Юрий КЕКШИН (Смоленск)

ЛИШЬ Я И РУСЬ… А БОЛЬШЕ – НИ ДУШИ…

О поэзии Анатолия Аврутина

 

О многогранном творчестве выдающегося русского и белорусского поэта, писателя, критика, публициста, переводчика Анатолия Юрьевича Аврутина издано немало книг, статей, рецензий, монографий. Его удивительная поэзия оценена по достоинству не только читателями, но и известными русскими мастерами поэтического слова, критиками, всеми, кому близка и дорога настоящая русская литература. Писать о его творчестве одновременно – и радостно, и невероятно сложно. Радостно оттого, что, пришли в мою душу его пронзительные стихи, безо всякого сомнения – навеки, до моего смертного края. А невероятно сложно оттого, что глубину и высоту его воистину космической поэзии словами выразить почти невозможно, ее можно только ощутить и почти задохнуться от этого ощущения.

Впервые об Анатолии Аврутине я услышал от прекрасного смоленского русского поэта Натальи Егоровой, с которой меня связывают несколько десятилетий творческой и человеческой дружбы. Однажды мы долго с ней рассуждали о грустных перипетиях современной русской поэзии, и я, говоря о том, что русский поэтический мир невозвратно потускнел с уходом Анатолия Передреева, Глеба Горбовского, Николая Тряпкина изрек бессмертные пророческие строки великого Юрия Поликарповича Кузнецова: «Увы! Куда ни погляжу – Очарованье и тревога, Я никого не нахожу: Таланты есть, но не от Бога.». Наталья в ответ мне уверенно сказала: «Ты не прав. Почитай стихи Анатолия Аврутина, он – поэт от Бога, настоящий, мощный, удивительный». Почти сразу же отыскал поэтические подборки Аврутина на сайте Союза писателей России «Российский писатель», начал читать – и ощутил невероятно светлый и сильный удар по своему читательскому сердцу. Точно такие же ощущения я в свое время испытал при первом знакомстве со стихами Федора Тютчева, Афанасия Фета, Александра Твардовского, Юрия Кузнецова, Николая Рубцова, Алексея Прасолова, Николая Тряпкина, чьи книги до сей поры практически ежедневно читаемы и любимы мною.

Анатолий Аврутин – немолодой человек. Но, удивительно, его поэзия с годами не угасает, напротив, его творчество становится мощнее, масштабнее, каждая его новая поэтическая подборка – крупное и яркое явление для истинных любителей русской поэзии. Разгадка этому – его огромный поэтический дар, давняя и настоящая любовь к литературе, к поэзии, привитая ему его родителями, и, конечно же – невероятный неустанный писательский труд. Здесь себе поэт поблажки не дает.

Анатолий Аврутин родился, возрастал, всю свою уже долгую жизнь живет на братской белорусской земле, ему, конечно же, очень дороги традиции, язык, пространство его родной Белоруссии. Но он, прежде всего, русский поэт, уточню, очень русский поэт, его душа по-настоящему больна Россией, русским миром, все русские исторические повороты и изломы отражаются в его неравнодушной душе, и тревожат и радуют поэта, оттого и в творчестве его немало стихотворений о России, о русской душе, о никем еще не разгаданной русской тайне. Совершенно не случайно изрекает он согласие с великим предшественником Федором Тютчевым в своем замечательном стихотворении, эпиграфом к которому поставил тютчевскую великую строку-истину:

Вспомнишь… Под визг тормозов на уклоне
Вытащишь хлеб и вино.
Снова умом ты Россию не понял,
Снова лишь верить дано…

Поэт слагает свои строки о России, о русском народе искренно, удивительно образно и талантливо, оттого его поэтические открытия изумительны:

Русский – прилагательное, слышали?
То, что прилагается к добру,
К радуге над мокнущими крышами,
Без которой вздрогну и умру.

Русский – прилагательное… Тихое…
На вопрос ответствует: «Какой?»
И кружатся аист с аистихою,
И над Храмом лучик золотой.
………………………………………………………………………………..
Недругам – всегда падеж винительный,
И ломоть последний – для своих.
Ничего не знаю существительней
Этих «прилагательных» родных.

