***
Безрассудно, безоглядно
За строкой – строка,
Шла судьба моя нескладно,
На подъем легка.
Шла, людей не сторонилась,
Шла сквозь свет и мглу.
Не надеялась на милость,
Не сдавалась злу.
По оставленному следу
Разлилась вода…
Сквозь печали и сквозь беды
Проросли года…

БЫЛО!
Было, было – жизнью все бурлило –
Петухи горланили с утра,
Помогала взрослым,
Что есть силы,
И в большом, и в малом детвора.
Было, было – к мельнице спешили,
В кузнице толпились мужики…
До темна пахали и косили,
Улучив погожие деньки.
Было, было – тесто подходило,
Наполнял подворья хлебный дух, -
И все это накрепко роднило
Всех, от ребятни и до старух.
Было, было – да быльем повито
Многолюдья сельского родство:
Во дворах – разбитые корыта
И дворов – десятка три всего…

***
Нашептали о жизни и смерти
Мормышанские дали мои.
Нашептали что небо в конверте
Принесут мне весной журавли.
Принесут, постучатся в окошко
И прольют сквозь него синеву…
И сложив, для молитвы, ладошки
Я для жизни иной оживу.

***
Не умирай, мое село!
Пой о любви светло и звонко.
Рожай младенчиков назло
Заморским и своим подонкам.
Взмахни цветастым рукавом,
Преобрази сердца и дали,
Нас собери – мы соберем
Все, что покуда не продали,
Все, что покуда не предали
И что не обрекли на слом.

***
Сужу себя, казню нещадно
За то, что большего хочу,
За то, что так живу нескладно.
И так, сквозь слёзы, хохочу!
Но.. впереди такая небыль,
Такой восторг, такой простор!
И тот, кто там – за этим небом,
Навстречу руки мне простёр.

***
Хочу назад, хочу домой,
где пахнет мятой и душицей.
Где серебрится голос мой,
где мне, от чьих-то глаз не спится.
Там фартук – мал, учитель – строг,
На шее галстук – ало-ало!
Там я того, что мир жесток,
вот так жесток – жила – не знала.
А если плакала порой –
так значит, сон дурной приснится…
Хочу назад. Хочу домой,
где пахнет мятой и душицей.

***
           . Ковалевой
«Чекряжовский» переулок
С богородицей – травой.
Солнце жаркое уснуло
Над моею головой.
Щедро песни жаворонок
Разливает, словно чай,
Босиком бегу спросонок,
Если сможешь – догоняй!
Так ступни песочек жарит,
Так ли озеро влечет.
Если жарит, если парит –
Значит дождичек пойдет,
И расплещется в канаве
Поднебесная вода…
Чтобы это все могла я
Вспоминать хоть иногда.

ПОСЛЕ КРУГА И ОГНЯ
Для добра мне, или был жесток
Тот гончар, что душу смял в комок,
Словно глину, да на колесо
Бросил, ее вихрем понесло!

От него зависело - горшком
Или вазой та взойдет потом,
Для питья - чинчилой расписной,
Свиристелью крохотной лесной.

Но он новой формы не искал:
Как была - такую обжигал.
После встал еще ногой босой -
Тишина зависла в мастерской.

Трещинами даже не пошло
Прочное изделие его.
...Только после круга и огня
Тяжелит собой душа моя.

БАБЬЕ ЛЕТО
Еще тут бродят сновиденья лета,
И луч летучий греет желтоцветы,
Росу насквозь пронзает - для забавы,
А та в испуге прячется под травы.
Туман пока загустевать не хочет,
Еще он робок в утренних набегах.
Еще родник не пахнет первым снегом,
А запах луга манит и морочит.
Голубоглазо небо, хоть с прищуром
Глядит на землю, вычисляя время.
И муравей, от напряженья бурый,
На кочку тянет клеверное семя.
Но нет уже той радости беспечной,
Когда кузнечик, опоенный зноем,
Всю живность выкликал из травостоя,
И буйный праздник длился бесконечно.
Теперь поймать бы теплое дыханье,
Что в синеве вечерней проплывает,
Не пропустить бы легкое шуршанье
Листа, что роща дальняя роняет,
Хоть и шумит уже вершинный ветер,
Дождь студеной, неровен час, нагрянет,
Тогда на зябком, пасмурном рассвете
Трава в свой прежний рост уже не встанет.

ВЕСТАЛКА
         Если она нарушала обет безбрачия,
         ее живой зарывали в землю.
Был день березовой листвы,
Когда предчувствие ожогом
Коснулось сердца, и к порогу
Из храма, лишь на миг застыв,
Очаг оставив беспризорным,
Метнулась женщина. Вдали
К дворцовой площади просторной
Казнить виновного вели.
Стекались люди скуки ради,
Глашатай в звонкий бубен бил,
Судья уже провозгласил
Богов последнее проклятье,
И вот тогда, наперекор
Судьбе, священному обету,
Вошла она в толпу и светом
Любви своей сняла позор
С виновного. Его не смели
Теперь казнить - таков закон:
Когда весталку встретит он,
Хоть за минуту перед смертью,
Свободен станет и прощен.

А осенью последний путь
Был выдан ей сквозь Рим суровый
К воротам Коллинским, там новый
Холм возвышался. Не свернуть,
Не миновать то подземелье,
Где страшной милости следы:
Светильник, да глоток воды
На виноватое похмелье,
Где с ней угаснет боль о том
Спасенном, что в толпе за нею
Шел, не желая ли, не смея
Помочь ни словом, ни мечом.

