижу у костра – и приходишь ты. Такие дела.
А знаешь, мы всем курсом были тогда в тебя влюблены…
Знаю, – говорит Андрей. – Давай пока посидим одни.
Пой, а я послушаю, или просто так с тобой помолчим,
Тому, что они ещё не пришли, миллион прекрасных причин.
И мы могли не встретиться – но костёр ещё не погас…
Да, – отвечает Лена. – Он дожидался нас.
Кто-то хранил огонь, время от времени подбрасывая дрова,
Вверху шумели берёзы, бесконечно падала с них листва.
Вспыхивала в пламени – и пеплом летела вверх, исчезая там,
Где начинается гулкое небо наших печальных тайн.
6 января 2014 г.
* * *
Декабрь пошёл на свой короткий взлёт,
А снега сыпануло как-то скупо…
Невнятно торопили Новый год,
Листали вперемешку гороскопы.
По городу катились, словно ком,
Рекламы, распродажи, мегаскидки,
И непрерывно пел аэродром,
Протяжный гул вытягивая в нитки.
Но гнулся до земли стальной ковыль –
Откуда в высоте такая сила?
И самолётик ветром боковым
На чёрный лес как бабочку сносило.
И стали бесконечно далеки
Грядущий праздник, шум забот вчерашний –
Всё остальное, кроме «долети!»,
Увиделось бессмысленным и страшным,
Пластмассовым, пропитанным насквозь
Китайской краской с ароматом яда…
Но дотянули крылья до полос.
И дотянул декабрь до снегопада,
И выпрямились мачты, и легла
На лес и дол, на жилы из бетона
Прозрачная, спасительная мгла.
И в Новый год все вместе были дома.
Горел камин, в шампанском пузырьки
Толпились, глубоко дышала ёлка.
И неприметный шёпот: «долети…»
В закрытое окно стучался долго.
15 декабря 2013 г.
***
Четыреста лет монастырь стоял
И семьдесят лет – пустырь.
Камень стёрся до дыр и свет золотой остыл.
Храм восстановили, закрыли дверь на замок,
И с этого дня идущий мимо порою услышать мог:
Поют, Господи! Словно издалека,
Пыльцой прозрачной осыпаясь на облака,
Слёзной радугой озаряя глаза –
Высокие женские голоса.
Из-за узких окон и толстых стен
Слов и не разобрать совсем –
Только сам полёт молитвенных голосов,
Понятный без слов.
Подходили к порогу, тяжёлый ключ вставляли в замок,
Слушали: звучит ли хор неведомый, или смолк?
Тихо под сводами. На домотканых половиках
Серебрится прах.
Выходили. Лязгала дверь. Не поют – молчат.
В селе палили костры, лежал удушливый чад,
Внизу в овраге молча журчал родник…
И не у кого было спросить о них.
Как принять на веру вечный небесный труд?
Дадут ли тебе на поруки поруганный этот сад?
Мимо проходишь: Господи, как же светло поют!
Дверь отворяешь – пусто. Нет никого. Молчат.
Но прорезается в сердце лёгкий высокий звук
И прорастает к небу через живую ткань:
Сколько же здесь работать, не покладая рук,
Не раскрывая тайн…
31 августа 2013 г.
* * *
Первоязык тополей ещё незнаком, но стихи дословно
Считывает тоска моя с полутёмного небосклона.
Июнь. Темнеет поздно. Жара стоит по самую душу,
Порой языками пламени выплёскиваясь наружу.
Но тополя полны долгою силой весеннего половодья.
Ветер летит стрелой – а они натягивают поводья,
И я замираю, строки, по небу разбросанные, читая
До конца предложенья, где точка – жемчужная, нежная, золотая,
Огромная непостижимо, а дальше – пусто и неподвижно.
И ничего не слышно, но сердце – сердце, конечно, слышно:
Всё, что оно, спеша, говорит, не имеет словесной плоти
И превращается в тишину – в дословно истинном переводе.
27 января 2014 г.
* * *
Была весна, из первых, неприкаянных,
Покуда незнакома, но светла,
Земля зазеленела на проталинах
И в воздухе над ними зацвела,
Как будто колокольчик вверх подбросили,
Высоким звоном сердце обожгли –
И из семян, раскиданных по осени,
Леса полупрозрачные взошли…
Но ступишь в их зелёную распутицу,
Где мята, зверобой и череда, –
Случится жизнь, и больше не забудется,
Как прежняя забылась навсегда.
