Зверь был хитрый, умный, осторожный. Другие в тундре не выживали. Он лежал у преграды метрах в десяти от оленя, и двигал им не разум, а скорее инстинкт. Что-то должно произойти, не зря же жертва пришла сюда: выжидает, когда он уйдёт и преодолеет препятствие, – рассчитывал зверь, – победит тот, у кого больше выдержки.

Так они и пребывали рядышком уже сутки: с одной стороны трубы полярный волк – выносливый хищник под центнер весом, с другой – выбившийся из сил оленёнок. Последнего спасала от острых клыков разделяющая их металлическая преграда. Запрыгнуть на неё зверь не мог, рыл лаз под ней, но упёрся в ледяную стену и теперь терпеливо ждал.

Окружала божьих тварей заснеженная, голая, продуваемая всеми ветрами тундра, с редкими островками перелесков, да торчащих из-под снега кустарников. К трубопроводу опускался пологий склон, завывающий ветер гнал по нему позёмку, кутавшую снежурой и жертву, и хищника. Если последний поднимался и стряхивал её с шерсти, то олененку облепило всю морду, ресницы, из-под которых глядели на мир огромные, полные горечи и страданий глаза.   

Эта труба и наделала бед. Всех поставила на грань выживания, и не многим полярным обитателям удалось вырваться из привычной, но пустеющей с каждым годом округи. Живность исчезала целыми видами.

Казалось бы, пришли всемогущие люди, соорудили в тундре газопровод, – ни вырубок, ни выбросов, ни шума, но на деле, проложили ветку поперёк путей миграций животных, перегородив пастбища и охотничьи тропы.

Первыми заложниками такой газификации стали олени, волки, медведи, –крупному зверю трубу не обойти, не перепрыгнуть. Над оврагами ветка возвышалась на опорах, в короткое лето там протаивали проходы, но уже осенью их заносило снегом под самое основание. Олений гон в тысячи голов упирался в барьер, в попытке обойти, двигался сотню километров до города, и падёж на этом пути нёс несметный. Пиком его являлось физическое истребление человеком: в окрестностях потрошили ослабевших животных, забивали ради рогов, порой даже заблудших во дворы, и ошалевшее от машин и людей стадо редело и разбредалось.

Отрезанные от охотничьих мест волки пожрали в округе зайцев и песцов, а без последних во множестве расплодились горностаи, ласки, открывшие в тундре свою охоту на гнёзда пернатых, резко сократив их численность.

Первоначальным итогом такого хозяйствования стала убыль северных оленей, полное разорение двух зверосовхозов Таймыра и появление хищников вблизи города. Случалось, медведей разбрасывало по шпалам стальными колесами.

Зверь не ведал этой цепочки событий, он лежал в полудрёме у преграды, отделяющей его от жертвы, и ждал. Чего ждал, сам не догадывался, но и отпускать такую близкую и лёгкую добычу не намеревался. Он слышал вздохи оленя, чувствовал его запах, знал вкус его крови – живительной вязкой жижи, что так сытит и придает сил, и не мог ни приблизить, ни оставить этот желанный для него момент.

А по ту сторону трубы оленёнок издыхал мучительно-медленным удушьем. Когда он отстал от собратьев, но ещё брёл, угодил в занесённую снегом ложбину, пытаясь выбраться, бился, но всё больше слабел, пока силы не покинули его окончательно. Сейчас над снежным покровом торчала только его вытянутая к свету морда. Наст под шеей подтаял и теперь давил камнем на дыхательные пути. Олень задыхался. Он тоже угадывал присутствие зверя, но уже не боялся, а может и рад погибнуть от клыков – избавиться от мучительного, разрывающего легкие удушья.

На вторые сутки пожаловала гостья, – почуявшая добычу волчица. Обоняние у волков совершенное, определяют живность за километры. Заметив движение на вершине склона, зверь вскинул голову, и волчица остановилась. Они издали поизучали друг друга какое-то время, после чего зверь снова уложил свою морду на лапы, но уже не упускал пришелицу из вида, а та, немного еще постояв, улеглась на взгорке, продолжая наблюдать за ним и слушать завывания ветра.

Летом подросшая поросль стаи разбредается по тундре, образуя молодые семейные пары, а волки, наверное, самые преданные партнёры среди хищников, неразлучны и верны друг другу всю жизнь. Волк оберегает спутницу и потомство, всячески заботиться о семье, бывает, вопреки инстинкту, защищая подругу, может броситься и на человека. Не дай бог охотникам поранить в стае суку! Здесь добытчики и жертва могут поменяться местами, хотя случаи нападения на людей крайне редки, волк слишком умный зверь, чтобы оспаривать первенство сильнейшего.

Молодая волчица осталась одинокой по причине серьёзного ранения, полученного от – трудно поверить – зайца. Она выследила ушастого, но в момент атаки тот подпрыгнул на месте вверх и, оказавшись на спине под ней, еще до того, как она ему откусила голову, ударом задних лап вспорол ей брюхо. Волчица жадно сожрала добычу и только после занялась раной.

Вскоре подбрюшье стало её беспокоить, и как она ни вылизывала живот, боль только нарастала. Тогда, почувствовав, как слабеет, она принялась прятаться, уходить подальше от медвежьих меток, призывного воя собратьев и охотничьих троп, обрекая себя на голод и одиночество. Хватала мелких грызунов, да ела бруснику.

Помог случай. Бросившись за мышью в мелкий кустарник, она напоролась на сук, и гнойник вскрылся. Волчица сутки вылизывала гной, еще неделю пролежала на целебном мху, лечилась, и только когда пришло облегчение, покинула свой «лазарет». Добралась до ближайшего озерка и жадно и долго лакала талую воду. Молодой организм справился.

С установившимися холодами легче не стало, а обильные и частые снегопады надежно укрыли заячьи метки, затруднили охоту. За последнее время волчица встретила только след песца, но утеряла и его в поднявшейся метели. Она снова оголодала, слабела, но упорно рыскала по заснеженной тундре в поисках пищи и наконец уловила в воздухе устойчивый запах поживы. Это шёл олений гон. Волчица кинулась преследовать стадо, как ей казалось – успешно, пока живительный аромат не стал удаляться. Так она объявилась на взгорке у чёрной нити, пересекающей белую равнину, и заметила на пути собрата.

По месту и позе волчица определила, что зверь не просто отдыхает, а выжидает жертву. Приближаться она побоялась, схватка или уход от преследования не входили в её планы, но и не покинула места чужой засады, в надежде, что собрат, удачно поохотившись и наевшись, оставит хоть что-то ей.  

Волки – животные стайные. Зверь поднялся, стряхнул с себя снежуру и, втягивая воздух и запахи, направился в сторону гостьи. Та насторожилась, вздыбила на загривке шерсть, но не двинулась с места. Когда зверь приблизился достаточно близко, она ощерилась, продемонстрировала ему клыки. Тот остановился, вытянул морду, продолжая раздувать ноздри, знакомился с гостьей. Осторожно приблизился еще на пару шагов и определил суку.

По нежеланию пришелицы подниматься понял, что угрозы она не представляет, скорее наоборот, нуждается в опеке. Зверь сделал шаг к её крупу, волчица вскинула голову и зарычала. Он отпрянул, еще раз втянул воздух, развернулся и засеменил прочь.

Оленёнок по ту сторону трубы вскоре захрипел и затих, а ближе к вечеру на взгорье появилась росомаха. Наметив цель, охотница бросилась вперёд, но, приблизившись к волчице, приостановилась и принялась нарезать и суживать круги. Та только скалилась в ответ.

В схватке волка с росомахой шансы паритетные, хотя последняя и значительно мельче волка, но по свирепости, бесстрашию и настырности равных ей в тундре нет. С ослабевшей волчицей росомаха справилась бы без опасных для себя увечий, к примеру, выждав удачный момент, поднырнула под глотку и вцепилась в неё.

У волчьей морды хищница отворачивалась, подставляя под возможный укус поросший густой шерстью круп, а заходя со спины, демонстрировала готовность к нападению, провоцируя противника к действиям. Наконец она ухватила жертву за бок, та вскочила, лязгнула в ответ зубами, но неудачно, – соперник вёрткий. Росомаха же так увлеклась атакой, что только в последний миг среагировала на разинутую пасть, хватившую её за загривок. Хищница потеряла опору, сорвалась с опасных зубов, кувыркнувшись через бок, вскочила на лапы и обнаружила перед собой уже двух противников. Повезло, что успела: клыки зверя поранили шкуру, но не достали позвонков. Мгновенно оценив обстановку – с парой волков ей не справиться – охотница быстро засеменила прочь. Защитник кинулся за ней, та резко развернулась, демонстрируя готовность биться, бросилась навстречу, но зверь остановился, и росомаха присмирела, ретировалась и заспешила покинуть место неудачного для себя поединка.

Преследовать противника волки не стали – хищник опасный. Когда пришелица скрылась из виду, волчица позволила зверю себя обнюхать, после чего они уже вместе отправились к месту его лежки.

Хотя оленёнок издох, запах его присутствовал и не позволял покинуть возможную добычу, но теперь зверь мог оставить в дозоре партнершу, а сам отлучался на охоту. Ему посчастливилось выследить зайца и полакомиться головой, он перемолол её в два жевка и проглотил, а потом, как ни захлебывался слюной, но принёс обезглавленную тушку подруге: «ешь». Голодная спутница быстро расправилась с угощением, после чего зверь собрал со снега все костяные крошки и вылизал оставшуюся кровь.

Вдоль нитки газопровода следовала пара снегоходов в сопровождении двух собак. Засидевшиеся в замкнутом пространстве овчарки, обалдевшие поначалу от открывшихся просторов, уже к средине дня подрастеряли свою первоначальную прыть. Тяжелые алабаи – один с рыжиной, другой альбинос – не поспевали за машинами, людям приходилось останавливаться, поджидать собак, – им предстояла первая в жизни охота.

Заводчик приобрёл азиатов ещё малыми щенками и растил специально для схватки с хищниками. Когда те достигли полуторагодовалой зрелости, вымахали в крупных волкодавов, (что там волк, медведя порвут!) он подыскал себе напарника, прихватил воспитанников и все вместе отправились за приключениями, – санитары тундры обязательно встретятся на свежей оленьей тропе.  

Охотничий азарт не пустой звук, за ним и шли люди по снежной пустыне с целью выследить, затравить, подстрелить – удовлетворить свои амбиции и подтвердить превосходство. Заодно собак опробовать, а то уже жирком покрылись.

…Ветер принёс еле уловимый неприятный запашок, волчица подняла голову, втянула пару раз воздух, инстинктивно учуяла опасность. Запах был неведомый и гадкий. Заслышав непонятный ей шум, она навострила уши, насторожилась: звук шел нарастающий и нескончаемый. Звери рычат, лают, ревут, воют, рыкают – это знакомо, но чтобы ревели ровно и безостановочно, такого она не слышала.

Волчица поднялась и засеменила на взгорок – занять выгодную позицию и увеличить угол обзора. Она увидела четыре приближающиеся точки: впереди пара неведомых ей особей, они не бежали, не шли, а плыли по снежному насту, уходя от погони и издавая постоянный рокот; преследовали беглецов два четвероногих хищника. Благо происходило это по ту сторону преграды и опасности для неё не представляло.

Погонщики всё-таки загнали первую пару, рокот стих, жертвы остановились близ трубы и неожиданно разделились, – такого чуда волчице видеть еще не доводилось. Подоспевшие хищники тоже не напали, как она ожидала, а мирно улеглись рядом…

– Метров сто пятьдесят, двести – определил человек, – я его сниму…

– Вон опора, – указал рукой напарник, – с неё можно перебросить собак на ту сторону и пустить за ним.

– Они его чёрти куда загонят, а без лыж мы далеко не уйдём.  

Утопая в снежном наносе, он пробрался к стальной п-образке под трубой, запрыгнул на неё и снял с плеча карабин. Второй полез следом.

Волчица наблюдала за действиями людей, не осознавая всей опасности происходящего. Внезапно переднюю лапу охватила острая боль, прозвучал громкий хлопок. Волчица взвизгнула, рванула с места, но опорная конечность подломилась, пронзительно прострелило лопатку, и она завалилась в снег, оставляя на нём алые разводы. Пытаясь подняться, встала на три лапы, двинулась на взгорок, но тело снова рухнуло теперь мордой вперёд. В безуспешных потугах скрыться, она по привычки всё норовила задействовать болтавшийся обрубок, падала и не видела, как люди перекинули через трубу собак и как те рванули к ней, в стремлении выплеснуть наконец на указанном противнике всю скопившуюся с рождения злобу.

