Анастасия БЕЗДЕТНАЯ

ЯЗЫКОВОЕ ТЕЛО – ЭТО ХРАМ
— Языковое тело – это храм.
Остерегайся, всяк сюда входящий,
Быть неуместным и ненастоящим.
Входи сюда по собственным следам.
Вноси сюда и первобытный мелос,
И плачи на сверхновом и чудно?м.
Языковое тело – это дом,
Так не теряй естественность и смелость.
Но помни, что суда не миновать
За скверну, глупость, наглость, глумовство.
Тьма поразит собою естество,
Беды не избежать, не рассчитать…

…Тепла Солунь и солоны страницы
У первых переводов бытия.
Чернильные песчинки, перья птицы
(а позже литеры чугунного литья
и даже тонкий пластик между точек,
но не тогда) дадут нам первосвет
Во дни непрекращающейся ночи.
Таков был знак, таков был и завет.
Но только если тьма читать захочет.

АНАСТАСИЯ
Не таи от меня моего начала,
Как тогда в темноте я одна молчала,
Намочила волосы и сказала:
Я давно позабыла, как воскресала.

Я давно позабыла, как воскресала:
Снег летел, словно искры из-под кресала,
Об окно разбивался, как волны о скалы.
Было солнце, но этого было мало.

Потрясало смущённую душу пламя.
Что же будет с ними и что же с нами?
Снег вернулся, как кто-то чужой с вокзала.
Я давно позабыла, как воскресала.

Погасила свечку и на пол села,
Ощутила лёгкость души и тела,
Заплела косу и совсем исчезла,
А потом умерла. А потом воскресла.

 

Дмитрий ВИЛКОВ

* * *
Мой отец когда-то давным-давно писал стихи.
Нет, конечно, стихи – слишком громко сказано
Про эти короткие, едва рифмованные строчки,
Выведенные не слишком ровным почерком
С орфографическими, речевыми, грамматическими
И прочими ошибками,
И, в довершение всех несчастий,
Со смешными рисунками на свободном пространстве полей
Общей тетради
В плотно-ребристом коричневом переплёте
(Таких теперь наша промышленность
Отчего-то не изготавливает).

Пожалуй,
Эти стихи способны вызвать
Разве что усмешку
На холодных лицах изощрённых витий,
На раскрасневшихся лицах литературных критиков;
Не претендуют они ни в коем случае
На то, чтобы осчастливить своим присутствием
Толстые литературные журналы, тонкие сборники и альманахи;
Массовая печать вообще им противопоказана.
Но всё-таки они обладают
Одним непреложным свойством,
Каким-то маленьким, отдельным, нерушимым бытием.

Они, напоминающие колыбельные
(Некоторые и вправду были колыбельными),
Продолжают сниться мне и теперь;
Они всегда звучат отцовским голосом
В дверном проёме между прихожей и кухней
В квартире, которой уже нет.
А отец, не замечая этого, продолжает чтение
Вслух,
А я снова тянусь, пытаясь увидеть,
Какие сокровища рассыпаны
За обложкой общей тетради
В знакомом коричневом переплёте…

Возможно, это был не самый полезный талант
Для оператора дробемёта,
Для рабочего кораблестроительного завода,
Для моего отца,
Из-под рук которого выходили корабли,
Встречающие своими металлическими лицами
Арктические ледовые поля
И дымящиеся миражи Персидского залива.

СУВЕНИРЫ
Так много нам словами не сказать,
Возврата нет, и откатилось лето,
Как галька, ускользнула благодать,
Но в сердце шум – восьмое чудо света,

Он чудится, восьмое чудо тьмы,
А мы ползём по опустевшим пляжам,
Навстречу нам предчувствие зимы,
Мы замолчим и в раковины ляжем…

Ты слушаешь?.. За створками Азов
Ворочался в угаре самогонном,
Прожектор бил наотмашь, рвался зов,
А Крымский мост маячил за вагоном,

Шторм бешено вылизывал пролёт,
Как Цербер, не жалея рук Орфея,
Волошин прав: и Греция пройдёт,
И Генуя, и пена схлынет с шеи

Однажды обнажившихся миров,
И наш двойной хитиновый покров
На волю пустит (выписка больного!) –
Ещё никем не сказанное слово,
Над мраком наводящее мосты, –
Жемчужину слепящей наготы.