Мне было пять. Небесною громадою
Стоял весенний день передо мно,
И мне казалось – я лечу и падаю
В какой-то золотисто-рыжий зной…
Светлела просыхающая улочка,
Чернел, освобождаясь, палисад…
И ни следа младенческого ужаса,
Бессмысленно зовущего назад.
Мне было пять. Над буквами и числами
Ещё довлели крепкие замки.
Но ясно было всё, чему учиться мне
И чем душе спасаться от тоски.
5 апреля 2014 г.
***
Крестильный крестик на тесьме.
Россия – радуга во сне.
Всегда во сне – и только радуга:
Над полем, городом, рекой…
Душа моя, скажи – взаправду ли
Ей быть высокою такой?
Повыцвела тесёмка узкая,
Позеленела медь креста…
Но полыхнёт гроза июльская –
И мёдом пахнет высота!
Не мы в своей тревоге первые –
Но это наши век и час
Одной немыслимою верою
Внезапно озаряют нас –
И где гуляла тьма кромешная,
Где свет жестокий бил в глаза,
Взмывает многоцветно-нежная
Живая арка в небеса…
24 февраля 2014 г.
|
* * *
Всё ничего, а позовёшь – не вскинется,
Ресницами тебе не дрогнет встречь
Печальница, молитвенница, схимница,
Спасительница речь.
Не пожалеешь – глянула бы пристальней! –
И смутный век за мимолётный взгляд!
Она стоит у жизни, как у пристани,
Где корабли горят,
Где светит через алое и чёрное
Глубокая морская синева,
Где не спросить: о Господи, о чём же я? –
Слова, слова…
Стоит и смотрит сквозь завесу дымную
Туда, где строчку держит горизонт…
И сколько ни живу – живу и думаю:
Она спасёт.
24 июня 2014 г.
* * *
Что утренним стрижам небесный ледоход!
Что птичьему уму гремящий гулкий холод!
Поверх земных твердынь вблизи высоких вод
Срединные пути стремительно проходят.
Отсюда, от земли – о, лучше не смотри!
Как виражи круты, как почерк неразборчив! –
Опомнится душа, рванётся изнутри:
Прочесть! – но, прочитав, вернуться не захочет.
Грохочущий поток неведомых времён
Торопит ледоход, расталкивая льдины.
Что он готовит нам, что ведают о нём
Упрямые стрижи, летя до середины?
Бессонница? – Тщета! Давно забытый порт!
Мы в списке кораблей последние. За нами –
Пустыня алых скал, пучина чёрных вод
И синей высоты изодранное знамя.
18 июня 2014 г.
***
Две машины с глухой тонировкой.
Что внутри, что снаружи – черно.
Проходящие как-то неловко,
Ненароком глядятся в окно.
Выпрямляют усталую спину,
Поправляют прозрачную прядь…
Эти две непонятных машины
Остаются у дома стоять.
Почему-то никто не увидел,
И от этого чуют беду, –
Выходил пассажир ли, водитель,
Хлопнул дверцей, курнул на ходу…
Ничего, кроме чёрного блеска.
Одиноко звенит тишина,
Белым флагом летит занавеска
Из раскрытого настежь окна.
На секунду отвлечься, и снова
Обернуться – а там никого…
Словно вестники мира иного,
Угольки от пожара его.
6 июня 2014 г.
***
Кто принимает ставки в этой Большой Игре?
Пора последних звонков, волнений от романтики до прагматики,
Выпускницы расправляют белые бантики –
А за домом, на бывшей спортплощадке, на пустыре
Мужик по пивным бутылкам бьёт из травматики.
Выстроил их в неровный стеклянный ряд,
Конечно, пустые: зелёные, белые – и одна коричневая.
Вокруг полно осколков, на солнце они горят
Среди пакетов, окурков – в общем, мусор привычный, и
Обеими руками держа странно маленький пистолет,
Стрелок поднимает голову и долго следит за птицами.
Все прекрасно знают, что в ближайшую тыщу лет
Здесь не было и наверняка не будет полиции.
Он лупит по бутылкам всё увереннее, с обеих рук:
Вот ведь, собрал, расставил –
а раньше собирал и сдавал на пивко да курево…
В этот момент Большая Игра переходит на новый круг.
Небо штормит, и грохот стоит на берегу его.
15 июня 2014 г.
* * *
Над аэропортом Красноярска
кружит боинг с трещиной в стекле.