Рыжий с разбегу сомкнул челюсти на палевой холке, мотнул головой и в момент, когда жертва оказалась на спине, перехватил за горло. Подоспевший альбинос вцепился в опрокинутую кверху ляжку и, разрывая мышцы и сухожилия, потащил на себя. Волчица уже не могла подняться, но успела попортить морду рыжему, а когтями повредила глаз альбиносу. Она с минуту ещё отчаянно билась с собаками, пока рыжий не прокусить ей горло и обездвижил окончательно. Но и после этого овчарки не остановились, и продолжали трепать уже обмякшее тело.

Охотники наблюдали схватку в бинокли и не могли оторваться от этого зрелища. Только когда псы упокоились, люди покинули стальную опору и вернулись к снегоходам за оснасткой – притащить трофей; лакомством-поощрением для собак ­– прошли проверку; и фотоаппаратом.

– Хрен там волк справиться с алабаем! – выпячивал бойцовские качества своих питомцев возбуждённый заводчик. – Даже сопротивляться толком не стал, разметали его в минуту, – забыв упомянуть, что сам сначала ранил волка, и тот стреноженный бился с двумя откормленными тяжеловесами.

Зверь услышал выстрел, насторожился и заспешил к оставленной подруге. Вскоре ветер принёс чужие запахи, и волк пустился в намёт. Он выскочил на вершину склона и резко остановился: его растерзанная спутница лежала в кроваво-снежном месиве под присмотром двух потрошителей…

Алабаи узнали вкус крови, насладились выплеском злобы, испытали боевой азарт, и явление новой жертвы только подстегнуло к действиям. Оба кинулись на смертника, тот с расчётливой решимостью – навстречу.

Рыжий и здесь оказался первым, бросился на волка в атакующем прыжке, но тот в неуловимый миг встречным движением вскользь боднул от себя клыкастую пасть и с пол-оборота сомкнул свои челюсти на загривке собаки. Позвонки хрустнули, и обмякшая туша зарылась мордой в снег.

Проделать тот же трюк с альбиносом зверь не успел. Переключился на того уже в момент прыжка, встретил грудь в грудь и алабай, обильно заливая снег кровью, отлетел в сторону, с обнажившимся от шкуры хребтом и вырванной глоткой. Зверь второпях оглядел место схватки, задержал взгляд на копавшихся у трубы охотниках, облизнул-утёр чужую кровь с носа и подошел к недвижимой подруге. Обнюхал её, всё понял и вернулся к рыжему.

Снег таял у того на открытых глазах и скатывался крупными слезами по шерсти. Волк склонился к ещё подергивающемуся в конвульсиях альбиносу, ухватил за обтянутый обнажёнными мышцами позвоночник, закинул себе на загривок и скрылся за гребнем склона.

Вернувшись на опору газопровода, человек растерянно молвил:

– Не понял… Куда собаки делись? – поднёс к лицу болтавшийся на шлейке бинокль.

– Подвинься, дай забраться, – напарник снизу ткнул его рукой в валенок. Тот отступил на шаг, и приятель запрыгнул на п-образку. Теперь они вдвоём изучали место пропущенного поединка.

– Рэд на брюхе лежит, не шевелится, – комментировал хозяин.

– Кай пропал куда-то, – поддакнул товарищ.

– Здесь что-то не так… Похоже, кто-то еще был…

– Скорей всего Кай его преследует, – согласился напарник и отставил бинокль. – Это или волк, или медведь. Похоже, медведь… Волк не справился бы с двумя алабаями.

– А он и не справился, – убежденно констатировал заводчик и скомандовал: – Пошли искать! – обхватил руками трубу, закинул на неё ногу и перевалился на другую сторону.

Охотники поднимались по склону, держа карабины на изготовке, но вскоре попали в полосу не слежавшегося наноса, запыхались и пристроили оружие на плечи, – опасности пока не просматривалось. Приблизившись к истоптанному снежному пятаку, взяли карабины на изготовку.

Картина предстала радужная: на вспаханном белом снегу контрастировали ярко-красные комки и брызги, клоки серой шерсти, серо-палевый волк в кровавых метках и недвижимый рыжий пёс. Неестественный красный цвет не удивил охотников – видеть такое доводилось: на морозе кровь светлеет и больше походит на краску, как в плохом кино.

Хозяин склонился над собакой:

– Рэд поранен, видимо, сильно, – перехватил карабин правой рукой, присел. Опершись на него, снял варежку, поднял морду пса и тут же отдернул руку:

– Хрен там! Шея перекушена, – утер ладонь о штаны и сунул обратно в рукавицу.

Напарник тихо, даже испуганно заметил:

– А глаза открыты…

– Только смотрят в никуда…

– Какой матёрый волчара!

– Это сука, – поправил заводчик и определил: – Но Рэда упокоила не она…

Оба по цепочки следов поспешили на гребень взгорка. Пошел твердый наст, охотники быстро поднялись в гору, и уже на вершине хозяин собак неожиданно замер. Прямо перед ним лежал волк!

Хищник придавил передними лапами альбиноса, вернее, то, что от него осталось: нетронутая голова на обнажённом хребте с содранной с него шкурой. Морда зверя – габаритами с пивной ящик, даже не скалилась, а смотрела желтыми немигающими глазами, заставившими заводчика застыть и бояться шевельнутся: «Только дёрнись! Я убью тебя в прыжке, вякнуть не успеешь!» Человек не сомневался – так и произойдёт, достаточно одного необдуманного движения. Он безоговорочно подчинился воле хищника, тихо скомандовал напарнику:

– Замри и не шевелись!

Люди пришли убивать зверя, расправились с его спутницей, чем предоставили тому право забрать их жизни. Теперь превосходство за ним. В позиции, в реакции, в движении. Теперь зверь решал, будут они жить, или он порвёт обоих на месте, как они порвали его подругу и намеревались порвать его.

Охотник помнил о зажатом в руке карабине и загнанном в ствол патроне, но не допускал мысли воспользоваться им: волк внимательно на него смотрел полными решимости глазами и не дал бы шанса вскинуть оружие. Ему достаточно слегка приподнять круп, и в долю секунды всё будет кончено. Человек не упускал серую спину из вида, в какой-то момент ему даже показалось, что вот, она задирается, и стоило больших усилий сдержать панику и не броситься прочь.

Он вспомнил о товарище: «Хватило бы выдержки ему, иначе обоим хана…» и тихо, почти шёпотом, стараясь не шевелить губами, медленно произнёс:

– Очень осторожно, спиной уходим. Руками не вибрируй, – сделал аккуратный полу шажок назад, замер. Зверь внимательно следил за ним.

Охотники робко, не отрывая ног, попятились вниз, хотя открывались хищнику только по пояс. Последний момент, отделяющий волка от человека, стал самым натянутым: глаза зверя оказались на одном уровне с его, и охотник каждой клеточкой ощутил свою уязвимость. Он был полностью во власти волка и уповал, как бы это странно ни представлялось, на милосердие зверя.

Склон скрыл хищника. Напарник отважился поднять карабин, человек тихо, но уже веско произнёс:

– Даже не думай! Мы спокойно уходим, – и тоже вскинул цевьё.

Пятились они до самой трубы. Потом по очереди контролируя стволами возвышенность, перемахнули через преграду, вернулись к снегоходам, и первым делом хлебнули спирта. Немного придя в себя, принялись оправдываться, рассуждая, мол, можно было отступить, обойти и пристрелить гада, но вдруг рядом стая… Сообща поразмышляв, и реабилитировав себя в собственных глазах, они окончательно успокоились и с оружием на изготовку отправились обратно на взгорок.

Зверь ушел, оставив им разорванного альбиноса. Разгоряченные спиртом охотники засняли место схватки, убитых и растерзанных собак, фотографировали друг друга с тушей волчицы, демонстрируя её габариты на фоне собственных.

Уже за полночь по темну вернулись в Дудинку, благо не пришлось поджидать не поспевавших за снегоходами овчарок.

Добытая туша потянула на семьдесят шесть килограмм, но шкура оказалась попорчена и осталась покрытием гаражной лавки. Напечатанные фотографии навсегда решили спор в кругу местных охотников: не по зубам алабаю полярный волк. Степной, какой-нибудь азиатский или кавказский – еще может быть, а с «нашим» этот волкодав не справится, – не без гордости ведали обыватели, словно имели какое-то отношение к могуществу таймырского хищника.  

Наш канал
на
Яндекс-
Дзен

Вверх

Комментариев: