В квартиру Елена вошла с мыслью, в которую нельзя верить, чтобы не вспугнуть, настолько она была нереальна и спасительна одновременно. «Не бывает так…» Внутренний шторм только нарастал. И машинально оставив вещи в передней, она сразу прошла в гостиную, чуть перевела дыхание, огляделась. С чего начать? Документы могут лежать в комоде или в одном из двух ящиков мебельной стенки, или в антресоли. Уставилась на стенку, боясь прикоснуться к ящикам, словно в металлических ручках пульсировал ток. 

Вошёл муж, она вздрогнула. «Не надо никому сюда входить, не надо ничего нарушать, не надо вмешиваться. Только я, одна я знаю, что и как надо», – пронеслось в голове.  Она бросила резкий взгляд на Михаила.

— Что-то случилось? — он заметил слёзы, они пробились-таки сквозь все запреты. — С Олесей плохо? Что сказал врач?

— Ты не поверишь, так не бывает… но появился шанс спасти их, — выдохнула она и зачем-то приложила палец к губам.

Муж нахмурился. Не потому, что сердился. А чтобы держать лицо. Ох уж эти его приёмчики. Она давно изучила.  Знала Мишу, как себя, и другой реакции не ожидала. Впрочем, Елену вовсе не интересовали его реакции, потому что первым делом нужно перебрать ящики с бумагами. Ведь столько лет прошло, а главное, переезды. С мужем-офицером они одиннадцать раз меняли место жительства, пока, наконец, не осели на юге…

***

История эта началась, когда Олесе уже исполнилось двенадцать, а Стасу соответственно — должно было стукнуть четырнадцать. В обычный воскресный день Елена потащила детей в цирк. Это была её идея, на которую подростки посмотрели несколько скептически, но, возможно, только для вида, потому что в итоге представление им очень понравилось. Она заранее купила билеты, их распространяли среди сотрудников магазина, в котором Елена состояла завотделом тканей. Взяла билеты не раздумывая. Ещё бы! Интересно ж на клоунов посмотреть. Хоть немного отдохнуть от рутины. Тем более, что зарплату задерживали, и билеты дали в счёт будущих выплат.

Из посёлка, в котором располагалась воинская часть, добирались на электричке. А на вокзал и с вокзала должен был доставить на машине муж. Так и случилось. Весёлые и довольные они вывалили на перрон, издали узнали зелёную «семёрку» и почти побежали, стремясь поскорее рассказать Михаилу, как много потерял папа, не увидев цирковых чудес.

Но, проходя мимо здания вокзала, Елена приостановилась. Сумерки чуть подлили чернил, морозец крепчал. А на кирпичных ступенях сидел довольно странный человек. Она, конечно, и раньше видела людей без определённого места жительства, в сильном подпитии… И вроде он из тех? Жутко промасленная грязная фуфайка, разбитые валенки. Но первым делом в глаза ей бросились белые холёные руки, они особо выделялись на фоне истрепанных и засаленных рукавов, нервными длинными пальцами он растирал лицо. У пьянчуг и работяг таких чистых ногтей не бывает. Подошла ближе — шарфик болтался, тщетно пытаясь скрыть огромный кровоподтёк на шее. А за воротом фуфайки Елена разглядела дорогое термобельё, её профессиональный взгляд не мог ошибиться. На вид мужчине лет сорок, худощавый, темноволосый, с ранними залысинами, чёрные глаза незнакомца на миг коснулись её и обречённо скользнули в сторону. Наглые мальчишки крутились неподалёку и, даже не стесняясь присутствия Елены, швыряли в бедолагу сосульки и кусочки льда. Соревновались, кто точнее попадёт. 

Она прикрикнула на них, пристыдила и поняла, что не сможет вот так просто пройти мимо, а потом уехать с вокзала, оставив здесь обездоленного человека. Секунду поколебавшись, Елена приняла решение и ускорила шаг.  

Муж сидел за рулём, ребята уже прыгнули на заднее сиденье, уже затараторили наперебой, весёлые, счастливые. А Елена подошла к машине по-другому заряженная. Взглянув на неё, супруг насторожился и не зря. Она начала издалека.

— Миша, ты знаешь, я очень-очень редко прошу тебя о чём-то. Согласен? — Он кивнул.  — А сейчас прошу. Срочно и пожалуйста надо помочь.

Михаил с выражением недоумения вышел из автомобиля. Выходной день ещё не закончился. Впереди предполагался уютный семейный ужин с бутылкой пива, лишаться этого удовольствия или откладывать в долгий ящик ему никак не хотелось.

— Не понял.

— Посмотри! – она развернула мужа в сторону бедолаги. Михаил с ещё большим удивлением взглянул на супругу.

— И что?

— Мы должны его увезти отсюда. Иначе — беда.

— Мы? Нет, ты серьёзно? В мою машину вот эту рвань? Посадить его рядом с детьми?

Последний вопрос озадачил Елену, но она быстро нашлась:

— А мы его переоденем! Или давай просто выбросим его фуфайку с валенками, а дома дадим твою рыжую куртку. Она давно в шкафу пылится. Согласен?  Ему нужна медицинская помощь. Но сначала накормить и обогреть. Миша, он не пьянчуга, ни бич какой-то. Я знаю, я чувствую это!

Грязную одежду удалось заменить на бушлат и кирзовые сапоги. Помог милиционер, отдал вещи напарника после горячих заверений Елены:   

– Завтра вернём, честное слово!  

– Деньгами! – хмуро уточнил мент. – А может, он заразный?

Елена с Михаилом переглянулись, но отступать было поздно. Мама с детьми расположились на заднем сиденье, незнакомца посадили впереди.  Немного пугало, что он ничего не говорил, на вопросы не отвечал, заметна была в нём лёгкая дрожь, может нервы, а может, от холода это. Всю дорогу ребята косились на чужака, он им не нравился, от весёлого настроения ничего не осталось. Перед видом беды даже они притихли, приуныли.

Полчаса пути — и вот он заветный шлагбаум. Но на территорию части проехать через КПП даже не пытались, сразу к заветной дырке в заборе, о которой знали и дети, и взрослые. Благо зимний день короткий, смеркалось быстро. Михаил высадил из машины жену и гостя. Дети с отцом поехали назад к шлагбауму.  

Выйдя из машины, Елена сразу взяла быстрый темп, незнакомец еле поспевал, неуклюже загребая сапогами с чужой ноги, явно ему на вырост. Порой слышалось его сердитое сопение. Поднялся ветер, пробирал до костей, хотелось как можно скорее закончить опасный путь. Редкие фонари равнодушно высвечивали тёмные силуэты двух фигур, двигающихся к угловой пятиэтажке.

В квартире и Миша убедился, что гость знал лучшие времена. Термобельё чистейшее, лицо и руки явного интеллектуала. Незнакомец понимал то, что ему говорили, но ответить не мог или не хотел. Елена предложила обработать травмы на шее и голове, он кивнул, прежде пересмотрев препараты, которые достала хозяйка. Михаил в это время сердито налаживал ужин. Олеся помогала отцу, бегала от него к матери, передавая, где что взять и как разогреть. За столом почти не разговаривали. Гость привычно орудовал ножом и вилкой, ел сосиски не торопясь, ему явно нездоровилось. После ужина дети первым делом попросились поиграть на компьютере, и вот тут мужчина оживился, знаками показывая, чтобы ему позволили сесть за клавиатуру. Уже через короткое время удалось выйти в Интернет, а это не так легко в военном городке. И все присутствующие ахнули. На фото, появившемся на экране, явно угадывалось сходство, правда, в реальности бедолага выглядел гораздо старше, усталый, щёки ввалились.  С экрана же на них уверенно смотрел обаятельный мужчина в голубом халате, под фотографией которого значилось: Зив Хиль, профессор, заведующий отделением медицинского центра «Рамбам», Израиль…

Вот тут и Елена ахнула, а Миша схватился за голову. Получается, они привезли в воинскую часть иностранца!

