Владимир ШАПОШНИКОВ, профессор, доктор филологических наук МГорПУ

ТЕНДЕНЦИИ СОВРЕМЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ В ЯЗЫКОВОМ АСПЕКТЕ

Литература в ее языке – язык современной литературы, ее реализуемые тенденции параллельны общеязыковой практике, тенденциям и явлениям языка, его системы и структуры в ее эволюции. Современная литература, с этой стороны, является реализацией и материалом языкового пространства. С другой стороны, она имеет собственную художественно-речевую логику, реализуя ее в способах языкового употребления, консолидирующиеся в эпохи, направления, манеры.

Характеризуя в общем системном плане современную литературу, следует отметить просторечие. Много просторечия в современной литературе. Слышал (=чувствовал запах) – просторечная семантика слова в отличие от общеязыковой литературной, щиплют глазки (=щиплет глаза) – грамматика просторечия (Садулаев) и т.п. появляются с первой страницы и с первого абзаца произведения (Шалинский рейд, 2010 г.). Многочисленна просторечная лексика в текстах: припереться, талдычить, таскаться (Санаев) и т.д., Блин! (Сенчин и др.) и т.д. и т.п.; просторечная фразеология. Производится некоторое словообразование просторечия: увизжатся (Толстая), допридумал (Улицкая) и нек. под. В этом направлении идет и некоторое словотворчество: проеврействовала два года (Улицкая), аутсортить (Минаев). Просторечие преобладает в прозе над другими языковыми формациями; его много в поэзии, а в некоторых поэтических системах оно также преобладает. Литература является регистратором просторечия и реализацией, и полем его изменения.

В том числе много вульгарного, грубого просторечия: вульгарная лексика (блевота, жрать, мудаки, сучка и т.п. и т.д. и даже более), морфология (понаехали), синтаксис (Саш, ну хорош, а?), фонетика (чо, чё = чего, что), определенная словесная образность (нередко сексуально-генитальная).

Просторечие как языковое формирование занимает определенный структурный уровень и имеет определенные, отмеренные коммуникативные возможности. Текст, наполненный просторечием или исполненный на просторечии, ограничен в своих коммуникативных свойствах, в своем выражаемом содержании и форме. Объективно ограничен.

В просторечии происходят процессы языковых изменений: уход одних слов и их исчезновение из языковой системы. Это наибольшая часть изменения просторечия. Уходят просторечные значения. Возникают новые слова просторечия (в разы, по-любому), образуются некоторые новые значения слов (по ходу), создаются отдельные словесные конструкции, но это менее активная по сравнению с литературным языком сторона процесса. Все эти параметры и внутренние соотношения языкового процесса отражаются литературой.

Использование просторечия в литературном произведении соотносится с художественными, эстетическими задачами. Встает проблема самого факта таковой соотнесенности; которая еще не есть заведомый факт, не является априорной. Присутствие просторечия в литературе может быть двояким. Оно может использоваться для создания образа, характеристики речи героя (см. классику Х I Х-ХХ вв.); может использоваться для выражения особой экспрессии снижения и упрощения речи, для резко негативной оценки, эпатирования собеседника, для языковой игры. В этом являет себя литературное мастерство, может быть, особое литературное мастерство. Но может быть прямое применение просторечия, без стилистической задачи, и без особой содержательности и формы. Последнее имеет место в современности.

Характерно композиционное размещение материала: просторечие реализуется в речи персонажей и в речи автора. Так что автор и персонажи, герои произведения не различаются, перестают различаться.

У феномена просторечия и у просторечия в литературе есть две стороны. Язык развивается и не должен оставаться застывшим, он должен соответствовать действительности, жизни с ее современными ритмами и требованиями. Заявляет себя прогресс, ритмы времени... потребительское общество. Литературный язык взаимодействует с просторечием, которое соответствует по-своему современным ритмам жизни. Литература вырабатывает свой язык для выражения концептов содержания. Но взаимодействие с просторечием – это не только быстрое перенимание его материала, это главным образом его обработка. А «писать на разговорном языке – значит не знать языка» (Пушкин).