Анатолия Аврутина неустанно беспокоит судьба России, ее настоящее и будущее. Ему тревожно, что снова придется испытать русскому народу беды и лихости предыдущих войн, зимние смертельные атаки, фронтовые тяжкие дороги. Об этом его пронзительное стихотворение «Неужели нам вновь пригибаться завещано», которое хочется привести полностью:

Неужели нам вновь пригибаться завещано,
Вспомнив строки, что в память вошли навсегда:
«А ты помнишь, Алёша, дороги Смоленщины?..»
Ну а дальше по тексту, совсем, как тогда…

Неужели же снова дороженька узкая
Приведёт к полотну посреди суеты,
Чтоб шептать: «По бокам-то всё косточки русские…»
Про Некрасова, Ванечка, знаешь ли ты?

Что ты скажешь, когда перелеском, пригорками
С автоматом зимою пойдешь сквозь снега?
А «Катюшу» ты слышал?.. А слышал про Тёркина?
А ты знал, что «до смерти четыре шага»?

Пожалею тебя – не спрошу про Русланову,
И какие тут «Валенки»? Валенок нет!
Вам придётся всё это осваивать заново,
Только вот не пришлют вам из тыла кисет.

Вновь оставит снаряд в колоколенке трещину,
Вновь обрушится небо, живое губя…
Это, Ванечка, Русь… И какая-то женщина
Всё равно, глядя вслед, перекрестит тебя.

Он очень неожиданно, но точно определил, что такое для него Россия, своей вершинной строкой: «Где перекрестятся – Русь получается», для Аврутина это пространство, где «русское эхо нерусских не знает границ», где «В траву одиноко роняют березы сквозь русское зарево русские слезы…», где «лица в окошечках, будто бы лики с иконы». Его любовь к России сродни любви к Богу, к собственной жизни.

Вдали от России
и птицы летят по-другому—
Ещё одиноче безрадостно тающий клин…
Вдали от России
труднее дороженька к дому
Среди потемневших,
среди поседевших долин.

Вдали от России…
Да что там — вдали от России,
Когда ты душою порой вдалеке от себя…
Дожди моросили…
Дожди, вы у нас не спросили,
Как жить вдалеке от России, Россию любя?..

Аврутинские поэтические строки о России рождены его раненым любовью сердцем, его душой:

Нежно, тепло, соболино,
Светятся возле плеча
Русского слова лучина,
Русского духа свеча.

Входят с рассветною ранью,
Так, что мгновений не жаль,
Русское это преданье,
Русских сказаний печаль.

Прочих стремлений превыше
Жажда –на лавку присев,
Русскую песню услышать,
Русский щемящий напев.

Не добредя до постели,
Песни наслушавшись всласть,
Где-то средь русской метели,
В русских просторах пропасть…

Русский язык для Аврутина – икона, бережное отношение поэта к каждому русскому слову отражается и чувствуется во всех его замечательных стихотворениях, он понимает, что засилье иностранных слов принесет духовное обнищание и гибель:

Что не по-русски -- всё реченья,
Лишь в русском слове слышу речь,
Когда в небесном облаченье
Оно спешит предостеречь
От небреженья суесловий,
Где, за предел сходя, поймешь,
Что языки, как группы крови,
Их чуть смешаешь -- и умрешь.

Сразу оговорюсь и повторю, потому как знаю по комментариям к его поэтическим подборкам, как его порой незаслуженно упрекают в излишней любви к России, Анатолий Аврутин бесконечно нежно любит свою Белоруссию, доказательством тому хочется привести потрясающие несколько строф его шедеврального стихотворения:

Сирая Родина! Божие светы!..
Над пепелищем поник чернобыл.
Сколько их, канувших, что не отпеты –
Люди забыли и Бог позабыл!

Небо расколото… Ясень расколот –
Недосмотрели Матфей и Иов.
Боже, какой это мертвенный холод –
Змейкой крадущийся вдоль позвонков.

Так, покалечено-неизлечимо
Нам и нести этот холод в спине.
Сирая Родина шествует мимо,
И оттого-то дороже вдвойне.

И оттого-то, меж тягостных строчек,
Чувствуешь, корчась, как все же велик
Каждый проселочек, каждый листочек,
Каждый невзрачный болотный кулик.

И вот еще одно удивительное, на мой взгляд, стихотворение о Родине, которое поражает своей хрестоматийной поэтической высотой, той самой уникальностью, которое свойственна поэту эпического масштаба Анатолию Аврутину, привожу его полностью:

РОДИНА

Родина - это когда бескрыл,
Но все равно летишь.
Родина - это святых могил
Предгрозовая тишь.

