Вячеслав ЛЮТЫЙ (Воронеж)
ГОНЕЦ

(Чувство правды и справедливости в стихотворениях Николая Беседина)

Я пойду за порог в звездопад
И увижу, как выплачет небо
На дождями омытый закат
Сладкий запах крестьянского хлеба.
Как на реках и в росной траве
Отразится живыми огнями
То, что мы, сознавая вполне,
Разрушаем своими руками.

Николай БЕСЕДИН

Над нами – сумрак неминучий,
Иль ясность Божьего Лица.

Александр БЛОК

Сегодняшний день предъявляет поэзии требования, о которых вчера и помыслить было невозможно. Новые заботы с неизбежностью пронизывают ткань стиха – пусть это будет поэт зрелый или молодой, наследующий творческие достижения советской эпохи или обращающий взгляд в модернистское начало XX века. Власть и народ, нравственный закон и вседозволенность, равнодушие к прошлому и тлетворное настоящее, природа, сотворенная Богом, и цивилизация, выкованная человеческими руками – и еще множество уточнений, которые упомянутые противостояния переводят в режим почти кровавой борьбы. Только кровь эта не льется наглядно, но постепенно исчезает из жил русского человека, унося с собой жажду жизни и продолжения рода своего.

На фоне разных поколений, вошедших в литературный процесс в последние десятилетия, стоит обратить взгляд на феномен, которому нет аналога в отечественной поэзии. Кумиры «серебряного века», оказавшись в стане советской словесности, с годами, за редким исключением, наглядно утрачивали как прежние формальные и интонационные наработки, так и способность к художественному прозрению. Напротив, на рубеже XX–XXI столетий поэты минувшей социалистической эпохи удивительным образом смогли преобразовать классическую прозрачность строк, столь поощрявшуюся критикой и цензурой в годы их молодости, – в ясный философско-лирический слог, отчетливо отражающий и уродливую реальность, и страдания русской души. Теряющая свою опору как в природе, так и в житейском укладе, из которого насильственно «вынута» категория справедливости, эта душа сегодня находится в духовных сумерках. Из них есть только два выхода: во тьму, накрывшую западный мир, или в светлый окоем, до времени свернутый, будто в коконе, в понятии «Святая Русь».

Изображая действительность, до предела искаженную отсутствием повседневной нравственности и духовного закона, эти поэты, наследники советской литературы, с поразительной ясностью сводят в одном лирическом высказывании прежнее и нынешнее, должное и неподобающее, красоту, еще не ушедшую из нашей жизни окончательно – с «мусорным ветром» современной цивилизации.
В этом контексте поэзия Николая Беседина отличается замечательной искренностью и представляет собой русский голос, сохраненный в стесненном состоянии в советские годы и свободно льющийся в наше время, уже почти лишенное идеалов, однако не способное заглушить ни благородную ярость сердца, ни память о Большой эпохе.

У Беседина есть одна поразительная по точности строка, определяющая, кажется, едва ли не всякий шаг России на ее историческом пути. Беспредельный порыв и житейская разбросанность, сокровенный источник высоты и тяжкая доля страдалицы – эти приметы сконцентрированы в «крестьянском облике» родной земли и сжаты до словесной формулы: «Столько не сжала, сколько посеяла…»

Внимательный глаз и традиция русской пейзажной лирики, когда движения и предметы отчетливо видны, а сам автор незримо присутствует в картине, – одно из важнейших свойств поэтики Беседина. Берущее начало в давних акмеистических установках, такое творческое правило – разумеется, в самом общем виде – было чрезвычайно распространенным в советской литературе. Конечно, каждый автор претворял подобные качества стиха в узнаваемые читателем образы по-своему, однако именно эта художественная тенденция позволяет определить поэзию советских лет как прямую наследницу «золотого века» русской поэзии. Одним из первых об этом упомянул Борис Сиротин, говоря о творчестве Ярослава Смелякова.

Предметность слога не позволяет современным стихам окончательно провалиться в модернистские схемы, где за словами не угадываются ни вещь, ни глубокое переживание, а есть лишь отпечаток авторского «Я» – примечательный знак эгалитарного общества.

У Беседина природа очеловечена, олицетворена, и в том – его внутреннее желание чувствовать себя в единстве с отчей землей, родным краем. В свою очередь, живой окружающий мир, наполненный щебетом птиц и шумом листьев, вечерней зарей и волнами колышущихся колосьев – способен поведать о человеке многое. Еще и потому он так дорог открытому сердцу лирика-песнопевца.

