В издательстве «Российский писатель» вышла книга избранных стихотворений Василия Ивановича Казанцева «Взлёт». Это последняя книга, составленная автором незадолго до смерти и представляющая собой итог его долгого поэтического пути. Книга состоит из десяти разделов, в неё вошли как новые, так и ранее публиковавшиеся стихотворения, многие из которых приведены в новой авторской редакции.

 

«ЯБЛОКО СОЛНЕЧНО-БЕЛОЕ…»
О работе над книгой В.И. Казанцева «Взлёт»

Помогать Василию Ивановичу в подготовке его итоговой книги я начала в декабре 2018 года. Ему требовался помощник, чтобы набрать и распечатать тексты. С такой просьбой ко мне обратился литератор Алексей Полубота, который и познакомил меня с поэтом. Тогда предполагалось, что за два месяца мы всё завершим, однако процесс растянулся на год.

Сначала всё шло по плану: мне была вручена стопка рукописных страниц объёмом более 200, состоявшая из новых стихов, а также  исправленных и неправленых старых, изданных прежде. Я набрала их, распечатала и через месяц привезла на сверку. К этому моменту Василий Иванович подготовил для набора ещё два десятка страниц – в основном новые стихи. Сказал, чтобы не торопилась набирать, ему нужно время сверить распечатку с рукописью и поразмыслить над композицией книги. В следующий раз мы встретились уже в конце зимы, и меня ожидала не только дежурная мелкая правка, но и новая подборка – для замены части стихотворений из первого набора.

Стало ясно, что у нас впереди долгая, хотя, впрочем, вполне обычная история внесения правок притязательным автором. 

Именно таким и был Казанцев: очень требовательным – к себе не меньше, чем к другим, зорким, щепетильным. Иные стихи правил по многу раз. Бывало, звонил вскоре после моего ухода – просил отменить последнее исправление или заменить новым вариантом, но и тот мог оказаться неокончательным… Вновь и вновь сверял с рукописью напечатанный текст с напряжённым вниманием и пристрастием к собственному слову, будь оно написано недавно или сорок лет назад.

Меня удивляло его абсолютное доверие новым носителям информации. У него был ноутбук, проведён интернет, и вплоть до весны 2019 г. он пользовался компьютером для поиска – в основном статей о современных писателях, которые были ему интересны, о литературной жизни. Пока зрение позволяло, читал там некоторые публикации. Находил в Сети и странички о себе, чему не мог не радоваться. Он считал, что если стихотворение занесено в компьютер, а для верности сохранено ещё на съёмном носителе, то уж точно не пропадёт. Конечно, он доверял в первую очередь человеку – мне, но, безусловно, доверял и технике. Всё-таки Василий Иванович был очень современным. Это имело и оборотную сторону: он быстро и легко уничтожал рукописи после окончательной сверки. Наблюдала это не один раз и, конечно, спрашивала, почему он так делает. В ответ слышала: «А зачем это, Таня, ничего этого не нужно» и провожала глазами очередной белый комок, направляемый в чёрный пакет. Никакие доводы его не убеждали, потому что он так решил. 

Что касается правки, со временем Василий Иванович всё чаще советовался со мной, нужна ли замена и какой вариант лучше. Обычно обсуждать было нечего, ведь у поэта такого уровня исправления почти всегда к лучшему. Он тонко шлифовал, пытался довести до совершенства не только новые, но некоторые из старых стихов. Но порой мне было невероятно жаль  заменённой строки или слова, причём именно тогда он не советовался, а я всё равно пыталась отстоять исходный вариант. Не удалось это сделать, например, со словом «вёдро» в «Балладе о детстве» (1970) – теперь вместо него слово «время».

К некоторым стихам поэт возвращался наиболее часто. Исправления в них вносились, отменялись, возобновлялись на протяжении всей работы над книгой. Таким было «Яблоко солнечно-белое», написанное в 2006 г. Казанцев никак не мог отпустить это стихотворение, будто в нём для него собрался весь солнечный свет, разлитый по его стихам…

Яблоко солнечно-белое?
Яблоко солнечно-красное?
Яблоко солнечно-спелое?
Яблоко солнечно-классное?