Ещё никем
не сказанное
слово.

 

Надежда ГОЛДИНОВА

ТАЛЫЙ СНЕГ
Я неправильный, наверно, человек,
И на солнце замечаю пятна.
А судьба моя настолько непонятна,
Что в ладонях замерзает талый снег.

Я неправильный, наверно, человек,
Разрисовываю красным чёрный вечер
И ловлю руками падающий ветер,
Что пытается бежать за мною вслед.

Я неправильный, наверно, человек,
Вновь усталости пустой иду навстречу.
Помню, ты сказал, что время лечит,
Ведь любовь дана короче, чем на век.

Я неправильный, наверно, человек...

КОШКА
Кошка, мы с тобой сегодня схожи
Так же, как и ты, ловлю весну.
Ветер гладит волосы и кожу,
И песок вплетается в косу.

Городская пыль и тротуары
Ждут живящий дождь, скорей, сейчас.
Мы с тобою не составим пары,
Наше время близости – на час.

Кошка, ты мне нежно лижешь руки,
Я тебя пускаю под пальто.
Знаю, ты со мною не от скуки,
Просто в жизни нашей, всё не то.

Обниму тебя, согрею лапы,
Между нами то, что не купить,
То, что позволяет дальше жить,
Тёмные преодолеть этапы.

Не беги под лавку от меня,
Не обижу: покормлю, поглажу.
У меня есть роскошь – есть полдня,
Чтобы жизнь почуять, как пропажу.

Ты ушла. Рыжеет шерсть на платье.
На пальто от грязных лап следы.
Сколько дождь оставит пустоты,
Столько ты мне подарила счастья.

 

Анна ГУСЕВА

* * *
Твоё имя мне режет слух,
Заставляя бороться с сердцем.
Я всё время куда-то мчусь,
Лишь бы мне не сидеть на месте.

Я пытаюсь найти тот мир,
Где никто о тебе не слышал,
Но, и Рим, и Москва и СМИ
Постоянно мне сносят крышу.

И за гранью земного «я»
Не спастись от тебя, не исчезнуть.
Твоё имя, как знак креста,
Не дающий упасть мне в бездну.

* * *
А с тобой я совсем другая,
Хрупкая,
Нежная,
Неземная,
Кроткая,
Вешняя,
Незлобливая.
Как ребенок совсем, наивная.
Верю в сказки,
Земное чудо:
Что планета-
Большое блюдо,
И на Марсе есть тоже люди.
А с тобой мне не страшно,
Трепетно.
Ты – вино.
Ты – тепло.
Ты - свет мне.
Ты моя и правда, и истина.
Повенчайся со мной единственный.

 

Дмитрий КРЫСКИН

КОСМОС МОЛЧИТ
Воспроизвожу дневник лейтенанта
«Вивиан Рипл» из второго квадранта:
________________________________

Трепет, апатия, паника, боль.
Космос молчит и не слышит наш вой.
Дом уничтожил воинственный атом,
Им управлял оцифрованный фатум.
Скоро и мы пред судьбой падём ниц.
Скоро и мы сотрём образы лиц,
Отформатировав личные файлы –
Все наши жизни останутся в тайне.
Спешно наступит смирения час,
Надо убрать человечную часть
Из корабля и из наших сознаний,
Чтоб умереть мы могли без страданий.
Голод и жажда остались из чувств,
Больше не будет надежды и буйств,
Больше не будет попыток вернуться,
Больше не будет приказов безумца.
Смерть позабывшего, видя удар
Атомной бомбы на стационар.
Все показанья, что мы получаем,
Землю обследовав, их подставляем:
Шансы там выжить стремятся к нулю!
Нам не спастись в этом новом аду…

Синий! Мой котик! Тебе одиноко?
Да, все на шаттле сплели себе кокон,
Метаморфозы пора запускать,
Поздно уже поворачивать вспять.
Выход один - уничтожить наш крейсер,
«Станцию Ноя», не будучи в стрессе.
Лягу я в кокон, очнусь лишь сосудом
Для нейросети, с отсталым рассудком…
Так что, мой Синий, пора мне уснуть,
Дай под конец почесать тебе грудь.
________________________________

Личности объектов удалены.
Данные сознаний искажены.
Биоаватары подключены.
Амок* -алгоритмы занесены.

«Станция» взорвётся через сто три…
Восемьдесят... Семьдесят три... Уйди!
Действия кота предотвращены.
Биоимплантаты отключены…
_______________

* Амок - психическое состояние, характеризующееся резким двигательным возбуждением и агрессивными действиями

НЕНАВИСТЬ
Ненависть живых –
Бежит за мечтой.
Ненависть чужих –
Течёт кислотой.
Ненависть святых –
Дрожит под плитой.
Ненависть! Ненависть! Ненависть!

Ненависть-шрапнель –
Колотит друзей.
Ненависть в постель –
Хоть сразу зверей.
Ненависть как хмель –
Не видишь огней.
Ненависть! Ненависть! Ненависть!

 

Артур МАЛЬЦЕВ

* * *
Мы едем в поезде. Куда? – Не знаю сам.
И я расту по папиным часам.
И вот, уже включаю свет в прихожей.
Похоже мы останемся здесь жить.

Мне мама говорит – что я хороший.
Мне папа говорит – что я хороший.
Похоже я действительно хороший,
Но стоит ли об этом говорить.

На завтра я планировал с друзьями
Вести себя как будто обезьяны.
Пока держу свою идею в тайне,
Ни папе не сказал о том, ни маме.

На будущее лето надо в школу.
Вожу огромный самосвал, по полу.
Ложусь в кровать и закрываю глазки.
Мне мама любит почитать на сон грядущий сказки.

* * *
В который раз, я повторюсь, мне нравятся повторы.
Леса, моря, пустыни, реки, горы.
Слова, слова – на гласных разгоняясь,
В согласных – рифах, вырастая в связь,
Заходят в несогласных, избавляясь
От воздуха, между зубов творясь.

Так нёбо повторяет небо.
Так вправо подражает влево.

В который раз, я в реку захожу по пояс.
Всё в ту же реку, слышу тот же голос.
Как будто бы и время не течёт,
А только моё тело омывает,
И верхнюю губу приподнимает,
И нижнюю губу наоборот.

Ложится снег. Похоже, что зима
(На прошлую, до ужаса, похожа)
Пером мне пишет по гусиной коже
На русском языке, слова, слова.

 

Алексей ФРОЛОВ

* * *
Много в жизни было, много будет.
Много судеб сломлено лихих.
Мы всего лишь маленькие люди,
Что схватились жадно за стихи.

Нам с тобой терзающие боли
И безверий ветреную страсть,
Как зверей томящихся в неволе,
Нужно научиться отпускать.

Нам с тобой загадочные дали,
Как маяк, мерцающий вдали.
Мы с тобой реальность воссоздали
По холстам Великого Дали.

Мы с тобой с безумием знакомы.
Нас влечёт коралловый закат.
Как листы, пестры и невесомы,
Шелестим угадывая такт.

Нам с тобой солёный воздух снится,
Моря рябь, ласкающий песок.
Согревает сонные ресницы
Солнечного света поясок.

Мы с тобой другого рода люди,
Будто свыше что-то нам дано.
Будет день – и нас с тобой не будет.
Но пока мы с богом заодно.

Будет день – иссякнут наши силы.
Будет день – растают имена.
Мы с тобой оставим две могилы
И стихов скупые письмена.

ОБЩИЙ КАРАНТИН
         Не выходи из комнаты, не совершай ошибку.
                                  Иосиф Бродский
Ты затерялся в пыльной комнате
Среди газет, листов, томов.
Слащавый голос молвил: полноте!
Не слушай бредни докторов.

Тебе понятна провокация.
И мантрой – Бродского слова...
Да, ни Италия, ни Франция,
А больше Питер да Москва.

Но тем не менее, как истина,
Давно растаял толстый лёд.
И лезут листья, лезут листья на...
Наперебой на переплёт.

И светит солнце. Пусть не жаркое,
Но всё ж теплее фонаря.
Крадётся май, ногами шаркая,
Вот только рано он и зря.

За дверью – вирус и несчастие.
Достань рубли из сундука!
Отдай курьеру за участие.
Возьми – бутылку коньяка.

Не заражайся паранойями,
Прими микстуры перед сном
И слейся с серыми обоями,
С ковром, паркетом и окном.

Забаррикадируй вход комодом и...
Молись, чтоб вирус не прошёл.
Прочти Толстого эпизодами,
Шевченко, Шиллера, Ошо.

И улыбаясь в умилении,
Сбежав от сует и рутин,
Усни, как Бог, в уединении,
Встречая общий карантин.

 

Алина ГРЕБЕШКОВА

ЧЕРЕДА
Полыньевое море – горечь и детство:
дом из красной глины с красным углом,
прялка стучит, вздыхает тесто,
всё по часам своим чередом.

Череда, душица, зверобой,
отражает небо чистая роса,
по земле бежит маленький бог
и хватает за уши чёрного пса.

Ледяная речка среди полей,
дикая смородина и горький мёд,
вырастают боги в больших людей –
закружило времени круговорот.

И ушёл под землю бабушкин дом,
там не слышно лая чёрного пса,
никогда не вернуться в детский сон,
где цветёт душица и череда.

КОСА
Щай с пещеньками. Нанай, картатай. Мои мысли – пчёлы – собирают мёд, по крупицам – в дом, по следам – домой. Матка жмётся в угол, погибает строй. Мои скулы – кровь и татарский род.

И в систему детство не приберёшь, гребешком по волосу, по деревне – гурьбой, отрастили косу – покосили косой. Деревенское поле – моя русская кровь, бабушка плачет: ты – отрезанный ломо?ть.

И почти тридцатка, кружевное бельё, я б пошла налево – но вообще не моё. Заплела бы косу, но косы-то нет. Где мой молодец ходит, погибает джигит.

Расплету волосы, заплету заговор. Разнесу улье – мысли вразнобой. Ты коси коса, не жалей меня, я уже большая, уф, алла бирса.

 

Дмитрий ТЕРЕНТЬЕВ

* * *
День, как день. Под небом ходят ближние.
В небе пролетает самолёт.
К сормовскому кладбищу из Нижнего
возят тех, кто завершил полёт.

Схоронили. Помянули. Хлюпаем.
Над толпой, как над котельной дым.
Против воли лезет в строчку глупое:
если умирать, то молодым.

Надо говорить, но мне не хочется.
По тропинке памяти бреду.
Вот моё скупое одиночество –
лавочка в заброшенном саду,

где сижу, двумя камнями млечными
вглядываюсь в жухлые цветы.
И выходят говорить о вечности
из травы живые мертвецы.

Водят хоровод, мехами-рёбрами
раздувают полымя в себе,
черепами полыми, как вёдрами,
черпают голубизну небес.

29.02.2020
Уходит високосная зима.
Сосед уходит, к бакам тащит ёлку.
Пойдём возьмём в «пятёрочке» четвёрку,
а можем на пузырь назанимать.

Я в шапке с гребешком – центурион.
Как говорил когда-то Юлий Цезарь:
пришёл, увидел, взял и тут же врезал.
Был выпить не дурак в натуре он.

В дворе своём канавы рубикон
я вновь и вновь перехожу буквально.
Горизонтальность труб и вертикальность:
таков геометрический закон.

Переживём амёбно лишний день,
поскольку это всё-таки суббота
(забит большой и толстый на работу,
и рифмовать иначе просто лень),

а завтра обязательно сожжём
на масленицу старые блокноты,
где строчек голубиная пехота
стремится ввысь. Но вскидывает кто-то
на стаю деревянное ружьё.