А что же за нами?
А кто же за нами
Затеплит поля и цветы?
Какую любовь осенит небесами
Во имя земной красоты?
Железная поступь компьютерных буден
Пройдет, как Батыева рать.
И некому будет, и некому будет
Правду о нас рассказать.

Человек без Бога в душе – это также и человек вне природы, удаленный за ее пределы и воспринимающий свой природный дом лишь как объект приложения собственных рациональных усилий. Примечательно, что такие координаты существования почти однозначно предполагают катастрофическую потерю жизненного смысла, в особенности – для русского самосознания. И тогда бедняк становится разбойником, богач превращается в средоточие животного начала, гедонистического и смертельного – как в духовном отношении, так и в биологическом.

Надлом современной эпохи сказывается почти во всех стихах Николая Беседина. Свидетель великих событий, в современности он чувствует себя лишней фигурой, попавшей во времена мелкие и бесплодные: «Мои старомодные вещи // Полны молчаливой гордыни…».

Живущий

<…> на обломках идей,
На развалинах Божьего храма.
В государстве усталых людей,
Посреди многоликого срама, –

он всей кожей воспринимает самоубийственное движение России по навязанной ей исторической траектории: «…Мне на память приходят киты, // Что выбрасываются на берег».

Даже в картине поздней осени у поэта очевидны черты сегодняшнего дня: «На теплохладные поля // Снега ложились по-хозяйски». Земля не вспомнила весенние «заветы», «не растопила, не сожгла опустошительную силу», но лишь убрала в белый саван «свою могилу». Здесь ключевые (выделенные) слова филигранно определяют два противоположных действующих лица: бесцеремонный и беспощадный пришелец и равнодушный хозяин, забывший свой род и покорно принимающий собственную бесславную кончину. Таков образ современной России, приходящий на ум в горькую минуту почти каждому, кто любит свою родину. И ему соответствуют отчетливые приметы «теплохладного» современника:

То ли паперть, а то ли перрон.
Молчаливо народ суетится.
То ли свой ожидая вагон,
То ли батюшку ждет помолиться.
В каждом слепленном наспех лице
Было что-то тупое, покорное.
Пьяный мальчик рыдал об отце,
И шептал кто-то Слово Нагорное.
<…>
Не жалея минувших потерь,
Каждый в счастье грядущее верил.
И открылась за папертью дверь.
И никто не вошел в эти двери.

Говоря о текущем дне, Николай Беседин касается темы памяти. Во многом именно она определяет его отношение и к настоящему, и к будущему. Советский период истории теперь оболган, мифологизирован и предан анафеме. Несмотря на дежурные слова власти о позитиве тех лет, отряды олигархического агитпропа изо дня в день марают грязью достижения наших дедов и отцов, говоря, что тогда не было «высот» – одни только «провалы». Действительно, советское время крайне противоречиво, в нем есть черные пятна и светлые страницы, однако не гиене вести речь о биографии льва. И если ты чувствуешь Россию своей родной страной, а не местом временного пребывания, то принимаешь и горечь ее поражений, и славу ее побед. А уж как уместить все это одном сознании, в одном сердце… В том-то и состоит достоинство или скверна нашего нынешнего русского современника.

Что случилось с тобой, моя Родина?
Зашаманили душу твою,
Обольстила змея-подколодина,
Обещавшая жизнь, как в раю.

Мне ответили сытые граждане,
Свысока озирая народ:
– Мы возмездья давно уже жаждали
За поганый семнадцатый год.

И сказали довольные граждане:
– Нам хватает достатка вполне,
Мы теперь никому не обязаны –
Ни отцам, ни великой стране.

…Мне ответили нищие граждане:
– Лишь бы не было только войны.
Да, мы голь, но не суки продажные,
Нет пред Родиной нашей вины.

И пошел я один косогорами,
По путям, где ни зги не видать,
По лесам да равнинам, с которыми
Так легко обо всем забывать.

Решенный в сказовом стиле сюжет совершенно чужд публицистике с ее ораторскими интонациями, но замечательно точен в портретном отношении, когда художником схвачен сам тип человека, о котором идет речь. Кроме того, alter ego автора поставлено перед необходимостью не только ответить на вопросы о прошлом, но и определить духовно своих нынешних собеседников.

Говоря о «великой и грешной», ушедшей в вечность стране, поэт не делит ее народ по формальному признаку на православных праведников и всех остальных – грешников разного разряда. Воинский подвиг, трудовой, материнский – таких вершин человеческого духа было много в то время, они хорошо вписываются в определение «практический христианин». В подобном смысле Зоя Космодемьянская и Александр Матросов кажутся святыми мучениками. «Вера сумасшедшая» и «праведная вина» тех грозных лет у Беседина обозначены образно, однако интуитивно он нашел единственные слова, которые применимы к эпохе и ее людям – потому что сказаны они с любовью и уважением, с чувством принадлежности к русскому роду: «И прости ее, Боже, что каялась // Не у тех, к сожаленью, икон»; «Но над всеми смертями и бедами // Было что-то, что небу сродни».

