Из "Псковской тетради"
К 50-летию псковской писательской организации
Подготовила Вита Шафронская
Часть 1. Часть 2. Часть 3.

Александров Анатолий Алексеевич родился 27 октября 1953 г. в д. Кладовицы (окраина поселка Локня) Локнянского р-на и Локнянского сельсовета Великолукской области. В 1971 году после окончания школы поступил в Ленинградский государственный университет на исторический факультет, кафедра археологии, в 1976 г. закончил ЛГУ по специальности «археология» и с этого же времени живет в Пскове и работает в Псковском государственном музее-заповеднике. В 1985 г. закончил аспирантуру в Институте археологии АН СССР в Москве и защитил кандидатскую диссертацию, получив степень кандидата исторических наук.
Обе специализации – и археологическая, и музейная – накладывают на человека особый отпечаток. Большое место в его поэзии отведено также эпохе викингов и Ранней Руси, древности которых самым существенным образом представлены в Пскове и Псковской области. Отчасти этот интерес в поэзии А. Александрова объясняется тем, что он довольно основательно занимался темой княгини Ольги, уроженки Псковской земли, и даже написал научно-популярную книгу «Во времена княгини Ольги», которая вышла в Пскове в 2001 г. Поэтому неудивительно, что у него есть несколько стихотворений, посвященных княгине Ольге и ее внуку князю Владимиру, крестившему Русскую землю и тем самым завершившему ту работу по крещению Руси, которую начала его бабка княгиня Ольга.
А. Александров - автор ещё двух книг, одна из которых чисто научная: «Древности раннего железного века в Псковской земле: импорты и подражания». Псков, 2014, а другая научно-популярная: «Эпоха камня и бронзы в Псковской земле (Краткий обзор)». Псков, 2014. Плюс к этому – около 130 научных и научно-популярных статей.
Стихи начал писать в старших классах школы. Занимается поэтическим творчеством. Последняя по времени публикация стихов в сборнике «Шутить – не плакать – 2», вышедшем недавно в Пскове.
А.А. Александров состоит в Псковской писательской организации с 2012 г.  Член Международной ассоциации писателей и публицистов (МАПП), печатался в сборниках МАПП.

 

РУССКАЯ ПОЭЗИЯ
Поэзия русская – в силе,
Сияют на солнце слова –
Россия, Россия, Россия,
Которая вечно жива!

В другие небесные страны
Направив последний разбег,
От нас уходили титаны,
Прошёл девятнадцатый век.

А после пошли кривотолки
И голос России притих –
Блестели иные - осколки,-
Но не было больше таких.

Оставьте ненужные страхи –
Нас ждёт непременно успех:
Разорванный ворот рубахи
И строки, летящие вверх!

И топот вселенской погони –
Опять начинается век:
Рванулись крылатые кони,
Которым не нужен разбег!

И дело совсем не в пилоте,
Мелькают леса и поля,
Распахнуты крылья в полёте,
Внизу – голубая земля.

Не ради доходов и хлеба
Нас манит наверх синева:
Поэзия русская в небо
Стремится, покуда жива!
2016 г.

ПУШКИН  В  МИХАЙЛОВСКОМ
Оплывшей свечи догорающий свет,
И шторы уже опустили…
Когда-то здесь жил и работал Поэт –
Надежда Великой России.

А ныне, ступая к нему на крыльцо,
Увидят заезжие барды
Простое до боли Поэта лицо,
Цилиндр, сюртук, бакенбарды.

Темнеют деревни за Сороть-рекой,
А дальше – земля нежилая.
Поэта в изгнанье на сельский покой
Послала рука Николая.

О город петровский, монархов оплот!
В Михайловском этого нету;
Бумага, перо и чернила – ну вот,
А что ещё надо поэту?

В далёкой столице на тёмной Неве,
Остались друзья-забияки…
И трость на пожухлой от хлада траве
Чертит незнакомые знаки…

Пощады от нынешней власти не жди,
И крики, и ропот народа.
А где-то в безгласье ещё впереди
Декабрь двадцать пятого года.

До этого, правда, ещё далеко,
А сверху всё воет и воет,
Покуда щетина гвардейских штыков
Сенатскую площадь закроет.

А скоро пойдут затяжные дожди,
И кроны на кленах алее,
И ветер осенние листья кружит,
И Пушкин идёт по аллее.
2014 г.

ПОЗДНЯЯ ОСЕНЬ В МИХАЙЛОВСКОМ
О, рыжие угли в золе
И дальней зарницы сполóхи –
Остались на этой земле
Стихи и деревья эпохи.

Всё это свершилось давно –
И грозы и высверки света,
Пигмеям понять не дано
Высокую душу поэта.

И отзвук шуршащих шагов
Как старая добрая сказка:
Предшествует миру снегов
Печальная рыжая пляска.

Ну что ж, до весны подождём,
Окраска у осени лисья –
Шуршат под унылым дождём
Опавшие жёлтые листья.

На окнах – мороза узор
И снег ослепительно-синий,
Окраины Пушкинских Гор
Накроет разлапистый иней.

И мы понемногу творим,
И мы понемногу при деле.
Стоят по аллеям твоим
Высокие тёмные ели.
2016 г.

***
Вот дубняк у опушки,
На меже – лопухи,
Тут вышагивал Пушкин,
Тут легки и тихи

Дозакатные звуки
От полей и путей
Без какой-то там муки
И туманных затей

Отлагаются в знаки,
Неоглядно дыша,
Будто алые маки,
Будто наша душа.

Там поэзией полны,
Затихая вдали,
Эти лёгкие волны
На бумагу легли.

Пыль полей изначальна
Под мельканьем подков.
О, поэзии тайна
От начала веков!

Где поля, или чащи,
Где огонь над золой,
Конь воздушный, летящий
Над волшебной землёй.
2014 г.

***
Идут гвардейские полки,
Идет немирье в целом мире.
Давно сидят бунтовщики
По всей заснеженной Сибири.

Увы, не вырвутся они
Из заколдованного круга,
И гаснут поздние огни
В высоких окнах Петербурга.

Чуть слышен скрип дверных петель,
Все та же серость в целых сутках,
Метёт по Невскому метель,
Городовые мёрзнут в будках.

Все тот же гул небесных струн,
Перед дворцом – пустая зона,
Промёрз узорчатый чугун
Напротив Зимнего до звона.

Грохочет Крымская война,
А тут горят, во тьме пылая,
Холодным светом ордена
На вицмундире Николая.
2013 г.

 

 

ВЕСНА 45-го
А пахнет дымом и сосной –
Везде, от края и до края
Апрельской солнечной весной
Гремит вторая мировая.

В последний штурм труба зовёт
О край берлинского порога,
И в небе яростно ревёт
Ла-пять, похожий на бульдога.

Солдаты движутся, спеша,
Идёт жестокая охота,
И под прицелом ППШ
Легла немецкая пехота.

Пощады не было и нет
За всю последнюю неделю,
Чужой зари багровый свет
Глядит на взорванную землю.

А тут не слышно пенье птиц,
И у цветов другая доля -
Везде сраженье без границ
И смертью вспаханное поле.

Не до весны, не до красот,
Над нами небо цвета мака,
И у Зееловских высот
Кипит кровавая атака.
30.06. 2016 г.

ДОРОГА
Родная земля под ногами дрожит,
И взрывы гремят, замирая…
Вдоль этой пустынной дороги лежит
Траншея переднего края.

Как видно, по ней не ходили давно,
И видится Господу Богу,
Что тем, на другой стороне, не дано
Пройти через эту дорогу.

Они накатились на землю мою,
Да в планах случилась промашка…
А тут, наверху, на окопном краю,
Застыла шальная ромашка.

А там, далеко за спиной, Ленинград
Затих в окруженье блокады.
И трассером режет чужой автомат
В пустое пространство рокады.
2014 г.

ЕВРОПА
Границ рисованный картон,
И вот оттуда в три притопа
Грозит России сквозь кордон
Объединённая Европа.

Не материк и не страна,
А что-то среднее, по сути, -
В эпоху викингов она
Была раздёргана в лоскутья.

И суд без всякого судьи,
И графства плавали на мéли,
Когда норманнские ладьи
Её громили, как умели.

Её исток сейчас забыт;
Звенела старая посуда, -
Средневековый старый быт –
Всё это вылилось оттуда.

А вот сейчас – закрытый слот,
И в моде горькие напитки:
Заокенский кукловод
Умело дёргает за нитки.

Потом идти, куда пошлют,
А дальше – всякие напасти.
Европой правит абсолют
В полугримасе жёсткой власти.
2014 г.

ВАЛ АДРИАНА
Вокруг чужие боги,
Стоит доспехов звон
Сухую пыль дороги
Вдыхает легион.

Потом ладьи качало,
Потом не видно лиц.
Начало от причала
К забвению границ.

И вот другие страны,
Суровая краса.
Дорога ветеранов
В пустынные леса.

Бескрайние долины,
Бои вокруг границ.
Предтечи Кухулина
На крыльях колесниц.

Идти дорогой длинной
До самого конца.
На склонах  Эсквилина
Остались их сердца,

Их память в землю вбита,
А жизнь в бою — пустяк
В земле жестоких бриттов
По дальним крепостям.

Хребет горы пригнулся,
Туман со всех сторон.
Отсюда не вернулся
Девятый легион.

Встает на небе странно
Холодный свет зари.
По валу Адриана
Границу держит Рим.
1995 г.

КОРОЛЬ АРТУР
Где твоя верная свита,
Где заколдованный лес?
Светится звёздное сито
В чёрном графите небес.

Были и память, и вера,
Солнечный блик на лице, -
Где ты теперь Гвиневера
В сумрачном, сером венце?

В золоте чёрное платье,
Плавная линия плеч…
Лучше бы в камне остался
Острый отточенный меч.

Было заведомо лучше,
Была секира остра...
Лижет древесные сучья
Рыжее пламя костра.

Это не боль, и не сказка,
В белом тумане поля.
На полотняной повязке
Тёмная кровь короля.

Пыль на страницах романа,
Всё - лишь слова, и слова…
Скоро и Фата-Моргана.
Очень болит голова.
2011 г.

***
Своё отсвистели осколки,
И смерть преподала урок.
Прижались лохматые ёлки
К обочинам сонных дорог.

Удачи всего полпроцента -
Лесная дорога на склон,
А танки из армии "Центр"
Давно обошли батальон.

А вроде бы, дрались жестоко,
И вот оказались в глуши.
Ползут большаками к востоку
Колонны зелёных машин.

И эта дорога до фронта -
Нескорых четырнадцать дней -
Нечёткая зыбь горизонта
И редкая россыпь огней.
1997 г.

Исаев Игорь Олегович родился в г. Пскове в 1973 году. Имеет высшее образование: окончил факультет русского языка и литературы ПГПИ им. Кирова. Более 7 лет работал учителем в сельской школе. Поэт и прозаик, выпустил 3 книги стихотворений. Редактор альманаха «Скобари» (Псков). Произведения также публиковались в центральных изданиях и коллективных сборниках: «Литературная газета»; в журналах «День и Ночь» (Красноярск), «Сибирские Афины» (Томск), «Пролог» (Москва), «Русский переплет» (Москва), в альманахе «Скобари» (Псков) и др.
С 2014 года преподает в сельской школе. Живет в Пскове.

 

***
Как будто стрелой
Из известного лука
Я ранен:
Под сердцем
Распахнут тюльпан.
Нужда и надежда -
Любовь и разлука,
Почти безнадежно
Любил. И пропал.

Нашедшие счастье,
Достаток и угол
Приходят к соседям
И просят огня.
Нужда и надежда -
Сестра да подруга -
Все время со мною
И греют меня.

В крови обожглось
Одноглазое Лихо.
Но мне ничего не поделать с собой.
Спасения нет.
Заколоченный выход.
Нужда и надежда.
Совет да любовь.

***
Мне часто снятся города,
В которых я ни разу не был.
Там есть уютная звезда
И где-то виденное небо.
Мне часто снятся купола.
Потом - обшарапанные стены.
Там кофе девушка пила,
Старательно сдувая пену.
Там в желтых окнах темноты
Светились тысячи вселенных.
Мороз полировал кресты,
И необъятно пахло сеном..

Мне часто снятся города,
Которых нет на самом деле,
И очень трудно передать
Тревожный запах новоселья.

ОСТРОВ. ДЕТСТВО
Молоком и полем пахло лето.
Вечер шел над крышами домов,
Желтый и немножко фиолетов, -
Столько было в городе цветов.

Детство стало розовыми снами,-
Было или не было оно...
Мы ловили рыбу с пацанами;
Удирали вечером в кино.

Теплая, ночная, дождевая,
Побежала по земле вода.
Быстро мы о детстве забываем,
Уходя в большие города...

Мушкетер дерется с казаками,
Робин Гуд гуляет по дворам.
И летят над ближними домами
Два моста к любимым берегам.

ПРОЩАНИЕ
                               ЮК
Закружилась совсем голова,
Словно вечность сидит в изголовье.
Каждой буквою врали слова:
«Я волнуюсь», «Привет», «Что с тобою?»

Три попытки не верить, но все ж
Первым встречным понравятся тексты,
Познакомившись, произнесешь,
Будто, вправду, тебе интересно.

Циферблатом очерчена жизнь,
Варианты отпущены скудно:
Стрелки могут однажды сойтись;
Люди могут совпасть на секунду.

Я привык к этой боли давно
И на дальнюю полку задвинул.
Ты была бы моею женой,
Самой лучшей моей половиной…

Сам не знаю, моя ли вина.
Новый день мне по-новому жуток.
Не хочу я тебя вспоминать!
Вспоминаю. Люблю почему-то.

Разузнать бы, что там, впереди?
Поберечь это грешное сердце…
Престарелая вечность глядит
И не может никак насмотреться.

***
Прозрачна ткань листа:
Рассвет не очень точен.
Я от тоски устал,
И чтенья между строчек,

От недоступных звезд,
(Мелькнула небольшая)
Препятствий и заноз, -
Пусть мелочь, но мешает.

Пуст солнечный причал
На близлежащей крыше.
От боли б закричал.
Просили быть потише.

Просили жить ровней,
Солидней и спокойней.
На свете счастья нет!
Есть ночь и подоконник,

Табачный порошок
На бирюзовой шали..
Все будет хорошо.
Мне твердо обещали.

 

***
Мы понятия меняем
Без особого труда.
Ложь как истина святая,
Правда... Кто ж ее видал?

А потом все так сойдется,
Что, сойдясь глаза в глаза,
Врать - язык не повернется,
Правду - вовсе не сказать.

Сердце дернулось и сжалось,
Будто в омут с головой.
Умер, вот какая жалость, -
Выжил?! Ты смотри, живой!

Перед смертью воздух плотным
Стал. И тяжелей.
Жалко гибнущих животных,
А людей - чего жалеть?!

Одолела правду-кроху,
Выжила старуха ложь.
Не стреляй в меня, эпоха,
Все равно не попадешь!

***
В три месяца лютующей весны,
Когда тошнит и аж дыханье сперло,
Приходят стаей алчущие псы
Трепать мое простуженное горло.

Не приготовить слово поострей,
С традицией и вкусами не ссорясь.
Еще поется, - значит, пой да пей,
А время приготовит острый соус;

Даст настояться, щедро обольет
Да так, что после смерти не отмыться…
А за окном - небесный ледоход
И целый месяц не летают птицы.

Запутавшись в каштановом плену
И в облаках предгрозовой сирени,
Всех обману. Себя не обману.
И двух сердец земное тяготенье…

***
                                  Н.О.
Тоску закрасив, боль изъяв,
Внутри зима, снаружи - лето,
Ты говорила: "Мы друзья", -
И я почти поверил в это.

Вот год почти уже прошел.
Я изменился. Ты - другая.
Нам друг без друга хорошо,
Так даже вместе не бывает.

Еще полслова не сказав,
Нам главное: не забываться.
Друг другу не смотреть в глаза;
Рукой к руке не прикасаться.

ВЕДЬМА
                                         Н.О.
Поздний вечер. Выпили для храбрости.
Тару отдали волхву какому-то.
Папоротник цвел порой октябрьской.
Звездочкой костер мерцал у омута.
Создана священником и ведьмою.
Мертвой и живой водою крещена.
Рыжая, веселая и вредная -
Черт и ангел щедро перемешаны.
Темнота плыла водою матовой.
Запах чабреца и сумасшествия.
Янтари-глаза двумя каратами -
Хитрые, но в то же время, честные.
Сердце перепахано и выстыло,
Не согреть ни ватником ни водкою.
Шепчет, как монах - молитву, истово:
"Любишь ведьму. Значит, любишь все-таки!"
 И тогда из этой глыбы холода
Вдруг рванулись звезды в небо искрами.
На душе уже воркуют голуби,
Глупые, влюбленные и чистые.
Счастье, простодушно-легковерное,
Жило полминуты. Стало болью
И
Без любви тебе не жить, наверное,
А с моей любовью - и тем более…

***
Абы кого - не хочется.
Абы кому - не молится.
Ну здравствуй, одиночество.
Я снова за околицей.

Сестра, наверно, Каина,
И мне - сестра по жизни ты.
Дул ветер неприкаянный
И даже сны пронизывал.

Мешает ветер проклятый
Песок с печалью жменями.
Дома зияют окнами,
Слепые от рождения.

Эх, кто помянет прошлое,
Тому сидеть на якоре.
Бутылка - спящей кошкою.
Стакан у ног - собакою.

Казаков Александр Петрович - поэт, прозаик, драматург, переводчик. Член Союза писателей России с 2005 г.
Родился в 1954 г. в Смоленске. Окончил среднюю школу в г. Клин Московской области,  дирижёрско-хоровое отделение Псковского культурно-просветительного училища и исторический факультет Псковского государственного педагогического института. Работал в учреждениях культуры Новгородской области и Пскова, преподавал в школе, служил по контракту в спецназе ГРУ. Публиковался в журналах "Всерусскиi Собор" и "Родная Ладога" (Санкт-Петербург), "Север" (Петрозаводск), "Сибирские огни" (Новосибирск), "Московский Парнас" (Москва), "Высокий берег" (Анапа), альманахах «Скобари» и во многих коллективных сборниках, изданных в Пскове. Автор 7 книг прозы: «Пройти полмира…», «Пасьянс с иероглифами», «Другая жизнь», «Вагон для без вести пропавших», «Здесь и сейчас», «Предатель», «Долгий путь по недальней дороге».

 

***
За письменным столом, при лунном свете,
Безвольно руки на груди сложив,
Сидел поэт в огромном кабинете,
Понять пытаясь, мёртв он или жив…
Давно вуалью чёрной ночь спустилась
На сонный город; только за окном
В стекло бесшумной тенью ветка билась,
Пытаясь крадучись попасть в притихший дом.

По стройной ножке хрупкого бокала,
Высокой и изящной, как игла,
Стекала капля красная - стекала,
Но до конца скатиться не могла.
Не тронуто перо, и белой тенью
Лежал на зелени сукна бумаги лист;
Но не было на нём стихотворенья,
Как и примет былого вдохновенья…
                   Лист оставался нем и бел, как снег,
И чист.

И сердца не согрел глоток вина,
И даже не допит бокал до дна;
Неужто кончилось – любовь, надежда, вера?
Неужто жизни всей итог (а может, мера?) –
В холодном барабане револьвера,
Где пуля тускло-жёлтая видна?
 
Но вдруг порывом ветра вздуло штору
И лист снесло с зелёного сукна -
И вздрогнула душа, ища опору
В том ветре, у открытого окна!..

***
Уходя – уходи. Просто молча кивни на прощанье:
Тот, кто должен, поймёт, что иного решения нет.
Уходя – уходи, даже если давал обещанье
До конца в этом доме встречать каждый новый рассвет.

Уходя - уходи. Дверь прикрой за собою без стука,
Чтоб не щёлкнул замок, ненароком детей разбудив;
Уходя – уходи: ни к чему продолжать эту муку,
Коль не веришь в любовь, коль угас её светлый мотив,

Коль под тяжестью лет потускнела былая надежда,
Растворилась во мгле одиноких бессонных ночей;
Изболелась душа, так любовью горевшая прежде, -
Истончилась до дна, как иссохший в пустыне ручей;

Коль измена-разлучница чёрной змеёю прокралась
В твой, когда-то сверкавший улыбками детскими дом -
Ведь с тех пор ничего, ничего у тебя не осталось.
Уходя – уходи, раз решил. Остальное – потом

Ты домыслишь, додумаешь, переоценишь,
Если времени хватит пойти по иному пути,
Но назад, в этот дом, никогда не входи: не изменишь
Ничего здесь уже – ни-че-го!
                      Уходя – уходи…

***                               
Берег крут над речкой обмелевшей.
Заплела тропинки бузина.
Чей-то голос, тихо песню певший,
Замер вдруг, и снова – тишина.

Наверху, среди берёзок, в роще
Соловей заводит песнь свою.
Женщина с мостков бельё полощет,
Не мешая плеском соловью.

Август тёплым вечером ласкает
Взор и душу на закате дня.
По воде кораблики пускает
Мальчик, так похожий на меня;

Может, это я вернулся в детство,
Время чудом течь заставив вспять?
Нет, конечно: это – сын; в наследство
Я ему земли оставлю пядь –

Эту рощу, косогор над речкой,
Плеск воды под россыпью камней,
Этот август, домик с русской печкой,
Где найдётся уголок и мне…

***
Тоскливо в городе зимой…
В деревне как? Дровишки - в печку;
Оделся - и с ведром на речку!
Принёс воды; тулуп – долой!
В потёмках валенки метлой
Обмёл в сенях – и в дом скорее:
Пусть не протоплена, но греет
Печь русская мой старый дом
Ещё оставшимся теплом.
Озябли руки? Ну, так что ж:
Взял с полки старый дедов нож,
Сосновой нащипал лучины –
И нет причины для кручины!
И станет на душе теплее,
Когда огонь, ещё не грея,
Запляшет робким язычком
(Так струны трогает смычком
Ребёнок – робко, неумело),
Ну, а потом - охватит смело
Поленья пламенем своим.
Они трещат: «Беда! Горим!»
Откроешь дверцу поддувала –
И загудит огонь в печи,
Облизывая кирпичи…

… И вспомнишь детство: как, бывало,
Учила бабушка: «Не тронь,
Сыночек, дверцу: там – огонь!
И уголёк-от стрельнуть может;
Тогда – беда! Ну, Бог поможет!..»

