Как-то мне позвонил на домашний телефон незнакомый мужчина. Назвался – Борис Михайлович Шишаев. Это был 2004 год. Я опешил. Конечно, я знал об этом человеке – поэте, писателе, друге Николая Рубцова, учившимся с ним в Литературном институте, и бывшем на похоронах поэта в Вологде в январе 1971 года.

Он мне сказал, что побывал недавно в Москве в музее Рубцова у М. А. Полётовой и видел мою книгу «Венок Рубцову». Взял у Майи Андреевны номер моего телефона, адрес, и вот звонит, чтобы поблагодарить за книжку, за память о Рубцове. Он мне продиктовал номер своего телефона и дал свой адрес. Так началась вплоть до его смерти наша дружба. Борис Михайлович предупредил, что писать письма очень не любит, и что мы лучше будем общаться по телефону. Вскоре я отослал ему нашу книжку «Венок Рубцову». Перезванивались мы не очень часто. В месяц раз, иногда чаще, а в 2005 году писатель мне прислал две книги со своими надписями. Книжку прозы «Горечь осины» он подписал так: 

«Сергею Лагереву – в знак памяти о Николае Рубцове, с благодарностью за поддерживание его жизни после смерти. Бор. Шишаев. 29 января 2005 год». А сборник стихов «Сквозь травы забвения»: «Сергею Лагереву, Сургутскому Рубцовскому центру – с твёрдой уверенностью, что Рубцов, как и Россия, жив и будет жить. Бор. Шишаев. 29 января 2005 год». В 2008 году прислал в Центральную библиотеку имени А. С. Пушкина свой, только что вышедший, семитомник. И сделал надпись: «Библиотеке славного города Сургута – с пожеланием её читателям высокого Духа, истинной любви к Родине. Бор. Шишаев. 30.11.08».

Здравствуй, Сергей!

Прости, что так долго не мог выполнить твою просьбу – рассказать о похоронах Николая Рубцова. Вспоминать об этом тяжело, потому, наверное, и оттягивал – всё никак не мог сесть за письмо. Я бы, наверное, вообще предпочёл молчать, не затрагивать эту тему и носить всё происшедшее тогда, что называется, при себе, в своём сердце, но слишком уж много кривотолков стало ходить о Николае, слишком «распоясалась» женщина, убившая его. Она весь северо-запад России взбудоражила гнусной клеветой на него, давно уже прошедшего через суд Божий. И, наверное, надо, насколько это в наших силах, расставлять точки над «и».

Я тогда учился в Литинституте, а Рубцов только что закончил его, защитив диплом на «отлично». Сидели мы, помнится, в общежитии Литинститута, в моей комнате, завсегдатаем которой был в своё время Рубцов, с моим земляком, писателем Николаем Родиным, приехавшим в Москву по издательским делам. И вдруг вошёл Борис Примеров, мой однокурсник, прекрасный поэт, и оглоушил нас страшной вестью – погиб Коля Рубцов. Что с ним случилось, как погиб он в Вологде, ничего об этом известно не было, ясно было только, что не умер, а именно погиб. «Ты поедешь на похороны?» – спросил меня Примеров. «Наверное, надо уже собираться, – ответил я ему. Через десять минут буду готов». И поехали мы поздним вечером втроём – Боря Примеров, я и Саша Сизов, поэт, тоже довольно близко друживший с Рубцовым. Ни Бориса Примерова, ни Александра Сизова теперь тоже уже нет в живых – ушли из жизни в тяжкие 90 – е годы. Помнится, как громыхал поезд, кренясь на каких-то там поворотах, и вспоминались рубцовские строчки:

Поезд мчался с грохотом и воем,
Поезд мчался с лязганьем и свистом…

Мы пили водку, взятую с собой в дорогу, и угрюмо молчали. В Вологду приехали ранним утром – ещё только начинало светать – и, посоветовавшись, решили направить свои стопы к Виктору Петровичу Астафьеву. Он жил тогда в Вологде и знал нас всех, поскольку довольно часто, приезжая в Москву, останавливался в родном литинститутском общежитии.