И когда-нибудь праздные гости
Спросят новых вселенских святых:
– Что за звезды горят на погосте?
И услышат:
– Молитесь о них.

Заметим: не «новоначальные» скажут финальные слова стихотворения. Истинно святые, в числе которых и православные новомученники советских лет, произнесут: «Молитесь о лежащих под обелисками».

Тогда как вдохнувшие ветры «оттепели» все-то будут показывать миру язвы «великой той державы».

Мы думали, что мы молились
И за живых и за распятых,
А мы смертельно простудились
На сквозняках шестидесятых.
И мир запомнил не победы,
Оставим в стороне лукавство,
А наши жалобы и беды
В том, неподвластном злату царстве.

Исключительно важная характеристика Советского Союза: «неподвластное злату царство». Пожалуй, на сегодня в этом словесном абрисе сосредоточено наибольшее «портретное» сходство наших представлений о стране и времени, в которых жили отцы и деды, – с реальностью, что ушла под воды истории более двух десятилетий тому назад.

Но что же связывало воедино тех людей, которые все вместе составляли великое государство, идеи которого теперь, в капиталистической России, куда живее, чем на закате СССР? Стремление к правде и справедливости в настоящем и способность к жертве во имя будущего. В те годы образ завтрашнего дня во многом был окрашен в почти религиозные тона, хотя собственно религия была изгнана идеологией из повседневности. Сейчас сокровенный русский человек не мыслит жизни своих потомков без православной веры, и все идеалы минувшего обретают уже небесный отсвет.

Способность к жертве и таким образом утверждение личности героя – отчетливая черта поэзии Николая Беседина. Проявляясь то мимолетно, то развернуто, она являет собой, по существу, максиму: таким должен быть мужчина на Руси – воин ли, крестьянин, мыслитель…

Не в смерти Истина.
Но не распявший плоть
На крестной дыбе самоотреченья
Не прикоснется к имени – Господь.
Земного царства мимолетный гость,
Он не постигнет истины значенья.

Поэт, соединяющий слова в строки и скрепляющий их таинственным чувством, что берет начало то ли в его сердце, то ли в мистических небесах, в обыденном распорядке – колеблющийся человек. Он сетует, что устал от потерь, безропотно отдав «любовь свою, заветные могилы, //Свой край родимый горестный и милый // И дух побед, что дед мне завещал»… За дверью – смерть, пришедшая за ночной птицей, олицетворяющей душу певца, его вдохновенный дар.

– Не открывай ей дверь!
Я знаю, ты не сможешь одолеть,
Ты не спасешь и сам себя погубишь.
Ты ни во что не веришь и не любишь.
Ты не способен жертвенно сгореть.
Смерть только кровью можно превозмочь,
Чтоб новый день в огне зари родился.
Но ты не воин.

В сегодняшнем обществе эти доводы куда как убедительны, их транслирует ТВ, они пронизывают страницы либеральной литературы, напитывают, словно ядовитые соки, интернет. Однако способность к самопожертвованию не покинула душу нашего современника, она дремлет и ждет чистого и властного веления совести, которая, как известно, есть эхо Гласа Божьего.

Но ты не воин.
Я перекрестился
И дверь открыл.
И расступилась ночь.

Таков странный нищий, одетый в камуфляж, со словами военного приказа на ремне и надписью на картонке: «Подайте на патроны!»
А также тени советских солдат, лежащих в братских могилах по всей Европе. Погибший на Шпрее комвзвода поднимается из земли и обходит высотку, где «русские парни лежат», и снова зовет их в бой за поруганную Родину. Безногий солдат, «беззлобно ругаясь, спросил», зачем он тревожит их прах, какая вина корежит его пробитое сердце…

И тихо комвзвода ответил,
Сдержав то ли боль, то ли злость:
– Мы вроде с тобой не в ответе
За то, что с Россией стряслось.
И жизнь не была нам дороже
Отчизны. На том и сошлись.
Чиста наша совесть.
И все же
С тобой мы в ответе за жизнь.

И поднялись павшие, и зашагали «незримые миру» войска:

Десантники шли и пехота,
Штрафных батальонов ряды,
И черные дьяволы флота,
Поднявшись из темной воды.
Бросая свои пьедесталы,
И пушки и танки ползли,
Все те, кто в войне той кровавой
От гибели спас полземли.
Безногий солдат неумело
Все полз на культяпках впотьмах,
И знамя Победы горело
В его беспощадных руках.

Перед нами второе возвращение солдат домой: в 1945-м, на родину-победительницу – с радостью; теперь, на родину, втоптанную в грязь, – со стальной решимостью. В этом «Марше павших» потрясает последовательное включение в поход все новых и новых солдат и оружия и эпитет в самой последней строке стихотворения: «в беспощадных руках». Непреклонность суда мертвых героев не кажется эмоцией экзальтированного современника-патриота: это святое право подкреплено жертвенным подвигом русского солдата («жизнь не была нам дороже Отчизны»). Здесь присутствует та «ярость благородная», которой насыщена песня «Священная война».

У Беседина не один сюжет решен в жанре поэтического размышления, который был чрезвычайно развит в советской литературе. Интонационно автор выступал от лица своих современников, хотя словесно это нигде не оговаривалось. Само рассуждение предполагало, что его итог становится общим достижением поэта и его читателя, стихи неявно «дарились» всем, кого волновали вопросы, звучащие в душе певца, ставшего на короткий срок философом. В сравнении с поэзией текущего дня контраст разительный: огромное множество лирических опусов повествуют только о коллизиях в сознании эгоистичного сочинителя и совершенно не становятся актом взаимопознания поэта, читателя и общества.

В одном из упомянутых стихотворений Николая Беседина есть очень важная мысль о бытийном союзе веры и рода, что так важно для русского человека сегодня:

Кто чужд истокам, чужд и небесам,
Проклявший семя будет проклят сам.
Возмездие судьбы неотвратимо
Над тем, кто делит то, что неделимо.
Кто чужд истокам, чужд и небесам.

И автор обращается к древней русской истории, сказовым сюжетам, видениям, соединяющим современность с Русью.
В «Стоянии на Угре», полном предчувствий и воспоминаний, «вызревает печаль над лугами в туманах. // И рождаются тени на том берегу // В малахаях, со стрелами в желтых колчанах».

Прозвучал колокольный призыв вдалеке
И умолк.
Русь как в сон погружается в небыль.
Никого. Только мальчик стоит на песке
Возле самой воды, отражающей небо.

Тут и надежда на новое поколение, и на очищение («возле самой воды»), и на небесную силу – все те же упования исподволь характеризуют и наше время.
В «Братине» изображена картина житейского и духовного разорения родной земли. Мать попросила утолить жажду «влагой зоревой», но не стала пить «росы луговые» ни из серебряного ковшика, ни из туеска березового, а подала сыну братину:

Людям отнеси.
Что нальют, насыпят ли –
Все приму я, грешница.
Мало ли наварено яства на Руси?

Здесь слышатся ритмические и образные отголоски великой некрасовской поэмы, однако сюжет баллады сжат символическим отображением реальности и решен в духовном ключе. Собрал сын в братину «горе горькое», «слезы да пожарища с кровью пополам», «голод и позор», вкупе с усталыми надеждами и темным похмельем «злобу и раздор», «горсть золота: – Подавись ты, мать!». Все матушка «выпила, не охнула» и потом «родимая, как травинка сохнула. // И стояла братина около икон».

Заметим, что мать назвала себя грешницей и приняла все людские беды и зло как свои. Перед нами еще один пример жертвенного пути грешного человека. Только жертва и молитва спасительны для Руси – как много веков тому назад, так и сейчас.

В «Братине» показано русское «лихо» (причем только в какой-то степени предметно, в основном – через житейские явления, но очень узнаваемо). А благо – или то, что русскому человеку стоит беречь в окружающем мире и в себе самом – представлено на редкость ассоциативно и выглядит скорее правилом либо наставлением в стихотворении о страннике («Шел по свету странничек…»). Его удивительный «посох тоненький крепости невиданной» был сотворен не из «дуба крепкого» или «камня лепого», а из «рокота речек», «лесного шороха», «травы печалицы», «ржаного зернышка», «веселой радуги в росах подорожника», «кровинки отчей»…

Деревянный или каменный посох, скорее, свойствен западной мифологии и умонастроению – в таком походном атрибуте есть нечто инструментальное с набором функций.

Тогда как перед нами – опора, соединившая в себе звуки и картины, чувства и приметы, а также творящую руку – с землей-кормилицей. Для рационального ума тут присутствуют неуловимые для практического применения атрибуты мира и жизни, за которые и сегодня порицают «неправильного русского человека». А ведь с таким посохом странник легко преодолевал горе и беду, перед ним склонилась «вся земля широкая от горы до колоса», «поклонилось звездами небо предрассветное» – потому что он дарил им мистически необъятную «надежду вечную в доброе и светлое».

Вспомним упования человечества на Россию. Они звучат достаточно отчетливо в этом поэтическом мифе Николая Беседина.
Баллада-видение о княжеском гонце, заночевавшем на берегу реки Оскол пронизана тревогой. Еще звенит ночная тишина, пламя костра спокойно, а «медлительная Русь спит в теремах и огнищах былинных». Только «мать склонилась над уснувшим сыном, // Предчувствуя всем сердцем смертный груз», и старый воин, «в забытьи тревожном, // Культяпой кистью проводя по ножнам, // Все смотрит неотрывно на восток». Но вот костер догорел, и «горизонт взметнулся от пожара». Гонец сгребает тлеющие угли, «идет к лодье и достает багор»: оттолкнувшись от берега, по течению реки он «дальше понесет беду»…

А ведь в самом начале стихотворения автор, видя отблеск у речной воды, задается вопросом: «Кто у костра? Турист ли отдыхает, // Или уставший княжеский гонец?» И стягивает времена тем самым, напитывает древними приметами настоящий день. Мастерски прописывая детали, будто живописец, погруженный в историю, он создает перед глазами читателя картину былого нашествия и словно говорит: общая на всех беда может быть преодолена лишь совместными усилиями.

В лирике Николая Беседина словарь, обнимающий собой традиционную предметность мира – семейную, крестьянскую, природную, воинскую – составляет фундамент его стихотворной речи. Соединяясь с душевными коллизиями автора и публицистикой, этот словарь, будто якорь, удерживает поэта в пространстве важнейших традиционных понятий, которыми поверяются новые реалии.

В поэтической интонации Беседина есть ноты стиснутого волей страдания – угадываются и безмерная печаль, и внутренние душевные скрепы, что все еще держат ее на полувздохе рыдания. Для русского жития это узнаваемое состояние. В нем затаенно присутствует вера в то, что сегодня все не кончается. А также сосредоточена сердечная надежда на Промысел и на милосердие Божье к мужественному, смиренному и терпеливому человеку.

И очнутся поля от сиротства,
безверья и горя,
И о верности отчей земле
возгласят небеса.

ЛЮТЫЙ Вячеслав Дмитриевич литературный критик, публицист, автор ряда статей о постмодернизме и его российской литературной практике, цикла работ о современной русской поэзии.
Родился в 1954 году в городе Легница (Польша) в семье советского офицера. После окончания Воронежского политехнического института работал радиоинженером, служил в армии.
В 1993 году окончил Литературный институт имени А.М. Горького – семинар критики, учился в аспирантуре.
В 1980-90-е годы был звукооператором театра драмы, электриком, сторожем, заведующим литературной частью в Экспериментальном театре Вячеслава Спесивцева, заведующим московской редакцией журнала «Континент», инкассатором, менеджером коммерческого банка.
В настоящее время – заместитель главного редактора журнала «Подъем».
Печатался в журналах «Наш современник», «Москва», «Сура», «Дон», «Подъем», «Русское эхо», «Гостиный двор», «Аргамак», «Сибирь», «Огни Кузбасса», «Невский альманах», газетах «Завтра», «Литературная Россия», «Литературная газета», «День литературы», «Российский писатель».
Автор книг «Русский песнопевец» (2008), «Терпение земли и воды» (2011).
Лауреат премии журнала «Подъем» «РУССКАЯ РЕЧЬ» (2004), премии Общественной Палаты Воронежской области «Живые сокровища славянской культуры» (2004), премии Всероссийского конкурса литературной критики «Русское эхо».
Член Союза писателей России.
Живет в Воронеже.

16 января 2014 г. выдающемуся русскому поэту и прозаику Николаю БЕСЕДИНУ исполняется 80 лет!
Секретариат правления Союза писателей России и редакция "Российского писателя" от души поздравляют юбиляра со славной датой!
Желаем Вам, дорогой Николай Васильевич, крепкого здоровья, радостных впечатлений, душевных сил, бодрости и вдохновения!

______________

22 января 2014 г. в 16-00 состоится творческий вечер поэта, лауреата российских и международных премий Николая БЕСЕДИНА по адресу: Комсомольский проспект, 13, Союз писателей России.

Система Orphus
Внимание! Если вы заметили в тексте ошибку, выделите ее и нажмите "Ctrl"+"Enter"

Комментариев:

Вернуться на главную