***
Приметы родины моей:
уютность сонных деревушек,
пустые звонницы церквей,
глаза запавшие старушек.
За чёрной слякотью дорог
грачи клюют каракуль пашни,
и еле видимый парок
плывёт над ними.
День вчерашний
в озёрной глади отражён,
и долго слышен от колодца
ведёрно-бабий перезвон,
и много,
очень много
солнца.
ДЕРЕВНИ
А где-то
за деревьями
цветущими,
дикими –
деревни древние,
деревни тихие
нанизаны на леса-перелески,
деревни – колыбельные песни…
Где, мил-человек, твоя родина?
В деревне,
не в городе.
Города ревут.
Но они к городам не ревнуют.
Им своё – то баюкают,
то ведуют…
За какими ветрами,
за какими деревьями,
где, реви - не реви,
настоящие, вы, деревни?
В землю-матушку вросшие,
светлые днём и ночью,
с подсолнухами вдоль изгородей лубочных,
с королевнами и дураками Иванами,
c бесшабашными пастухами и плетуханами,
деревни русские, босые,
пряные,
от сеновалов и браги пьяные,
с васильками и василисками во ржаных полях,
не далёкие, не близкие,
не высокие, не низкие,
с небесами в журавлях…
Разливаются мёды липовые,
ставенки скрипят-поскрипывают,
бурьянами пронзённые,
дряхлеют, корёжатся
деревни тихие
в садах заброшенных….
Где, мил-человек, твоя родина?
В деревне,
не в городе.
***
Мне снилось детство:
яблоневый свет,
молочный выступ
тёплой русской печки;
на старом кресле
тёмно-синий плед,
которым бабушка
укутывала плечи…
Скрип половиц
под ножкою босой.
Дверь тяжела. Порог высок.
Прохладны сени.
И слышно за спиной:
«Простудишься. Постой!»
Но впереди гудит
поток весенний.
Дрожанье век.
Движение руки.
Я помню, мне ещё
приснилось лето,
как мы с отцом
на берегу реки
читали книгу
русского поэта…
На север,
отраженья распластав,
шёл теплоход.
В воде тонули тени.
И пацаны ныряли в них
с моста,
выплёскивая бурые растенья.
А я смотрю,
как долго по воде
расходятся
небесные границы
и почему-то знаю:
этот день
мне обязательно
когда-нибудь приснится.
СВЕТ
А я далеко.
Я уже не здесь.
Ветрами отрезан
От стен и башен,
Зелёными ёлками
Машет лес,
И тихое поле
Бело от ромашек.
Там я, в этом поле,
Бегу конём,
Копытами эхаю
В гулкое небо.
Там я, в этом небе,
Пою огнём,
Чтоб вновь от земли
Подниматься хлебом.
Мне с детства понятен
Язык воды,
Струящейся вверх –
От корней до кроны.
Ты видишь мерцанье
Далёкой звезды?
Я – свет. И живу
По своим законам.
Я есть и пребуду
Во веки веков
Рождённым для воли,
Любви и странствий.
Храни меня здесь,
И тогда далеко
Я силой своею
Наполню пространство.
В ПОЕЗДЕ
Пустые хлопоты.
Случайный интерес.
День слякотный за окнами вагона.
Назад бежит, спешит трефовый лес,
над ним кружит пиковая ворона.
И провода,
и рельсы,
и ноябрь,
полей заплатки, станций эпизоды,
столбы, бытовки, хатки, огороды
и в воздухе сыром печная гарь…
Мой сонный край,
мой неуютный дом,
так дорог вдруг,
что жар сжимает горло.
Как просто всё.
Как быстро мчится «скорый».
Ритмичен стук колёс, да не о том
они стучат.
«Окно закрой. Сквозняк».-
Сосед в купе храпит хмельно и ровно.
В промозглый сумрак,
в дальний березняк
пикирует
пиковая ворона.
|
САХАЛИН
Здесь
и у берега
океан суров:
зимой то торосами,
то метелями пенится.
По-щенячьи скулит
из-за облаков
беззащитная,
хоть и Большая, Медведица.
Над травой придорожной
то грозы, то пыль,
на камнях придорожных
то иней, то звёзды…
Убаюкал небо
белый ковыль,
облака свивая
в летящие гнёзда.
А когда уходит
последний друг
в самую далёкую
из республик,
так легко здесь верится:
вечность – круг,
и, возможно даже,
похожа на бублик,
на колечко, брошенное в ручей,
на тяжёлое колесо обоза,
на поющую сферу
из тысяч лучей,
где встречаются души
и рождаются звёзды.
БАБОЧКА
Пора уснуть.
Качается окно
над гладью стен,
и потолок - вне комнат...
Вонзает ночь
серебряный клинок
в закат,
который ни о чём
не вспомнит.
На вековом карнизе бытия
мир балансирует:
вот-вот готов сорваться,
а вместе с ним
и ты,
и он,
и я,
друзья,
любимые...
И некуда деваться,
и негде спрятаться,
и незачем кричать
и звать на помощь, -
кто тебе ответит?
А где-то там,
внизу,
играют дети,
и мальчик просит маму подождать:
"Там бабочка, смотри,
не хочет улетать!".
Но почему-то ничего не значит
для строгой мамы
этот детский крик.
Она спешит.
А сын к траве приник
и плачет, плачет...
ЗИМНИЕ ОКРАИНЫ
Кристально-нордический окрик окраины ранит,
Под тяжестью инея гнутся, кряхтя, провода,
И так неожиданны яркие вспышки гераней
Сквозь мутную толщу оконного тёмного льда.
Лилейные дымы, подобно волшебным растеньям,
Над стылыми крышами вьются, творя полусвет,
А время крадётся по скользким, скрипучим ступеням –
Колючей позёмке не вытравить угольный след.
Становится зримым, молочно клубится дыханье.
Старик закурил и глядит из-под белых ресниц.
И пёс рыжеухий, зевнув, упоённо облаял
Величье холодное высокомерных столиц.
***
День светлей и серебристей,
Под окном сугроб растёт.
Дворник снег лопатой чистит,
Только снег опять идет,
Крутит в сетке паутинной
Двор, деревья и дома –
Бело-чёрная картина,
Чёрно-белая зима.
Не беда, что стёрло краски
Снегопадом, - о весне
Мне рассказывает сказки
Кот, мурлыкая во сне.
Луч снежком припорошится
И, с ответом не спеша,
Угадает, где кружится
Вольный мотылёк – душа.
ЗИМНИЙ КОСТЁР
Когда на дровах заискрится
Живая, текучая медь, –
Прищуриться и сквозь ресницы
На острое пламя смотреть.
На злые, шипящие стрелки
В оправе вечернего льда:
На кобальтовой тарелке
Танцует морская звезда,
Мелькающий, жадный, быстрый
Рассержен осиный рой –
Взметнутся слепящие искры
В туманность за «чёрной дырой»,
В седые, горбатые льдины,
Во тьму, над которой дымы
Неслышно и неотвратимо
Медведем встают на дыбы.
КРЫЛЬЯ
На снегу, на песке, на доске,
на вуали трёхдневной пыли,
на окошке замёрзшем, в сквер, –
единение полусфер
я тебе нарисую –
крылья –
распахнутые,
чтобы цвели,
поднимали, парили, вели,
реяли,
воздухоплыли,
от темноты укрыли,
от любопытных глаз,
от неискренних фраз,
от грохота города –
до свечения в вышине –
к тишине.
Чтобы в час роковой –
спасли.
Чтобы вместе с тобой –
росли.
ПРОЩАЛЬНОЕ
Разгорелись костры осенние,
Под осинами воздух светится…
На верёвочке шарик вертится,
Нам дарованный во спасение.
Рассыпается, брякая гранями,
Драгоценное наше прошлое,
Всё, что было у нас хорошего
Пропадёт в листопадном пламени.
Распрощаемся да утешимся.
И покуда снуют пожарники,
Мы летим в синеву на шарике
Да сильней за верёвочку держимся. |
|