...Века прошли с далеких пор.
Сам по себе очаг семейный
Горит, и Веста веселее
Глядит на грех своих сестер.
Давно нет Коллинских ворот,
Давно холмы с землей сравняли,
Лишь, говорят, цветок печали
У храма древнего цветет.
Но как и прежде, мыслью той
Любая женщина ранима:
Ее в беде спасет любимый
Иль меч укроет за спиной?

ТВОРИМ И ЗНАЕМ
Приучены мои глаза
Ловить из бытия сюжеты.
Пришел на память нынче этот:
Случайный дом, просторный зал,
Оранжевая скатерть, кисти,
Свет через раму - напролом,
И ваза - чудом серебристым,
И мальчик - рядом со столом.

Он долго сумрачно молчал,
Уставясь на предмет запретный,
А после вазу в руки взял,
И с нею встал напротив света.
В нем в этот миг - кто мог бы знать! -
Сошлись желанья неуместно:
Преступно пальцы рук разжать,
И чудо возвратить на место.

Зло расторопнее добра -
В осколках ваза, мальчик - бледен,
Взгляд то растерян, то победен:
У ног - разливы серебра!
...Не так ли годы напролет
Зло ловит нас на перекрестках!
Творим и знаем: будет поздно,
Когда печальный звон взойдет.

ЖЕНЩИНА С ЯБЛОКОМ
Потерла о бедро и надкусила,
И пролила в себя священный сок.
Тот забурлил, пошел гулять по жилам,
И молодостью кинулся в висок.

Трава босые ноги ублажала,
Шелковостью рассветною лоснясь,
И женщина счастливая стояла,
Со всей вселенной ощущая связь.

В ней нарождались силы и желанья,
И непокорность выпавшей судьбе.
И прорывалась токами в сознанье
Заброшенная мысль - о себе.

Слетались на распевку стаи птичьи,
А ветер затаился за кустом,
Кляня свое не плотское обличье.
И полыхал далекий окоем.

А яблоко сочилось и хрустело,
И в женщине подсвечивало суть.
...Похоже, даже Богу захотелось
Ее, такую, снова в рай вернуть.

УЛОЧКИ ДЕТСТВА
Тёплый ветер вдоль Зелёной Рощи,
От Меланжевой до Обводной
Простыни крахмальные полощет
И вздымает к небу по одной.

По дорожкам, утонувшим в травах,
Стелит ароматные дымы.
Воробьёв весёлые оравы
Разгоняют утренние сны.

На ветвях беременные почки
Скоро к небу вскинут паруса.
Помню здесь все рытвины, все кочки,
Узнаю собак по голосам.

По ночам тут слышен стук колёсный,
Поездов тревожные гудки –
К нам спешат страстей грядущих вёсны,
Жизнь со смертью наперегонки…

***
Стаями заполнилась околица,
Стаял запоздалый снег с полей,
С тайным состраданьем небу молятся
Чёрные обрубки тополей.

Погоди, погода, раскиселиться,
Пагоды покатые хлестать.
Только толку-то, что жизнь - подельница
Мягко стелит, да не мягко спать.

Станем мы лишь стойкими поэтому –
Квартиранты с тонущих планет.
Стоит в жизни, стоит быть поэтами,
Потому другой дороги нет.

СТЕПЬ
Стонет старый крест дорожный.
Стелет поле суховей
И колышет осторожно
Волосинки ковылей.

Ширь да гладь, куда ни глянешь,
Лишь стрекочет саранча.
Выгорел и выцвел глянец
Неба на моих плечах.

Степь течёт и разливаясь,
Жарким маревом дыша, -
Вызревает. Вызревает
Бесконечная душа…

***
Родина моя – моя родинка,
Ты на век со мной. Ты на век со мной.
От кровей дворян – благородинка,
От корней крестьян – непокой.

Замурованы, разворованы,
С замороченной головой.
Только красный свет на все стороны –
Нам сподручнее на него.

Что ни ветер здесь, то всегда норд-вест.
С самой осени лета ждут
Города мои – города невест.
Только к Храму дороги тут.

ПИСЬМО МАЛЬЧИКА,
У КОТОРОГО УМЕРЛА СОБАКА
                       Владимиру Свинцову
Уважаемый Боженька, здрасте!
Если Ты опечалился, вдруг,
Знай, летит к Тебе пёс рыжей масти,
Настоящий и преданный друг.

Я Тебе на все сто доверяю,
И собаку родную дарю,
Но с собаками утром гуляют,
Ты давай, не проспи там в Раю.

Не смотри, что фигурой не статный,
А характером он - волкодав!
Не кричи на него, может цапнуть,
И по-своему пёс будет прав.

Ест он всё, и зовут его Чарли.
Ну, прощаюсь, огромный привет!
Намекни, что вы с ним повстречались,
И зажги поскорее рассвет.

***
Говорила бабушка, старость празднуя:
«Я ещё тудыличи в могуте была!»
Трудовые, праздные, будни разные,
Чередою праздников кабала.

И недавно вроде бы было детство,
Близко-близко лужи, земля, трава.
Быстро-быстро бьётся комочек сердца
Жизнь уже случилась, сбылась, была...

***
Лунный глаз, угольком в копоти,
Не мигая, совсем остыл.
Хоть бы Ты был, Господи!
Господи, хоть бы Ты был!

В небо чёрное – чёрное с проседью
Будто в ухо Тебе кричу:
«Верить хочу, Господи,
Верить Тебе хочу!»

Вместе бы нам на погост идти,
Простить бы кровную месть.
Только люби нас, Господи,
Таких, какие есть!