Владимир Николаевич Курбатов - поэт, журналист, член Союза писателей России. Родился в 1949 г. в Баку Азербайджанской ССР. Окончил златоустовскую среднюю школу, Челябинский политехнический институт по специальности «инженер-металлург». Работал на Златоустовском металлургическом заводе, редактором многотиражных, городских. и областных газет. Лауреат литературного конкурса им. Иоанна Златоуста (г. Златоуст, 1995). Дипломант Южно-Уральской литературноой премии-2012 за рукописный сборник «Взрывчатое вещество».

ЯЗЫК ЗЕМЛИ
Конечно, жить хотелось проще...
Но проще некуда — гляди:
земля твоя чертополощет.
Приветствует?
А может, ропщет?
На русский сам переводи.

* * *
Ждать ли мне возражения
в том, что, весь в дележе,
мир не стал совершеннее
и не станет уже?
Но, упав перед Вечностью
всех грядущих веков,
я молюсь человечности
человечьих богов.

ЗЕМЛЯ
Оправдывая всё и вся,
мы жили весело,
когда по весям колеся,
прокуролесили.
Мы, строя замки на песке,
как на картиночке,
держали мир на волоске,
на паутиночке.
Выделывая кренделя,
мы жили временно.
Топтали землю,
а земля
была беременна.
Мы признавались ей в любви!
Терпи, любимая!
Дождинки горькие лови —
пои озимые.
Что зрело в недрах у неё?
Увы, не ведали.
Расплачивались за житьё
её поэтами.
Но, пылью позанесена,
земля хоронится.
…А мы не знали, что цена
ещё утроится.

ДЫРА
Может, от скорби, а может, от гнева
начало сохнуть дремучее древо.
Люди не стали его врачевать —
стали пилить, а потом корчевать.
Мол, посветлей будет и попросторней...
Но воспротивились древние корни!
Весело рвали и зло — на ура!
Ветром свистит мировая дыра.
Бурей шумит, оглушая, и в ней
всё разворочено, кроме корней.
Страшно натянуты чёрные жилы.
Разве не корни вселенную сшили?
Трудно корням на разрыв, на разрыв.
Эта дыра — будто едкий нарыв.
Дышит она, сквозняком нарывая.
Судьбы решает дыра мировая.

НОЧЬ РОССИИ (1993)
В сердце мрак.
Это тень от Державы,
уходящей в минувший предел.
Все виновны мы,
все мы не правы,
даже тот, кто быть правым хотел.
Перемолоты люди и судьбы.
Свет над нами не ярче свечи.
Все виновны —
и жертвы, и судьи,
равнодушные, и палачи.
Оправдались мои опасенья.
Где Россия?
Россия во мгле...
Все мы грешны,
и нет нам спасенья
на прекрасной и доброй земле

* * *
Мы долго плыли сказками и мифами,
но напоролись всё-таки на рифы.
Доверчивость нас делала сизифами,
и будущее строили сизифы.
Но не давало всходов нам усердие.
Слабела безразмерная страна...
Мы умерли б, когда бы не бессмертие,
добытое в другие времена.

НА ПЕРЕКРЁСТКЕ
Вам показалось, я рассеян,
мол, мои мысли далеко...
А мои мысли о России...
О ней мне думать нелегко.
Она, эпохи перепутав,
опять теряет высоту,
а я стою на перепутье
и ощущаю пустоту.
И думаю о самом худшем,
и голова идёт вразнос.
Нужна ли истина заблудшим?—
вот в чём, наверное, вопрос.
Любовь теперь важнее веры —
в подсказку, сказку ли, в пример.
Сама Россия не химера,
но — создающая химер.
И как дорога объездная,
твоя судьба, Россия-Русь.
Куда ведёт она, не знаю,
и знать, мне кажется, боюсь.
Боюсь... А нынче вечер в дрёмах
и неохота унывать.
Люблю цветению черёмух,
как счастью,
сопереживать!