Яндекс-новости
Время слишком яростно и ясно,
Холодно и в ласковом тепле…
Над аэропортом Красноярска
Кружит боинг с трещиной в стекле
Больше ничего о нём не знаю,
От путей небесных далека.
Зависает строчка новостная
На страничке поисковика:
Бытовой, уже привычный ужас
И какой-то гиблый интерес…
Открываю снова: так и кружит,
Видимо, заправлен под обрез.
Господи, Тебе и так несладко –
Каждый миг таранят высоту…
Боже, разреши ему посадку
В красноярском аэропорту!
В высоте Твоей штормит, а ниже
Мечется, взрывается, горит…
Господи, прошу Тебя, прими же
Самую простую из молитв:
Пусть он приземлится! И кому-то
Станет на мгновение ясней
Вся Твоя немыслимая мука,
Музыка и мука этих дней.
30 мая 2014 г.
УЧЕБНЫЕ ПОЛЁТЫ ИСТРЕБИТЕЛЕЙ
НАД ЖИЛЫМИ КВАРТАЛАМИ ЧТЗ
1.
Они проходят над крышами, раскатывая грома.
Птицы сходят с ума,
Мечутся между домами,
И горячая тьма
Падает валунами
На дома.
Улиточьи раковины быта
Долго лежат разбиты,
Хрустя неожиданно под стопой
Раздавленной скорлупой.
Они проходят по трое,
Держа неподвижно строй,
Небо дрожит горою
И рушится вниз горой.
Из развалин восходит вечерний воздух сырой.
Тройным лезвием вспарывая дрожащую тишину,
Они до горизонта ведут тугую волну –
И солнце, скатившись, покорно идёт ко дну.
2.
А потом весь мир заливает ночная тишь.
Я тайком иду смотреть, как сладко ты спишь.
Я боюсь, что под ногой может скрипнуть пол.
Я ношу тебя под сердцем – и до сих пор
Не решаюсь родить, потому что вокруг война.
И она гремит над крышами, и она
Обливает мёртвым холодом тишины.
Но мои шаги пока ещё мне слышны.
Я иду к себе, я включаю настольный свет.
Кроме жизни моей, у меня ничего и нет.
Впрочем, кроме неё ни у кого ничего и не…
Только не на войне.
3.
И в полудрёме
Видится с высоты:
На аэродроме
Выставлены посты.
В чёрном небе
Сплошь на дыре дыра:
Светят прожектора.
Звёзды жадно глотают
Синий морозный спирт.
Казарма спит…
А в казарме
Вьются бабочки снов:
Могучая армия –
Молодость и любовь,
Что ей, Господи,
Эти огонь и сталь!
Только в голосе:
«Тревога! Все по местам!»
4.
Когда рожаешь сына, вся война
Стоит в окне родильного покоя.
И через боль ты чувствуешь: она.
И понимаешь, что она такое.
И восстаёшь ответною волной
Невесть откуда хлынувшего света –
И, сталкиваясь с чёрной тишиной,
Всю жизнь насторожённо ждёшь ответа.
И кажется порой: мольба твоя –
Ручей, пересыхающий в пустыне...
Но каждый мальчик вписан в сыновья
В твоём небесном паспорте отныне.
5.
О, материнская бессонница
У растворённого окна!
Прозрачным чёрным светом полнится
Отвергнутая чаша сна –
И в ней, как сахарок нетающий,
Мерцает звёздная пыльца…
Летайте, мальчики, пока ещё
Не выучены до конца
Уроки страшного возмездия
За мир, откупленный в кредит…
…На ЧТЗовские предместия
Гром пробуждающий летит.
30 августа 2012 г.
СТРЕЛОЛИСТ
Над теченьем илистым и мглистым
Белый пар пронизан стрелолистом –
Натянулся звонкой тетивой
Берег под водою и травой.
И дрожит невыразимой мукой
Лёгкий воздух над крутой излукой –
Словно бы смертельная струна
Из последних сил напряжена.
И, гремя пустыми колчанами,
Чёрный миг уже стоит за нами.
Только обернёшься – за спиной
Гул идёт небесный ледяной.
Страшно по степи ходить дозором,
Счёт забыв своим печальным зорям,
Чувствуя, как дышит пустота
Прямо от дорожного креста.
Тетива звенит невыносимо,
Чёрный перемешивая с синим,
Словно на разрыв и на излом
Пробуя небесный окоём.
Сколь прочна таинственная жила
И крепка излука, где из ила
Выйдя на дозорную версту,
Стрелолисты целят в высоту?
6 июля 2013 г. |
