Известному русскому поэту Олегу Кочеткову исполнилось 75 лет!
Секретариат правления Союза писателей России и редакция "Российского писателя" от всей души поздравляют Олега Владимировича!
Желаем здоровья и радости, света и вдохновения!

Олег КОЧЕТКОВ (Коломна)

А РОДИНА – ЭТО СУДЬБА…

РОДОСЛОВНАЯ
Я ладонь положил на равнину,
И сквозь кожу пошёл смутный гул...
Долго слушал я песню едину,
Пока в пряной траве не заснул.
А заснул — так приснилось такое,
Чему времени нет и конца:
Раздвигал я пространство рукою
До забытого ветром крыльца.
А на нём — не князья да бароны
И другая дворянская знать:
Чёрный ворон бьёт долу поклоны,
А вокруг — никого не видать...
И напрасно рука раздвигала
Пред собою пространства кольцо:
Лишь одно, лишь одно выпадало —
Только поле и только крыльцо!
Хоть лица ускользающий высвет,
Хоть бы голос неясный, глухой!
Пусть унизит меня — не возвысит,
Только б знать: кто, откуда, какой?
Лишь крыльцо да широкое поле —
Вот и всё... Остальное — темно.
Нет на свете возвышенней доли —
Знать, что большего знать не дано!
...Я лежал средь притихшей полыни,
Окуная лицо в облака.
И лежала рука — на равнине,
А на сердце — другая рука!

ЗАКАЧУСЬ Я В РОДНУЮ КОЛОМНУ
Ничего я не знаю, что помню,
А что помню — о том не слыхал!
Закачусь я в родную Коломну,
В колыбель моих самых начал!
Да по ветхим пройдусь переулкам,
Вдоль обрыва, над древней рекой.
Где в пустующем сумраке гулком
Разливается зыбкий покой.
Постою пред Успенским собором,
И порывом скользнёт вдоль виска
Грустный воздух Отчизны, в котором
Настоялись века и века!
И я, словно причастный к ним тоже,
Что-то смутное в сердце храня,
Вдруг почувствую вздрогнувшей кожей —
Как они — сквозь меня, сквозь меня!

А РОДИНА – ЭТО СУДЬБА…
А Родина — это дорога,
Которою грезит стопа.
И запах прогорклого стога,
И дедовская изба.
А Родина — это причина
Скупых, набегающих слёз.
Невысказанная кручина
Смеркающихся берёз.
И даль, перед небом единым,
И небо, над далью одной.
Весь этот простор журавлиный,
Пронзающий сердце виной!
А Родина — это забвенье,
В крови растворённая соль.
Отчаянье, и запустенье,
И безысходность, и боль.
Молчанье, на самом надрыве
Сознанья, как сказочно нищ!
И яма, в репьях и крапиве,
На месте родных пепелищ.
И этот задумчивый вечер,
Коснувшийся сумерка лба.
И скрип усыхающих ветел.
А в общем-то, это — судьба!

* * *
Небесный свет — вместилище надежд,
Которые в миру не воплотились,
А лишь слезою скупо осветились,
В дрожащей бездне утомлённых вежд.
Отчизны даль, от реющих обид
Знобит над беспросветным бездорожьем.
И промыслом всечеловечьим, Божьим
Её простор мучительно болит!
И высь над ней — незыблемый завет,
Соединенье помыслов скорбящих,
Судеб её рыдающе-щемящих,
Из вещности — переходящих в свет!

НА РОДИНЕ
Шли холодные дни, и крепчали ветра.
Облака остудили ветлу.
Погрустил, помолчал — собираться пора,
Как студёно на этом ветру!
Вот и побыл. Один. Походил, постоял
Перед небом и перед землёй.
Одинокий — увидел, как воздух светал
Над повинной моей головой.
Поклонился. Услышал — стенает ветла,
Сиротливо ветвями сквозит,
А равнина лежит, широка и светла,
На душе человека лежит.
В ней мерцает печаль — изначальна, стара,
И простор так ранимо открыт.
И над нею свежеют такие ветра!
И слеза в долгом небе блестит!

У ВОКЗАЛА
Много было их, молодых,
У Голутвина тарахтевших
На подшипниках жутких своих,
Снизу вверх на прохожих глядевших.
Мы робели, но, помню, глупцы,
Удивлялись (как было нам просто!),
Что вот катятся чьи-то отцы,
А мы — дети, и выше их ростом!
Где нам было подумать о том,
Что не все они станут отцами,
Что вокзальная площадь — их дом.
Упираясь в асфальт кулаками,
Они странно смотрели нам вслед,
А в глазах столько боли сквозило...

Как давно их в Голутвине нет,
Будто горя и не было...
Было!

ГРУСТЬ
Ни печали, ни сплина,
Ни хандры, ни тоски.
Золотая равнина,
И на ней — колоски.
Время жатвы приспело,
Я труда не боюсь,
Принимаюсь за дело —
В сердце — русская грусть!
И причины нет вроде,
Но за что ни возьмусь,
А она — на подходе —
Эта русская грусть!
Я то трезвый, то пьяный,
То грешу, то молюсь!
А в душе постоянно —
Непонятная грусть.
Встану рано сегодня
И вокруг оглянусь:
Боже, это ведь — Родина!
Ах, ты Мать моя — Русь!

Беспросветная грусть...

СОВЕСТЬ
Развиднеется день понемногу,
И увидишь, как много тщеты
Возле смысла — стремиться к итогу
Человечности и красоты.
На исходе своих разумений
Ты в конечном итоге поймёшь,
Что не может быть нескольких мнений
У вопроса — зачем ты живёшь?
Миг минувший даётся на вырост,
И сомнения — напрочь отринь!
Только совесть одна тебя выдаст,
На губах загорчив, как полынь...
Только совесть. Она тобой правит,
И она — твой желанный удел!
Пусть гнетёт твою душу и давит.
А чего ты иного хотел?

ОТЪЕЗД
Сквозная октябрьская сырость,
Разъезженная колея,
Во мне — как прощальная милость,
Которую дарит земля.
И мысли высокого взлёта,
И узы путей дорогих,
И голос тревоги, забота,
Дыханье поступков благих —
Даруют мне неотвратимость
Запомнить всё вечным, святым,
Так явственна сердца ранимость,
Так сладок отечества дым!..
Я знаю: пахучие ливни,
Морозная щедрость снегов
Пребудут со мной неизбывно,
И таинство лёгких шагов
Невстреченной девушки милой —
Всё станет дороже вдвойне
И вспыхнет с невиданной силой
В далёкой, чужой стороне.
Гляжу на холодные лужи...
А полдень и ветрен и мглист.
В синеющем воздухе кружит
Усталый осиновый лист...

ОВЦА
Подкатили чуть свет
К голубому крыльцу.
Беспокойный наш дед —
Сразу резать овцу.
Но не сам, в сердце дрожь,
А сосед был мастак,
Усмехнувшись, взял нож:
"Знамо, я не за так...".
Кто постарше, кто мал,
Жались мы — ребятня,
Когда кровь он смывал
Во дворе у плетня.
Я глядел не дыша
И мерещилось: тут
Не вода из ковша —
Мои слёзы текут.
Я тогда по летам
Понял истину зла:
Не приехать бы нам —
И овца бы жила...

ГОРСТЬ ЗЕМЛИ
Горсть землицы сырой подержал
на ладони —
И живое тепло ощутил,
И вдали замерцали прыскучие кони,
Чуть подале небесных светил.
И в глубоком, поросшем осокой затоне
Водяной себе вслух загрустил.
Восставали из мрака такие виденья —
О которых не скажешь пером!
То ли лапти скрипели, то ли растенья,
То ль на окских излуках паром?
А в душе распахнулись такие владенья!
А потом — покати-ка шаром —
Лишь ладонь я разжал, и вернулась землица
К животворной юдоли своей.
Но не мог я никак до конца отрешиться
От того, что живого — живей.
Всё стоял перед ней и шептал — да святится
Её имя — до самых корней,
До полынных, до наших кровей!

Наш канал на Яндекс-Дзен

Вверх

Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта
Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-"

Система Orphus Внимание! Если вы заметили в тексте ошибку, выделите ее и нажмите "Ctrl"+"Enter"

Комментариев:

Вернуться на главную