ВЫБОРЫ
Погонщики сработали как надо
и предопределили катастрофу.
И россияне, сбившиеся в стадо,
уже бредут на русскую Голгофу.
Своей судьбы Россия не избегла.
Судьба России — в образе Христа:
она его последний alter ego,
и некому Россию снять с креста.

ГОЛГОФА XX ВЕКА
Чёрные вороны крыльями машут.
Господи Боже, Россию спаси!
Братие! Братцы! Не лепо ли бяшет
горькую песню сложить о Руси?
Я ли в неё без оглядки не верил?
Я ли пространства её не любил?
Я ли весной не пьянел от сирени
или по осени, но — от рябин?
Слава наивности, ставшей мне детством,
ставшей мне юностью в лучшей из стран!
Жизнь представлялась мне солнечным действом
или же лунным, но по вечерам.
Верил, что долг мой — служенье Отчизне.
Делом и словом России служил.
По-человечески думал о жизни
или о смерти... Но счастливо жил!
Что-то из нынешней жизни изъято.
Дело в не в том, что кружит вороньё.
Кажется мне, что Россия распята.
Вместе со всеми, кто верил в неё.

ЧЕРВИ
Приближённые дающей руки
раньше были одни старики.
Нынче это их дети и внуки.
О, у них загребущие руки!..
Заграничных коней запрягли —
загребли они всё, что могли!
Половину земли и пространства,
замахнулись на Божие царство.
Червяки, грызуны, загребцы.
И при этом твердят, что творцы.
Настоящий Творец опорочен.
Небо рухнет от их червоточин.

* * *
Счастья мало, а бед навалом.
Горечь истины проявилась:
прогрессируя к идеалам,
человечество надломилось.
Человек оказался слаб
как строительный матерьял
и опять себя потерял,
потому что холуй и раб.
Мерил водкой и ветчиной
отношенье добра и зла.
Был он мнимой величиной,
может быть, миражом числа.
Этот дым, этот образ лжи
возводи хоть в какую степень —
будут только зола и пепел
или новые миражи.

МОЛИТВА О РОДИНЕ
Опять над нами небо в проседи —
хоть пяди все исколеси.
Не погуби Россию, Господи!
В последний раз её спаси!
Хоть что-нибудь покуда значим мы,
не дай разбить нас в прах и пух.
Слепых, о Боже, сделай зрячими.
Глухим верни, о Боже, слух!
А если встанешь перед выбором,
то даже жизнь мою возьми,
но, чтоб стране удача выпала,
ты неразумных вразуми.
Чтоб не смотреть глазами тусклыми,
не погуби в нас ум и честь.
Дай, Боже, человеку русскому
таким остаться, как он есть:
открытым, чистым перед Будущим
и в этом Будущем — живым.
Счастливым, искренним и любящим,
и, Боже,— грешником Твоим.

ЧУЖИЕ
Охота жить!
А жить несладко,
покуда всё наперекос.
И горько мучает загадка,
и трудно мучает вопрос:
как мы, вселенною владея,
вдруг не имеем ни шиша,
и слабнет русская идея,
и гибнет русская душа?
Но восходящей мыслью сердца
срываю с истины покров
и понимаю: мы — пришельцы
иных, ненынешних миров.

ОТЦОВСКИЕ ДЕРЕВЬЯ
Мой старый двор...
но всё теперь в нём ново.
Лишь я вошёл — жильцы настороже.
Назвал себя — не знаете такого?
Мы жили здесь
на первом этаже.
Ещё не знают
и уже не помнят.
И я к деревьям повернусь лицом,
к деревьям, что смотрели в окна комнат,
к деревьям, что посажены отцом.
И будет миг и сладок, и печален,
когда качнётся ветка под птенцом,
и я пойму:
они меня узнали —
деревья, что посажены отцом.

ТОСКЛИВАЯ ПЕСНЯ
Я бы золота намыл
в сентябре.
Но уж так пейзаж уныл
на заре:
масса серого леска,
небо стучено...
Забирай меня тоска —
всё наскучило.
Ах, душа, пылы умерь!
Умер зверь.
Я прошёл круги потерь —
что теперь?
Холодочек у виска,
нервы скручены...
Забирай меня тоска —
всё наскучило.
Ржавый лист прильнёт к плечу —
хохочу.
А о том, чего хочу,
промолчу.
И зима уже близка
неминучая...
Забирай меня тоска —
всё наскучило.
Что я делал, кем я был,
кем я стал?
Жил, надеялся, любил
и мечтал.
Строил замки из песка,
да измучился...
Забирай меня, тоска —
я соскучился.
Стоит в поле теремок,
теремок.
Он не низок, не высок,
не высок.
Дверь скрипит, в двери доска
раскурочена...
Забирай меня, тоска —
всё просрочено!

СОЛЬ ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ
                           А.Г.

Нас беды сживают со свету,
но времени нету тужить.
За что наказание это —
жить ради того, чтобы жить?
На силе, на воле, на боли,
сжигающей сердце живьём.
На той человеческой соли,
которую долей зовём.

* * *
И в самом деле путь судьбы неведом.
Как объяснить, что по закону тьмы
нас превратили в пленников Победы,
чтоб от Победы отказались мы?
Но мы вернули правду шаг за шагом
своим последним, может быть, полком,
чтобы снова наше Знамя над Рейхстагом
для всей планеты стало маяком!

* * *
Выздороветь бы...
Да не выздоравливается.
Ждать, что всё обойдётся,
когда мир останавливается,
и только сердце
бьётся?

* * *
Жизнь дорожает,—
говорят от непонимания,
не разумеют:
дорожает-то проживание —
жизнь дешевеет.

* * *
Когда-нибудь пойму, состарясь
и вспоминая о былом,
что счастье — это только парус
в тумане моря голубом.

ВЫХОЖУ ОДИН Я НА ДОРОГУ
В поздний час просторы голубы.
Вот и осень клонится к итогу.
Но опять в предчувствии любви
выхожу один я на дорогу.
Пусть она теряется вдали,
даль клубится мглою и туманом.
Где-то там, на краешке земли,
будет отдых ссадинам и ранам.
Ночь густеет, звёздами пыля,
а туманы светятся творожно.
Спит устало русская земля.
Что же мне так трудно и тревожно?
Что услышал в шёпоте рябин,
что узнал нечаянно такое,
что теперь в предчувствии любви
не найду свободы и покоя?
Мрак небес прозрачен глубоко,
как зрачок недремлющего ока.
Это око смотрит далеко.
Человеку видно недалёко.
Я пройду куда не заглянуть.
Тихо так, что сердце внемлет Богу.
Слышу зов. Я продолжаю путь.
Выхожу один я на дорогу...

ЛЕС
Ветви ль берёзы заденут за плечи,
запах ли хвои ударит в лицо —
мне почему-то становится легче,
словно ступил на родное крыльцо.
Как же скучал я по доброму лесу!
Как я устал от усталых людей —
пленников стресса, привычек, прогресса!
Лес и целитель мой, и чародей.
Он не единым упрёком не встретит.
Крикну ему неразменное: «Брат!»
и помолчу — он мне эхом ответит,
очень тепло, очень искренне: «Рад».
Рад... И я счастлив что радость взаимна.
Не для меня здесь ловушки тенёт.
Чтоб не болел, лес накормит малиной,
чтоб успокоился, вглубь уведёт.
По-человечески в дружбе доверчив,
он жизнерадостен, и потому
ягоду съем — станет на сердце легче,
словно бы главное в жизни пойму.

ОПТИМИСТИЧЕСКОЕ ОСЕННЕЕ
Бог нам даёт, но не то, что мы просим,
и, к сожаленью, не то, что влечёт.
Резко и зло начинается осень...
Значит ли это, что лето — не в счёт?
Подсторожу не приснившийся день я,
а прояснившийся, и не спеша
вновь обойду те земные владенья,
где полновластной хозяйкой — душа.
Ветер нашепчет, что песенка спета,—
мы никогда никуда не придём...
Так ли? Ведь в сердце есть аура лета —
что-то горящее жарким огнём!
Аура счастья, которое будет...
То, что спасёт от возможных невзгод...
Тешусь надеждой, что нас не забудет
завтрашних дней генетический код.

НОСТАЛЬГИЯ
Ну что с того, что кошельки тугие,
есть что купить поесть или надеть?
Покоя нет — болею ностальгией,
хотя и не хотелось бы болеть.
Как только город
ночь утихомирит,
в его цветной прозрачной тишине
спать не могу — я думаю о мире:
о целом мире и моей стране.
Какой пророк, а может быть мессия
ответит мне, пусть даже леденя:
найдётся ль в мире место для России,
ну а в России — место для меня?
Я не сошёл с ума от перегрузки.
А чтоб понять, откуда что взялось,
скажу: а разве редко просто слово «русский» —
простое слово — вызывает злость?
Злой человек не думает о мире
в далёкой или близкой стороне.
А если посмотреть на это шире —
его страна не думает о мире,
но очень может думать о войне.
Свои тревоги словно на весы я
опять бросаю с мыслью об одном:
достаточно ли силы у России,
чтоб утро было добрым день за днём?..
Ведь было так во времена другие —
не все и помнят эти времена.
Осталась там, в далёкой Ностальгии
моя непревзойдённая страна.

* * *
Жизнь снова манит меня
                                новизной.
Что-то случится
                        грядущей весной?
Произойдёт
               непременно со мной?
Станет заслугою или виной?
Я ощущаю в себе волшебство —
это волнует моё естество
до торжества…
                      Но долой торжество!
Сердце,
              ты взрывчатое вещество.
…Эту страницу я не допишу.
То есть чего-то я не совершу,
в том числе, может быть,
                                не согрешу,
не искушусь, но и не искушу.
Пусть,
       как на зимних деревьях листва,
в сердце остались сухие слова.
В них моя тайна
                и с ними сродство.
Сердце —
           ты взрывчатое вещество!

РОССИИ
Ты уже не пророк, не мессия.
Путь судьбы твоей пылен и жёлт.
ты, наверно, забыла, Россия:
бережёного Бог бережёт.
Всё такою оплачено кровью,
что в крови утопили Христа.
иссыхает твоё родниковье,
иссякает твоя доброта.
Были идолы — стали химеры...
Твой урок не доступен уму.
Снова копья языческой веры
ты бросаешь с обрыва во тьму.
Обожди! Это ж вечные круги!
Что ни круг, то на душу петля...
Или ты полагаешь в испуге,
что тебе они — круги своя?

ФАРИСЕЮ
Хоть замолись перед иконами!
ужель не чувствуешь першенья?
Пренебрегающий законами
едва ли вымолит прощенья.
Не говори про обстоятельства,
и суетно не мельтеши,
коль нет в тебе законодательства —
законодательства души.
Коль даже эха нет у совести
да и её нет, как ни скверно…
Хотя тебе в твоей бесовости
живётся счастливо, наверно.
И ты идёшь, не глядя под ноги,
и думаешь, что видишь Бога.
Но очень часто в преисподнюю
вот так и выглядит дорога!

* * *
Сын прошедшего времени,
одолевший межу,
отчего я потерянно
по России брожу?
Май ли с птичьими трелями
грустью в сердце проник?
Почему я растерянно
головою поник?
Разве, глянув нечаянно
в непросветную даль,
вдруг увидел отчаянность
и услышал печаль?
Отчего спотыкаюсь я,
будто с грузом иду?
Может, надо покаяться
у врагов на виду?
Чью-то слышно мелодию…
Перед песней в долгу,
почему я о Родине
нынче петь не могу?
Как слова занеможили!
О болезный мой стих!
Не вопросы встревожили,
а ответы на них.
А на улице солнечной
в толчее городской
неуместно быть сумрачным,
обуянным тоской.
Я улыбкою сдержанной
боль-тоску остужу!
В сопряженье с надеждою
потихоньку вхожу…

СВИРИСТЕЛИ
Деревья задеревенели
и зимовали не дыша.
Но нонпарелью свиристели
черкнули синь, весну верша,
и ветки вздрогнули. Капели
запели, словно менестрели,
и стало ясно: мы — в апреле!
Ликуй, ликуй, моя душа!