|
* * *
Сколько слёз унесла океану река,
На её берегу я томилась пока.
И, бывало, хулила убогий приют –
Столько горьких раздумий мне выпало тут.
Я рвалась из объятий холодной реки.
Расставания с нею мне были легки:
На её берегу не нашлось мне огня –
Никакая любовь не держала меня.
Распрощаться навеки решила я с ней,
С нелюбовью отчаянно прожитых дней
Каждой из одинаково тягостных зим
С кучей дров, обречённых на пепел и дым,
Пленом снега на долгой дороге домой –
Этим зимам я так и не стала родной.
На весеннюю роскошь таёжной реки
На прощанье взглянула я из-под руки.
Столько вод унесла океану река,
На её берегу я томилась пока.
Серебро безвозвратности режет глаза,
Тонкой ниткой травы прорастает слеза.
Сколько слабых корней на чужом берегу
Оборвать просто так я уже не смогу.
***
Расстарается май
и меня захлестнёт половодье.
Из далёкой страны,
до которой дороги мне нет,
перелётная стая
в глухое моё заболотье
от тебя принесёт
на прощанье похожий привет.
Я его утаю,
но меня растревожит рябина,
белым цветом надежд
освещая июньскую ночь.
Из ушедшей поры,
из того журавлиного клина,
не дозваться тебя,
и никто мне не сможет помочь.
Я в июльской траве
растеряю последние силы,
и последние капли
весенней надежды пролью.
Припадая к земле,
я успею шепнуть, что любила.
Поднимаясь с земли,
не успею сказать, что люблю.
В жаркий август совсем
обмелеют уставшие речки,
и нальются рябины
полынью на яблочный Спас.
На опушке осинки
зажгут поминальные свечки,
на осеннем ветру
называя по имени нас.
* * *
Я дома возводила, в которых потом не жила,
и полжизни ушло на попутки меж двух деревень.
И любовь неземная со мной невзаимной была,
а земная не грела и в самый засушливый день.
Я устала от строек, дорог и своей нелюбви.
Как без этого жить, я покуда не знаю сама.
Унимаю усталость, но только и вижу вдали,
что огарок мечты задувает метелью зима.
8 МАРТА
Восьмого утром баба топором
ломала лёд, намёрзший у колодца.
А в небе расплескалось море солнца.
И птичий гомон слышался кругом.
И в сельском клубе ставили цветы
на праздником окутанную сцену…
А женщина, себе не зная цену,
привычно натаскала в дом воды
и печку затопила, а потом
ещё полдня с обедом хлопотала –
восьмого марта гостя поджидала,
абы какого, баба-ледолом.
НАКАНУНЕ
Ещё не ослепившее сомненье
затеплилось, но сердца не прожгло.
Ещё едва заметное волненье
меня в пучину бурь не унесло.
Ещё не сносит крышу робкий ветер,
предчувствие вороной не кричит.
Но уши настораживает вечер,
свернувшийся клубочком на печи.
* * *
Скукота предзимья.
Тусклый свет,
чудом одолевший толщу лет.
Моросящим муторным дождём
время истекает хмурым днём.
Серый лес, безрадостно-чужой,
серый луг, задушенный водой,
дряхлой пашни серая тоска…
Кажется, что серость – на века.
Но воздушный двинется поток,
небо рассупонится чуток.
Время, застывая на ветру,
инеем окажется к утру.
***
Разбивая вдребезги стекло
юной льдины,
выгребало старое весло
на стремнину.
Утлой лодки серые бока
обжигала
холодом неверная река –
замерзала.
Но весло упрямее реки
в эту осень.
И всего-то надо две руки,
надо очень.
***
Бабье лето прозевала!
В пелену земных забот
замотало.
Замоталась,
а очнулась – снег идёт.
***
Стихи устали.
Проза не пришла.
Заезжены другими переводы…
И листьями осиновыми годы
легли под снег.
И нА сердце – зола.
Но в Новый год живую ставлю ель –
живой надеждой душу наполняю.
И прозой жизни не пренебрегаю,
когда стихи опутала метель.
В СОЧЕЛЬНИК
С Дедом Морозом легла в ледяную постель.
Дедушка в шубе – надеюсь, согреет меня.
С ветром и снегом за стенкой гуляет метель.
Святки уходят.
Я с ёлкой возилась полдня:
хвою смела и в коробку сложила шары,
чтоб не побились, укутала их мишурой,
нитку гирлянды свернула клубком.
До поры – это когда ещё! –
вынесла праздник долой.
Всё убрала!
Не ушёл только плюшевый Дед.
В стылой избе как ребёнок прижалась к нему.
Завтра меня пригласили на званый обед.
Завтра, быть может, живого кого обниму.
***
… Бочку с Салтанихой бросили в синее море.
Синее море по-чёрному стало ругаться.
Вместе с царицей ребёнок и горькое горе:
будет ли время, чтоб сыну силёнок набраться?
Море хотело избавить себя от бочонка.
В бочке царица у моря просила пощады:
вот бы, как в сказке, час от часу крепнул барчонок,
вот бы, как в сказке, пристать у столичной ограды.
Море про няню и Пушкина знать не желало.
Синее море не слышало сказ о Гвидоне.
Чёрное море швырнуло бочонок на скалы…
Милый мой, что ты принёс вместо кваса в бидоне?
|
***
Незнакомой станции вокзал.
Погружённый в сумерки перрон
захолустным взглядом провожал
мимо проплывающий вагон –
мимо проплывала наша жизнь:
на столах дорожная еда,
скомканных постелей этажи,
немудрёных россказней вода…
В окоём вагонного стекла
вывески вокзальной не прочесть
Богом позабытого угла.
Может, выйти и остаться здесь?
Из потёмок пялился вокзал
на мелькавших окон яркий свет…
Проводник мне станцию назвал,
но сказал, что остановки нет.
7 ИЮНЯ
То ли ветер, то ли время
лепестки цветов рябины
рассыпает по округе
в изумрудную траву.
Растранжирив понапрасну
жизни срок до половины,
на вторую половину
понадеявшись, живу.
***
Я руки - то помыла ли?
Не помню!
А косу заплетала ль?
Не пойму!
Задумалась о чём?
Что мы – не ровня.
Что я - то приглянулась не тому.
Что жизнь в мои сомненья не вникала:
плевала, если грубо, и текла.
А я – то, горемычная, страдала,
всю молодость на грёзы извела.
Очнулась возле убранного поля.
А волосы затянуты платком.
А руки заскорузлые в мозолях.
И дерево посажено. И дом…
И рядом тот, кому я приглянулась,
мешки с картошкой носит в погребок…
Я сентябрю в охотку улыбнулась.
Но грёзы спрячу нынче ж.
Под замок.
***
Не пройти человеку век,
по пути избежав заноз…
А уже тишина и снег.
Да ещё небольшой мороз…
И давно мне своя вина
тяжелее чужих обид:
не от прожитых лет спина,
от ошибок моих болит.
Я прощенья учусь просить.
Я учусь, как могу, прощать:
разве можно врагов любить?
Веку хватит ли мне понять?
Я давно бы простила всех,
но свербит от иных заноз.
А вокруг тишина и снег.
Да ещё небольшой мороз…
***
На большаке со мною ночь и холод.
И радость возвращения домой.
А в небе месяц безрассудно молод.
И роскошь звёзд в оправе неземной.
Ни снега скрип, ни лай знакомой шавки
не бередят студёной тишины.
К щеке прижался иней тёплой шапки.
Глухая тьма крадётся со спины.
Спешу домой.
Уже окно родное, бессветное,
взглянуло на меня.
Ещё чуток и всё, что за спиною,
растает у каминного огня.
***
В.И.Трошевой
Так легко мне было и просторно:
никаких не чувствуя преград,
слово обволакивало, словно
безмятежно-тёплый снегопад.
Всё ушло. Под снежной пеленою
улеглись печали и грехи.
Небо распростёрло надо мною
новой шалью старые стихи.
Всё ушло. Затейливой снежинкой
на ладони времени печать.
Я читала нынче без запинки
то, что было трудно написать.
А весна в окно ломилась солнцем.
В многолюдном зале, на краю
я одна и знала: не вернётся
всё, о чём так просто говорю.
***
Я выдохну легко – ко мне вернулось лето:
и ночи хороши, и дни не тяготят…
В недолгой тишине полуночного света
слова чужих стихов со мной заговорят.
Молчавшая душа ответит – отзовётся…
Рассвет, застав зарю закатную, вздремнёт
едва ли с полчаса…
И тишина прольётся.
И птицы запоют, и солнце зацветёт.
***
Вечер не застал меня врасплох –
я его ждала. И он вернулся.
Остудив траву-чертополох,
краешком заката улыбнулся.
Приласкав уютной тишиной,
сумерки накинув мне на плечи,
на крылечке рядышком со мной
примостился запоздалый вечер.
С ним легко молчалось на краю
между тем, что было и осталось.
Я простила будничному дню
хлопотливо-тяжкую усталость.
НЕЮБИЛЕЙ
Вот и этот день безвестно канул.
На год став мудрее иль старей,
я о нём жалеть, наверно, стану
несмотря на свой неюбилей.
День качнул на окнах занавески
тишиною прибранной избы,
одарил тюльпанами невестки,
намекнул на избранность судьбы.
Обошлось без суетной пирушки –
я боюсь неискренних речей.
Отзвонились верные подружки.
День был полон милых мелочей.
Он прошёл как мне того хотелось:
беззаботно, радостно, светло.
Я не оглянулась – огляделась,
убедиться, как мне повезло.
Присмотрелась к собственным портретам.
И нашла без прежней маеты
на лице бывалого поэта
несмышлёной девочки черты.
ПОСЛЕ ПОЭТИЧЕСКОГО МАРАФОНА
Было светло и грустно.
И не понять,
что собирает людей в этот гулкий зал:
то ли осталось ещё, что себе сказать,
то ли тебе кто-то главного не сказал.
Было светло и грустно.
И так легко
слёзы и смех находили себе друзей.
То ли просторно тому, кто летал высоко,
то ли тому, кто из омута, просто больней.
Было светло и грустно:
в потоке фраз
душу свербели и жгли не мои слова –
то ли ещё не пришёл мой заветный час,
то ли на этот час утрачены все права.
|
