XXI ВЕК
Век непредсказуемых затей.
Плен неосязаемых сетей.
Словом, отравляющим, как яд,
Божий мир на атомы разъят.
Свет пространство уступает мгле,
Истина — подобью, страсть — игле...
Но плывет под солнцем и луной
Маленький и хрупкий шар земной.
Соловьих ревнуют соловьи,
Пахнут мятой волосы твои
И пока любовь всего ценней,
Век — обманка, я тебя сильней!
ПОЭТ
Что известно о поэте?
Неприкаян как бурьян,
Он сидит на табурете -
В меру выбрит, в меру пьян.
Наклонясь к залетной крале,
Заливает сущий бред,
С точки зрения морали
Олицетворяя вред.
Земноводное и птица,
Уголек в немой золе,
Надо ж было воплотиться
Так нелепо на земле!
Впрок не копит, дом не рубит -
Продувная голова,
А его такая любит
За красивые слова!
Он исчезнет между делом,
Незаметно, как листва.
У него на свете белом
Нету кровного родства.
* * *
Позже темнеет и раньше светает,
Время весеннею льдинкою тает.
Капля по капле уходит в песок
Жизнь, а не сладкий березовый сок.
Но оттого, что на свете невечен,
Дорог вот этот мерцающий вечер,
Полутона, и штрихи, и оттенки,
Сумрак и солнечный зайчик на стенке,
Облако в небе и влага в овраге,
Старое фото на жёлтой бумаге,
Где средь ушедших в иные края,
Неразличимый, устроился я.
* * *
Задыхаюсь от косноязычья,
Но уже не зайти за черту -
Слово рыбье, звериное, птичье,
Словно кость, застревает во рту.
Снова древнюю книгу листаю,
Чей волнующий запах знаком.
Вы, от века живущие в стае,
Не считайте меня чужаком!
Беззащитен и разумом смутен,
Смуглый пасынок ночи и дня,
Я такой же по крови и сути -
Муравью и пичуге родня.
Но природа, закрывшая двери,
Немотой продолжает корить.
О, свободные птицы и звери,
Научите меня говорить!
* * *
Ночью проснулся от крика,
Мучило: был он иль нет?
Лишь первозданно
И дико
Лунный колышется свет.
Свет неземного накала
В небе, на белой стене.
Ты ли меня окликала
Или почудилось мне?
Снова из тьмы заоконной
Луч этот вырвал на миг
Твой беспечальный,
Иконный,
Незабываемый лик.
Между былым и грядущим
Не отыскать рубежа,
В непостижимом и сущем
Вновь заплутала душа.
Чтобы в немыслимом свете,
Там, среди звезд и комет,
Мучиться и не ответить:
Были мы в мире иль нет?
* * *
Остановлюсь и лягу у куста,
Пока легки печали и пожитки,
На оборотной стороне листа
Разглядывать лучистые прожилки.
При светлячках, при солнце, при свечах
Мир созерцать отнюдь небесполезно:
В подробностях, деталях, мелочах
Не хаос открывается, а бездна.
Вселенная без края и конца
Вселяла б ужас до последней клетки,
Когда б не трепыхался у лица
Листок зелёный с муравьем на ветке.
ХУДОЖНИК
Отгуляли дожди, отрыдали.
За селом, за пригорком любым
Загорелись родимые дали
От промытых небес голубым.
Почернел у дорог подорожник,
Пожелтела в полях лебеда,
Словно выплеснул краски художник
И ушёл неизвестно куда.
Неудачник, бродяга, чудило -
Завернулся в свое пальтецо,
И звезда, что напрасно светила,
Вдруг его озарила лицо.
По земле, что к полуночи дремлет,
Нес он легкое тело свое,
И ступал на родимую землю,
И отталкивался от нее.
ДОМ
Дом у реки — резным фасадом к бору,
Где ежевика вьется по забору
И яблоки запутались в траве -
Как о тебе я тосковал в Москве!
Теперь уже не встретят тесть и тёща.
Приют их вечный ныне там, где роща
И тёмные дубовые кресты...
Недалеко, всего-то две версты.
Дорога непроезжая горбата
К могилам тихим: узника штрафбата,
Пришедшего с войны в бинтах сырых,
И матери, поднявшей восьмерых.
А дом стоит и сохранилась печка.
Напротив — лес, за огородом — речка.
Благословенны здешние места!
Вот только жаль: земля вокруг пуста.
Ушёл её рачитель и ходатай,
А я всего лишь праздный соглядатай,
Не знающий крестьянского труда.
Зачем же тянет вновь и вновь сюда?
Печь затоплю, потом иду к запруде;
Всё кажется, здороваются люди,
Которых знал, а их в помине нет...
Не век прошёл, всего-то двадцать лет.
Когда уснёт закат подслеповатый,
Я возвращусь, ни в чем не виноватый,
Забытый, как портреты на стене,
В том времени, в том доме, в той стране.
ОТТЕПЕЛЬ
К ночи сгущается воздух сырой,
Вольно и наспех прошитый капелью.
Пахнет в округе набухшей корой,
Дымом печным и оттаявшей елью.
Забуксовало зимы колесо -
Дерзко и весело царствует влага!
В зыбком тумане
Почти невесом
Звук торопливого женского шага.
Снега январского жалко до слёз...
Много ли проку в такой канители,
Если ненадолго и невсерьёз
В чаще лесной затаились метели?
Их возвращения не тороплю,
Видимо, свыкся с погодой сырою.
Утром остывшую печь затоплю,
Стол на двоих, как бывало, накрою.
Красная скатерть, хмельное вино,
Встречи на миг, остальное — разлука.
Буду смотреть в зоревое окно,
Ждать понапрасну условного стука.
Лучше б весь мир занесло, замело,
Снежная запеленала одежда...
Необъяснимо такое тепло.
Необъяснимее только надежда.
* * *
Отзывчив, почти как виолончель,
Сухой тростник, а ветер — смычок.
Я раньше боялся таких ночей,
А их оказалось наперечёт.
Луна, прильнувшая к облакам,
Звезда летит, по стеклу скользя.
Я раньше не верил твоим рукам,
А вышло — выжить без них нельзя.
Сначала многое не в цене,
Но снег запутался в волосах,
И стало ясно тебе и мне
О чём кукушка кричит в часах.
ПРЕДЗИМЬЕ
Как согревает свет предзимних дней!
В нём боли нет — прощанье и прощенье,
Неясное пока предощущенье
Утраты скорой,
Горечи о ней.
Вдруг подступает к сердцу твоему
Какая-то неведомая сила,
И хочется остаться одному,
И одиночество невыносимо.
* * *
Как спящая женщина, дышит вода
И свет перламутровый брезжит.
Однажды истлеют мои невода
На теплом песке побережья.
Костер, согревавший так долго во мгле,
К утру равнодушно остынет.
Душа, прикипевшая к этой земле,
Её неизбежно покинет.
Струится поющий камыш у лица
И манит куда-то протока -
Другому удача и зверь на ловца,
Но тоже до срока,
До срока.
За лодкой легко разойдутся круги,
Растают в тумане белёсом
Мерцание лилий, и запах куги,
И зыбкое зеркало плёса.
Предутренний луч и заката кайма...
Спасибо, что был я на свете,
На свете, который меня не поймал
В свои золотистые сети.
* * *
Полуоткрыты оконные створки:
В небо впечатана церковь на взгорке.
Дальше — полоска сутулого бора,
Ближе — сирени костёр у забора.
Мир непридуманный, мир настоящий,
Ливнем омытый, поющий, летящий.
Птица, растение, ветка немая
Празднуют ясную радугу мая.
Долго земля эту силу копила:
Тянутся ввысь лебеда и крапива,
Люди, деревья и церковь на взгорке...
Полуоткрыты оконные створки.
* * *
Надо бы вернуться восвояси,
Надо бы держаться своего.
Только в золотом иконостасе
Я не понимаю ничего.
Смутен смысл церковных строгих правил
Для неискушённого пока.
И глядят с укором Пётр и Павел
На невежу, на отступника.
Это только воину простится:
Он, когда предсмертное хрипел,
Даже не успел перекреститься,
Потому что выстрелить успел.
МЫ ОСТАЁМСЯ
Тянемся взглядом за стаей гусиной,
Но остаёмся с тобою, река,
С этой пылающей горькой осиной,
С полем, ещё не остывшим пока.
С этим просёлком, где вязнут машины
И безнадёжно гудят провода.
С рощей, глухими дождями прошитой,
В блёстках мерцающих первого льда.
Мы остаёмся,
Не в силах расстаться
С небом, где ранняя зреет звезда,
С непроницаемым сумраком станций
Мимо которых летят поезда.
Мы остаёмся,
Где веси и хляби,
В нужды и беды уйдя с головой,
Под нескончаемый жалостно-бабий
Русской метели космический вой.
Что же нас держит?
Вопрос без ответа...
Просто в душе понимает любой:
Только на этом вот краешке света
Мы остаёмся самими собой. | ЖИЗНЬ
Просто ужин на плите,
Просто взгляды, встречи, лица...
Жизнь — прогулки в темноте
С тайной жаждой
Заблудиться.
Вот провал, а вот проем.
Дал же Бог такую ночку!
Оступаемся вдвоем,
Только падать
В одиночку.
Ветер вечности — реки
Продувает,
Злой и хлесткий,
Отношений тупики,
Заблуждений перекрестки.
Наступает в свой черед
То, что было многократно:
Даже двигаясь вперед,
Возвращаешься в обратно.
Прорастает, как лоза,
Наше прошлое в грядущем.
Но раскаянья слеза
Не видна
Вослед идущим.
Так бывает и притом
Понимать необходимо:
Человеческим судом
Только явное судимо.
Все же тайного стыда
Малодушно не отриньте,
Что б не сгинуть без следа
В этом странном лабиринте.
* * *
Вслед за омутом — мели,
Блики солнца на дне,
В дымке черные ели:
Тихий август на Цне.
Пахнет поле полынью,
В небе ястреба тень
И последней теплынью
Наливается день.
Храма божьего главки,
Желтизна там и тут.
Лишь старушки на лавке
Безмятежно цветут.
Чей-то слышится клекот
За остывшей рекой...
До зимы недалекой
Далеко-далеко!
Тихо катится солнце
За рябиновый куст,
А вода из колодца
Ледяная на вкус.
МУЗЕЙ ЗАКРЫВАЮТ...
Подзабывшихся имён
Вялая харизма
Из утраченных времён
Тоталитаризма.
Снег меняется на дождь,
И лежат рядками
Перенаграждённый вождь
С передовиками.
Не музей уже, а склад,
Где пылится в хламе
Пережившее солдат
Полковое знамя.
Где, вобравши пот и пыл
С запахом кровицы,
Спят, как воины, снопы
Золотой пшеницы.
Дремлет память-инвалид,
Всем вокруг наскуча.
Время больше не болит,
Сваленное в кучу.
Никому ты не нужна -
Жизни той окрошка!
Только нищенка одна
Ходит у окошка.
Ходит-бродит, говорит,
Суд пророчит вечный,
А во лбу её горит
Знак пятиконечный.
* * *
О, непогодь лисья!
Я чувствую зиму виском.
Последние листья
Горят на бульваре Тверском.
Ничейным трофеем
Плывут по усталой воде,
Где окна кофеен
Подобны остывшей звезде.
Набухшие кровли
Сосут мутноватую мглу.
Немой иероглиф -
Фигура бомжа на углу.
Он странен и кроток -
Живой человеческий хлам,
На фоне решёток,
Авто, казино и реклам.
Что время уносит
С последним закатным лучом?
...А он и не просит
Прохожих уже ни о чём.
* * *
Здесь только вороньё витийствует картаво,
А я хочу к тебе, в убежище твоё
В полутора часах от городских кварталов,
Где яблони цветут и сушится бельё.
Ещё не пить с утра я не давал зарока,
Но трезвый, как стекло, лишь кепка набекрень.
А вот и на столбе знакомая сорока,
Крылечко во дворе и пылкая сирень.
Что будет, поглядим, а прошлого не жалко,
Хотя оно внутри, как взведенный курок.
Сто первый километр, всё та же коммуналка:
Распахнутая дверь, весёлый матерок.
Иному - тяжкий крест, а грешнику — отрада,
Я всплеском этих рук заведомо сражён.
Не верю, что ждала, но так наивно рада
Случайная моя и лучшая из жён.
Потом минует день и вскрикнет электричка,
И я тебе шепну: «Любимая, держись!»
Платок твой вдалеке погаснет, будто спичка,
А может быть, свеча,
А может быть, и жизнь...
* * *
И дым черемух у крыльца,
И этот ливень с чёрной тучей
Недолговечны, как пыльца
На крыльях бабочки летучей.
Но встал и замер у стены,
Когда явились вдруг,
Нерезки,
Твои глаза
Из глубины
Полуосыпавшейся фрески.
* * *
У края, у межи
Сошлись теперь и впредь
Предположенье жить
С надеждой умереть.
Язык весов и мер
Поставил мир впросак,
Но свет нездешних сфер
Покуда не иссяк.
Колокола звонят
Во сне и наяву:
Они меня хранят,
Они меня зовут.
Канат легко рубить,
Но что вам завещать?
Живых уметь любить,
Живых уметь прощать.
СТАРУХИ
По хлябям невообразимым,
Полдня промаявшись в лесу,
Грибов бездонные корзины
Старухи вечные несут.
Боровики белее сала,
Маслята под любой ранжир...
В райцентре, около вокзала,
Их купит бойкий пассажир.
Метнёт помятые купюры
И пожурит со стороны:
«Ах, бабы-дуры, бабы-дуры,
Такому чуду нет цены»
Прими спасибо за подарок.
Так не накопишь сроду, мать.»
«Хоть невелик, а всё ж приварок,-
Ответит. -Внуков поднимать...»
Перрон пустеет понемногу
И в поле не видать ни зги.
Пора в обратную дорогу.
«-А ну, Матрёна, помоги!»
Забыв про годы и недуги,
Бредут по всем путям страны
Её кормилицы — старухи.
Им нет цены!
Им нет цены!
* * *
Тропа с холма сбегает вниз полого,
А дальше степь без края и конца.
Сухой и жёсткий куст чертополоха
Качнётся вдруг у самого лица.
Бери копьё иль уповай на милость
Врагов, что в прах стирают города...
Здесь ничего почти не изменилось
За сотни лет -
Всё так же, как тогда.
Так да не так:
Враг обернулся бесом,
Перехитрил Ивана-удальца.
Живое поле зарастает лесом,
Мелеют реки, души и сердца.
Там, далеко, шумит-гремит столица,
Она щедра для слуг, а не служак.
Куда идти?
Каким богам молиться?
Где в этой смуте войско и вожак?
Всё верится: вот-вот блеснут кольчуги,
Тугие стрелы воздух разорвут...
Но тишина давным-давно в округе
Та самая, что мёртвою зовут.
По всей степи кусты чертополоха,
Сойдешь с коня — утонешь с головой.
Густеет тьма.
Кончается эпоха.
И колокол расколот вечевой.
* * *
На исходе сентября,
На краю, на переломе
Жизнь иная и не зря
Тишина такая в доме.
За окошком всё грустней,
Всё труднее ладить с бытом,
Но минувшее ясней
В этом воздухе промытом.
Дождик лекарем за мной
Ходит в сереньком халате...
Все ошибки
До одной
Вдруг припомнятся некстати.
От рожденья до креста
Что ж тащить вериги эти?
Надо с белого листа
Попытаться жить на свете.
Только где вести межу,
Ведь душа всего касалась,
Если тем и дорожу,
Что нестоящим казалось?
Паутины тонкой нить
Прочит скорую дорогу...
Ничего не изменить
В том, что было,
Слава Богу!
Из новых стихов
Из новых стихов |