| |
В юности я долго привыкал к этому странному, вынесенному в заглавие, слову. Оно у меня ассоциировалось почему-то с хоботом слона. Наверное, по созвучию. Мне и тогда, и сейчас, по прошествии полувека больше нравится произносить – «увлечение». Слово это не только родное, русское, но и более вкусное, в нём слышится что-то загадочное, зовущее, и оно раскладывается на удивительные, абсолютно разные по смыслу слова: «лечение» и «влечение». Однако и то, «слоновое», в нашем обиходе прижилось, и теперь уже зависит только от нас, носителей своего языка, вытеснит ли это иноземное словцо наше родимое, или они будут бок о бок существовать и дальше.
Занятий, обозначенных этими словами, не подсчитать, их наверняка не меньше, чем звёзд на небе. Я поведаю лишь о двух эпизодах, коим стал свидетелем, и читателю самому решать, как их лучше называть - хобби или увлечение.
1
Лесная тропинка к роднику петляет между огромных сосен и елей, обходя взбухшие переплетения узловатых корней, выступивших из земли от частого прохождения тут людей. Едва ли не через день и летом и зимой я тоже прогуливаюсь здесь по воду к роднику. Уже много лет. Вблизи нашего посёлка несколько природных ключей. Оно и понятно. Мытищинская вотчина раскинулась северо-восточнее столицы и земля эта не один век славится своими живительными источниками. В паре вёрст от посёлка заброшенная водозаборная станция, когда-то она снабжала всю Москву чистейшей водой, а вокруг неё по окрестности и по сей день пульсируют родники с живой без преувеличения водой.
Облюбованный многими, и мной в том числе, ключ очищен и приведён в отменное состояние семь лет назад всего-то одним человеком. И я с ним встречался. Это сухощавый мужчина лет сорока пяти и живёт он, по его словам, в Москве, в районе Свиблово. И у него такое необычное увлечение: находить в Подмосковье заброшенные родники и приводить их в порядок. Как, к примеру, и наш…
Раньше на этом месте на окраине леса бил ключ, но он был настолько запущен, что поляна ниже заболотилась, а у родника не хватало сил пробить себе русло, чтобы вода могла без препон скатиться в бегущий рядом с поселковым косогором ручей. Попадала она туда, только лениво разливаясь и просачиваясь через густую траву и заиленные коряги.
В тот летний день бродил я по лесу, заглядывал под кусты и деревья, осматривал полянки в поисках подберёзовиков, маслят и сыроежек, и неожиданно вышел как раз к этому заглохшему месту. Хотел было уйти обратно в чащу, чтобы не мочить башмаки в скрытой болотине, однако заметил человека на опушке прямо за громадной сосной. Что-то он там делал, неспешно, но по движениям можно было понять, что уверенно и обстоятельно. Решил подойти. Если на городских, да теперь, к сожалению, и некоторых деревенских улицах, люди проходят и прошмыгивают мимо друг друга, будто не замечая, и не здороваясь, то, как я заметил уже давно, в лесу, в полях и в горах, мы словно вспоминаем себя настоящих, и редко кто здесь отводит глаза, но наоборот, в людях просыпается приветливость и участие.
- Здравствуйте! Бог в помощь, - сказал я, обойдя сосну и увидев вблизи всю картину того, над чем хлопотал незнакомец.
- И вам не хворать, мил человек, - бодро откликнулся он, стоя в овальной, с выходом на полянку яме и продолжая пристраивать к дальней стенке кусок толстой доски в своеобразный частокол, выставленных вертикально брёвнышек, ровно опиленных поверху и плотно подогнанных друг к дружке. От ближней стенки в мою сторону поднимались три широкие, вырезанные в земле ступени с постеленными досточками на каждой.
Мужик стоял в резиновых сапогах по щиколотку в воде, что тугой струёй низвергалась из трубы-нержавейки, которая отверстием полого выходила из верхней, поперечной этим двум, уже обработанной стенки. Насколько далеко труба тянулась под землёй до источника, не определить – сверху она была засыпана и квадратом на полтора метра накрыта дощатым настилом. Ниже ямы, с выходом на болотину, лежало неширокое расчищенное до щебёнки русло.
- «А парень-то предусмотрительный, - быстро оценил я. – Так бы, не приготовив русло, сдуру приладил к роднику трубу, вода бы махом запрудила всю яму, и бултыхайся тут потом до морковкиной заговни!» - однако вслух сказал другое: - Может, чем помочь?
- Да нет, - улыбнулся мужчина и развёл освободившимися руками: - Последнюю доску определил… Теперь всё. Пользуйтесь на здоровье!
- А вы от какой организации?
- В смысле?..
- Ну, кто вас сюда направил…
- Знакомый из Мытищ сказал, что есть один забитый и брошенный родничок, - мужчина присел на сухое место у сосны, опёрся спиной о дерево, вытянул ноги, достал из нагрудного кармана початую пачку сигарет с фильтром. Протянул угоститься первому мне.
- Спасибо, но я уже лет тридцать как бросил…
- А я вот наоборот – лет двадцать пять как начал, - мужчина усмехнулся: - В армии, на втором году службы. А теперь так прирос к этому табачищу, что, наверно, и помру с сигаретой в зубах.
- Ничего, жизнь штука продолговатая, - обнадёжил я собеседника. – Сколь знаю ребят, что вот так же говорили, а ведь многие собрались – и завязали. Силу воли включили.
- Вот и у меня: и сила вроде есть, и воля имеется, а сдвинуть их в одно целое всё как-то не получается, - пошутил мужчина.
- Главное – захотеть… - чувствовалось, что наши души настроены примерно на одну волну.
Раньше, когда люди были более открыты, существовало замечательное выражение: родственные души. Сегодня так почти не говорят, то ли стесняются, то ли просто не до этого… Как там поётся в одной известной песне: «скорости вокруг бешеные, мы себя едва сдерживаем…».
- В этом лесу еще два ключа, - вернулся я к разговору. – Один с той стороны от железных кладок у посёлка, а другой дальше, перед просекой. На том даже часовенка с иконками есть…
- А напомните-ка: на первом на трубе из нержавейки нет ли выведенной сваркой даты?
- Как же нет? – 2013 год.
- Поленился тогда начертать слово «июнь».
- Так, значит, и те тоже ваши?
- Да вроде как мои, как и еще штук тридцать по всему Подмосковью.
- Платят хоть за это?
- Кто? Просто у меня такое хобби?
- Какое? – недопонял я.
- Отыскивать и восстанавливать родники…
- Я что-то не догоняю – всё бесплатно, что ли?
- Говорю же: это хобби! А за увлечения, как я слышал, никто ничего и никогда не платит.
- Ну, хотя бы в знак благодарности от властей…
- А они и не в курсе. Я же это делаю для себя, для души.
- А что подвигло?
- Армия. Попал служить в Среднюю Азию, - мужчина, вспоминая, покачал чубатой, с проседью, головой. – Духота, барханы, вода солоноватая – сроду не напьёшься. Никакой зелени, ни кустика, кроме кривых и высушенных солнцем до звона, со скудной листвой, саксаулов. А мы ведь – русские, народ в большинстве своём лесной, нам, чтобы и цветочки, и ягодки, и водичка целебная, родниковая журчала… Как выдержал те два года, не знаю. Попади я туда сейчас, когда стрелочка жизни к пятидесяти клонится, думаю, точно бы на этих барханах в первый же месяц от жары и жажды сгинул. Тогда же, нажарившись на том вселенском пекле, дал себе слово: вернусь домой, приду в себя, отправлюсь в ближайший лес, обязательно найду какой-нибудь родничок в глуши, разобью палатку и буду, счастливый, валяться там целую неделю. Я ведь майского призыва, как раз бы в лето и попал.
- Ну и как, получилось?..
- Еще бы! Оттуда всё и пошло.
- Никак родничок сподобил? – подхватил я и тут же продолжил вслух развивать, как мне думалось, мысли собеседника: - Оно ведь по себе знаю: всмотришься в чистую воду, понаблюдаешь, как песчинки со дна пульсируют и фонтанчиками поднимаются вверх и так свежо на душе становится, будто этот благодатный воздух и прохладные струи и в тебе очищают всё лишнее и наносное, и после этого непременно хочется совершить что-нибудь этакое, но обязательно хорошее…
- Если бы так, - непонятно чему ухмыльнулся мужчина и сделал затяжку, да такую глубокую, что тлеющий край сигареты заискрился. И, выпуская дым через приоткрытый рот и ноздри, сказал: – В идеале всё бы так и должно произойти. Но вышло с точностью наоборот. Родник на живописной полянке отыскал быстро, он слабо бил из песка и чем-то мне напомнил едва прощупываемый пульс больного. Русла почти не видно, трава вокруг ключа вся мокрая, явный признак того, что скоро всё здесь заболотится и затянет ряской и тиной. Надо бы что-то делать, а у меня лишь тесак охотничий на поясе, ни топорика, ни лопатки. Пошёл в лес, отыскал валявшийся толстый сук, поковырял им, пробуя сделать воде сток, да в сердцах отшвырнул его подальше: всё бесполезно. Однако внутри весь загорелся и через неделю с инструментами вернулся туда. За день облагородил, привёл в порядок, и, представляете, спал у костра потом всю ночь, как говорится: без задних ног. Зато утром уже знал, чем буду заниматься в свободное от работы время, - мужчина затушил сигарету о каблук и поднялся на ноги, собрал инструменты, лопату со складным черенком, топорик, молоток с гвоздями в мешочке, зачехлённую ножовку и убрал их в объёмистый рюкзак. Обернулся ко мне: - Вы как, дальше по грибы?..
- Нет, наверное, - я кивнул на свой, лежащий под сосной пакет, - на жарёху с картошкой, в общем-то, хватит… - поинтересовался: - Вы то сейчас куда?
- Наверх, в посёлок, к машине.
- Тогда нам по пути.
По тропинке с узловатыми корнями вышли к железным кладкам через заросшее ивняком и черёмухой болотце с проточной криницей посредине. Мосток этот на окраине леса упирался противоположным концом в изножье косогора, с которого начинались поселковые ограды и дома, был он метров двадцать в длину и добротным: набранный мелкой, дольками, решёткой широкий настил - двое встречных спокойно могли разойтись; перила из уголков, высокие, надёжно приваренные к металлическим рёбрам по краям внизу, словом, ходи сколько хочешь и в ус не дуй.
Любопытна история возведения этого необычного сооружения. И, как ни странно, но она тоже якобы связана с увлечением, однако несколько иного порядка, чем те, о которых речь в этом рассказе – увлечением сердечным.
Жила когда-то в посёлке одна красивая и статная женщина, с мужем разведена, воспитывала сына-подростка. И был у неё любовник, человек, говорят, имеющий большой вес в тогдашнем обществе, а всё это происходило четверть века назад; частенько он наведывался к возлюбленной, и, если вдруг дома оказывался сын, они уходили побродить по лесу, благо – тот в двух шагах. Всё бы ничего, но вот растёкшееся прямо под пригорком болотце непроходимо перегораживало им путь, и чтобы попасть в лес, надо было обходить вокруг едва ли не километр, да всё по буреломам, дурбеям и кушерам.
Посидели они пару вечерков на живописном пригорке, поскучали, послушали самозабвенное кваканье лягушек, зато, когда этот большой начальник в другой раз, ничего заранее не говоря и ни о чём не предупреждая, но тем не менее отдав кому нужно распоряжения, привёл свою пассию на это их место, то та невольно ахнула и чуть не лишилась чувств от счастья: перед ними впереди, как сказочный, поперёк болотной топи возвышался и тянулся до самого леса, поблескивающий недавно высохшей краской, железный пешеходный мосток. Всего-то неделю они здесь не бывали, а смотри-ка – какое волшебство случилось… Что уж стало с влюблёнными, какова их судьба – об этом молва умалчивает. А металлические кладки и по сей день стоят, радуют прохожих и - не ржавеют.
Между тем, мы поднялись на косогор и вышли на проезжую часть улицы.
- Занятная история. Мне понравилась, - мой спутник поправил рюкзак и протянул руку для пожатия. – Ну, что ж, рад был встрече и знакомству. Мне- туда, - и он махнул рукой направо к стоящей на обочине иномарке.
- А мне – прямо. Удачи вам, - сказал я и улыбнулся: - И побольше подмосковных родников.
2
В будние дни ходоков по воду бывало не так много, как в выходные, когда вдоль тропинки между деревьев и кустов так рябило от количества пластиковых ёмкостей, что хоть глаза прикрывай: пяти-литровки, пузатые двадцати литровые прозрачные бадьи с ручками сбоку, прочая пластиковая посуда, и люди, люди, люди.
Очереди, порой до десятка жаждущих, меня ничуть не смущали, потому что стоять в лесу, под задорное щебетанье птах, на природном чистейшем воздухе, не знаю, кому как, а мне несказанное удовольствие. Да еще когда вдруг по толстому еловому стволу невдалеке пробежит чёрно-рыжая белочка с пышным хвостом, а следом за ней и другая вспрыгнет на шершавую кору сосны рядом, и они, состязаясь, устремятся вверх к высоченным и пышным кронам, не обращая никакого внимания ни на нас, ни на развешенные по весне юными любителями природы кормушки с крупой и семечками. Конечно же, всё это потом подъестся и приберётся прыгучими зверюшками, хозяйками этих лесных угодий, однако сейчас они сытые и так им хочется порезвиться, что просто удержу нет!
И вот стою я тут однажды в субботу. Солнышко сквозь листву и хвою тёплыми снопами лучей просвечивает и ключ, и многих из нас, кто не укрылся в тенёк. Крайним в очереди я оставался недолго, минут через пять за мной занял пожилой кавказец в потёртых джинсах, рубашке с короткими рукавами и с двумя пяти-литровками в волосатых руках. Поздоровался, я тоже дружелюбно кивнул, и мы теперь уже вдвоём стали разглядывать тех, кто впереди.
Три женщины, одна из них с девочкой-подростком, высокий, сухощавый парень с двумя двадцатилитровыми бутылями, пятеро мужчин примерно нашего возраста, с ёмкостями поменьше. Одного, в панамке, я знаю, он всегда ездит по посёлку на старом, еще советском, велосипеде, с багажниками перед рулём и сзади за сиденьем. Вон - этот железный конь стоит и здесь, прислонённый к могучей сосне. Сомневаюсь, что мужчина до самого родника доехал на колёсах, скорее всего, он, спешившись у кладок, вёл свой велик, обходя узловатые корни и уклоняясь от свисающих в некоторых местах на тропу мохнатых еловых лап.
- Сразу видно, человек большого сердца всё это оборудовал, - кавказец кивнул кудрявой, с залысинами, головой, посаженной на толстую шею, в сторону родника. Акцент в его словах почти не был слышен.
- А почему вы решили, что всего один человек, а не организация? – поинтересовался я.
- Если бы здесь был заказ от властей, - усмехнулся кавказец, - то они бы и приличную дорогу, ну, хотя бы гравийную, отсыпали досюда от кладок, а то ведь ноги ломаем на этих корнях.
- А вы – наблюдательный, - похвалил я собеседника. – Тогда еще вопрос: железный мосток, что мы проходим – это, по-вашему, инициатива поселковой власти или…?
- Здесь и говорить не о чем – конечно же, власти! Такие объёмы и затраты одному не под силу поднять.
- Кабы так! – весело воскликнул я. – В том случае замешена любовь…
И поведал мужчине о том, как всё случилось когда-то здесь с кладками, а потом не удержался и рассказал историю с восстановлением родника. Пожилой кавказец внимательно посмотрел на меня, покивал породистой головой и сказал:
- Как там у русских говорят: и на старуху бывает проруха, так, кажется? Вот и я с кладками оступился. Но и вас я не могу не поправить или, вернее – не дополнить: не только в случае с мостком, как вы выразились – «замешена любовь», но и при восстановлении родника без любви ничего бы не вышло, она и здесь тоже замешена, да еще так густо, что люди вот уже столько лет берут отсюда воду, и, дай Бог, так будет продолжаться еще не одно поколение.
- Хорошо бы…
- Сомневаетесь? – приветливо посмотрел на меня своими выразительными карими глазами кавказец и неожиданно продолжил: - Сам я из Армении, но в Подмосковье уже лет пятнадцать. И есть у меня друг детства Аршак. Он тоже здесь живёт, но не так давно, года три, как приехал. Наше селение высоко в горах. У него есть одно увлечение с молодости: любит заниматься садом, разводить, прививать разные плодовые деревья, ухаживать за ними. А лет тридцать назад пришло ему в голову высаживать эти же деревья вдоль дороги, что из нашего селения идёт к Еревану. По два три побега, а то и больше высаживает по весне, присматривает, чтоб не усохли, таскает воду, поливает; когда эти приживутся, нянчится с новыми. Многие теперь по обе стороны дороги цветут и плодоносят. Люди на машинах остановятся, наберут в корзины абрикосов, персиков, айвы, груш, полакомятся миндалем, сливой, хурмой и дальше едут.
- Молодец, дядька! – похвалил я неведомого мне армянина-садовода. – Небось, теперь скучает по своим горным садам… ведь здесь-то климат суровый, и ничего такого не растёт.
- Отчего же? - сказал армянин и вдруг, вспомнив что-то, оживился: - Мы с Аршаком частенько за водой вместе ходим. И вот как-то раз увидел он по дороге от кладок среди других деревьев дичку-яблоню, она цвела среди кустов перед самым болотцем. Обрадовался, подошёл, погладил ствол и обернулся ко мне: - «Вардан, а как ты думаешь, наши здесь приживутся?» Я лишь пожал плечами. Зато он весь прямо-таки вспыхнул: дескать, надо попробовать! Как поеду домой, обратно привезу кой-чего… непременно…
Я тоже видел эту яблоню, как и еще несколько в других местах леса, то ли ветром семена с посёлка принесло, то ли птицы на лапках, а то ли кто-то, идя по тропке, спелое яблочко съел и косточки выплюнул, а они возьми да проклюнься и взметнись в большое дерево.
Воистину - неисповедимы пути жизни на Земле. И это просто замечательно, уже хотя бы по своим неявным, но верным указателям на то, что мы по-прежнему остаёмся людьми. А это, поверьте, дорогого стоит…
16 июня 2025 года |
|
