5 января известному русскому поэту Олегу Кочеткову исполнилось 70 лет!
Секретариат правления Союза писателей России и редакция "Российского писателя" от души поздравляют Олега Владимировича с юбилеем!
Желаем крепкого здоровья, благополучия и вдохновения!

Олег КОЧЕТКОВ

НЕИЗБЕЖНОСТЬ

Стихи разных лет

КИЕВСКИЙ ВАЛЬС
"Снова цветут каштаны,
Слышится плеск Днепра", –
Словно небесной я манны
Ждал... Это было вчера!
Необратимым укором,
Только я трону баян,
Ныне стоит перед взором
Ваш закопчённый майдан!
Братья, что ж вы сотворили,
Выстыдились на весь свет?
Гукнется вам и в могиле,
Впредь до скончания лет!
Тронул баян, но ни в ноту
Я ни в одну не попал...
Навык свой весь растерял.
Как же я раньше-то с лёту
Пуговки смело терзал?
Вольно, свободно играл...

* * *
Назовите его "Сталинград",
Этот город в степях Волго-Дона,
Да устройте всемирный парад
С торжеством колокольного звона!
Да с салютным сияньем огня
И с неслыханным песнопеньем,
Чтобы солнце от этого дня
Рассиялось по всем поколеньям!
Чтобы возликовала земля,
Как ещё не бывало от века:
От вершины священной Кремля –
До последнего человека...

* * *
Не от горнего света стезя
Просквозила родную державу.
Не пытайся, слезою блестя,
Уцепиться за память дыряву.
И души измочаленный лад
Не пристраивай к общему ладу.
Кто в миру благочестен и свят –
В монастырскую дышит ограду!
А иные, как овцы в ночи, –
По безверью, как по бездорожью!
Не окликнуть, кричи – не кричи,
Ни слезой, ни сердечною дрожью!
И хоть в поле себе выходи,
В стороне от бытийного смрада,
Даже здесь – не забрезжит в груди
Ощущенье вселенского лада!
Погляди, как всерьёз вознеслось
Матерьяльное всюду, земное,
Пронизало все будни насквозь,
Искусило, попрало собою!
Сокровенное кануло вдаль,
А в изодранных токах пространства –
Твоя немо восходит печаль,
Обретая уже постоянство...
1985

ГОРСТЬ ЗЕМЛИ
Горсть землицы сырой подержал на ладони –
И живое тепло ощутил,
И вдали замерцали прыскучие кони,
Чуть подале небесных светил.
И в глубоком, поросшем осокой затоне
Водяной себе вслух загрустил.
Восставали из мрака такие виденья –
О которых не скажешь пером!
То ли лапти скрипели, то ли растенья,
То ль на окских излуках паром?
А в душе распахнулись такие владенья!
А потом – покати-ка шаром –
Лишь ладонь я разжал, и вернулась землица
К животворной юдоли своей.
Но не мог я никак до конца отрешиться
От того, что живого – живей.
Всё стоял перед ней и шептал – да святится
Её имя – до самых корней,
До полынных, до наших кровей!
1984

ЛУННЫЙ СВЕТ
Подоила корову, посыпала курам
И опять за околицу, к дрёмному логу...
С отрешённым глядит, с истомлённым прищуром
На туманную даль, на пустую дорогу.
Долго-долго глядит, и кусает травинку,
Задрожав, обмякает плечами крутыми,
И ладонью отряхивает слезинку,
И всё шепчет одно позабытое имя!
И уходит, почувствовав в горле першенье...
Подолом прошуршав по репьям и осоту.
И кидается, зная одно лишь спасенье,
Головою и сердцем – в работу, в работу!
А в ночи налитым белым телом горячим
Согревает постель, и простынка льняная,
Её груди тугие, как есть, обозначив,
Льнёт к соскам её горьким, их горечь смиряя...
И от женской от ласки её неизбытой –
Лунный свет изнывает и словно густеет...
Только лунному свету объятья открыты.
Только он лишь на свете обнять её смеет!
Он целует все годы её и жалеет.
И она с ним в обнимку стареет, стареет...

У ВОКЗАЛА
Много было их, молодых,
У Голутвина тарахтевших
На подшипниках жутких своих,
Снизу вверх на прохожих глядевших.
Мы робели, но, помню, глупцы,
Удивлялись (как было нам просто!),
Что вот катятся чьи-то отцы,
А мы – дети, и выше их ростом!
Где нам было подумать о том,
Что не все они станут отцами,
Что вокзальная площадь – их дом.
Упираясь в асфальт кулаками,
Они странно смотрели нам вслед,
А в глазах столько боли сквозило...
Как давно их в Голутвине нет,
Будто горя и не было...
Было!

ЖАЛОСТЬ
Он мучился в госпиталях,
Израненный и молодой.
Но выжил, и на костылях
С медалью вернулся домой.
А ей – показаться не мог.
Курил всё и в поле смотрел...
И там, где был правый сапог,
Теперь – только ветер шумел.
Раз кто-то в плечо задышал,
Когда он вздремнул на крыльце.
Он, вздрогнув, сквозь сумрак узнал:
Она... тлеет жалость в лице.
И пальцы – цигарка прижгла,
Дремуче заныло в груди.
Во сне он заплакал: "Пришла..."
Но вслух ей ответил: "Уйди!"
Он люто вдруг вспомнил войну.
Поднялся привычным рывком,
Задев костылями луну, –
С крыльца
да о звёзды –
виском!

* * *
Туман неподвижен, в низине,
Роса на траве, будто град,
И дух невозможный полыни –
Подошвы босые горят!
И воздух густой чуть клубится,
Душистый, бескрайний покой...
И мнится: здесь что-то таится,
И что-то такое случится
Над чуткой, недвижной рекой...
Какое-то в сердце томленье,
Мерцание в смутной душе,
Родное, на грани моленья,
Всего-то одно лишь мгновенье –
И нет тебя в мире уже...

* * *
Три реки в моём граде старинном,
И Москва здесь впадает в Оку.
И дышу я простором былинным
На своём беспокойном веку!
Здесь Донской с Евдокией венчался,
Мнишек здесь изнывала в кремле,
С Куликова Боброк возвращался
На израненном верном коне.
Здесь ещё молодой я, вчерашний,
Пел про эту бескрайнюю ширь:
Про Маринкину древнюю башню,
Про Бобреневский монастырь.
Эти самые первые строки
На крутом берегу я пропел.
Здесь мои родовые истоки,
Здесь мой самый последний предел!

ПОСЛЕДНИЕ ДНИ
ДЕРЕВНИ ШЕРЕМЕТЬЕВО
Незавидная местность:
Косогор, осокорь.
И я весь – бестелесность,
И желанная хворь…
В Лапотке поплещусь я –
Он почти ручеёк.
Он – душе моей устье,
Босоногий исток.
Подойду к осокорю,
И щекою – к коре.
Я с шершавой корою –
В занебесной поре,
Где я жёгся крапивой –
Не тщетой бытовой…
Дед и бабушка – живы,
Где я – вровень с травой, –
Беспорточный, босой,
И с такой же душой,
Окроплённой росой…
 
ОСОКОРЬ
Хорошо на заре, да по росам
Обжигающим, да босиком!
Под родным осокорем белёсым,
И в гортани – нетающий ком!
Босоногим ты и голоштанным
Этой Ряжской земле присягал,
И таким же вот утром туманным
Здесь на цыпочках лёгких порхал.
Шестьдесят пролетело, с лихвою,
Лет твоих, от тебя в стороне, –
Осокорь же густою листвою
Над тобой шелестит в вышине,
Как и в прежние годы, былые,
Поросли что прогорклым быльём.
Ну, а листья, такие живые, –
О своём шелестят, о твоём…

НЕИЗБЕЖНОСТЬ
Тиходумная радость – брести босиком
По просёлочной, пыльной, родимой,
И соскучившимся, пытливым глазком
Примечать свет, едва уловимый,
От упругой, волной убегающей ржи,
Чуть разбавленной васильками,
Над которой стригут знойный воздух стрижи,
Прошивая косыми стежками.
Ни комбайн и ни трактор – тебе на пути,
Никакая иная машина.
Вот бы так всю-то жизнь мне по жизни идти –
Не брала б никакая кручина!
В стороне от дневной суеты городской,
Где бытую, в заботы погрязнув
(Почему-то всегда их бывает с лихвой!),
В стороне от никчемных соблазнов.
Не колышется тень, убывает мой день,
Всё короче мой шаг (ведь не молод!).
Было в жизни плохого, хорошего – всклень,
Но опять приближается город.
Надвигается всею громадой своей
Всё отчётливей, неотвратимей.
Куда деться: жалей – не жалей,
Всё постылее и – необходимей…

* * *
               Внучке Машеньке
Машенька, ангел, Мария, –
Вишенки – глазки твои –
Смотрят на дали родные,
Что в твоей детской крови
Нежно уже растворились,
Чтобы судьбой навсегда
Стать… что впервые родились
В эти глухие года…
Я на тебя уповаю,
Как на нательный свой крест,
Жертвенно благословляю,
Счастлив, едва не рыдаю,
В сердце своём и окрест.
Помни бедового деда,
Что на земле гомонил
Ради словесного бреда.
Вот – и тебе посвятил!

* * *
Бимки нет уже пятое лето…
Был он преданным другом моим!
Не почуяла это – планета,
Как он чуял всё нюхом своим!
Как по всей мы Лосиноостровской
Помотались с ним вдоль-поперёк!
Каждый кустик он знал и пенёк,
Перед каждою ёлкой, берёзкой
Останавливаясь на чуток…
Карим взглядом своим, нежнейшим,
Он мне в самую душу смотрел.
По движеньям моим по малейшим
Распознать настроенье умел!
Ах, какими мы были родными:
Ведь глядел же, все годы и дни,
Беспокойно глазами своими –
Он в такие же точно – мои!
Ускользает какая-то тайна
От меня… На душе нелегко…
Он глядел так тревожно, печально, –
Знать, была она – и у него!
Знать, была, но иная – собачья…
Но родная, такая же, зрячья,
И кричу я религии всей:
Верю, знаю, – была, хоть убей!..

* * *
Лишь однажды убил я змею,
На пеньке она грелась замшелом.
Как сейчас – перед нею стою,
Себя видя и ловким, и смелым.
На куски я её искромсал
Подвернувшимся дрыном ольховым,
И от радости чуть не плясал,
Возгордясь ощущением новым.
Не святая была простота –
До сих пор не прощу себя-гада:
Помню, сразу – в душе пустота,
Только горечь лишь в ней и досада…

ОВЦА
Подкатили чуть свет
К голубому крыльцу.
Беспокойный наш дед –
Сразу резать овцу.
Но не сам, в сердце дрожь,
А сосед был мастак,
Усмехнувшись, взял нож:
"Знамо, я не за так...".
Кто постарше, кто мал,
Жались мы – ребятня,
Когда кровь он смывал
Во дворе у плетня.
Я глядел не дыша
И мерещилось: тут
Не вода из ковша –
Мои слёзы текут.
Я тогда по летам
Понял истину зла:
Не приехать бы нам –
И овца бы жила...
1972

ПИОНЫ
Цветом розовым свет мне застлали
Шапку сбросившие пионы,
А какой аромат источали –
Хоть клади здесь земные поклоны!
А вчера лепестками своими,
Нежно-трепетными, живыми, –
Оглушали моё обонянье,
Обволакивая сознанье.
Ещё только вчера… ну, а ныне –
Стебельками качают сухими,
Словно не было их и в помине.
И я думами маюсь простыми:
Где теперь их душистое имя?..

* * *
Встала даль у самого порога.
Как ты хочешь – так и поступай!
Осокорь качается убого,
Обними его и согревай –
Грудью, и дыханьем, и руками
Ощущая крови шумный ток.
Пусть вершина – вровень с облаками,
Хрупок каждый листик и сучок, –
Только ты под этим небом волен
Миловать живое и казнить.
Отступись, покамест ещё болен
Чувством – без конца себя винить!
И в природу не вноси участья,
Как и на неё не уповай.
Размышляй: "Ну что такое – счастье?" –
Но его себе не пожелай.
1982

МЕЖА
Пространство души невозможно
Без этой забытой межи,
Где так одиноко, тревожно.
Колосья засохшие ржи
У самого поля, по краю,
Качаются ветром степным
Навстречу грачиному граю,
Печальным просторам пустым
И этим неласковым думам
Всех ветрено прожитых лет,
Усталым, почти что угрюмым,
И нет им скончания, нет…

* * *
А родина – это судьба...
А Родина – это дорога,
Которою грезит стопа.
И запах прогорклого стога,
И дедовская изба.
А Родина – это причина           
Скупых, набегающих слёз.
Невысказанная кручина
Смеркающихся берёз.
И даль, перед небом единым,
И небо, над далью одной.
Весь этот простор журавлиный,
Пронзающий сердце виной!
А Родина – это забвенье,
В крови растворённая соль.
Отчаянье, и запустенье,
И безысходность, и боль.
Молчанье, на самом надрыве
Сознанья, как сказочно нищ!
И яма, в репьях и крапиве,
На месте родных пепелищ.
И этот задумчивый вечер,
Коснувшийся сумерек лба.
И скрип усыхающих ветел.
А в общем-то, это – судьба!
1988

ПРЕДПОЧТЕНЬЕ
Родина над головою
И пред стопою ещё.
Только зеницы открою –
Сразу в груди горячо!
Пахнет рождественским снегом,
Местность, как совесть, проста.
Я, наречённый Олегом,
Вновь размыкаю уста.
Чтобы понять, как бесстрашно
День за собою зовёт.
Чтоб уяснить беспристрастно
Времени вздыбленный ход.
Чтобы, приняв неизбежность
Формул, суровых как жесть, –
Вновь состраданье и нежность
В далях твоих предпочесть.
1985

СВЕТ
Небесный свет – вместилище надежд,
Которые в миру не воплотились,
А лишь слезою скупо осветились,
В дрожащей бездне утомлённых вежд.
Отчизны даль, от реющих обид
Знобит над беспросветным бездорожьем.
И промыслом всечеловечьим, Божьим
Её простор мучительно болит!
И высь над ней – незыблемый завет,
Соединенье помыслов скорбящих,
Судеб её рыдающе-щемящих,
Из вещности – переходящих в свет!
1998

ДОВЕРИЕ
Доверяю российскому полю
И неистовым свежим ветрам
Свою добрую, ясную волю
С тихой радостью пополам.
Я обет этот свой не нарушу
До последнего, крайнего дня.
Доверяю мятежную душу, –
Это всё – то, что есть у меня!
До последнего в жизни предела,
Когда выдох мой канет вдали,
И душа, и наивное тело
Были горстью вот этой земли.
Не отсюда ль и совести мера?
Мудрено душу с телом разъять!
И прекрасна последняя вера,
Что они – станут полем опять.
1982

НЕЗАЩИЩЁННОСТЬ
Смеркается. Как быстро тьма бежит!
И мысли безнадёжные повисли –
О тайне бытия, о смысле
Всего того, что на ветру дрожит.
Который раз, задумавшись в ночи,
Нет мочи над собою приподняться.
Что толку на кого-то там ссылаться!
Смотри на звёзды, думай и молчи...
Тебе опять тот смысл не превозмочь,
И никому. И слава Богу!
И льётся себе млечная дорога,
И чутко по земле ступает ночь.
И ты один стоишь, незащищён,
Перед её ликующим вторженьем
Невиданным, таинственным растеньем...
На долгое раздумье обречён.
Раздумье – уподобилось беде,
Но всё ж опять летишь за ним без страха.
Лишь ветром обдувается рубаха,
А тело и душа – незнамо где!
1981        

НА РОДИНЕ
Шли холодные дни, и крепчали ветра.
Облака остудили ветлу.
Погрустил, помолчал – собираться пора,
Как студёно на этом ветру!
Вот и побыл. Один. Походил, постоял
Перед небом и перед землёй.
Одинокий – увидел, как воздух светал
Над повинной моей головой.
Поклонился. Услышал – стенает ветла,
Сиротливо ветвями сквозит,
А равнина лежит, широка и светла,
На душе человека лежит.
В ней мерцает печаль – изначальна, стара,
И простор так ранимо открыт.
И над нею свежеют такие ветра!
И слеза в долгом небе блестит!
1981

ГРУСТЬ
Ни печали, ни сплина,
Ни хандры, ни тоски.
Золотая равнина,
И на ней – колоски.
Время жатвы приспело,
Я труда не боюсь,
Принимаюсь за дело –
В сердце – русская грусть!
И причины нет вроде,
Но за что ни возьмусь,
А она – на подходе –
Эта русская грусть!
Я то трезвый, то пьяный,
То грешу, то молюсь!
А в душе постоянно –
Непонятная грусть.
Встану рано сегодня
И вокруг оглянусь:
Боже, это ведь – Родина!
Ах, ты Мать моя – Русь!

Беспросветная грусть...
2001

* * *
Вот опять день и ночь, день и ночь
В поле вьюга дымится.
Стонет печь, и хандра моя – прочь!
В окнах – белые птицы.
В светлой горнице скобленый стол,
Половицы скрипучи.
Я сюда не случайно зашёл,
Приманил меня жгучий,
Крепкий мёд ветром тронутых губ,
Острый крик петушиный
И сосновый, приземистый сруб,
Запах в сенях полынный.
Здесь покой с каждым вдохом растёт,
Словно тесто в опаре.
Здесь красавица дочка живёт
Николая да Марьи.
На неё мне украдкой взглянуть –
Словно снегом умыться...
Эй, хозяин, дай вьюги глотнуть!
Эй, хозяин, позволь мне жениться!
1977

* * *
Озимь под снегом. Погодка
Выдалась не ко двору.
Эх, озорная походка,
Да на слезящем ветру!
Дома сольёмся дыханьем...
И полушалок к ногам...
Тихим и грустным сияньем
Шелест волос по губам...
В печке заноют поленья,
Ночь с распростёртых полей
Выпадет как искупленье
Скучных и пасмурных дней.
С выдохами ледяными
Над занесённой избой...
Имя, шептать твоё имя –
Жизни не хватит самой...
1977

ОТЪЕЗД
Сквозная октябрьская сырость,
Разъезженная колея,
Во мне – как прощальная милость,
Которую дарит земля.
И мысли высокого взлёта,
И узы путей дорогих,
И голос тревоги, забота,
Дыханье поступков благих –
Даруют мне неотвратимость
Запомнить всё вечным, святым,
Так явственна сердца ранимость,
Так сладок отечества дым!..
Я знаю: пахучие ливни,
Морозная щедрость снегов
Пребудут со мной неизбывно,
И таинство лёгких шагов
Невстреченной девушки милой –
Всё станет дороже вдвойне
И вспыхнет с невиданной силой
В далёкой, чужой стороне.
Гляжу на холодные лужи...
А полдень и ветрен и мглист.
В синеющем воздухе кружит
Усталый осиновый лист...
1982

РУБАШКА
Почитай, что остался лоскут
От рубахи когда-то весёлой...
И дожди – над равниною голой –
Поредевшие травы секут.
Засорило всю душу листвой.
Ты ж, склонившись над бренною тканью,
Целиком отдаёшься старанью –
Терпеливо мерцая иглой.
Располынное счастье моё!
Всю-то жизнь мне рубашку латаешь,
Словно помнить и знать не желаешь,
Что родился на свет – без неё!
1999

СОВЕСТЬ
Развиднеется день понемногу,
И увидишь, как много тщеты
Возле смысла – стремиться к итогу
Человечности и красоты.
На исходе своих разумений
Ты в конечном итоге поймёшь,
Что не может быть нескольких мнений
У вопроса – зачем ты живёшь?
Миг минувший даётся на вырост,
И сомнения – напрочь отринь!
Только совесть одна тебя выдаст,
На губах загорчив, как полынь...
Только совесть. Она тобой правит,
И она – твой желанный удел!
Пусть гнетёт твою душу и давит.
А чего ты иного хотел?
1982

* * *
Воздух прогрелся. И дали ясны.
Тени – в тени отдыхают.
Чувство прикаянности и новизны
Душу не покидает.
Снова трава на откосах шуршит,
Ветру свой вздох поверяя.
Сколько под нею бессмертных лежит!..
Родина – рана сквозная.
Смею дышать твоей пылью степной
И припадать к твоим безднам.
Ты предо мною и надо мной –
В вихре земном и небесном!
Снова касаюсь извечных путей,
Думы, что с плеч не спадает:
Чем легковеснее, тем тяжелей
Спину к земле преклоняет...
1984

* * *
Где там, бабушка, твой самовар,
На далёких, мерцающих звёздах,
И из чашки струящийся пар?
Твой последний, неведомый отдых...
Ты там хмуришь усталую бровь –
И привычно так дуешь на блюдце.
Мне же здесь – то дожди, то любовь,
То снега, то стихи – не даются!
Закурю, поднимусь от стола.
Выйду к светлому, гулкому полдню.
Как дорога от снега бела!
Как всё чувствую, вижу и помню!
Сколько мне ещё здесь погостить,
Свету белому поудивляться?
Сколько мне эту память носить
И в любви к прошлым дням повторяться?
А дорога сквозная зовёт,
В сгустках радости, ветра и боли,
И по ней моя память идёт,
Упираясь в широкое поле...
1983

ПОЛЕ
Не поддайся лихому соблазну –
Размышлять о природе вещей.
Мир живёт невозможно, отважно,
Не приемля высоких речей.
Свищет ветер в задумчивом поле,
Всё под небом живёт – как живёт –
Посреди нестихающей боли,
Посреди каждодневных забот.
Но ничтожеством или величьем –
Всё одно – ты его не коснись.
Верен будь его стойким обычаям
И за отчее поле держись.
Лишь оно твою думу развеет,
Растворив её в думе своей,
Безвозвратность твою пожалеет,
Чем безжалостнее – тем сильней!
1984

* * *
Повстречалась червонная краля.
Тёмным взглядом как плетью ожгла.
Меня выделила? едва ли.
На другого глядеть не могла.
А она просквозила рукою
По распущенным волосам
И сказала: "Тебя я не стою,
Слишком много должна небесам!
Сколько звёзд в небе – столько, наверно,
Поцелуев на грудь мне легло!.."
Я подумал: "Какая же стерва!
Говорит как об этом легко!"
Всё равно её больно так обнял,
И она не сказала: "Пусти!"
На неё я глаза свои поднял –
До сих пор не могу отвести!
1978

ДУША
Я с тобой, а душа по равнине
Одиноко в потёмках блуждает.
Посреди нарастающей стыни
Листопада – скорбит и страдает.
Что ей надо в потёмках под небом?
Неужели её не задело,
Как мой путь освещала ты хлебом
Своего откровенного тела?
Всё блуждает кручиной широкой,
Ощущая таинственный трепет.
Может, кажется ей, одинокой,
Что твою, одинокую, встретит?..
1979

РОДОСЛОВНАЯ
Я ладонь положил на равнину,
И сквозь кожу пошёл смутный гул...
Долго слушал я песню едину,
Пока в пряной траве не заснул.
А заснул – так приснилось такое,
Чему времени нет и конца:
Раздвигал я пространство рукою
До забытого ветром крыльца.
А на нём – не князья да бароны
И другая дворянская знать:
Чёрный ворон бьёт долу поклоны,
А вокруг – никого не видать...
И напрасно рука раздвигала
Пред собою пространства кольцо:
Лишь одно, лишь одно выпадало –
Только поле и только крыльцо!
Хоть лица ускользающий высвет,
Хоть бы голос неясный, глухой!
Пусть унизит меня – не возвысит,
Только б знать: кто, откуда, какой?
Лишь крыльцо да широкое поле –
Вот и всё... Остальное – темно.
Нет на свете возвышенней доли –
Знать, что большего знать не дано!
...Я лежал средь притихшей полыни,
Окуная лицо в облака.
И лежала рука – на равнине,
А на сердце – другая рука!
1982

Кочетков Олег Владимирович родился 5 января 1947 года в городе Коломна Московской области. Окончил Литературный институт имени А.М. Горького. Поэтические сборники: «Время настало» (1977), «Травяная дорога» (1978), «Родное лицо» (1983), «Надежды ранят» (1989), «Покатилась подкова» (1991), «Ныне и присно» (1991), «Воля – волчица» (2007) выходили в ведущих издательствах страны. Публиковался в журналах «Москва», «Молодая гвардия», «Наш современник», в других изданиях. Лауреат премии имени С. Есенина и Всероссийской премии «Традиция». Живёт в Коломне.       

Вверх

Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта
Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-"
Система Orphus
Внимание! Если вы заметили в тексте ошибку, выделите ее и нажмите "Ctrl"+"Enter"

Комментариев:

Вернуться на главную