Следует отметить еще одну сторону просторечия на фоне процессов взаимодействия культур и происходящего иностранного включения в русский язык: просторечие патриотично и менее подвержено прямому иностранному подключению.

Другая сторона современной литературы: не представлен диалект, нет местной речи. Отдельные, единичные произведения в этом плане: рас. Хох дойч, А. Кормашов, НМ 10.2. Диалект предстает не как речевая реальность, а в историческом аспекте. Он действует не презентативно, и не совсем убедительно, воспроизводится с огрехами. Показанные твердые шипящие звуки (товарищы) и отсутствие мягких шипящих, и при этом показывается мягкий ц (комсомольци) - это неестественно для языковой системы. Ж ы знь – здесь незачем показывать особый звук, Ж не отличается от стандарта; шыре – тоже излишняя транслитерация. В другом произведении: Сань кя – это красочный элемент, но это компонент ушедшей звуковой реальности, минувшая речевая система.

Не во всех представляемых элементах достоверен диалект. Ёп! (Хох дойч) – неверно, так в описываемое довоенное время не говорили; и нек. под. К этому речевому состоянию, в таком произведении не мотивировано проявление характера: по поводу немца – врага у бойца в боевой обстановке отмечается «любопытство» и никакого чувства более.

Некоторый диалект, некоторый диалектный материал содержится в речи персонажа. Отдельного. Берется только фонетика. Это стилизация, то есть имитация, подделывание под оригинал, подчеркнутое подстраивание. Односторонняя имитация. И это – ретроспектива, а не живое слово, не живое состояние речи. В такой литературе нет лексики, грамматики диалекта. Диалект здесь не является носителем мысли.

В произведениях другой ориентированности, в старой литературе, которая сейчас продолжается, есть диалект – лексика. Она играет этнографическую роль: Б. Екимов, рассказы 2000-х, П.Краснов, повесть 2003 г ., В.Личутин. Густой этнографизм придает особый вкус. Диалект связан с отъединенным участком мира, остатками социума деревни. И не предстает целостной работающей системой, развивающейся коммуникацией.

В композиционном плане развивается некоторая акцентуальность, искусственность представительства диалекта. Здесь он в речи автора звучит гораздо более, нежели в речи персонажей.

Искусственность – и в распределении материала произведения. В очень коротком диалектном рассказе – 3 раза употребляется слово «впрямь». И не всегда точно его употребление. Во всех рассказах (Б.Екимова) постоянная и очень частая нелитературная разделительно-перечислительная конструкция. Ее постоянное употребление придает монотонность повествованию и доводит до непонятности, как то: Просыпаешься ли, за столом сидишь – река словно на ладони; Иной раз проверяет ли, любопытничает, трется, –в подобном выражении непонятно соотношение и последовательность отмечаемых состояний. Уже непонятны употребляемые в описании слова: куга, урема и т.п.; и в действительной речи местных жителей они редки. Неточно употребление некоторых слов: дебри, углядеть, чуять. Неточно сочетание слов: В избе … сильно поостыло уже (Краснов. Пой, с.).

На почве диалекта, его усиленного употребления – архаизация, архаизирование речи и образа.

Диалект смыкается в речевой практике, соединяется с просторечием: употребляемой лексикой, грамматикой, – что отображается современной литературой.

А ведь диалект как объемная языковая система сообщает, сообщал точность и яркость, красочность. При языковом чувстве меры. Он обусловливает и глубину, и полноту описания. И обусловливает потенциальность картины мира. Взаимодействие с диалектом – это не только возможное использование конкретных единиц языка, это и взаимодействие с мышлением, которое он несет во всей полноте, с взглядом на мир и субстанциональными опорами миросозерцания и мировоззренческого отсчета.

Диалект ушел. Из реальной жизни он уходит и преобразуется. Диалект ушел как паритетная система из литературы. Творчество таких фигур, продолжающих свой путь в ХХ I веке, как В.Распутин с его высоким художественным уровнем, В.Личутин, не меняет общей картины и не является определяющей речевой данностью литературы, не составляет майнстрим. ХХ I век в истории языка и общества таков, какова структура языка и язык как материал словесности.

Современная литература есть литература городского аспекта и пафоса. Впечатления о деревне, имеющиеся нечастые – дачные, сторонние. Они по сути тоже городские. И просторечие – это речь города.

В большой зоне разговорности есть еще некоторый участок социальных говоров – особенности речи профессиональных слоев и некоторого образа жизни. В системе языка на современном этапе неточно называть их жаргоном, а тем более прикладывать такое понятие как уголовное арго: арго как языковой системы преступного мира, тайного воровского языка в его целостности уже не существует в реальности. При этом материала такого происхождения в современной литературе много. Литература его и воспроизводит и продвигает. В целом, по лингвистическому статусу, это материал современного просторечия, грубого просторечия: с бодуна, беспредел, колбаситься, параллельно (безразлично), забить (пропустить что-то с равнодушием), крыша едет, базар (разговор); Базара нет. Эти факты обладают всеми свойствами просторечия вульгарного извода. Такие явления как: гадом буду, - историзм.

При складывающейся структуре языкового материала определяются принципы современной литературы. Осуществляется прямое описание действительности, прямое выражение авторского абсолюта. Разворачивается очерковость. Не строится образ как художественное воплощение конструктивной основы отражения. Или его нет. Публицистика нередко вытесняет образ. Организуется пересказ, идет прямой пересказ – вещное описание. Рассказ часто преобладает над показом; разговор заменяет действие.

С этим, заявляется повышенное внимание к внешней стороне быта. Оно воплощается с минимумом художественного преображения или в его отсутствие. Художественно-образных явлений может быть больше, см. наприм. EBITDA Саши Щепина (ЛГ 2010), – где метафоры, сравнения в рассказе; развернутые тропы в повести Петра Краснова. Иногда могут быть языковые излишества (Ульяна Гамаюн, Борис Екимов), и их целое пространство. Художественно-образных явлений может и не быть в современных текстах. Авторы 2000-х не создают свой художественный мир, художественное пространство, свою художественную реальность – они перелагают, предметно описывают существующую действительность и следуют ей, идут за нею.

2000-е берут темой и делают креативную ставку на нее. Берутся события. Продвигается новизна материала, взятого из жизни (Г.Садулаев, А.Геласимов, З. Прилепин, П.Краснов или Е.Долгопят, Д.Сафонов и др.). В том тематическом числе стоят романы – пророчества, произведения – предсказания, антиутопии, романы – катастрофы. Тема такова и расценивается так, что может быть потому-то и кому-то интересна, важна, ее таковой полагает автор (вплоть до таких как история татуировки во всех подробностях).

Или нет конструктивно несущих событий, а есть сфера наблюдения и описания. Идет репортаж. Как Дух less С.Минаева – бытийный репортаж из мира завидных доходов и крутых кабинетов; его воспримут те, кому эти доходы и кабинеты рисуются. Репортаж нескольких дней окраинной войны, З.Прилепина, или повествование о человеке – выбросе кавказской войны, А.Геласимова. Или создается хроника жизни – невосклицающее повествование редкой разновидности человека со своим своеобразным миром: Сонечка, Л.Улицкой; или хроника жизни не выдающегося, ниже среднего и ненравственного человека: В ролях, В. Ермолаевой. Бессобытийность выражается в языке произведения. Может быть предметом хроника одного дня – поток сознания обычного человека: День без числа, Р.Сенчина; или хроника одного дела – татуировки и с ней нестрогих любовных отношений и плоского эмоционального мира. Рисуется замкнутое пространство. Предметная подача материала доходит до наивной дневниковости.

В отличие от имеющейся и подающейся темы, в меньшей степени и не всегда это можно сказать об оригинальности выполнения, художественном воплощении.

Новая литература характеризуется ослаблением общественной проблематики, изъятием социального звучания из художественной ткани. Это положение отражается и выражается в лексике изложения, в грамматике, таких показателях, как употребление местоимений, прежде всего «мы» и его определенных значений, местоимений «я» и «ты», «они». Ослаблен или устранен социальный смысл образов, всё пристальное внимание отдается личным проблемам и обстоятельствам. Строится социальная выключенность героев и поступков (Сенчин, Щипин, Минаев и др.), предстает замкнутое пространство, рисуется неплодотворность сознания. Даже общественное по функции значение подается как частное движение. Социальность добавляется, привносится прямыми средствами, а не художественным воплощением. Предстает, например, произведение – как учебник новейшей истории (М.Кантор). Даже образ революционера: Санькя – не дает раскрытия его социального смысла, а раскрывается опираясь на констатации тех или иных межчеловеческих – межиндивидуальных движений и взаимодействий. В центре этого произведения – жизнь революционеров, но не столько сама социальная борьба и не осознание общественных целей и идей, сколько быт подпольщиков, в коем львиная доля – пьянство, госорганы пресечения, столкновения с охранительными органами, и не только политические. Неясно, за что персонаж борется, в том числе и ему самому, против чего восстает. И борется ли по существу, в социально-политической основе? Аполитизм, изоляция от классовой борьбы и отсутствие идейной устремленности: Даниэль Штайн, День без числа и т.п. Психика дается почти исключительно в индивидуальном плане данного героя без широкого социального аргументирования.

В силу этого наряду с повествованием и описанием, наряду с сюжетным ходом в произведении современности постоянные политические, идеологические, экономические, военные, социальные разъяснения, административные рассуждения, определения, трактовки, идущие от автора (Садулаев, Распутин, Краснов и др.), рассказчика и реже от персонажей. Идут и обиходно-бытовые разъяснения. Они предваряют образность и заслоняют ее, отодвигают и расщепляют. И расщепляют композицию.

Проявляется большой и всепоглощающий интерес к частной жизни. Пришла частная жизнь на передний план. Интерес к частной жизни преобладает в современной литературе. С ней пришла повседневность, в рамках которой быт рисуется подробно, а в ряде случаев предстает самоцельно. Пришло изображение частности.

Выраженное явление этой тенденции – эпизодичность построения произведения. Типовая структурная особенность.

Автор современности говорит обо всем, всё старается проговорить. Произведения переполнены материалом этнографического и эмпирического порядков (Кавказ или русская деревня, город или офис, поселок или дом). Картины жизни и быта воспроизводятся с большой детализацией, подчас излишней с общей точки зрения. Сюжет страдает статичностью. Часто автору не хватает умения или у него нет желания недосказать. Нет отбора сообщаемого: если пришла в голову мысль, то почему ее не высказать. Всё очевидно. Всё полностью сказано.

Пришла личность – индивид, такая, какая есть. Она заполнила собою весь первый план. Личность заявляет о себе: взглядом на мир и способностью видеть, демонстрируемым вкусом, самим своим присутствием.

Натурализм – характерная черта современности. Идет описание всего. Делается описание неэстетичного, некрасивого, физиологического, безобразного в поступках, портретах, ситуациях, в речи. Нередко это самоцель. Сразу, с самого начала натуралистическое описание (Садул. Шалин. р.): заплеванные (стены) в первом абзаце. Далее: синие отбитые мошонки; Это было похоже на грязный групповой оргазм или насекомых в банке. То же: Санаев, Прилепин, Ермолаева, Минаев. Натуралистическое изображение явлений повсеместно, ему споспешествует многословие.

Сложна типизация как углубленное познание сущности, сложна даже как схватывание внешнего сходства или чаще всего встречающегося. Становится не обязательным и не важным обобщение. Проблематична эта часть и сторона образа, где выражается типичный герой в типичных обстоятельствах. В отражаемом и изображаемом явлении всё равноценно. Характерно изображение обыденного, среднего, посредственного. Есть заявки на изображение единичного без общего. Типизация и обобщение вовсе отсутствует даже в речевой передаче: П.Санаев и др. Писатель это положение и декларирует: В повести я мог бы, конечно, вдвое сократить их [ругат.], но сам не узнал бы тогда на страницах свою жизнь (с. 19), – заявляется в перебой композиции. И идет пересказ – речевые нанизывания на одном уровне. См. также: С.Минаев и нек. др.

Силен субъективизм, субъективное начало. Выражение автором себя, усиленное выражение отношения персонажа является существенной частью произведения. Картина достигается различными путями, начиная с употребления личного местоимения, идут различные другие грамматические и лексические средства субъективации. Идет фиксация видимых подробностей и размышления о них, часто очевидные, фиксация случайных впечатлений, случайных и необязательных, не всегда настоятельных мыслей.

Письмо современности характеризуется интертекстуальностью. Постмодернизм уже не мнится, в т.ч.: В.Галактионова, Б.Евсеев, но интертекстуальность заметна в современной литературе. См. сами названия произведений: Скупой рыцарь, День без числа, Герой нашего времени, Порыв ветра, Повесть о ненастоящем человеке, Павшие жизнью храбрых, Роман нашего времени и нек. др. Отсылки в тексте такого же рода. Интертекстуальные выходы направляются не только в литературу, но и в другой род искусства – кино (Садул. Шал. р. --> ф. Брат – 2; Распут. Дочь Ивана, мать Ив. --> ф. Любить по-русски), производятся выходы в музыку, в живопись.

Принципам описания соответствуют речевые средства. Синонимия, как выражение мысли и чувства в их уточнении, не развита. Так в рассказе на 11 страницах употребляется 12 раз слово «все-таки», без какой-либо стилистической задачи, 1 раз «как-никак», и несколько раз слово «просто» (НМ 2010. 2). В еще меньшем рассказе слово «просто» употреблено 6 раз, и 5 раз словоформа «закончиться». В большом тексте – романе (Дух less ) на всем протяжении постоянна попытка изъяснения о важном и не очень важном одним просторечным оборотом: и все такое.

В принципе, любопытна паронимия. Происходит смешение созвучных слов с разными значениями. В том числе, смешение очевидного в языковой форме: одеть/ надеть (Прилепин и др.). Но стилистически, нагруженно паронимия не используется. Редко возникает словесное соотношение: хозяин из гвардейцев бывших оказался, бывалый (Краснов). В том числе и редка парономазия. Сильное системное средство составляет антонимия. В современных текстах она не развита, не используется. В том числе не характерна и контекстуальная антонимия. То же можно сказать о некоторых других лексико-семантических средствах.

Возникает несогласованность значений в речевой цепи, которая имеет заметное место в литературе современности. Как то: благоприобретенная мимикрия (НМ 2010.2). Или: я был очарован и потрясен (Зн. 2010.2) – где обозначается впечатлённость сугубо материальной вещью: сначала очарован, т.е. поглощен вниманием, пленен, а потом – потрясен, т.е. взбудоражен, что предметно неестественно и эстетически не эффективно. Или: Оба достаточно сильно пьяные (Дух less ) – все количественные определения противоречат друг другу и определяемому слову.

Имеет видное место в строе произведения неточность употребления. Как типичная черта современности. Автор точностью высказывания не озабочен. Встречается предметная неточность: углы чемодана расслоились – неверно, не могут быть они такими – «ржавые», то есть металлические – и расслоившиеся (НМ 2010. 2). Неточного много: И убивают просто так, потому что боятся (Садул.): как указание причины элементы совершенно не согласуются друг с другом. Продал бы архипелаг средней руки (Щипин, ЛГ 2010) – присоединение этого оборота не оправдано даже иронией, а ее здесь нет. И т.д. и т.п.

В соответствии с этим, в маленьком по объему рассказе используется только слово «закончиться», к тому же часто, и никогда – «кончиться», а также возможные синонимы. В этом и монотонность, и неточность. Эти слова различаются в системе языка по содержанию и форме, и их нивелировка – это объективная потеря, а в некоторых же случаях в рассказе нужен именно глагол «кончиться».

Продуцируется пространность изъяснения, просторная речь. При просторности и распространенности речи часто нет стремления к языковой экономии. Немало лишнего, неэкономного в речевом потоке. Как то: Лейла сняла с предохранителя и не дрогнув рукой нажала спусковой крючок (Сад. Шал. р., с. 36) – а это обозначается взгляд со стороны, при котором отмечаемые детали или несущественны, или неестественны, или даже незаметны. Был очень квалифицирован в юриспруденции (там же, с. 65). См. также в этом плане С.Минаева и др. Речевой поток современности вершится именно так.

Неточность приводит к неясности смысла, непонятности выражения. Ср.: А прохаживаться по ранним лужам, останавливаясь точно на белом ледке, чтобы он кракнул под подошвой? (Г.Давыдов НМ 2010. 2) – это второе предложение с начала текста. Можно думать сначала при чтении, что `точно` - сравнение, но по некотором размышлении можно прийти и к мнению, что это наречие места. Неясность придает здесь и слово «ранние», ее придает и выражение «белый ледок», не очевидно подразумевающее воздушные пузыри – места в лужах подо льдом. Аналогично: На ночь кладовку тоже не запирали (ЛГ 2010. 10) – не запирали так же, как еще что-то? Нет, не запирали так же, как и днем. И т.п. др. Данное явление процветает в современной песне всех жанров (об этом: В.Н.Шапошников. Русская массовая/ популярная песня. Словесно-музыкальный уклад России к. Х I Х – н. ХХ I в. В печ.).

Неясность возникает и совершенная, абсолютная в тексте: а фамилию не выскребали (НМ 2010. 2). Так и остается непонятно, что же сказал автор. Этому явлению способствует в целом экспрессивный синтаксис изложения.

Развивается неточность в выражении оттенков мысли и особенно чувства. Ср.: что у кого-то просто нет денег (там же, с. 82) – а ведь ситуация отмечается как отнюдь не простая, но требующая большого внимания и энергичного вмешательства. Другого вида выражение: не потому, что не было боровиков, просто начался сезон лисичек (с. 83), – где обозначена причинно-следственная связь, однако она подрывается и размывается словом «просто» с его смыслом упрощения.

Еще один вид возникновения неясности: Автомобиль в самом деле ей подарили в 49-м (с. 85). Каков смысл фразы с амбивалентным дискурсивным словом во второй позиции: действительно подарили? Или подарили только лишь в указанном году, а не раньше? – объективно неясно. То же: Убеждался, что за сутки офис стал немного другим, пусть даже никто, кроме него, не заметил бы отличия (ЛГ 2010. 10) – уступительность здесь не к месту, и требуется или другой союз, или модификация придаточной информации.

Проступает неточность эпитетов. Говорится о мыши: стащила эдамский сыр еще до ночи и спряталась с ним где-то за шкафом в спальне, нарушая тишину сосредоточенным [?] шуршанием (Санаев. Пох. меня за пл., с. 163). С этой неточностью характеристики образуется неправдоподобность: могла ли мышь утащить сыр? Другое описание: заговорщицки попросил (конфет) – но данное качество предполагает совместность намерений, тогда как здесь ее не только нет, но в данной ситуации обозначено разногласие.

Разворачивается неправдоподобность подаваемых ситуаций и действий. См. в повести: И вдруг выронила чайник.

От чайника медленно отвалилась ручка. [?] Он тихо и жалобно звякнул [?], словно прощаясь с жизнью, и распался на несколько частей (Санаев, с. 14). Предстает неправдоподобность взятой ситуации в ее составляющих, их последовательности и неестественность, невозможность такого восприятия. Как бы замедленная съемка, но это не дотягивает и до сюрреализма как метода примата подсознательного. Примеры такого рода немалочисленны. Аналогично: Дух less с. 30, 32 – предметно-психологическая неправдоподобность.

Выразительным средством выступает в современной литературе синтаксис. Разворачивается экспрессивный синтаксис, в поле которого производится много различных членений и изменений фразы. Много парцелляций, очень много других структурных отклонений (эллипсис, краткость, порядок слов, постпозиции). Структурных отклонений речи настолько много, что это перестает играть роль средства выразительности и становится приметой – наполняющим ингредиентом изложения и стиля. Типовая примета современности (Долгопят, Садулаев, Санаев).

Синтаксис и его особенности отражает стремление автора к изобразительности. Предложение нередко растягивается за счет того, что его компоненты, присоединяясь друг к другу, обозначают не только течение повествования, но и экспрессивное отношение героя к сообщению, данному в этом или в предшествующем предложении. Стремление передать точку видения персонажа и совместить ее с другой, доминирующей точкой видения, автора-рассказчика, определяет тип конструкции высказывания. Субъективированное сообщение в предложении преобладает.

Имеет большое место просторечный синтаксис. Он имеет место и в речи персонажей, и в речи рассказчика, автора. Идут многочисленные изменения порядка слов, перемены слов в их синтаксических позициях, клочковатость изложения, отрывистость и обрывистость. Представительствует короткая фраза; если фраза составная, то жестко связанная из очень коротких частей. Отсюда возникает большая жесткость общей структуры, меньшая спаянность текста. Фразы сжаты, характерно лишены всякого рода тропов, лексически бедны. С другой стороны, обилие разъяснений и риторических уточнений, что отмечено выше, приводит к перегруженности текста.

Много грубого просторечия. Грубое просторечие являет себя в синтаксисе и с ним в лексике и морфологии. В целом лучше всего характеризуя метафизическую очерченность и эмоциональную ограниченность сознания (конструкции и круг слов, относящихся к забитости, недоумению, злости, равнодушию, бессилию).

Мат – характерность литературной современности. Процветает явная грубость. Это создает эмоциональный настрой. Обилие и легкость привлечения сего материала создает и объективно монотонность. А не выразительность. Происходит снижение информативности текста, уровня художественной содержательности. Снижение содержательности происходит в силу типовой специфики содержания матерной лексемы: в ее внутренней структуре мал предметно-понятийный компонент и преобладает эмоционально-экспрессивное содержание, а оно относится к одному типу и рангу.

Мат соответствует принципу современной реальной установки: прямое высказывание, прямое изложение. И материал является его реализацией. У мата есть свои сторонники – практики усердные и теоретики, однако теоретизирование по данному поводу поверхностно и нелогично.

Мат употребляется часто без особой стилистической задачи: многое можно выразить и без него, средствами литературного языка. И возможно выразить более ярко и точно.

В целом, развито многословие современной литературы. Краткость и лаконизм не столь возможны и характерны. Ср. стили и эпохи древнерусской литературы, сменявшие друг друга, в т.ч. стили многословия; стили Х I Х века, ХХ века. Там, где у Шолохова полфразы, где у Шукшина, например, одно короткое предложение с парцелляцией (Жена называла его Чудик. Иногда ласково.), и этим было нарисовано очень многое, целый период жизни и даже характер всей жизни, в современной литературе занимает место целое описание. Часто – последовательное описание скандала, ругани, драки, избиения, выпивки, бытовых ситуаций, нестроения. Подробностное описание делается постоянным: Санаев, Снегирев, Минаев и др.

Из стилистических средств современности заметно остроумие. Потенциал произведения образует стремление к остроумию. Продуцируется юмор. Юмор ситуативный по типу; он ограничен внешними наблюдениями. Развита ирония, в ее некоторых видах. К ней примыкает сарказм, скепсис. Изливается горькая ирония. Есть юмор черный; его в текстах много. Предполагается смеяться, когда человеку больно, когда человеку плохо. Имеет место юмор ради юмора; смех звучит как самоцель. Дальше поверхностных, внешних наблюдений он не простирается, и потому неизбежно приходит в веселое зубоскальство или шутовство.

Характерен гротеск. Строится гипербола. Делается преувеличение и, соответственно, преуменьшение. Делаются предметные и эмоциональные акцентуации. Развит гротеск ситуаций и гротеск оценок.

Грубость – характерное свойство современной литературы. Ее предметное обоснование можно видеть в реальной действительности. Но это не намеренная и изысканная грубость (ср.: Бабель), а натуральная, которая перестает быть стилистическим приемом. Она не сочетается с лиризмом.

В целом, изменилась стилевая палитра современной литературы. Ушел высокий стиль, растворилась его система. Ушли его приметы и компоненты. Ушли и возможности содержания, которые может предоставить только этот стиль; а на другом же стиле это выразить невозможно. Воцарился низкий стиль: лексикой, синтаксисом. Наряду с присущим эмоциональным содержанием, у него более низкие выразительные возможности. Воцарился еще более низкий – подлый (Ломоносов) стиль. Самый высокий в имеющемся регистре литературы – средний стиль. Напр. так звучит письмо нового зятя в повести П.Санаева.

Функциональные стили языка в литературе современности не представлены – в т.ч. научный стиль, мало представлен официально-деловой стиль. Даже в Дух less , например, книге о жизнедеятельности персонажа – сотрудника фирмы. Нет в литературе таких функциональных разновидностей как производственно-технический подстиль. Представительствует разговорно-просторечный стиль.

Индивидуальный стиль, художническая манера в письме современной прозы выражается слабее, чем в теме. Обозначаются дискурсы литературы. Индивидуальный стиль речи нивелируется в предметности; он нивелируется в средствах выражения – мате, грубости – особенно. При этом автор характеризуется свободой языка.

Происходит смешение стилей. Смешивается средний стиль с низким.

При данном обзоре я не ставил специально вопросы культуры речи, нормативной лингвистики. Языковую норму надобно знать и ею владеть. Знать, даже если от нее отступать и ее когнитивно нарушать. Нарушений же нормы много. И это не всегда та ситуация: Знай норму, но не будь ее рабом. Много делается – по неведению; есть целая коллекция такового нарушения. Нарушения и в современной прозе, и в исторической прозе; глобальная коллекция языковых нарушений в современной песне. Разрушение русского языка? насколько в нем участвует литература? участвует конкретный автор? Степень участия разная.

Соответственны стилям и речевой картине темы, тематическая картина современности. Так, ушел подвиг: военный, трудовой, подвиг убеждений. Ушел труд: нет и самого слова и всего лексического ряда. Ушел взгляд на работу как на труд. А наприм. ром. Дух less , описывая всё от лица руководящего работника компании, о работе в сущности не пишет. Актуальные слова рабочего процесса: офис, менеджер, бонус, продажи и под. Очень редко и нехарактерно употребление: сеялка и т.п. производственных слов. Функционируют финансовые слова, лексика рекламы. Присутствует просторечие (перепулить), грубое просторечие, непристойность в рабочем процессе.

Много иностранной лексики: из области развлечения (татуаж), отдыха, времяпрепровождения (ресепшн). Она создает определенные стилистические коннотации и оттенки.

Пришла тема – социальный пессимизм. Во многих текстах мир мрачен, угрюм. Разлито недовольство. Менее или более сильное настроение и мироощущение, оно всюду, во всех произведениях. Это широкая тема. Типологически выражено недоумение; идут сетования, жалобы. Фигурирует соответствующая лексика, словесные образы: характеристика власти, характеристика своей жизни, окружающего. Висит сумрачный колорит; он преобладает в современной литературе.

Обозначилась и ведется тема протеста, в которой один из первых заметен В.Распутин. Рисуется частный протест: С.Минаев, Б.Екимов. Появляются романы – пророчества, которые представительны.

Пришел образ активного нонконформиста – революционера. Его пишут Прилепин, Минаев, Екимов, Шаргунов, Елизаров, Карасев, Бояшов, Бабченко, Шаров. Революционер по-разному представляется и оценивается, порой отрицательно или шаржировано (Минаев, Распутин), но он есть, присутствует в литературе. Однако характерной лексики образа в произведениях нет.

Характерная черта словесной современности – массовая литература. Она расцветает. Для теории словесности, для критики актуально ранжирование литературы, проведение внутренней онтологической черты, эстетическое атрибутирование произведения. Это трудная задача; трудная всегда, а ныне в особенности.

Вернуться на главную