Яблоко гладкое, круглое?
Яркое? Плотное? Крупное?
Потяжелевшее? Хрусткое?
…Вкусное яблоко. Вкусное.

В тех версиях, что в итоге остались черновиками, я лично не видела большой разницы. Изменения касались только второй строфы (эти места ниже выделены курсивом):

Яблоко солнечно-круглое?
Яблоко солнечно-крупное?
Плотное? Сочное? Хрусткое?
… Вкусное яблоко. Вкусное.
                                         
 Или:

Яблоко солнечно-круглое?
Яблоко солнечно-крупное?
Солнечно-сочное? Хрусткое?
…Вкусное яблоко. Вкусное.

 Это начало уже походить на зацикливание – пока вдруг не найден был окончательный облик стихотворения. Тогда радостно подумалось, всё-таки не зря искал, нашёл. Хотя кому-то все эти варианты могут показаться равноценными и особенно интересными исследователям словесного творчества.

Однако кроме поиска лучшего варианта, не дававшего покоя автору, здесь было нечто другое. Василий Иванович прекрасно знал, что это его последняя книга. У него ещё оставалось немножко сил, и складывалось впечатление, что ему так не хотелось, так неинтересно было завершить этот процесс быстро, выйти вот так скоро из этой игры… А для него это была именно Игра – в лучшем, высшем смысле слова.

 Во время сверки он любил зачитать отдельные строки вполголоса, будто себе под нос, но быстро, театрально, с напором, сжав правую руку в кулак, и, если ему очень нравилось – в конце вдруг делал этой рукой победный взмах полукругом и – торжествующе улыбаясь – замирал. Ну как тут не вспомнить Пушкина с его знаменитым восклицанием о себе самом!
Простое, игривое, счастливое стихотворение «Яблоко солнечно-спелое», вся работа над ним, стали своеобразным символом этой чудесной игры. Как написал однажды сам Казанцев в стихотворении «А надо мною дерево», напечатанном в книге «Прикосновение» в 1966 г.:
 
И не пойму я сам порой:
Играю иль работаю?
Работой занят, как игрой,
Игрою – как работою.         

Я понимала это и старалась «подыгрывать», пока процесс не стал угрожающе затягиваться. В течение всех этих месяцев Казанцев поступательно слабел, это было очевидно.

Обычно, поработав с текстами около часа, мы шли пить чай, за которым наша беседа длилась гораздо, гораздо дольше – порой по три-четыре часа. И говорили мы тогда уже не о его книге, а о другом. О поэзии и поэтах, об истории, о нашем и прежних временах, о его детстве, родном крае, о природе и Природе, изредка и едва касаясь личного и сокровенного. Он мог рассказывать подолгу, не уставая, и его красноречие восхищало наряду с эрудицией и фантастической памятью. Поразительной казалась чистейшая речь, без единого слова-паразита, никаких «э-э-э» или «ммм», почти без пауз. Но со временем паузы становились длиннее, он чаще замолкал, задумывался, а потом рассказывал, о чём задумался: анализировать всё, что происходит с ним, он не переставал до конца своих дней.
           
Итак, время шло, силы убывали, зрение катастрофически падало, а стопки бумаг на письменном столе вырастали в маленькие горы. Василию Ивановичу было всё труднее справляться с ними, он начал от них уставать. Настал момент поставить точку в длинной истории правок, ведь, как известно всем пишущим людям, править можно бесконечно. Я сказала об этом Казанцеву, а он, наверно, и сам уже всё обдумал, потому что сразу согласился. Обоим было понятно: если не ускорим процесс, книга рискует остаться не оформленной.

Шёл декабрь 2019-го. Мы приступили к финальной части формирования книги. Предстояло разнести стихотворения по разделам и поставить их в нужной последовательности. Основу композиции книги – десять разделов с названиями – Казанцев определил незадолго до этого. Дальше нам пришлось действовать непривычным образом. Одно дело – неторопливо сверять с рукописью несколько очередных распечатанных страниц, другое – разобраться почти с тремя сотнями, учитывая состояние здоровья. И Василий Иванович стал находить место своим произведениям на слух: я читала стихотворение, он называл раздел, где оно должно стоять и его примерное (на следующем этапе – точное) расположение. Ему очень понравилась эта форма, она не вызывала затруднений в восприятии, напротив, поэт работал в приподнятом настроении и для такой задачи – когда нужно подумать, прикинуть, соотнести – очень быстро, по нескольку часов подряд, напрочь отказываясь от перерывов.

К концу декабря мы всё завершили. В компьютерной версии я сохранила книгу по разделам, внутри которых каждое стихотворение находится в отдельном файле под своим порядковым номером, чтобы надёжно зафиксировать этот порядок – для Казанцева он был очень важен. Таким же образом пронумеровала страницы в распечатке, которую отдала ему: например, 2-15 означало 15-е стихотворение 2-го раздела. Я надеялась на скорый выход его книги и думала, что так он гораздо легче сможет взаимодействовать по телефону с будущим редактором, который при необходимости назовёт номер стихотворения, а Василию Ивановичу останется лишь найти страницу с таким же номером, или наоборот…

В феврале 2020 года Казанцев отмечал своё 85-летие. На сайте газеты «Российский Писатель» к его юбилею была опубликована статья Г.В. Иванова, а к ней читатели оставили так много добрых, прекрасных слов, обращённых к поэту, так много тепла и восхищения было в их коротких и длинных комментариях, что они вместе со статьёй стали для Василия Ивановича настоящим подарком. Не по одному разу я зачитывала ему потом эти слова с распечатки, называя фамилию и имя автора. Знакомые ему имена пробуждали воспоминания, новые – удивляли: выходит, даже сейчас, в такое неопределённое, зыбкое время, люди знают и любят его поэзию.  В его глазах светилась настоящая радость. 

* * *
А дальше пандемия, изоляция и на долгое время лишь телефонные разговоры, почти полное отсутствие живого общения, угасание… Он знал, что книга выйдет, когда его уже не будет, так мне сразу и сказал. Но был счастлив, что она готова, а я – что смогла помочь ему в этом.

Вроде бы теперь ещё лучше видится на расстоянии: если бы тогда не успели, книга осталась бы незавершённой. Но я убеждена в неслучайности, закономерности всего, что произошло. Не могло быть иначе у такого поэта. Строгость и стройность его поэтического мира – главного мира, в котором он жил, исключительно одухотворённое целеполагание, невероятная работоспособность и воля, осмысленность каждого дня и радость как основа существования не могли дать иного финала такой судьбе.     

Татьяна БУРДАКОВА

Василий КАЗАНЦЕВ
(05.02.1935 - 02.02.2021)

* * *
Ночь пролетела. И в утренний лес
Вновь я вошёл. Предо мною
Вид неизменный, знакомый исчез.
Всё предо мною – иное.

 – Это светлее сверкнула сосна, –
  Птица пропела лесная.
 – Это пришла, прилетела весна, –
 Птица пропела другая.

 – Это другой, незнакомый предел, –
Пискнула пеночка-кроха.
…Ветер чуть слышно пропел, прогудел:
             – Это
                         Другая
                                      Эпоха.
2007

* * *
Говорили, что ноша огромна,
Ну а ты-то ведь более знал.
Знал, она вообще неподъёмна, –
Всё равно её на плечи брал.

Говорили, дорога тревожна,
Ну а ты-то ведь более знал.
Знал, она вообще безнадёжна, –
Всё равно этот путь начинал.

Перепутья, овраги, пороги,
Загражденья, ухабы – не счесть.
Так и есть – нет конца у дороги.
И безжалостен путь – так и есть.

Блик далёкий призывно мелькает,
Тусклый, смутный, не видный почти…
Будто кто-то идти помогает,
Грустно-тягостный груз твой – нести.

Будто кто-то бескрайнюю эту
Освещает стезю впереди.
Будто сам ты уверовал: нету
Сил заставить с дороги сойти.

Будто сам ты и есть эта ноша,
Что и давит, и радует грудь,
Будто сам ты и есть невозможный,
Этот долгий твой, верный твой путь.
2000

* * *
Шёл я вдоль почерневшего тракта.
Пробуждалась земля ото сна.
Пробивалась зелёная травка.
Где-то в далях – гремела война.

И белел березняк на угоре –
В ясном блеске огня своего…
Счастье было огромно, как горе.
…И, быть может, огромней его.
1976

* * *
Я оглянусь – и предо мной
Вдруг на какое-то мгновенье
Предстанет улица иной,
В забытом, странном освещенье.

И день припомнившийся тот
Вдруг чётко в памяти возникнет.
Как будто кто-то позовёт,
Знакомым голосом окликнет.

И снег, что всё запорошил
Под посветлевшим, низким небом,
Задышит озером, где жил,
И морем, где ни разу не был.
1956

ИЮЛЬ
В сено, в смятых трав извивы,
Будто в воду, входят вилы.
Пласт блестящий приподнять
Плавно вверх по полукругу
Над собою – и упруго
Изогнётся рукоять.
Задрожит. (О как туга
Эта гладкая дуга!)

Пласт вполнеба шириною,
Как густая крона, пласт,
Земляничною, лесною
Тенью мне лицо обдаст.

Целый день в пластах витаю,
День-деньской мечу стога –
Прямо на небо кидаю
Кучевые облака.

Накидался, наметался,
В молодом леске лежу.
Растянулся, разметался,
В небо белое гляжу.

Там, как башенки витые,
Всё мои стога крутые.
Чередой – за стогом стог –
Уплывают на восток.

…Сплю. И, рук моих созданье,
Надо мной и подо мной
Кругом ходит мирозданье
С вышиной и глубиной.
1968

 


* * *
Когда вдали, за лесом, показался
Умершего села безглазый дом,
Я постыдился плакать, я сдержался.
Когда по улице потом

Я шёл и улица забыто, опустело,
Без радости, без горести, без сил
Дворами тихими в лицо глядела,
Я ком, застрявший в горле, проглотил.

Не плакал и тогда, когда среди дороги,
Тяжёлый потупляя взгляд,
Я на краю села, как на пороге,
Ещё раз поглядел назад.

Чрез много, много лет, на дальнем расстоянье,
Приснился мне тот грустный уголок.
И с ним последнее моё свиданье.
И слёз во сне я заглушить не смог.
1970 

* * *
Эти вбок отнесённые ветви,
Эти ветви протяжной волной –
Будто ровно струящийся ветер,
Будто ветер над летней землёй?

Этот ровно струящийся ветер,
Этот ветер над ровной землёй –
Будто вбок отнесённые ветви,
Ветви, ветви протяжной волной?

Устремлённые, длинные ветви
Над цветущей, над летней землёй.
…Это времени, времени ветер,
Ветер медленной, длинной волной?
2008

* * *
В лесу туманящемся, древнем,
В зелёном, лиственном краю
Есть ясноликие деревья –
Я всей душою их люблю.

Есть и другие. Смотрят строго.
В своём незыблемом строю.
И хоть без пылкого восторга,
Я тоже, тоже их люблю.

И третьи есть. Прогнать не в силах
Печаль извечную свою,
Глядят нахмуренно, уныло.
Я тоже, тоже их люблю.

В пути твоём счастливо светят
Тебе и те, и те черты…
Ужели нет таких на свете,
Каких совсем не любишь ты?

А те, какие всех тусклее?
Всех невидней, бледней, темней?
А те я всей душой жалею,
Душой жалею всей своей.
2002

* * *
Какая славная улыбка.
Ну невозможно быть плохим
Тому, чья славная улыбка
Цветёт сиянием таким.

Так улыбайтесь же светлее,
Так улыбайтесь же добрей,
Так улыбайтесь же смелее.
Ну улыбайтесь же скорей.
Ну что ж вы медлите, не смея
Довериться душе своей?
2018

Наш канал на Яндекс-Дзен

Вверх

Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта
Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-"

Система Orphus Внимание! Если вы заметили в тексте ошибку, выделите ее и нажмите "Ctrl"+"Enter"

Комментариев:

Вернуться на главную