Да… Шумиха тогда поднялась нешуточная. На следующий день первой к подъезду примчалась машина скорой помощи, потому что травма шеи оказалась достаточно серьёзной. А сразу за ней в расположение части нагрянули из израильского посольства и медицинского института, в который Зив не смог доехать. Иностранца госпитализировали. Зив Хиль некоторое время провёл в стационаре. Речь вернулась к доктору после того, как сошёл отек и гематома на голове, которая заблокировала речевой центр. А через неделю вместе с представителем посольства, перед отъездом в Израиль, он приехал благодарить спасителей. Оказалось, что Зив перепутал поезд и заблудился. На станции, куда его высадили из вагона, на него напали, ограбили. Забрали джинсы, дублёнку, чемодан с вещами и ноутбуком, даже ботинки сняли. В начале нулевых в России всё это вполне привлекало шантрапу. Да ещё и ударили доской по голове, чтоб не сопротивлялся. Хорошо, что бросили напоследок фуфайку с валенками. Иначе б и замёрзнуть мог. Рассказал Зив своим спасителям, что учился в России и потому знает русский язык. Что конференцию, на которую он ехал, организовали именно для него. И благодаря Елене и Михаилу, всё получилось. А главное — он остался жив.

Прощаясь, Зив оставил Елене визитку со своим телефоном и номером его сестры.

— Будете в Израиле, обязательно звоните. Мы всегда вам рады. И днём. И ночью. Звоните. Приезжайте! — Зив никак не мог распрощаться, обнимал, тряс за руки. А за всей этой сценой прощания внимательно следил командир Михаила полковник Захаров. И ещё полтора месяца Елена с мужем писали объяснительные и проходили всевозможные проверки на предмет связи с иностранными гражданами.  Вот уж было испытание! И от мужа ей пришлось наслушаться… да ведь сгоряча сказано. Повторись история — снова б поступили также. 

— И что? Ты, наконец, объяснишь, что с тобой сегодня? Какой шанс появился? Не томи уже!

Елена усталыми и одновременно сияющими глазами смотрела на мужа.

***

Дочь Олеся досталась Елене дорого. Врач, принимавший роды, признался потом, что не верил в благополучный исход. Его слова касались и ребёнка, и самой Елены. С такими заболеваниями, как у неё, рожать запрещалось. Но на этом испытания для семьи не закончились. Олеся росла болезненной девочкой. Ангины чередовались с гайморитами, ларингитами и прочими воспалениями носоглотки. Врачи уповали на подростковый возраст, мол, организм окрепнет и перестроится, но этого не случилось. А случилось совсем страшное. У Олеси обнаружили опухоль. Диагноз поставили в семнадцать лет, за полгода до выпускных экзаменов в школе. Одноклассники зубрили билеты и спорили о профессиях, а дочь Елены и Михаила теряла сознание под капельницами. Горе накрыло всю семью. Когда Олесю поместили в реанимацию, родители ночевали под дверью её палаты.  Холод стоял жуткий. Сесть в длинном гулком коридоре было не на что, только металлический газовый баллон зачем-то валялся в углу. От стен, выкрашенных синей краской, будто сквозило морозцем. Елене казалось, что вот так выглядит ад… Но ад оказался страшнее. В соседнюю палату положили Любочку, девочку двенадцати лет, дочь татарина и русской, беленькую, голубоглазую, невесомую, словно пушинка. И в коридоре появились смуглый сухопарый порывистый Руслан и мягкоголосая медлительная Катя. Когда за дверью Любочкиной палаты начиналось движение, а в коридор выбегали медсёстры, заходили-выходили врачи, это означало, что Любочке стало хуже.

— Аллах, — падал на колени Руслан, — не забирай мою дочь! Не забирай её! Пощади! Забери меня! Возьми мою жизнь.

Мужчина размазывал слёзы по щекам, заламывал руки в бессилии. Катя молилась и плакала беззвучно, Руслан же совладать с собой не мог. На всю жизнь Елена запомнила его мольбы и горящие глаза…

Любочка умерла, Олеся пошла на поправку. Началась ремиссия. Если бы этого не случилось, то, Елена даже не сомневалась, вслед за дочерью отправились бы они с Мишей.  Уж она-то точно, даже сын, который теперь проживал с семьёй за границей не остановил бы. Но волшебное слово «ре-ми-ссия» звучало всё увереннее. И пусть на год позже, но Олеся сдала выпускные экзамены и поступила на заочное в университет. А в двадцать четыре вышла замуж. И страшное видение (молодых девушек часто хоронят в свадебном наряде, эта картинка в ночных кошмарах являлась Елене) развеялось, исчезло навсегда. Самая красивая невеста на свете — Олесенька — стояла рядом с Романом, мальчиком из хорошей интеллигентной семьи, физиком.

Но в то время, когда её подружки-ровесницы раздумывали, в каком роддоме появится первенец и становились на учёт по беременности, Олеся исправно проходила положенные обследования и состояла на учете в Онкоцентре. Лечащий врач бесцветным голосом не один раз произнёс в присутствии Елены: «Никакой беременности. Зашевелится ребёнок, зашевелится и опухоль…».

Прошло девять спокойных лет. Елена с Михаилом вышли на пенсию. Завели собственный магазинчик с тканями и фурнитурой. И всегда с особым чувством Елена брала в руки рулоны детской байки, ситчика с мячиками и зайчиками, постельную бязь для детской кроватки, голубую, розовую, зелёную, с забавными лупатыми дракончиками... Сердце предательски ёкало. Она даже себе не могла признаться от страха ли за дочь или оттого, что никогда не суждено ей пеленать внука.

И вот настал день и раздался звонок:

— Ма, дальше нельзя откладывать. Мне уже тридцать три. Или сейчас рожать, или уже никогда. Ты слышишь меня?

Елена слышала. Говорить не могла. Даже шёпотом не могла. Молчала и носом шмыгала. Олеся напирала и с одной стороны, и с другой, перечисляя все «за». А все «против» Елена и сама слишком хорошо усвоила, чего их вспоминать. Единственное о чём она спросила:

— …Сколько уже?

Олеся осеклась, выдохнула через паузу:

— Девятая неделя началась…

Елена расплакалась. От горя ли, от счастья, кто разберёт.  Очень близко, зримо встало перед ней прожитое в больничных коридорах. Встреча Нового года в тесной сестринской, куда родители набились в тайне от ребят своих. Натащили салатов, водки с шампанским, колбасы да кур копчённых из ближайшего супермаркета. И то пили, то пели, то плакали… И запахи больничные. И то, что творилось с Олесей после химии. И чёрный платок на Кате, жене Руслана. И ещё очень-очень многое вспомнилось Елене. А как с этим теперь? 

Олеся всё поняла по всхлипам матери, хоть та и старательно глотала слёзы.

— Мама, я не буду прерывать беременность. Я не смогу его убить …

Прошло четыре месяца. Ребёнок зашевелился и предсказания доктора начали сбываться. Опухоль увеличивалась. Завертелась знакомая безжалостная спираль. Поликлиники, медицинские центры, кабинеты, консультации, анализы, анализы, анализы… Ночные кошмары, молитвы, свечи, иконы, святые места. Да, теперь у Елены было время для паломничества, ведь рядом с дочерью не только родители, но и муж. Роман взял на себя основную нагрузку. Елена и Миша помогали. Уже в который раз искали способ исцеления. Болезнь же, как грибница, опутывала их всех, вовлекала, сужая горизонты и заполняя собой смыслы и желания.

«Что я сделала не так? — в который раз терзалась Елена. — Почему это с моей дочерью? А теперь и с внуком…» — она как-то сразу определила, что должен родиться мальчик.  Он приснился ей. Правда, только силуэт. Такой худенький, утончённый, с нежными короткими локонами. Значит он уже существует. Он уже есть, он пришёл. И он будет.  Олеся возьмёт его за ручку, переберёт пальчики.

— Лена, ты решила весь день надо мной издеваться?! Язык проглотила? У меня, по-твоему, сердце железное?

Она повернулась к мужу.

— Сядь в кресло. И поверь, у меня самой ум за разум заходит. Сегодня я ещё раз ходила к врачу Олеси. Советовалась, куда можно послать запрос, с кем консультироваться. Он назвал клинику в Израиле. Там есть врач по нашей проблеме, знаменитый на весь мир.  И когда я это услышала, у меня прям сердце забилось, веришь? Миша, меня будто в грудь толкнули, я и говорю ему: «А можно фото доктора увидеть?» Врач нехотя так застучал на своей клавиатуре и… кого я вижу на экране, по-твоему? Это Зив Хиль. Наш Зив Хиль, понимаешь? Я тут же, представь, выдаю доктору, что смогу созвониться с Израилем.

— Ну, выдать ты можешь…

Елена не заметила колкости.

— Да уж, честно говоря, Иван Николаевич посмотрел на меня, как на сумасшедшую. Вы знаете, говорит, сколько его консультация стоит? Да чтоб просто дозвониться, у вас ресурсов не хватит. Он только по рекомендациям отвечает. Он недосягаем! Иначе, мол, его б звонками со всей планеты замучили. Короче, не врач, а небожитель какой-то!

 — И?

— Что – «и»?! У меня чуть сердце не остановилось. Поблагодарила и помчалась домой.  Чего с ним обсуждать — надо искать визитку!

— Какую визитку? —  Михаила аж подкинуло в кресле. — Ты о чём? Двадцать лет прошло! Ты точно не обозналась? Лена, неужели ты правда веришь, что…

— Молчи! Я не верю. Я знаю.

— Если это случится, я снова начну читать сказки. Покормила Машенька мышку, а та её спасла от лютого медведя … Так получается?

Елена прикусила губу, остановив себя на полуслове, обняла мужа и зажмурилась, уткнувшись в его плечо.  Родной любимый человек. «Миша, Мишенька, Михасик, мальчик мой золотой». Слёзы сами лились из глаз. Такие сладкие и горькие одновременно. «Мальчик мой, мальчик…», — шептала она, а муж гладил её по голове, он слышал, но понимал ли, о ком говорила Елена.

***

Визитка нашлась. Пожелтевшая. Чуть примятая. Та самая, которую горячей рукой вложил в её руку израильтянин двадцать два года назад. Теперь она держала картонку с синим логотипом и чёткими чёрными латинскими буквами, как настоящую драгоценность. Клад, который вдруг открылся. Она раскопала его среди старых бумаг, вложенной в потрёпанную телефонную книгу, среди написанных ею телефонов давно ненужных деловых партнёров, бывших соседей, знакомых из прошлой жизни, салонов красоты, магазинов и прочего. Чудо, что визитка лежала в книге и сохранила номер израильского профессора, а не отправилась на свалку с клеёнчатой визитницей. Елена хорошо помнила, как рассталась с ней при последнем переезде. Чудо!…

***

Наконец, держа бесценную находку перед собой, она смогла пройти на кухню и выдохнуть, попить чаю, обсудить с мужем детали. Прежде, чем звонить по указанным номерам, необходимо разобраться со временем, сколько у нас, и который час в Израиле, иначе впросак попасть можно. Муж то и дело хватался за голову. И каждый из них думал: «Прошло столько лет. Номера могли десять раз поменяться… Да что угодно могло случиться!» Михаил зациклился на уговорах не торопиться, всё продумать и обдумать, подобрать нужные слова. Елена кивала. Вместе с мужем она добросовестно обмусоливала каждую деталь. Вертели они и так, и этак, предполагая последующие события. А если честно — боялись вместе. Боялись, что не дозвонятся. Боялись, что Зив не вспомнит русских из военного городка. Боялись, что не захочет разговаривать, тем более помогать, ведь он мировая величина! У него клиника и сотни страждущих. Боялись, что не хватит денег для лечения. И даже цены уже смотрели на квартиры, на случай, если придётся продавать собственное жильё. 

Одного они не могли предположить, что всё получится настолько легко! Елена не с первого раза, но дозвонилась до Зива — и как будто не было прошедших лет, как будто только вчера они расстались у подъезда пятиэтажного дома в N-ской воинской части. Зив, как только напомнила про вокзал, фуфайку с валенками, сразу узнал Елену, вспомнил Россию и немедленно включился в происходящее сегодня. Видимо, годы интенсивного труда выработали у него привычку общаться действенно, без лишних слов и эмоций. Елена же не могла справиться с волнением, голос срывался. Достаточно быстро договорились, что она сбросит все медицинские показания дочери на электронную почту доктора. Лечить Олесю придётся заочно, чтобы не травмировать перелётом. Зив пообещал держать постоянную связь с лечащим врачом и еженедельно консультировать. 

— Но это не всё. Случай сложный… — чуть помедлив, продолжал Зив, и сердце Елены похолодело.  — Ты что-нибудь слышала о волновой генетике? О визуализации хотя бы? О вашем профессоре Петре Гаряеве? Подобные исследования ведутся и в Израиле. У нас теперь биологи и врачи тоже работают в этом направлении. Я мало чем смогу помочь, если вы не будете участвовать вместе со мной. Нужно разговаривать с Олесей, самой Олесе нужно ежедневно уговаривать свой организм, мысленно видеть здоровыми и себя, и ребёнка. Нужно молиться. Много молиться, всей семьёй. Нужно верить в исцеление. А сразу после родов мы сделаем Олесе операцию. Я обещаю. Нам главное дожить до родов! Довести маму и ребёнка хотя бы до тридцатой недели…

— Дорогой Зив, я запомнила каждое ваше слово. Мы всё исполним … — платок стал уже мокрым от слёз, у неё снова перехватило горло, на секунду запнулась, с трудом продолжила, — последний вопрос. Пожалуйста, сориентируйте нас по цене операции. Простите, но мы должны к ней готовиться, чтобы ничего не задержало. А для этого начать собирать средства, хоть примерно сориентируйте …   Простите. Это жизнь…

— Всю финансовую часть я беру на себя. Закрываем этот вопрос, — решительно заговорил Зив. — Вы спасли мне жизнь. Забудьте про деньги. Сейчас надо думать только о дочери и внуке. Бог поможет нам…

«Бог поможет нам…» — повторяла Елена, уставившись в одну точку, забыв телефон на подлокотнике кресла, откуда он благополучно скатился на ковер. Рядом застыл муж. Конечно, он всё слышал.

«А когда б вы были всегда здоровы, по всему довольны, и покойны, и веселы, то, кто знает, может быть, тогда и вы, как и прочие люди, уклонились бы в рассеянную жизнь и жили бы по вкусу нынешнего века. Но Бог, предвидя всё, предохраняет нас, как Отец милосердый, от всего бесполезного и Ему неугодного. А потому не смущайтесь вы и не испытывайте, почему случается не то, чего хочется, а то, чего никогда бы не хотелось. Ибо Бог лучше знает, что для нас полезнее – здоровье или нездоровье. А наш долг с детской покорностью всё принимать от Отца Небесного, хотя бы то было и горькое… и говорить: «Отче наш, да будет воля Твоя!», – или так говорить, как один старец богомудрый говаривал: «Пришла ко мне болезнь, слава Тебе, Господи! Болезнь моя увеличилась, слава Тебе, Господи! Болезнь моя сделалась неисцельною, слава Тебе, Господи! Ибо мне лучше быть на небе с Тобою, нежели с людьми на земле». А по этому примеру даруй, Господи, и вам все случающееся благодушно переносить, и за все благодарить, и Бог спасения будет всегда с вами», — Елена читала Антония Оптинского, стараясь вникнуть в каждое слово. Снова и снова возвращалась к написанному.

«Не надо роптать. Не надо! Благодарить Господа нашего…» Но как вытащить себя, как вырасти, как отстраниться от ужаса болезни дочери, чтобы благодарность стала искренней? Ведь Господь не примет другую.

«Врач всегда готов подать врачество, но дело состоит за нами» … Елена читала оптинских старцев, готовилась к разговору с дочерью. А когда встретились, взглянула в её глаза, и слова замерли на губах. Про Зив Хиля они накануне всё проговорили по телефону. А теперь лишь с маленького намёка Олеся понимала, о чём хочет сказать мама и останавливала разговор. Дочь, полностью погружённая в тему, догадывалась о ещё не произнесённом матерью и не хотела, чтобы прозвучали эти слова. Так зыбко, так сложно, так опасно всё теперь…

— Всё будет хорошо.

Елена обняла свою Олесеньку, та положила голову на грудь матери, вздохнула, произнесла тихо: «Только ты не вздумай пелёнки заранее готовить. Не надо».

— Да что ты! Да я про них и не думала! — Елена испугалась, что каким-то образом дочь услышала её тайные мысли... — пойдём на кухню? Мужчины расшумелись там.

На кухне солировал Роман, небольшого роста, светло-русый голубоглазый, улыбчивый, как Иванушка из сказки. С первых дней их с Олесей супружеской жизни Роман уверенно занял место первого повара в семье. И теперь ему беспрекословно доверялись все кастрюли, ножи и бытовые приборы. А в ответ домочадцы получали кулинарные шедевры. Особенно мужу Олеси удавались блюда из морепродуктов, для Елены и Михаила они считались экзотикой. И так повелось, что в каждый приход, Роман баловал родителей.  

— А что у нас сегодня? — старательно улыбалась Елена, бережно усаживая Олесю на мягкий диванчик, за стол.

— Сегодня угощаю моллюсками вонголе. Слыхали про таких? Купили по пути, как раз на скидки попали. Подаю со спагетти, в белом соусе, а для вас и с белым вином. Масло оливковое есть?

— Конечно. Вы же нам в прошлый раз целую бутылку оставили. А прямо в ракушках надо готовить? — Елена вопросительно взглянула на зятя и потом на мужа. Он-то согласен пробовать экзотику? Миша оставался приверженцем традиционной кухни, но блюда Романа ему нравились.

— Рома мне уже объяснил, что вонголе употребляют именно в ракушках,  их не выращивают искусственно, а добывают в дикой природе, слышишь, мать?  Продукт особо ценный! У моллюска мало жиров и углеводов, небольшая калорийность, — поддержал зятя Михаил.

— То, что доктор прописал! — попыталась пошутить Елена, но теперь эти слова прозвучали двусмысленно, она осеклась, виновато взглянула на дочь. Ей постоянно казалось, что в присутствии Олеси она всё делает и говорит неправильно. И кто за язык тянул про доктора ляпнуть!  

Роман бросил строгий взгляд на тёщу, пауза затянулась и, видимо, он решил продолжить, прерванный разговор.

— А ведь всё гениальное просто, Михаил Иванович. Как я понимаю, матрица Гаряева — чистая физика. Звуковые волны или частотные колебания, как хотите называйте. И наши клетки тоже резонируют на определённой частоте. Повреждённые клетки меняют свою изначальную частоту вибраций. И если подвергнуть клетки определённым резонансным частотам, они начнут менять свою структуру. Имеется ввиду, начнут восстанавливаться или создавать новые, как клетки нейронов мозга. Гаряев нашёл эти частоты, гениальный человек! Такой метод, кстати, используется в физиотерапии. 

…Так, у меня всё готово! Подавайте тарелки! Нам есть, что отмечать!

И все присутствующие на кухне так оживились, так заулыбались, как будто вонголе — самое любимое и долгожданное в их жизни. И если они сейчас появились, вот эти удивительные ракушки-моллюски, то всё теперь изменится к лучшему!

— Олесечке кладу первой, — сиял Роман, — потому что она моя любимая жена и сегодня нам объявили, что у нас будет мальчик!

***

Вторая половина беременности Олеси проходила в стационаре. Израильский доктор постоянно был на связи с лечащими врачами и пациенткой. А Елена, если не находилась рядом с дочерью, а в палату никого из посетителей, конечно, не пускали, то обязательно где-то поблизости. Она понимала, что негоже надоедать медперсоналу, у них забот и без будущих бабушек хватает. Но при каждой возможности устремлялась в больницу и могла просто стоять под окнами, ходить по тротуару возле больничного корпуса, и молиться, и мысленно «уговаривать» болезнь Олеси отступить, и мысленно видеть дорогое лицо, на котором обязательно улыбка! Связь с дочерью получалась, практически, круглосуточной. Елена не только теряла силы от постоянного напряжения и стремления помочь, защитить, но и обретала, чувствовала особый созидающий свет, и будто её дочь рождалась заново. А рядом с ней крохотное чудо — маленький мальчик. Вот уж воистину, человек может выдержать любое горе и быть даже при самых тяжёлых обстоятельствах счастливым.

В магазине она теперь появлялась реже, мужу приходилось и закупать товар, и стоять за прилавком, а когда входила, то взгляд первым делом упирался в рулоны с детскими рисунками на ткани. Один из них Елена особенно полюбила, там были ракушки и весёлые моллюски. Она назвала их для себя вонголечки в память о том самом вечере, когда объявили, что должен родиться мальчик.

И руки чесались, так хотелось нарезать пелёнок, а потом подшивать на собственной швейной машинке, которая уже долгое время бесполезно пылится в тумбочке. Сколько раз она представляла, как будет шить пелёнки для внука! Как будет хрустеть новая ткань, блестеть нитки, строчка ложиться ровно по краю. Скоро, скоро разложит она заветный синий рулон с разноцветными ракушками, самые лучшие пелёнки будут у её внука.

Ей, наконец, так нестерпимо захотелось сделать это, что Елена не смогла остановиться. Она священнодействовала два дня. Вымеряла, резала, подшивала, стирала, гладила. И внушительная стопка пелёнок из муслина, фланели, ситца, хлопкового трикотажа теперь радовали глаз. Белые, жёлтые и, конечно, те самые, синие. Она торжественно запаковала их в прозрачный чехол, под усмешки мужа, и убрала в шкаф.

— Готовы вонголечки! Лучше не бывает!

Он только пожал плечами, мол, тебе виднее. Что могут понимать мужчины в наслаждении женщины от только что пошитых собственной рукой пелёнок? Им достаётся только видимая часть, а сколько эмоций внутри!

— Знаешь, Ленусь, я вот недавно подумал, мы своими поступками и эмоциями определяем историю своих внуков и правнуков. Согласна? И всегда нужно помнить об этом…Кстати, к таким мыслям ты меня подтолкнула.

— Какой ты умный у меня, Миша. Нет. Мудрый!

Глаза Елены сияли. 

***

— Дорогая моя Елена Станиславна, я вас в штат больницы зачислю и начну по палатам гонять. Вы уже три месяца под нашими окнами стоите.

— Меньше, Иван Николаевич. Всего два с половиной…— скромно улыбнулась она медику.

— Заходите ко мне в кабинет.

Елена прошла к главврачу отделения, с которым они постоянно связывались и с которым созванивался Зив Хиль.

— Есть новости? — осторожно взглянула на доктора. — Я только вошла в корпус, ещё даже передачу не успела отдать санитарке. — Как Олеся?

— Она уже не одна. Я сам делал операцию и полчаса назад у вас родился внук.

  Елена стояла столбом, боясь пошевелиться.

– Рост пятьдесят сантиметров, вес два килограмма двести грамм, – продолжал врач, – оценка состояния малыша — шесть/семь баллов по шкале Апгара. Это высокая оценка! Олеся молодец. С ней всё в порядке, сейчас она в реанимации, как и положено в таких случаях, всё в штатном расписании! А самый высокий бал я ставлю вам. Потому что вместе с Олесей мы бесплатно консультировали с израильскими медиками ещё шесть рожениц! Зив Хиль незаменим, он оказал огромную помощь. У всех женщин положительные результаты! Я вас благодарю от всей души и от всех наших врачей и пациенток.

— Это я вас благодарю, — белыми губами прошептала Елена.  — Почему раньше не сказали, что операция сегодня?

Врач, улыбаясь, развёл руками, мол, вас жалели.

 — А когда можно теперь удалять опухоль?

 — Через два месяца. И я уверен, что после операции вы полностью забудете про болезнь дочери.

— А кормить ребёнка Олеся сможет? Хотя бы два месяца. Потом-то уже невозможно…

— Всё возможно! Зив уверяет, что предложенная им терапия позволяет грудное вскармливание. Прерваться придётся всего на два-три дня.

Елена качнулась, неловко опёрлась о спинку стула.

— Что? Плохо? 

Она отрицательно мотнула головой и, наконец, громко расплакалась от полнейшего счастья.

***

Рождение детей меняет мир, а рождение внуков?  Внуки — это итог, награда. Значит, всё получилось, значит, правильно. Значит будущее наступило! Теперь не надо бояться завтрашнего дня. Теперь надо каждый день благодарить небеса.

Елена шла домой и не прятала сияющего лица от прохожих. От теплого ветра, от солнца, от синего неба и белых облаков над головой, так похожих на её пелёнки-вонголечки…

Наш канал
на
Дзен

Вверх

Комментариев:

с