А затопил – сиди у печки,
Кури себе, пускай колечки;
Смотри, как сигаретный дым
Висит слоями под иконкой,
Как за окном лазурью звонкой
Разлилось небо, и седым
Покрылись инеем берёзы…
И вот уже струятся слёзы
По отпотевшему стеклу,
И будто тянется к теплу
Сирени куст – стучит в окно;
И снег на нём, как толокно –
Такой же мелкий: будто пудрой
Его обсыпал ветер мудрый,
Чтоб от мороза уберечь.
Сосна с широких белых плеч
Вдруг комья снега уронила
И гордо ветви распрямила:
«Я это сделала сама!..»

Тосклива в городе зима…

***
Жить, наверно, надо было проще
С самого начала – и всегда;
Кланяться берёзкам в светлой роще
И смотреть, как в озере вода
Отражает просини на небе
И мерцает в солнечных лучах,
Думать не о славе, а о хлебе
И о ноше той, что на плечах
Довелось нести по Божьей Воле
В тихом уголке родной земли,
И души своей возделать поле,
Чтоб на нём для всех цветы цвели…

***
Всё метёт и метёт;
                        ни конца ей не видно, ни края,
Этой белой метели –
                       вечной спутнице русской зимы.
И свеча на столе,
                       оплывая, уже догорает,
Как предвестник прихода
                       ночной всеобъемлющей тьмы.

На дворе клонит ветер
                       верхушки негнущихся сосен,
Песню зимней тоски
                       заунывно в трубе мне поёт,
Заставляя опять
                       вспоминать предыдущую осень
И пожухлой листвы
                       за окошком последний полёт...

Я задую свечу
                       и закрою заслонку печную -
Будет русская печь
                       до утра старый дом согревать;
До весны – далеко.
                       Потому-то, наверно, начну я,
Теша душу свою,
                       о прошедшем грустить-горевать.

Впрочем… что мне грустить –
                      нет для грусти особой причины!
Годы – тяжкий багаж:
                      всё труднее его мне нести;
Только вера моя
                      всё ж сильнее тоски и кручины;
Только веруя, можно
                       от тоски свою душу спасти…

 

***
Я не пишу стихов и не слагаю песен –
Я просто по душам с друзьями говорю;
И слушают меня: наверно, интересен
Тот мир, который я от сердца им дарю.

Но каждый раз страшась прочесть в глазах сомненье
В ранимой правде чувств, я всё же вижу нить,
Которая смогла - хотя бы на мгновенье! -
Их чуткие сердца с моим соединить…
                                                             
***
Перед самым рассветом
Я выйду из дома
И в безбрежный туман
По ступенькам крыльца
Я сойду босиком -
И исчезнет истома
От чудесного сна…
Вдруг коснётся лица
Ветка яблони старой,
Дотянувшись из сада,
И умоет его
Невидимкой-росой;
И проснётся душа!
А иного – не надо…

Так вот шёл бы и шёл -
По росе.
И - босой…

***
Я давно не бывал
               в Подмосковье, где прожил немало –
Там, где юность прошла
               без особых несчастий и бед,
И откуда отплыл,
              поклонившись родному причалу,
Я, погоны надев
               в восемнадцать мальчишеских лет.

И всё чаще теперь
              вспоминаю я старых знакомых
И подружек моих,
             с кем на школьных шутил вечерах –
И нисходит на сердце
            из памяти грусти истома,
И вселяется в душу
           неведомый прежде мне страх.

Я боюсь вспоминать:
           для меня ничего нет дороже
Этих лет, безвозвратно
           умчавшихся прочь навсегда;
Только память меня
           с каждым днём все сильнее тревожит,
Не давая уснуть,
          как журчащая в кране вода.

Я боюсь вновь увидеть
         мой город, родной и прекрасный,
Где могила отца,
         вся сейчас в изумрудном снегу;
Я боюсь обрести
         то, что бросил, быть может, напрасно,
Потому, что ещё раз
                      покинуть его не смогу…
                                                
***
Когда в душе разлад
И на сердце – ненастье,
И угнетает ум
Предчувствий мрачных тень,
То над самим собой
Я становлюсь не властен
От злости, что опять
Бездарно прожит день,
Что снова не сумел
Я написать ни строчки,
И ускользнул мотив,
Мелькнувший ярким сном,
И на пути моём
Одни лишь пни и кочки,
И мне не одолеть
Очередной подъем…
Когда уже и сил
Как будто не осталось,
Оставив телефон,
И отложив дела,
Я тороплюсь сюда,
Преодолев усталость, 
Судьбу благодаря  
За то, что привела
Однажды, летним днём,
Меня на берег этот,
К слиянию двух рек –
Великой и Псковы;
И здесь – в который раз! -
Опять прошу совета:
Как дальше, не склонив
Покорно головы,
Жить с грузом грустных дум
И горечью сомнений,
Раскаявшись в грехах,                
Свершённых в жизни мной?
И вижу плод труда
Минувших поколений -
Могучий псковский кремль,
Не серый, но седой;
И мощь высоких стен
И нерушимых башен
Вливается в меня,
Даря надежды свет, -
И времени поток
Становится не страшен,
Как не страшны теперь
Невзгоды прошлых лет.
И не унижен я
Величием кремля,
А силой напоён
И счастьем бытия!
И, обретя себя,
Я ухожу отсюда,
Уверовав, что - жив,
Что - есть
И, значит – буду!

ДИАЛОГ ВОЗЛЕ ВОКЗАЛА
Одинокий фонарь
Над обшарпанной дверью вокзала
Освещает едва
Две фигуры у входа в вокзал.
Слышен голос: «Прости,
Что «люблю» я тогда не сказала…» -
И ответ: «Ты прости,
Что «люблю» я тогда не сказал…»

Ветер треплет плащи –
То сентябрь принёс непогоду;
Из-за туч дождевых
Всё никак не пробьётся рассвет.
«Почему ты молчал
Эти долгие, долгие годы?» -
«Потому, что я не жил
В прошедшую тысячу лет…»

Где-то в сумраке ночи –
Далёкий гудок тепловоза,
И наполнилась мгла
Перестуком вагонных колёс.
«Ты прости мне, любимый,
Мои запоздалые слёзы…» -
«Ты прости мне, любимая,
Горечь непрошеных слёз…»

«Ты прости, что в любви
Я тебе не призналась когда-то;
Всё у нас по-другому,
Наверное, было б сейчас…» -
«Ты прости, что уехал,
«Люблю» не сказав: виновата
В этом, видно, судьба,
Разлучившая всё-таки нас…»

«Я так долго ждала!..
Я искала тебя… И у двери
Я не раз застывала
От скрипа ступенек крыльца…» -
«Я ведь тоже не смог
Пережить этой страшной потери –
Рук твоих, этих глаз,
Твоего дорогого лица…»

Одинокий фонарь
Над открывшейся дверью вокзала,
И толпа у вагонов,
И вмиг опустевший вокзал.
«Ты прости, что «люблю»
Я тебе, мой родной, не сказала…» -
«Ты прости, что и я
Этих слов до сих пор не сказал…»

Опустевший перрон.
И недолго уже до рассвета;
Он придёт, невзначай
Осветив на висках седину…
На ветру, как снежинки,
Кружатся обрывки билета, –
Знать, судьба искупила
Пред кем-то былую вину…

Александр Себежанин (Павлов Александр Михайлович) родился в Торопецком районе Тверской области 25.01.1950г.
Детство и отрочество прошли в необыкновенной красоты Себежском районе Псковской области, треть которого занимает Национальный ландшафтный парк «Себежский».
В настоящее время проживает в прекрасном старинном русском городе Пскове.
Член Союза писателей России. Участник более 30 поэтических сборников, изданных в различных городах России и за рубежом. Издано 3 авторских сборника.
Член Международной ассоциации писателей и публицистов МАПП
Лауреат второго ежегодного Международного конкурса лирико-патриотической поэзии им. Игоря Григорьева «Ничего душе не надо, кроме родины и неба» 2015г

**
Который год на языке дождей
со мною разговаривает небо
о дивных странах, где я вовсе не был -
мне Русь моя милее и родней!