Родина, это когда бредешь,
К истине путь ища.
Родина - это когда хлебнешь
Маминого борща…

Родина - это любимых книг
Стершийся переплет.
Родина --это лебяжий крик,
Если подругу -- влёт…

Родина - это смолистый дух
В бане, где благодать.
Родина - то, что не смеешь вслух
Родиною назвать…

Поэт болеет своей измученной родиной, которая немало хлебнула горя в прошедшие десятилетия и века, да и писать стихи для него так же свято, как и верить в Бога, поэтому для него важнее всего в творчестве - «божественность нечитанной строки». Как это перекликается с великой строфой Александра Твардовского: «Быть может, эта боль — залог Того, что славы слаще, Когда пронзает холодок Удачи настоящей»!

Драматизм присутствует у Аврутина не только в каждом его стихотворении, но и в каждой строке, у него практически нет мажорных стихотворений. Кто мы, откуда, куда идем, и куда придем, к какому итогу - извечные мучительные вопросы его поэтической души. В его профессионально отточенных поэтических произведениях слышны и крики, и негромкие возгласы о пределе и вечности, но – это его конкретные вопросы, его сомнения, только им выстраданные и только им заданные небесам и бездне. Он с младых лет несогласен с пределом, он его тревожит, но и вечность вызывает в нем противоречивые сомнения:

В струеньи жизни быстротечном
Слышнее грома — только тишь.
Вовек не станет слово вечным,
Когда о вечном говоришь.
Но если, предваряя звуки,
Вдруг захлебнешься тишиной,
Немым предвестником разлуки
Простор увидится сквозной.
И так от выдоха до вдоха,
От первых дней до серых плит…
И кем ты стал — решит эпоха,
А вечность — кем не стал решит…

Анатолий Аврутин постоянно думает о жизни, о ее скоротечности и бренности, и о том самом пределе, к которому и за который поэт неотвратимо и тревожно идет. Его стихотворение «Ночные стихи» памяти близкого человека поражает своей философской глубиной, своим трагизмом, этим пронзительным произведением поэт в который раз доказал читательскому миру, что он – потрясающе глубокий философский лирик. На мой взгляд, это одно из его самых лучших философских стихотворений, не могу не привести его также полностью:

Напрасно… Слова, как «антонов огонь»,
Сжигают души не сгоревшую малость.
Уже из ладони исчезла ладонь,
Что, вроде, пожизненно мне доставалась…
А следом поношенный плащик исчез,
Что вечно висел на крючке в коридоре.
Ни женских шагов, ни скрипучих завес,
И сами завесы отвалятся вскоре…
Всё стихло… Лишь полночью схвачен этаж
За меркнущей лампочки узкое горло.
И чувствуешь – всё, что копилось, отдашь,
Чтоб только мгновения память не стерла,
Когда в глубине потрясенных зрачков
Растерянный облик спешит проявиться,
И сам ты в зрачках отразиться готов,
И платье вдоль ждущего тела струится…
Как всё это призрачно… Тени спешат
Впечататься в бледную кожу обоев –
Туда, где впечатан испуганный взгляд,
Один на двоих… И предавший обоих…
Причем здесь трагедия?! Горе уму…
Здесь даже Шекспир разберется не шибко.
И тьма обращается в новую тьму,
И щепками сделалась звучная скрипка.
Её все вертели – опять и опять, –
С осиною талией божию милость,
Её разломали, пытаясь понять,
Откуда же музыка в ней появилась?..
Разломана скрипка… И взгляд овдовел…
И надвое полночь в тиши раскололась.
Всё в жизни предельно… Иду за предел…
На тень от беззвучья… На голос, на голос…

Поэт выстрадал важную истину человеческого бытия, его понимание, что каждое мгновение жизни является драгоценным подарком судьбы неслучайно, поэтому и спешить медленнее жить для него, это – спешить творить, жить с ощущением любви к Родине, родным людям, окружающему миру:

Спешите медленнее жить,
Пока гнездо под крышей вьется,
Покуда жизнь не оборвется –
Спешите медленнее жить.

Стихи Аврутина насыщены до края космическим веществом по имени Поэзия, он умеет не только мастерски слагать строфы стихотворений, но и каждая его поэтическая строка удивляет своей тонкостью и глубиной. Во всех его стихотворениях звучат драматичные, даже трагичные ноты. Но это только усиливает мощь его поэзии. Более того, трагизм в его даже самых мрачных, казалось бы, стихах переплетен со светом, а такое по плечу только поэтам огромного масштаба. Невообразимая высота его поэзии созвучна и перекликается с поэтическим космосом Юрия Кузнецова, философской болью и сомнениями Алексея Прасолова, песенностью и глубиной Николая Рубцова и Николая Тряпкина, но особенно – с вселенским трагизмом великого Александра Блока. Добавлю, что близкое родство своей души с душой Блока Аврутин не скрывает:

Если вдруг на чужбину
              заставит собраться беда,
Запихну в чемодан,
              к паре галстуков, туфлям и пледу,
Томик Блока, Ахматову…
Вспомню у двери: «Ах, да…
Надо ж Библию взять…»
              Захвачу и поеду, поеду.
Если скажут в вагоне,
              что больно объемист багаж
И что нужно уменьшить
              поклажу нехитрую эту,
Завяжу в узелок
              пестрый галстук, простой карандаш,
Томик Блока и Библию –
              что еще нужно поэту?
Ну а если и снова
              заметят, что лишнего взял:
«Книги лучше оставить…
              На этом закончим беседу…»
Молча выйду из поезда,
              молча вернусь на вокзал,
Сяду с Блоком и Библией…
И никуда не поеду.

Но его поэзия только перекликается, он ничего не заимствует у своих выдающихся собратьев по поэтическому перу, у него своя индивидуальная неповторимая стезя, порой, по его же горькому определению, неровная, но ведущая зачем-то напрямик. У Анатолия Аврутина нет не только проходных стихотворений, но и случайных строф и строк. Его невероятно зрячее поэтическое око находит и разгадывает символы и образы окружающего его мира, и разгадывает он их и находит – по-своему, по-аврутински. Поэт чувствует и видит сверху струящуюся сермяжную бездну, и она же, эта бездна, бесстрашно висит над собором, птиц от крестов отогнав. И время, отведенное поэту для жизни, скользит, обжигая его, по коже. И такие удивительные поэтические открытия в его стихотворениях воистину неисчерпаемы! Душа Аврутина, его сердце давно, с младых лет, обожжены болью первых и поздних потерь, обид, разочарований, несбывшихся и утраченных надежд, от постоянного ощущения бренности человеческого бытия, но он ее привык терпеть. Защита от боли для него – его творчество, оно-то и есть его главный и верный ангел хранитель – и жизни его, и его раненой уязвимой души. Все переживания Аврутина очень естественно и блистательно вплетаются в вязь его стихотворений, потому и веришь образам и откровениям его поэтических строк, слов и звуков.

Привычно лампу прикручу,
Устроюсь с краю…
Еще шепчу, еще свечу,
Еще сгораю.

Взгляну в холодное окно
На миг буквально.
Там всё темно, там всё черно,
Там всё печально.

И не видны сквозь толщу рам
Во тьме вселенской
Ни ближний сквер, ни дальний храм,
Ни образ женский.

И только ниточка в душе
Звенит протяжно:
Ты что-то понял… Здесь…Уже…
А что – неважно…

Поэт, это видно по его поэтическому мастерству, денно и нощно, многотрудно и терпеливо работает над поэтической строкой, ему чужды праздность, которая ничего, кроме душевной опустошенности, не дает. Он давно познал истину изречения гениального Пушкина «Вдохновение – это умение настроить себя на работу». И понимает, что становится самим собой лишь тогда, когда звучит в его душе «чёрная музыка строк».

Стремясь в светящийся зенит, в прозрачной тишине,
Журавлик тихо пролетит, не зная обо мне.
А я живу себе, живу – неделю без проблем.
Ложусь на колкую траву, с куста крыжовник ем.
Кошусь на злящихся гусей, шиплю на гусака,
Гляжу на образ жизни сей немного свысока.
Являю свой довольный вид родимой стороне.
…Журавлик в небесах летит, не зная обо мне.
Я вслед ему махну рукой, крылом он не махнёт.
Меня ни отдых, ни покой не вознесут в полёт.
Живу неделю без проблем и жизнь моя пуста.
Всего-то дел – крыжовник ем с колючего куста.
Неделю целую подряд, ленивые на вид,
Гусыни на меня шипят… И женщина шипит…
Я с женщиной всегда несмел… А где-то в вышине
Журавлик тихо пролетел, не зная обо мне.

Аврутин честен в своих поэтических произведениях до звука. Ему чуждо чувство излишнего самомнения и в жизни, и в творчестве. Это, наверное, одна из разгадок тайны его поэзии, потому как скромность вкупе с искренностью – синоним настоящего таланта. И человеческая память поэта – крепкая и благодарная. Нельзя без волнения читать его пронзительные строки об ушедших навсегда друзья-писателях:

Куды ты, Мікола?..  Ур ес гнум*, Ганад?...
Куда ты, Серёжа?..
И пальцы стучат по стеклу невпопад,
И холодно коже.

Куда вы, Людмила Васильевна-свет?..
Куда ты, Володя?..
А жизнь так безудержно сходит на нет,
И жутко в природе.

А к небу поднимешь заплаканный взгляд –
В порыве едином
Невинные души летят и летят
Густеющим клином.

Писать от руки? Это нынче старо,
Эпоха неверья.
Вы – птицы… Так сбросьте хотя бы перо…
--Все сброшены перья…

Не много напишется – пальцы дрожат,
И шепчешь: «О Боже!
Куды ты, Мікола?.. Ур ес гнум, Ганад?..
Куда ты, Серёжа?..”
_____________
* Ур ес гнум (армянски) – куда ты?

Он себя никому не навязывает. Но, находясь в объятиях полного одиночества, тоже надеется на доброе слово или добрый отклик:

Стылый воздух причудливо горек…
С губ слизнув леденящую бель,
Через силу взберусь на пригорок –
За пригорком всё та же метель.
Чиркну спичкою… Жалко… Погасла,
Пальцы еле заметно черня.
Всё стою, всё гляжу понапрасну –
Может, где-то хватились меня?
И в молчанье метелицы белой –
Злой предвестницы чёрных разлук,
Всё мне чудится звук оробелый,
Из молчанья родившийся звук.
Он растёт, согревая невольно
На исходе пропащего дня…
Может, это набат колокольный?
Может, это хватились меня?

У него до сих пор по-юному свежее, волнительное и трепетное отношение к женщине. Его любовная лирика, на мой взгляд, удивительна, в ней, помимо драматизма и душевной боли, немало света. Женщина для Аврутина, даже если она его предала или оставила, даже если принесла ему душевные муки, всегда – блоковская Прекрасная Дама. И любовь к женщине для Аврутина – и мука, и радость, и мрак, и свет, и боль, и святость:

Хоть словом мучусь и дышу,
И мучусь снова,
Но то, что я тебе скажу, —
Всего лишь слово.
Напрасно Господа молю,
Темно и пусто.
А то, что я тебя люблю —
Всего лишь чувство.
Густую капельку со лба
Смахну невольно.
А от того, что не судьба —
Всего лишь больно.
Мечталось, но не довелось,
Закрылась дверца...
А что в груди разорвалось —
Всего лишь сердце.

Анатолий Аврутин – благодарный сын. Его любовь к родителям, увы, уже ушедшими за край, по-вселенски неизмерима. Поэтому и его стихотворения, которые он посвятил матери и отцу, на мой убежденный взгляд, являются шедеврами современной русской поэзии. Именно родители вложили в его детскую неокрепшую душу великую любовь к русской литературе:

...Наш примус всё чадил устало,
Скрипели ставни… Сыпал снег.
Мне мама Пушкина читала,
Твердя: «Хороший человек!»
Забившись в уголок дивана,
Я слушал – кроха в два вершка,–
Про царство славного Салтана
И Золотого Петушка…
В ногах скрутилось одеяло,
Часы с кукушкой били шесть.
Мне мама Пушкина читала –
Тогда не так хотелось есть.
Забыв, что поздно и беззвездно,
Что сказка – это не всерьез,
Мы знали – папа будет поздно,
Но он нам Пушкина принес.
И унывать нам не пристало
Из-за того, что суп не густ.
Мне мама Пушкина читала –
Я помню новой книжки хруст…
Давно мой папа на погосте,
Я ж повторяю на бегу
Строку из «Каменного гостя»
Да из «Онегина» строку.
Дряхлеет мама… Знаю, знаю –
Ей слышать годы не велят.
Но я ей Пушкина читаю
И вижу – золотится взгляд…

Их уход для поэта – вечная невыносимая боль его души. В стихи о родителях вложена невыносимая мука уставшего и измученного сердца поэта. Его сакральная и духовная связь с отцом и матерью не прерывается, ни в снах, ни наяву. И эта связь рождает в его душе строки, от которых больно сжимает сердце:

Не понимая, что стало со мною,
Брёл я… И мучился, не понимая,
Что задышал мой отец под землёю,
Встал и побрёл, корневища ломая.

Так и бродили мы… Я – по дороге,
Он – под землёю с извечною тростью.
Еле держали разбитые ноги,
Жутко скрипели усталые кости.

Ну а потом прекратилось и это…
Брызнула с веток крикливая стая.
Скрипнули ставни… А после, с рассветом,
Враз облетела листва золотая.

И такая же давящая щемящая боль бьет по сердцу, когда читаешь больные беспросветной тоской гениальные строфы:

Птицы громко кричали о том, что ты тихо ушла,
Замолкали на миг… И встревоженно снова кричали.
И не видела света внезапно наставшая мгла.
Только птицы кричали… Испуганно птицы кричали.

Мне бы вздрогнуть от боли, но кожа моя запеклась,
И молчанья свинец опалил воспалённое горло.
И гремучий осколок порвал нашу зыбкую связь,
И зловещая ночь над бедой моей крылья простёрла.

И какие-то люди в двойной, непрозрачный чехол
Положили твоё голубое прозрачное тело…
Погасили свечу… Но цветок в изголовье расцвёл,
И неясная сила в тяжёлом бутоне вскипела.

Мы назавтра пришли… Через ужас назавтра пришли…
Там лежала не ты, а твоя оскорблённая бренность.
И узнать не смогли ни единой родимой черты,
Лишь на плечи легла чёрных дней роковая согбенность.

Почему, почему в этот год всё случилось не так,
Как мечталось, когда стекленели февральские льдинки,
И казался проблемой какой-то извечный пустяк…
А сейчас чередою – поминки, поминки, поминки?..

Будто съёжилось небо со всех погребальных сторон,
И на ватных ногах чуть плетётся согбенное тело.
Но цветёт и не чахнет всё тот же багряный бутон,
И глядит мне в глаза, как недавно мне мама глядела.

Позади у выдающегося русского поэта Анатолия Юрьевича Аврутина долгая и трудная дорога, наполненная радостями и горестями, удачами и потерями, итогом этой дороги является его замечательное творческое наследие. Эта дорога зовет его дальше, и она будет такой же трудной, он это знает. Остается пожелать ему крепкого здоровья, долголетия, новых вершинных стихотворений и книг. А свет его высокой поэзии уже соединился со светом звезды «Анатолий Аврутин» в созвездии Рака.

Анатолий Юрьевич Аврутин (род. 3 июля 1948, Минск) — белорусский поэт, переводчик, публицист, литературный критик, прозаик, редактор.
Обладатель «Золотого Витязя» в жанре поэзии. Лауреат Национальной литературной премии Беларуси и Большой литературной премии России, премии имени Марины Цветаевой от министерства культуры Татарстана, премий журналов «Москва», «Наш современник», «Молодая Гвардия» и других.
Награжден орденом и медалью Франциска Скорины, а также высшей наградой Союза писателей России — знаком «За заслуги в литературе» и наградой Патриарха Московского и Всея Руси — знаком «За вклад в развитие русской литературы».
Член Союза писателей Беларуси с 1993 года. Член Союза писателей России. Почетный член Союза русскоязычных писателей Болгарии, член Всеармянского Союза писателей.
В 2011 году название «Поэт Анатолий Аврутин» присвоено звезде в созвездии Рака.

Юрий Евгеньевич Кекшин родился 1 сентября 1959 года. Малая родина – посёлок Хомутовка Курской области. Окончил Ульяновское высшее военно-техническое училище имени Богдана Хмельницкого. Печатался в журналах «Наш современник», «Молодая гвардия», «Подъем», «Воин России», «Человек и закон», газетах «Литературная газета» «Красная звезда», «Литературная Россия», «Завтра», «Московский литератор», «Российский писатель», «День литературы», Всероссийском поэтическом альманахе «День поэзии-2017» и других многочисленных периодических изданиях, поэтических альманахах и коллективных сборниках. Стихотворения поэта представлены в поэтической антологии «Поэзию любят красивые люди». Автор нескольких поэтических книг. Член Союза писателей России с 1996 года. Лауреат литературных премий имени Николая Рыленкова, «Курская битва-80». Награжден специальным дипломом Курской областной организации Союза писателей России «За верность памяти Пимена Карпова». За особый вклад в развитие литературы и искусства малой родины поэту присвоено почетное звание «Курский соловей». Живет в Смоленске.

Наш канал
на
Дзен

Вверх

Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта
Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-"

Комментариев:

Вернуться на главную