- Молодцы, ребята, что приехали – сказал Виктор Петрович, когда мы вошли в его квартиру. Потом, когда, не чокаясь, выпили по рюмке, Астафьев спросил: - Вы знаете, как он погиб? Мы отрицательно покачали головами. – Его задушила женщина, - сказал Виктор Петрович. И рассказал, что знал. Начинающая поэтесса Людмила Дербина, с которой у Рубцова были близкие отношения – настолько близкие, что он собирался на ней жениться – задушила Николая во время возникшей между ними ссоры.

Мы были потрясены.

А потом в вологодском Доме политического просвещения стояли в почётном карауле у гроба Рубцова. Без содрогания смотреть на него было невозможно. На лице Коли были кровавые полосы, как будто проведённые когтями тигра, и одно ухо едва держалось – было совсем почти оторвано. Я ещё подумал тогда: неужели нельзя было в морге хоть как-то упорядочить это всё, привести в божеский вид?! И душили меня слёзы. И ясно было одно: Коля убит, причём убит зверски. И кто бы что ни говорил, что бы ни трезвонила теперь убийца, я тогда убедился в этом, и всегда буду говорить только это – Рубцова зверски убили.

Хоронили мы его на новом кладбище, и это тоже оказывало какое-то подавляющее действие. Представь себе: чистое поле, в центре его два-три свежих могильных холмика и рядом с ними – в этом чистом поле, опускают в могилу Рубцова. Холодно как-то и жутковато стало на душе, когда застучали о крышку его гроба первые комья земли. До сих пор мурашки бегут по спине, когда вспоминаю об этом… Теперь-то уж это поле превратилось в «заселённое» полностью кладбище, и в центре его рядом с Колей, лежит ещё один мой друг – прекрасный поэт Серёжа Чухин. Мы учились с ним на одном курсе, в одном семинаре. Он тоже погиб трагически. Ну а потом были поминки в писательской организации – из тех, кто присутствовал на них, сейчас почти никого нет в живых. Из Москвы нас было трое, да ещё какой-то парень из журнала «Молодая гвардия», который без конца шумел, перебивал всех, лез везде, так что пришлось его «успокоить как следует». Наверное, никто из давних друзей Рубцова – московских друзей – собраться на его похороны не успел.

Боря Примеров отправился ночевать к Астафьеву, а мы с Сашей Сизовым – к Василию Ивановичу Белову, он повёз нас к себе. Посидели, погоревали, и я собрался уезжать – мне надо было сдавать толи зачёт, толи экзамен в Литинституте. Глубокой ночью Белов посадил меня на поезд, а утром я уже был в Москве. И никогда не забуду, как встретила меня в этот день Москва – там шёл проливной дождь! И снега на улицах не было совсем – это в январе-то, когда должны трещать крещенские морозы… Январь 1971 года… Вот так оно всё было, Серёжа, и тяжко об этом вспоминать. Наверное, больше никому ничего не скажу – ей Богу, тяжко. Удач тебе новых в твоём святом деле. Терпения и мужества! Искренне твой – Борис Шишаев
Январь 2006 года.

«Дорогой Сергей, здравствуй! Получил недавно от тебя книгу, коей ты был составителем, – этакий удивительный сборник стихотворений, посвящённых Николаю Рубцовую. Сразу могу тебе сказать, что эта книга имеет громадное значение. Подумать только – десятки российских поэтов и среди них самые-самые, что называется верхушечные, отозвались стихами на гибель Рубцова. По-моему, даже Есенину не было посвящено такое количество стихотворений. Какое ещё доказательство нужно тому, что Рубцов – явление для России не просто уникальное, а знаменующее собою веху, огромной важности поворот в русской поэзии. Ведь она, наша поэзия, всё больше и больше становилась «служанкой» той государственной системы, а Рубцов взял, да и повернул её в исконное классическое русло. Да как талантливо это сделал, с каким тончайшим душевным проникновением. Многие чуяли, что делать это надо, что это необходимо, а удалось только ему. Он проторил дорогу, и по его следам пошли эти многие. Именно об этом и говорит составленная тобою книга под названием «Поэту посвящается». Огромное тебе спасибо за неё! Это ведь не просто книга, а документ, свидетельство (да какое убедительное) того, как дорог Рубцов России, как отвечает его творчество нашему русскому духу. И так мне радостно за моего такого далёкого и такого близкого друга… Обнимаю тебя крепко! Искренне твой Борис Шишаев».

Вверх

Внимание! Если вы заметили в тексте ошибку, выделите ее и нажмите "Ctrl"+"Enter"

Комментариев: