Кладбище — это мой должок ещё с прошлого года. Последний раз были у Максима осенью, а он уже не однажды являлся в сновидениях и всё рассказывал, что живой и всегда останется молодым, тогда как двигаются на убыль наши-то годы… Как не поверить сыну? Да и люди, испытавшие состояние клинической смерти, утверждают, что все умершие, сколько бы им лет ни исполнилось к моменту успения, там, на небесах, всегда молодые, поскольку имеют возраст Господа нашего Иисуса Христа… Часовня святого Даниила Ачинского (в миру — храброго унтер-офицера времён войны Двенадцатого года) в сияющем блеске титановых куполов, с неизменными нищими на паперти, пребывающими на посту практически в любую погоду, открывает путь на Центральную аллею. Именно здесь нашли своё последнее пристанище уважаемые люди города. Это совсем не обязательно выдающиеся личности, пользовавшиеся любовью народа, а скорее всего те, кто числился когда-то в номенклатурной обойме как «сильный мира сего» и кому по штату даже мёртвому непременно нужно быть в ореоле славы и почёта. Свежие могилы, обложенные по самую крестовину мозаикой венков, здесь быстро обрастают настоящими монументами: такого количество скульптурных сооружений, я уверен, никогда не было и не будет в славном сибирском городе на Енисее. Родственники усопшего точно соревнуются друг с другом, как бы величественнее увековечить покойного, пользуясь представившейся возможностью. К тому же он не возразит и не ответит на вопрос, что именно для него предпочтительнее: «крест деревянный иль чугунный»? Но о простом материале даже и речи не может быть! Бронзовых и мраморных фигур почивших вполне достаточно для того, чтобы Центральная аллея кладбища Бадалык являла собой Пантеон, где, заплатив за место нужную сумму, можно выставить напоказ своё благосостояние, мало задумываясь о традициях, сложившихся у нас в погребальном деле на протяжении многих и многих веков. Культура России, обильно отмеченная на могильных изваяниях случайными «помарками» воро́н и во́ронов, которые бесцеремонно усаживаются куда им вздумается, медленно угасает у нас именно на кладбищах. Если бы современник хотя бы иногда посещал исторические захоронения, он бы непременно отметил фундаментальное различие кладбищенского прошлого и настоящего: никакой скульптурной состязательности наши предки даже и допустить не могли. Умирал христианин (иные конфессии я сейчас не беру), всего лишь раб Божий, и ему не требовалось становиться бронзой или «гранита гранью» в пределах конкретно выделенного участочка. В лучшем случае здесь мог размещаться фамильный склеп, оформленный как небольшая часовенка, где среди икон горела лампадка, а родственникам всегда можно было помолиться за упокой души. На Троицком кладбище в Красноярске сейчас, правда, мраморные кресты дореволюционных надгробий исчезли — их посшибали «благодарные потомки», которые разом захотели утвердить новую пролетарскую культуру, двинуть её в массы. И двинули, конечно: хозяин — барин! Застывшие в разных позах истуканы, выполненные вроде бы в камне и бронзе, но больше похожие на бездарные гипсовые статуи недавних времён, — таких аналогов над могилами в нашем Отечестве не возвышалось. Что уж говорить о великих эпитафиях? Полководец всех времён и народов с его хрестоматийной фразой на собственной могиле «Здесь лежит Суворов» мог бы в удивлении воскликнуть: «Помилуй Бог, какие молодцы!» Предвижу возражения: а как же знаменитые кладбища в двух российских столицах, разве там ничего подобного нет? Что касается мраморных аллегорических фигур, многочисленных ангелов и скорбящих нимф в знаменитом Лазаревском некрополе Александро-Невской лавры Санкт-Петербурга, — это скорее западная традиция, идущая от моды на классицизм (насколько известно, скульптурное украшательство в католических храмах не только не возбранялось, а было нормой). Умирали в России и знатные люди, кто был приглашён из Западной Европы царём Петром Алексеевичем, а также последующими императорами и императрицами: многие из них в православной державе так и не стали выкрестами. Родственников что винить, они же следовали культурной ментальности предков… Часто задаю себе вопрос: почему же так получилось, что постсоветский человек утратил чувство меры и кинулся возводить помпезные пантеоны, думая, что тем самым он свято чтит драгоценную память родичей? Тому есть две причины: фронтальное наступление язычества с его искусственным украшательством могил и триумфальное шествие по городам и весям «золотого тельца», который давно уже утвердил у нас особый, ритуальный бизнес. Об этом я думаю уже в автобусе, где шофёр отрубил печку, и холод наводит ещё на одну грустную мысль: наверняка кто-то мечтает и о создании совершенно иных, элитных кладбищ, а то и вовсе о захоронениях в своём «кондоминиуме», огороженном неприступным забором, чтобы за стенами этого дома-крепости как следует развернуться. А возведи грандиозный монумент у себя под окном какому-нибудь «братку», усопшему от «трудов праведных» на ниве светлого олигархического капитализма, — тогда и на кладбище не придётся ездить! Ну не лежит у меня душа к Центральной аллее! Она лишь мемориально закрепляет сложившееся в нашем обществе социальное неравенство. То ли дело прочие закутки огромного, но закрытого теперь уже кладбища в силу его переполненности. Демократические «секторы», так сказать… Здесь, в тесноте железных оградок, пожалуй, даже слышно, как падают с веток комья густого снега, долго валившего вчера ночью. Они периодически обрушиваются с кладбищенских деревьев, падая как хвостатая комета, короткая жизнь которой теперь тоже прервалась, равно как и человеческая. И непременно проследит тут за тобой на предмет возможной поминальной добычи тучный чёрный во́рон, живущий два, а то и три столетия: на земле он один только знает, что значит «многая лета»... Но современный некрополь большого города красноречиво говорит, что это может быть и «многая глупость»!
Троицкое кладбище в Красноярске: «Эх, эх, без креста!»; каменная часовня во имя святых апостолов Петра и Павла. |
||||