Над Кромом, над Псковой - дождей капели,
они иные, чем в других окру'гах
земли коснувшись, капельки округлы
становятся святой водой купели.

Дождём омывшись, как по волшебству,
седая Русь опять помолодела,
распахнутым просторам нет предела
и синь небес сочится сквозь листву!

**
Предзакатное, нежное, синее небо России 
И лазурной воды озерная, зеркальная гладь... 
Бесконечно люблю этот мир торжествующей сини - 
Мою отчую, тихую, милую Родину-мать! 
  
Вечерами рассыпаны пурпуром по небу зори, 
А за алой калиной оранжевый бродит закат... 
Много зла испытала Россия, и крови, и горя! 
Сколько ж ей одолеть ещё надо и бед, и преград?.. 
  
Тьма теснится от  жемчуга тёплого лунного света, 
Разбредаясь по тайным, крапивой заросшим углам. 
Птица синяя счастья России, ну где же ты, где ты? 
Прилетай поскорее к родимым, заветным местам! 

**
Целый день сегодня небо серое,
дождь осенний, мелкий моросит.
Даже если петь и не умел бы я -
всё равно запел бы о Руси.
 
Той Руси, которая заплакана
и дождём промочена насквозь,
с небом сиротливым, но, однако,
без которой - не живётся врозь.

Для меня родное всё, навеки:
лужи, грязь болот и те места,
где деревни - старые калеки
доживают век свой без креста.

Но я верю: снова всё отстроится,
где сейчас разор и пустота,
засияет Русь моя, как Солнце,
в людях возродится чистота.

Пусть сегодня даже небо хмурится,
плачет небо бисерным дождём,
я брожу по рыжим листьям, лужицам -
хорошо мне с Родиной вдвоём…

**
Мир огнецветный, неистовый,
травами пахнет июль,
а неба платок батистовый
синей, чем глаза косуль

из детских сказок волшебных,
в которых трава - голуба,
живая вода целебна,
у солнца - злата изба.

Здесь алы заката ласки,
берёз изумрудна листва...
И вновь с зоревой раскраской
в душе прорастают слова!

**
Звёздами вышита неба косынка. 
Ластится к берегу тихо волна. 
Слышно, как шепчутся робко осинки. 
Пахнет духмяным настоем копна. 

Ветер улёгся в луга на ночёвку. 
Дальней деревни зажглись огоньки. 
Крест силуэтом венчает церковку. 
Кротко молитву поют тростники. 

Тихо на Русь мою ночь опускается, 
День суетливый сменяя собой. 
Время приходит подумать, покаяться, 
Поразмышлять над своею судьбой... 

**
Ты живи века, Русь родимая,
пусть хранит тебя Богородица!
Коль придёт беда  - до единого
встанем за тебя мы, как водится.

Русь былинная, Русь старинная,
Русь красивая, несуетная,
ты - народами стоединая
и любовь к тебе - беззаветная!

**
Хлеб ржаной, ещё тёплый, испечённый в печи деревенской,
Ничего в мире нет, что могло б быть вкуснее тебя!
За секретом твоим шли в наш дом из избушек соседских.
Бабка всем говорила: «Вы тесто месите  любя!

Печь топите с любовью, и хлеб в неё нежно сажайте,
А когда хлеб дойдёт - вынимайте на стол не спеша.
И за вашу любовь хлеб сполна вам ответит, вы знайте,
Хлеб удастся на славу, коль ласковой будет душа!

Если лада нет в доме, и кошки скребутся на сердце,
То не ставьте опару - не выйдет хороших хлебов,
Есть у теста «душа», всё она понимает, поверьте:
Чтобы вкусным был хлеб, жить должны в доме Мир и Любовь!»

**
Как по росным травушкам -
да босой душою,
надо мною купола - 
золото да синь,
сквозь ожоги непогод
шёл я за мечтою,
сколько лет у Господа
о Тебе просил!

У утраченных минут
нету вовсе меры,
пусть уходит в прошлое
пустота прощаний!
Время - струйкой вдоль волос;
Господи, дай веры!
Исповеди наших душ -
выше обещаний.

Улыбнутся счастьем пусть
слёзы глаз чудесных,
прикоснёмся вместе мы
к Тайне,  - и не раз.
Медь заката - к серебру
в далях поднебесных;
руку вновь прочтёт рука,
словно стих иль сказ.

**
С небесного ночного гобелена
падёт к Земле звезды златая малость…

А мне Любовь - громаднее Вселенной -
мгновением от Вечности досталась!..

**
А по ночам влетают в окна сны.
Дождём по небу – капельки весны.
И я по капельке пью вина сновидений
Из капелек лучей и дуновений.

И капелькой висит Вселенная в тиши
На тонком волоске моей души…

**
Ты мне снишься опять...
Как весна, как короткое счастье...
Словно первый подснежник,
что посмел средь сугробов  расцвесть.
Ну, скажи, почему
ты мне, милая, снишься так часто?
Без тебя - не могу,
как мне жить с  этой болью, ответь?
 
Столько вёсен искал
я тебя, -
уж виски замело мне порошею...
Сто дорог позади,
сто тревог, сто надежд и разлук.
Сладкой болью твой взгляд
моё сердце тревожит, хорошая -
о него я споткнулся
внезапно,
нечаянно,
вдруг!
 
Где ты раньше была?
И какими бродила ты тропками?
Как тебе - без меня - 
в этом мире тревожном жилось?
Моё чувство к тебе
столь пронзительно нежное, робкое,
изумительной музыкой
в моё глупое сердце влилось.
 
Ты мне снишься
опять...
Как внезапное, редкое
счастье.
Как заброшенный пруд,
где - недвижные - лебеди спят...
Синеглазый апрель,
почему ты мне снишься
так часто?
Я, наверно, умру,
если ты не настанешь опять.

**
Занавескою звёзд ночь украсит окно,
закукует кукушка, нам годы даруя;
два дыхания наших сольются в одно -
и сольются два сердца, друг друга целуя.
 
Тихий сладостный стон и счастливая дрожь
пробегут по телам, по сердцам и по душам.
И тогда я пойму, и тогда ты поймешь:
что ты очень нужна мне и я тебе нужен.
 
Мы опять и опять повторим этот миг,
он волшебен и свят, и желанно прекрасен!
И застынет мгновенье!.. И твой только лик
предо мною - и счастлив, и светел, и ясен!

**
Как ты измёрзлась, моя милая...
О, оторопь моей души -
пьянящий сумрак глаз в тиши,
в ночь Рождества золотокрылую!

Под песни колокольных звонниц,
в седые ночи января,
я понял, что живу не зря -
ты стоила моих бессонниц!

**
Во дворе - светло,
капельно,
сказочно...
Золотятся
окна на заре.

Ты непредсказуемо
загадочной
родилась в апреле-
сизаре.

От твоей улыбки
нежной, хрупкой
льётся Свет
богинь 
и поэтесс.

На твоё дыхание
и руки
вымолил я право
у небес!

Были не увидеться 
не вправе,
путь к тебе мой -
Солнцем освещён.

Чувства, мысли и слова
совпали,
значит - друг для друга
нас создали,
значит - для тебя
я был крещён!

Артем Тасалов родился в 1957 году в Москве в семье молодых выпускников МАРХИ.
В  1976 г. уезжает из Москвы и поступает в Псковский государственный педагогический институт  на естественно-географический факультет. В институте состоялось знакомство, которое вскоре переросло в дружбу на всю жизнь с поэтом Евгением Шешолиным (1955-1990).
После окончания института в 1982 году на несколько лет возвращается в Москву, где работает учителем, лаборантом в ЦКБ АН СССР, активно изучает религиозно-философскую классическую литературу Востока и Запада, пишет эссе и стихи.
В 1987 году возвращается навсегда в Псков.
В Пскове в разные годы работает смотрителем в Свято-Троицком кафедральном соборе, на восстановлении псковских храмов, методистом Псковского областного института повышения квалификации работников образования.
 В 1999-2003 гг. по благословению архимандрита Зинона работает ведущим, а затем главным специалистом Администрации Псковской области по связям с религиозными организациями.
С 1999 г. активно публикуется в известных сетевых журналах и библиотеках: «Сетевая Словесность», «Вечерний Гондольер», «Лавка Языков», «На середине мира» и др.
В 2004 г. издает свой первый сборник поэзии «Живая земля». Предисловие к сборнику пишет поэт Тимур Зульфикаров: «Артем Тасалов - а я давно слежу за его творчеством - начал с космического символизма, а пришел к духовной, православной поэзии. Быть может, его поэзии иногда не хватает земных деталей, земной пыли, но зато в его поэзии слышен плеск журавлиных, а, может быть, иногда и ангельских крыл».
В 2006 г. вступает в Союз писателей России.
В 2011 г. издает вторую книгу поэзии «Улица сна».
В 2014-15 гг. работает соредактором альманаха «Псковский литературно-художественный журнал», который издает художник Илья Семин.
Сейчас и всегда, область пристального внимания поэта – феномен сознания, осмысленный в системах философской мысли Востока и Запада. В своем творчестве он осваивает и развивает опыт русской метафизической поэзии, не оставляя при этом пристальный интерес к миру природы.
Женат.  Имеет двух сыновей.

ЛЯГУШКА
Из глубины лиловой, где покуда
от нас сокрыта тайна бытия,
наверх плывет осколок изумруда,
невыразимость вечности тая.
 
Царевна влаги, спящая веками,
чей глаз велик, как полная луна,
перебирая длинными ногами,
она всплывает с илистого дна.
 
Потом на глади темного болота,
где солнца блик как золото течет,
она лежит в объятиях дремоты
и синеву распахнутую пьет.
 
А день живет, колышется над нею...
Когда ж проглянет первая звезда -
она нырнет, и медленно немея,
над ней сомкнется черная вода.

ГЛАЗА ЗЕМЛИ
Цветы, глаза земли, попрятались в бутоны,
закат облил поля сияньем золотым,
и молодая ночь запеленала клёны
в сиреневую тьму, в голубоватый дым.

Живая тишина, забытая во имя
громкоголосой лжи, восстала наяву,
и полная луна, прохладная как вымя,
поила колдовством поэта и сову.

И, сев на бугорок, поджав одно колено,
склонившись головой в ладони ветерка,
зеленоглазый черт, похожий на Верлена,
задумчиво сосал большого слизняка.

АПОФЕОЗ ОСЕННИХ ЛИСТЬЕВ
                      Кружатся нежные листы
                      и не хотят коснуться праха...
                      И. Анненский

вступление:
И как же мало вас осталось...
но вы храните наизусть
такую нежную усталость,
такую ласковую грусть,
что упадание и пенье,
круженье каждого из вас
прослеживаю с упоеньем,
и слёзы катятся из глаз.

*
Вот и первые листья
Мои нежные братья
Заломив свои кисти
Кувыркаясь летят
А земля им навстречу
Раскрывает объятья
И разводит им плечи
Упоительный хлад

Мои нежные братья,
мои верные други,
вам навстречу объятья
я раскрою и сам;
обниму напоследок
перед болью разлуки
срываются с веток,
летят к небесам.

Заломив свои кисти,
уповая на ветер,
эти самые листья,
понадеясь на высь,
поднялись в поднебесье
и в рассеянном свете
с лебединою песней
выше неба взвились.

Кувыркаясь, летят
старики золотые,
расточая, сочат
желтизну, не скупясь;
и становятся светом
их души простые,
и, не зная об этом,
умирают, светясь.

А земля им навстречу
улыбается нежно,
и они словно свечи,
догорая, умрут;
и умершую кипу,
как простую одежду,
обнажённые липы
равнодушно стряхнут.

Раскрывает объятья
им трава золотая,
и они, мои братья,
боже! сколько же их!
усыпают поляны
словно бабочек стая -
золотистых и рдяных,
но, увы - неживых.

И разводят им плечи
серебристые росы,
но уже не излечит
их живая вода;
и они не проснутся,
чтобы пить этот воздух,
и уже не вернутся
никогда, никогда.

Упоительный хлад
им подарит забвенье,
света лунного яд
разомкнёт их тела,
но в небесную твердь
проникая свеченьем,
их прекрасная смерть -
да пребудет светла!

ЗЕМЛЯ ОСЕННЯЯ. элегия
Свои очи, поэт, ты легко отпустил в синеву:
Хорошо им, очам, растворяться и плыть в синеве.
Ты подумал, что жизнь это - грёза твоя наяву?
Ты наивно поверил слепой и безумной молве.
Ты ошибся, мечтатель; исправь же ошибку, исправь!
И на бедную нашу, печальную Землю взгляни,
И увидь - вот она - беспощадная страшная явь:
Может быть, этот мир доживает последние дни.

Это дерево скоро сгорит на осеннем ветру,
Может быть, эта осень последняя в жизни его;
Может быть, я и сам не сегодня, так завтра умру,
И потом уж не будет совсем никогда ничего.
Перелётные гуси мерещатся, тают вдали,
День и ночь осыпаются, падают листья с ветвей...
Может быть, эта осень последняя в жизни Земли,
Может быть, эта осень последняя в жизни Людей.

Перелётные гуси мерещатся тают вдали,
Но курки взведены, и охотник давно уж готов.
Тихой сапою Смерть подошла к изголовью Земли,
И закрыла с улыбкой прозрачные веки цветов.
С перебитыми крыльями падают листья с ветвей,
Улыбнулся охотник, набив до отказа суму;
Он закрыть не подумал холодные веки гусей,
Но подумает смерть, когда веки закроет ему.

Вот и вишня моя догорела совсем на ветру.
Умирающий дождь затихает в ладони моей.
Неужели и я, словно дождь, затихая, умру?
Неужель эта осень последняя в жизни людей?
Как в озёрах вода, остывают живые глаза.
Неужели и впрямь - ничего никогда не вернуть?
Надвигается ночь, и Луны золотая слеза
Из небесного ока скатилась поэту на грудь.

К РОССИИ. триптих 
1
Памяти В.Набокова
Там, вдали, силуэт знакомый
Тает в сумерках на глазах.
Я смотрю на него в слезах,
Вещей болью к нему влекомый.

Кто там в сумерках? профиль - чей?
Чья согнулась спина такая?
Словно тихо журчит ручей
В первозданной долине Рая...

О, как больно! Но так светло!
Эхо Родины миновавшей...
Незаметно вино из чаши
В лунный череп перетекло.

Пей! Во тьме через миг растает
Тот таинственный силуэт,
И никто уже не узнает
Той России, которой нет.

2
архимандриту Зинону
"...Знать, от века печаль безнадежная
Бездорожную даль занавесила,
Потому что Россия острожная
И людское советское месиво,
Как и были, остались безбожными,
И ни в ком покаяния нет;
Потому-то и жить здесь невесело..." -
Так подумал умолкший поэт,
Захлебнувшись небес немотою.
А над некогда Русью Святою
Пошловатый рыдает куплет.
Поделом, даже жалости нет...

Только дети - небесные жители,
Все мерцают как звезды в ночи;
И монах в осажденной обители
Стал огнем негасимой свечи.

3
Душные терпкие горькие хризантемы осенние,
Калины вяжущая гроздь.
Любовь моя первая и последняя -
Моя распятая Родина.
Вечное мое спасение -
Тело Христово и Кровь.

БЕЗЫМЯННЫЙ ЦВЕТОК
Умереть и оставить поэзии нежную нить
Паутинкою плыть в опрокинутом небе земли.
Умоляю забыть мое имя, простить и забыть,
Как цветок безымянный в пыли.

Это - я, это - он, сам себе неизвестный, живой
Той таинственной жизнью возлюбленной ветром травы,
Над которой царит ослепительный лик золотой
В океане священной, смирившейся в свет, синевы.

Умереть и забыть обнаженный и тщательный сон
На равнинах земли, на мучительных иглах жнивья...
И уже навсегда до конца осознать: это - Он.
Но не я...

ГОВОРИТ КЛЁН
я оглох
мне легко говорить
я не слышу что я говорю
двигаются губы
язык трепещет в зубах как последнее крылышко жемчужной мухи в меду
и что-то происходит у виска
у виска - красный огромный клен
каждый лист у него - живой рубин
в каждом рубине око любви горит
клен скажи мне и я увижу твой сказ
- о возлюбленный шахиншах осенний
о падишах всех влюбленных листьев
что случилось с тобой?
ты идешь как мертвец по чорным дорогам мира
васильки и фиалки не смеют тебе признаться в своей любви
апрельский ветер не смеет выразить тебе свое почтение
луна потемнела ликом сострадая тебе
и только солнце - великий владыка мира - бестрепетно истекает кровью
которая нас живит
- о брат мой клен мой великолепный
о алый брат моего пьяного миром сердца
не спрашивай меня о том чего я не знаю
но скажи мне песню падающего листа
- в синюю бездну о мой повелитель
в бездонную синюю бездну бросается этот обезумевший от любви пятипалый лист
он поет свою смерть он благодарит меня и всех своих алых братьев
он доносит к нам весть о том что синяя бездна есть
алое море безумных влюбленных листьев бесконечными устами целуют ее бездонно-божественный лик
- я вижу твои слова но я ничего не слышу
кроме чорного мертвого ветра в моей груди
я иду в никуда без надежды на встречу
поэтому я мертвец поэтому я мертвец
- о мой повелитель ты огорчаешь меня такими словами
мне хочется схватить тебя в объятья и наполнить живыми рубинами твои мертвые очи
очнись повелитель от объятий тяжелого сна земли
вспомни славу своей улыбки от которой трепетали все дриады и нимфы
улыбнись нам скорее снова заблудившийся в лабиринтах сновидений наш падишах наш брат
- о вещий брат мой алый клен великолепный
ты утешаешь меня напрасно но я благодарен тебе мой брат
я верю твоим словам но я забыл свое имя
и не уверен в том что я тот за кого ты меня принимаешь
нет не уверен совсем не уверен нет
поэтому я продолжу это бессмысленное скитанье по чорным дорогам упавшего навзничь дня
поэтому я продлю эту невыносимую муку развоплощенья
ибо я еще не настолько наг что бы родиться вновь
но ты о великолепное созиданье побудь еще немного у моего виска
просто побудь побудь
и когда снова войду под свинцовые своды мира
я хочу увидеть как ты заплачешь алыми листьями алыми листьями алыми листьями а...

*
Все скоро кончится...
Душа устала петь.
А небо высоко и недоступно,
А травы продолжают зеленеть.
 
И человек уходит так легко,
Как жолтый лист соскальзывает в бездну,
Присутствие вдыхая глубоко.
 
Жить - невозможно; можно - умирать,
Перебирая четки изумленья,
С самим собою спорить и играть.
 
Все кончилось давно и навсегда.
Мы только эхо боли и любви,
Летящее неведомо куда.

ВИДЕНИЕ БОМЖА В СНЕГОПАДЕ
        В косых лучах таинственного света…
                      Е. Шешолин
В косых лучах таинственного света
Шёл пьяный бомж, похожий на меня, -
Живая тень, живой фантом поэта
В ретроспективе гаснущего дня.

И снегопад живописал в закате 
Судьбу души, отчаянной давно.
Переплетались тени трех распятий,
Причудливо ложась на полотно.

Покрытый плащаницей снегопада
Растаял город в сумерках времён.
И пьяный бомж, как обыватель ада,
Смотрел вокруг, обозревая сон.

Пустыня необъятная и пламя
Заката - мёртвое, как памятник, стоит.
И мёртвая давно пустая память
Загробно и безжалостно молчит.

За горло ухватив бутылку водки,
Как ядовитую, но верную змею,
Он выдавил мычание из глотки,
И запрокинул голову свою.

Он зелье пил змеиное, как воду;
Он видел всё, он ведал всё, он был
Никем, ничем, он просто был. Без роду,
Без племени, без имени, без крыл.

Я сделал шаг, и сумерки сгустились,
Зажглись огни бессмысленного сна,
Забегали вокруг, засуетились,
И вспыхнула, как лампочка, луна.

Я сделал шаг, другой, припоминая
Кто я такой и как меня зовут.
О, как сладка ещё тщета земная!
О как ещё огни её влекут!

КОГДА УМИРАЕТ ЗВЕЗДА
Когда умирает звезда в бесконечной вселенной,
Прикроются веки у тысячи тысячи звёзд.
Но мы не почувствуем в сердце своем перемены:
Мы грубые люди, хотя и не чуждые слёз.

Прикроются веки, и ангелов очи померкнут
Всего на мгновенье, в котором скончается век.
С умершего века историки сделают мерку,
Хоть создан безмерным, по мысли Творца, человек.

Но мы не почувствуем первые признаки смерти,
Мы будем смеяться безумному миру в лицо,
Как старые дети, как старые мертвые дети,
Усталые формы, залитые серым свинцом.

Мы грубые люди, мы будем стонать и скандалить
Пред ангелом смерти, капризов своих не стыдясь.
Печальные звери, мы зубы сумеем оскалить
Навстречу любви, давно с ней порвавшие связь.

Когда умирает звезда в бесконечной вселенной,
Ребенок узнает и матери крикнет – проснись!
Но мать не услышит, в забвенье бредя по колени,
По пояс, по грудь, погружаясь в свинцовую жизнь.

ПСКОВ. диптих
Мне этим городом дышать - не надышаться:
В моей крови давно он растворён.
По руслам улиц шляться и шататься,
В них растворяясь, некто обречён. 
Быть обречённым - славное занятье:
Уже не надо думать ни о чём.
Ты просто падаешь в бездонное объятье,
Родное небо чувствуя плечом.

Я от этого города страшно устал.
А других городов не завёл…
Слишком долго его целовал я в уста,
На измену всю душу извёл.
Очарованный смертью измученных душ,
Он застыл изваянием сна,
И пленил своим сном беснованье кликуш:
«Не нужна здесь любовь, не нужна!»

Черненко Людмила Георгиевна (Людмила Тишаева) родилась 12 октября 1954года в г.Чугуеве Харьковской обл. на Украине. В 1970 году окончила 8 классов СШ№1и Детскую художественную школу. (1970–1973) – учёба в Республиканской художественной средней школе г.Киева.
(1973–1980) – учёба в Киевском Государственном художественном институте на архитектурном факультете. (1980–1990) – проживание с семьёй в г.Днепропетровске. В1990 году – переезд в г.Псков.
27 лет работает в Псковском педагогическом комплексе учителем изобразительного искусства.
Стихи пишет с 1997 года. В качестве литературного псевдонима взяла свою девичью  фамилию.
Печаталась в коллективных сборниках: «Пскова негасимый свет» - 2003, «На берегах Великой и Псковы» - 2003, «Весенние ростки» - 2004, «Опалённые войной»  - 2005, «По лестнице веков…» -2012, «Нам свыше Родина дана» - 2014, «Этот день мы приближали, как могли»-2015, «Шутить – не плакать-2» - 2017, в сборниках «Словенское поле» и литературном альманахе «Скобари».
Выпустила пять авторских сборников: «В росинке – мира отраженье» -2006, «Закатных зорь – недолгие дары» - 2009, «Бабушкина азбука» - (стихи для детей) – 2010, «За гранью плоскости» - 2013, «Дождь на ресницах» - 2015, посвящённый памяти мужа, Черненко Владимира Алексеевича.
С 2010 года - член Союза писателей России. 

НЕ ОБОЗЛИСЬ, ДУША    
Не обозлись, душа, не обозлись –
Пускай судьба с судьбою разошлись,
Или обидел чем-то лучший друг,
Или удача вырвалась из рук.

Не обозлись, душа, не обозлись –
Синице упорхнувшей улыбнись:
Прислушайся, как песенка звонка
Той пташки, что взлетела к облакам.

Не обозлись, душа, не обозлись –
От друга сгоряча не отрекись;
И слово долгожданное – «прости» -
Ты за него сумей произнести.

Не обозлись, душа, не обозлись –
Своим невзгодам в ноги поклонись:
Судьба, что бьёт так больно, всякий раз
Усиливает прочности запас.

ЛОСКУТНОЕ ОДЕЯЛО
Сто миров облетев,
Покорив неземные пространства,
Снова осень явилась,
В небесной лазури скользя,
Полыхнула листвой,
Золотое расправив убранство;
Жаль, что в осень войти,
Как и в реку, два раза нельзя.

Но не буду грустить,
Об ушедших вздыхая красотах,
А открою комод,
Где хранится бесценная кладь:
Не случилось воспеть
Эту осень мне в красках иль в нотах –
Постараюсь её
Я в лоскутном шитье воссоздать.

Бархат красно-бордовый
Достану оттуда для клёнов,
Лоскуток пожелтей
Подберу для красавиц-берёз;
Переполнится нежностью
Облако, в осень влюблённое,
И не сдержит, волнуясь,
Серебряных бисерных слёз.

В голубой вышине
Полетят журавли шерстяные,
Сделав круг над рекой
И над белой церквушкой из льна;
Затуманит их даль
За полями вельветно-резными,
И, атласно блеснув,
Затоскует о птицах волна…

Вот такой, немудрёный,
Родится сюжет мой из тканей;
Будет тёплым покровом
Надёжный лоскутный уют;
И в холодную зиму
Мне осень подругою станет –
Пусть теперь за окном
Свою песню метели поют…

ВЕЧЕР
Выпив сока вишнёвого лишку,
Солнца диск прислонился к горе,
Вспыхнул, будто влюблённый мальчишка,
Позабыв о вечерней поре.

Длинноногие бросились тени
От хозяев своих наутёк —
Им даровано только мгновенье
Чтобы воли отведать глоток.

Через миг заспешит с небосвода
Раскрасневшийся солнечный шар;
Окунувшись в прохладные воды,
Он закатный потушит пожар…

КРОМ      
Души чистые, руки крепкие
Возводили те стены древние;
Возводили их по-над кручею
Мужи славные да могучие.

В стенах каменных не сочтёшь бойниц,
Чтобы враг не смог преступить границ,
Чтобы падал он навзничь да ничком,
Не сумев войти в славный древний Кром.
                                       
За Великими за воротами,
За захабами с поворотами
До небес собор возвышается –
Домом Троицы величается.

Этот наш Собор – православный храм,
Ольгой праведной был завещан нам.
Каждый Божий день служат службу в нём,
Поминают всех, кто почил за Кром. /p>

ДЕНЬ ПОБЕДЫ
Снова дочь умчалась на свиданье,
Сын с отцом сражаются в «бою»,
Том, что на компьютерном экране:
«Мышкой» вверх – и все опять в строю.

Как же просто и ничуть не страшно –
«Жизнь» в игре воротится не раз.
В «бой» они бросаются отважно,
Чтоб набрать тех «жизней» про запас.

В нашу жизнь ворвались игры-войны,
Где не страшно даже умирать.
В них не ранит горе ближних больно,
Здесь привычно «жизнями» играть.

А вчера, на этом же экране,
Шли солдаты в свой последний бой.
Был там сын смертельно чей-то ранен,
Стала там жена бойца вдовой…

И, не удержавшись на ресницах,
По мужской щеке сползла слеза.
…На минуту смолкли в мае птицы,
И салютом грянула гроза.

ПЛАЧ  ПО УКРАИНЕ
Уста мои сомкнуты – не разомкнуть;
Душой овладела кручина.
Дай волю слезам – можно в них утонуть,
Ведь сердце – плохая плотина.

Нахлынут, плеснув на виски седину,
Бедой, заостряя морщины.
И вырвется крик, расколовтишину:
«Что сталось с тобой, Украина?!

Неужто не ведаешь ты, что творишь
Когда, как безумная скачешь?
Замри… вон убитый тобою малыш –
Пусть мать над ребёнком поплачет…»

Мне горечь потерь разомкнула уста:
«Спаси Украину»,- молю я Христа.

***
Не хочу иголкою
Быть в стогу,
Ледяною коркою
На снегу,

Не хочу быть зданием
На песке,
Сединою раннею
На виске,

Не хочу быть битою
В «городках»,
Не хочу быть бритвою
В Соловках,

Не хочу быть росчерком
Нарасхват,
Не хочу стать прочерком
Меж двух дат…

БЕРИ И ПИШИ
«…Стихи не пишутся – случаются…»
                              Андрей Вознесенский
Бери бумагу и пиши –
От счастья или от отчаянья,
Поэту вторить не спеши:
«Стихи не пишутся – случаются».

Бери бумагу и твори,
Пока душа горит – не тлеет.
Хоть искорку да подари
Тому, кого она согреет.

Бери бумагу и кропай,
Забыв про всё на белом свете…
И лишь о том не забывай,
Что ты за каждый слог в ответе.

ГРАЧИ ПРИЛЕТЕЛИ
Зима отступила, и вот уже снова
Клювастые по́ полю ходят грачи –
Для новых полотен готова основа,
Строкой для поэмы положен зачин.

А дальше всё будет: и первый подснежник,
И крик журавлиный, и клейкий листок,
И, может быть, снова февраль-пересмешник
Правленья бразды возвратит на часок.

Всё будет ещё: сладкий запах сирени,
И первый весенний раскатистый гром,
И в чаще лесной соловьиное пенье…
Всё будет, я знаю, всё будет потом.

Система Orphus
Внимание! Если вы заметили в тексте ошибку, выделите ее и нажмите "Ctrl"+"Enter"
Комментариев: