Павел КРЕНЁВ

КОРОЛЕВСКАЯ ОХОТА

(Повесть)

Егерь Мелентьев, когда выпьет, очень добрый, и все этим пользуются. Такое наобещает… И, что самое для него плохое, — помнит на другой день, чего наобещал. Конечно, во время охоты — нн-ни и упаси господи, чтобы чего другого там, кроме чая из термоса. Но мужик он простой и честный и, помня обещанную накануне «королевскую» охоту, всегда мучается страшно. А потреблять эту самую «горькую» приходится егерю куда как часто. Есть на то несколько причин. Главные из них две. Первая: Мелентьев до неё охоч сам. Вторая: егерский обход у него один из самых богатых (если не самый) в охотхозяйстве и желающих побывать на его базе предостаточно. А это, само собой, означает пред- и послеохотные посиделки, разговоры, то да сё…

Вот опять. Егерь только что пришёл из бани и, раскрасневшийся, осоловелый, с капельками пота на лбу, присел было с сыном к накрытому столу, как — пожалуйста! Стрельнули светом по стёклам фары подъехавшей машины, и сразу залаял, загромыхал у крыльца цепью Амур.

— Леший несёт! Поесть с семьёй не дадут, — заёрзала на стуле Татьяна, жена Мелентьева, давно впрочем, привыкшая к таким вот вечерним наездам охотников.

— Ну ты эт, не скандаль — работа… — привычно, с равнодушностью, больше для порядка возразил егерь и, сняв с гвоздя военную, с егерской кокардой шапку, плюхнул, её на непросохшие, причёсанные назад волосы.

Около базы, уже въехавшая в калитку, стояла легковая машина «Волга» чёрного цвета.

«Солидный кто-то, начальство, может», — прикинул для себя Мелентьев и на всякий случай приосанился, поправил шапку, сунул руки в карманы; шубу, однако, не застегнул, так и подошёл с распахнутыми полами, трезвый и серьёзный. Как и положено.

В машине сидели трое. Первым действительно выскочил представитель руководства — старший охотовед Тарасов, прямой начальник егеря Мелентьева, пухлый, вечно добродушный и говорливый. Раскинул руки, полез обниматься, от машины закричал:

— Алекса-андр Трофимыч! Лучшему егерю привет!

Но, обхватив Мелентьева, зашептал страстно-торопливо:

— Выручай, Трофимыч, инспекторская проверка.. Надо сделать охоту по высшему!

Опытному егерю чего долго объяснять: надо так надо. Мелентьев заулыбался и стал ждать дальнейших распоряжений.

Машина немного ещё пофырчала и умолкла. Вылез шофёр, щуплый и востроносенький, в пыжиковой шапке и унтах, мельком кивнул егерю и пружинно, с вальяжностью прошёлся к багажнику. «На управляющего трестом тянет, — подумал Мелентьев, — не меньше».

Потом вышел последний, третий пассажир. Лет пятидесяти, высокий, в меховой куртке и валенках. Он подошёл к егерю, просто улыбнулся, протянул руку и представился.

— Юрий Николаевич.

Улыбнулся ещё раз, по-доброму так, как старому, проверенному в переделках другу, и добавил: Алексеев.

«Кто же из них проверка?» — недоумевал в первую минуту Мелентьев. Но потом Юрий Николаевич дружелюбно и спокойно сказал «управляющему трестом»:

— Витя, барахлишко моё не забудь в тепло забросить, ладно?

И тот заторопился у багажника, суетливо стал навешивать на плечи пакеты, рюкзаки, ружьё… Мелентьев понял тогда, кто из них главный.

Тарасов хлопотал тоже. Он громко хвалил Трофимыча за то, что хорошо протопил базу, что подметены полы, что работает холодильник.

— А мы туда их сейчас, голубушек, чтоб со слезой было!

И засовывал бутылки в морозилку.

Койку Юрия Николаевича он пододвинул ближе к печке и застелил сам. Тот, правда, протестовал, но старший охотовед деловито урезонил:

— Вы ещё не знаете местных условий.

Потом было застолье.

Кто из охотников не любит этого священнодейства, этого неизбежного, сладостного атрибута лесных вылазок, когда позади пыльный, утомивший город, а впереди страсть новой охоты, встреча с чистотой леса, природы.

Егеря, как и положено, усадили в торец стола, на почётное место, первый тост подняли тоже за него. Это традиция. Тарасов встал, поднял на уровень плеча руку с бокалом, по-гусарски согнул в локотке и в короткой приветственной речи отозвался о Мелентьеве как о егере, который «может организовать любую охоту» и с которым «просто приятно иметь дело».

Потом ещё и ещё раз выпили за егеря, за его здоровье и благополучие, за жену, «тётю Таню», за детей. Мелентьев разомлел и, как обычно, подобрел. Глаза у него заискрились, пот со лба полил гуще. Слышать в свой адрес тосты ему нравилось, но егерь старательно скромничал и, каждый раз подымая стопку, подбоченивался, махал свободной рукой.

— Да ла-а…

— Не ладно, а так и есть! — шумел энергично тостирующий Тарасов.

А Юрий Николаевич тихо, но твёрдо добавлял:

— Со стороны виднее, Александр Трофимович.

Шофёр Витя в разговор не вступал, только сосредоточенно жевал, кивал головой и всё больше багровел от выпитой водки.

— А где сын-от? Ванька-то? — всколышился старший охотовед. — Соврал бы чего, без него не компания.

— Да заче-е… — протянул Мелентьев, морщась и улыбаясь одновременно. Ему было приятно, что вспомнили и о Ваньке, о сыне.

— Какой ещё Ванька? Зачем? — спокойно спросил Юрий Николаевич у Тарасова.

Тот осёкся, но вытаращил глаза и зашептал торопливо:

— Нужен он завтра будет, нужен!

Юрий Николаевич слегка выпятил нижнюю губу и посмотрел на Тарасова как на человека, который чего-то недопонимает.

— Всё равно, зачем?

Тарасов кокетливо покашлял, сконфузился, будто засвидетельствовал Алексееву, что «да, мол, недотёпа, не сообразил сразу», и поднялся провозглашать новый тост.

Мелентьев не обиделся: тут дело серьёзное — инспекторская проверка, Ванька только помешать может в важном разговоре, нагородит чего лишнего…

Пошли-потекли разговоры, охотничьи истории, байки.

Единоличным рассказчиком выступал старший охотовед, знавший бессчётное количество всяких случаев. Юрий Николаевич слушал его заинтересованно, машинально вкладывал в полуоткрытый рот изюмины, лежащие под рукой на тарелке, иногда вздрагивал и неожиданно хохотал. Водитель Витя не слушал, он убрёл спать, после того как Алексеев мельком намекнул ему, что завтра Витя должен быть свежим.

— В соседнем обходе волки-людоеды появились, — распалился Тарасов, — на Сосвенском озере двух мужиков съели.

— Как! — охнул Юрий Николаевич.

— Порыбачить задержались на ночь, налима взять, ну и порыбачили, одни лунки от них остались.

«Во завирает!» — думал о Тарасове Мелентьев. Со- свенское-то рядом. Уж он-то знал бы. Но не встревал егерь в эти байки. Пусть соврёт — без этого какая охота! И на душе у него было хорошо.

— Ну, а как с дичью у вас в этом году? — спросил вдруг у егеря Юрий Николаевич.

Тарасов насторожился.

— Не хуже, чем раньше, а то и лучше. И кабан есть, и лось, тетерева прибавилось.

— Ну я же говорю — лучшая база, — поддержал старший охотовед и заподмигивал егерю. — Ну а берлога-то дышит у тебя?

— Какая берлога? — уставился растерянно на Тарасова Мелентьев.

— Да в декабре-то сказывал, помнишь?

— А разве вы, это, не на кабана? Такой разговор, помню, был.

— Какой кабан, Трофимыч? Охренел на старости! — захохотал Тарасов.— Загон втроём не сделать, в засидку — холодно. Ты берлогу давай, берлогу!

Юрий Николаевич тоже улыбнулся:

— Да уж за этим приехали.

Про лицензию Мелентьев не стал спрашивать — несолидно.

— Кха, сделаем, — сказал он чётко после некоторой заминки.— Будет охота по высшему классу.

Последний тост поднял Юрий Николаевич:

— За успех нашего безнадёжного мероприятия!

Тарасов рассмеялся, и все выпили.

…Покачивающегося егеря старший охотовед проводил

до избы. У крыльца завыспрашивал:

— Чего ты мнёшься, Трофимыч. Медведь-то лежит?

— Да лежит, проверял. Пар идёт.

— Ну дак че тогда?

— Да понимаешь, осенью в тех местах медведица с детёнышами жировала. Может, она и залегла…

Тарасов толкнул егеря, локтем в бок, хохотнул:

— А нам-то чего, обратно из-за твоих следов взад теперь ехать? Ты че это, старый!..

Потом приблизился к Мелентьеву и задышал чем-то едким:

— Понимаешь, Трофимыч, мне этот мужик во как нужен. Власть у него большая, путёвки на Золотые Пески по самой дешёвке обещал…

— Ты же говорил — инспекция, не понял я тогда…

— Какая тебе разница, Александр Трофимович, — Тарасов понял, что ляпнул лишнее, поднял голову и перестал шептать. — Документы есть, всё по закону. А за мной не станет, ты же знаешь…

Когда Тарасов ушёл, егерь постоял, поглядел на густо разбросанные по небу звёзды, покурил.

У будки вилял хвостом Амур и улыбался хозяину.

 

Погода на другой день выдалась дивная на редкость. Из дому вышли, когда в воздухе висели зябкие сумерки, немного просвеченные сиренью, которая выливалась на землю из узкой полоски света, лежащей на восточном горизонте. Сначала шагали на лыжах по полю. Снег, просушенный морозом, похрумкивал под ногами как поросёнок, тонко и упружисто. Гнетущая души тяжесть утреннего похмелья потихоньку вытеснялась свежестью загородного воздуха, приливающей бодростью, ожиданием скорой охоты. Когда подошли к лесу и поднялись на небольшой пригорок, кромку неба на востоке прорезало острое ребро солнечного диска, его окровавленный, слепящий край разбрызгал по земле и лесу розовую краску, разделил поле на свет и тень. В лесу началась дорога, почти не заметённая позавчерашней метелью, охотники сняли лыжи, обстукали снег и, положив их на плечи, двинулись дальше пешком. Тарасов совсем ожил и болтал опять без умолку.

Минут через сорок остановились, надели вновь лыжи, и егерь повёл охотников к берлоге.

Мелентьев нашёл её по каким-то только ему известным признакам. Показал издалека: вон, мол, под упавшей сосной. Но никто ничего не увидел. Простой снежный завал, какие в лесу на каждом шагу, рядом пройдёшь — не заметишь.

Посидели в отдаленье, покурили, отдышались, перешли на шёпот. Егерь сделал короткий инструктаж: где кому стоять, как действовать. Выходило, что водителю Вите, как безружейному, не доставалось никаких обязанностей. А он и обрадовался, даже заулыбался, сказал только:

— Если чего, подсоблю.

И закутался глубже в шубу, сунул ладони в рукава, как в муфту, присел на валежинку и затих.

Мелентьевский сын Иван вырубил из длинных молодых ёлок две слеги, обтесал их, тоже присел покурить.

Но Юрий Николаевич заёрзал вдруг, повернулся в сторону берлоги, и Тарасов занервничал.

— Давай, Трофимыч, пора уж…

— Давай так давай.

Мелентьев поднялся, разломил ружьё, вставил в стволы две пули. Все сделали то же самое.

Охота началась.

Стрелков егерь расставил так. Сам стал у самой берлоги, у торчащего из-под снега комля, остальные расположились вдоль ствола засыпанной снегом сосны: метрах в пяти от Мелентьева — Тарасов, потом Алексеев. Иван с кольями влез на комель с наружной стороны и поглядел в дыру, из которой еле видимыми прозрачными клубами шёл пар.

— Видишь чего? — прошептал Мелентьев сыну...

— Чернеет чего-то, шерсть вроде.

Стрелки щёлкнули предохранителями, выставили стволы наизготовку.

— Торкай! — приказал егерь Ивану.

Иван сунул конец кола в дыру и начал торкать.

Тут же из дыры раздались рассерженные, хрюкающие звуки. Над берлогой взметнулся снежный взрыв. Из белой пыли выкатилось что-то чёрное, маленькое, закувыркалось мимо стрелков.

— Не стреляй, дитё! — заорал Мелентьев.

Выстрел раздался тут же. Медвежонок напротив Юрия Николаевича перевернулся через голову и затих.

Второй медвежонок, выпростав из дыры тело, побежал не сразу, а посидел чуток, пощурился на свет и неуклюже запереваливался в прыжках по глубокому снегу,

— Не стреляй! — прохрипел Мелентьев.

Медвежонок не добежал до брата совсем немного. Выстрел остановил его шагах в двух от него.

— Вот это стрельба! —взвизгнул Тарасов.

Из берлоги вдруг раздался рык, от которого с ёлок заструился снег. Не сверху, а сбоку сугроба высунулась огромная, когтистая лапа, потом круглая голова с красной оскаленной пастью, и гигантская бурая туша, разбрасывая снег и коренья, широкими махами помчалась в лес.

В медведицу никто не стрелял. Поглядев направо, где стояли Тарасов и Юрий Николаевич, егерь не увидел их. Он вынул из стволов пули и сел прямо в снег. Иван слез с комля, подошёл к отцу и сказал:

— Ну и маманя…

Полез в карман за сигаретой. Руки у Ивана дрожали.

Откуда-то сзади, из-за деревьев вышли старший охотовед с Алексеевым, сразу двинулись к медвежатам. Приподняли того и другого над снегом, потрясли.

— Шкеты, —оценил Тарасов, — не могли уж побольше мяса нагулять. — И рассмеялся.

С медвежатами в руках они подошли к егерю и Ивану, бросили добычу в круг. Медвежата упали друг на друга. :

— Ну, Трофимыч!—хохотнул Тарасов. — Эх, сейчас бы «на кровушке» отметить. Где у нас Витя с запасами?

Старший охотовед был в отличном настроении. Егерь сидел на снегу, глядел куда-то в одну точку, не реагировал.

Потом Мелентьев, с кряхтеньем опираясь на ружьё, поднялся, переступил медвежат и шагнул к Юрию Николаевичу, уставился ему в глаза.

— Вы… у тебя дети есть?

— Есть, конечно, как и у всех, — спокойно ответил Алексеев. — И покашлял в кулак.

— А ты привёл бы их сюда. Приведи, а!

— Что это вы, зачем?

— А мы твоих зверят тоже, как и ты этих…

— Что это вы себе позволяете!.. — Юрий Николаевич отступил на шаг и побледнел. — Вы что сравниваете?

— Это ты что себе позволяешь, сука! — Мелентьев шагнул к Алексееву и ткнул его стволами в грудь. — Ты думаешь, тебе можно тут… если ты начальство!

Между егерем и Юрием Николаевичем кинулся Тарасов, но Мелентьев его отшвырнул.

Егерь сгрёб Алексеева за рукав и потянул к берлоге.

— Полезай в дыру, гнида! Я тебя торкать буду…

На егеря набросились Иван и Тарасов, оторвали от Алексеева, посадили в снег. Иван стянул с отца шапку, зацепил пригоршню снега и приложил ему ко лбу. Егерь перестал рваться, затих, только сказал:

— В инспекцию всё равно сообщу.

На обратном пути Тарасов и Юрий Николаевич шли далеко сзади. Алексеев выговаривал старшему охотоведу:

— Ты куда меня привёз? К сумасшедшему… На людей бросается… Я всё понимаю, но есть же предел… Вдруг и вправду в инспекцию полезет…

Тарасов сокрушался.

— Да-a, надо снимать, возомнил из себя…

Юрий Николаевич с этим соглашался.

Водитель Витя плёлся позади всех. Он тянул привязанную к лыжам добычу.

Татьяна засомневалась.

— Может, не надо будить-то? Намаялся за день и не в духах он чего-то.

Но Тарасов и слушать не стал.

— Какой же ужин без егеря, да ещё после охоты!

Подошёл к печке, пощекотал, подёргал егеря за ногу.

— Вставай, вставай, хозяин, водка прокиснет…

Только присели за стол, Тарасов торопливо разлил по первой. Плеснул сначала егерю, потом уж Юрию Николаевичу и себе. Мелентьев сидел смурной и неразговорчивый. Тост в свой адрес как за «организатора и вдохновителя» воспринял молча, только сильно зашабарчал вилкой по тарелке, сгребая в кучу лук.

После «второй» он как будто пообмяк, лицо пригладилось и порозовело, на нём ясно проявилась готовность к обсуждению, к диалогу. Он оглядел охотников и начал первым:

— Семью ведь порушили, зачем, а? Медведица-то мамашка погибнет теперь. Корма нету…

Тарасов обрадованно встрепенулся. Закачал головой:

— Постарел, Трофимыч, ох и постарел! Да вернётся твоя мамашка, ляжет опять! Что она, дура — по лесу шастать, когда жрать нечего! Поумнее нас с тобой будет. Верно я, Юрий Николаевич?

Тот часто закивал головой.

— А вот не завалил ты её зря, Трофимыч, — азартно добавил Тарасов, но, перехватив потяжелевший взгляд егеря, тему продолжать не стал. Он поднялся с налитой рюмкой и сказал торжественно и серьёзно:

— За егеря нашего, за благодетеля, за его мастерство!

Дальше разговор пошёл раскованнее, неловкость и натянутость пропали. Тарасов куражливо внушал Мелентьеву:

— А ты в инспекцию, мол! Нужны они там больно, шкеты эти. Глядеть не на что, вдвоём на одного пестунишку не потянут. Будут разбираться с ними в инспекции, жди…

Водитель Витя в застолье не участвовал. Он спал в салоне «Волги», потому что получил указание Юрия Николаевича подготовить её к выезду.

К концу ужина егерь был тяжёл. Он глядел на гостей осоловелыми, умильными глазами и всё повторял:

— Хорошие вы ребята, а… Приезжайте, а… Охоту сделаю, как надо.

Охотники уехали. Мелентьев сидел, обхватив голову руками, в торце стола среди пустых бутылок, грязной, посуды… один…

Егерь Мелентьев очень добрый, когда выпьет.

Наш канал на Яндекс-Дзен

Вверх

Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта
Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-"

Система Orphus Внимание! Если вы заметили в тексте ошибку, выделите ее и нажмите "Ctrl"+"Enter"

Комментариев:

Вернуться на главную