Олег Чупров – поэт народный. Это не звание, званиями он не обделён, факт признания. Песни на стихи Чупрова в разное время пели всеми любимые исполнители, звёзды – Эдита Пьеха, Борис Штоколов, Эдуард Хиль, Муслим Магомаев, Андрей Миронов, Михаил Боярский, Сергей Захаров, Марина Капуро, Игорь Скляр… поют и земляки поэта. В 2010 году Совет Усть-Цилемского района Республики Коми присвоил центральной библиотеке имя Чупрова. Северная красота и петербургское благородство – вот, если коротко, особенность творчества поэта, уроженца Усть-Цильмы, автора слов гимна Санкт-Петербурга.

В 2012 году у поэта вышла книга стихов «Время листопада», сюита – о родине, любви, о небе и небесах, о реках – песенных и людских. Её лейтмотив «музыка светлой печали», ясная, напевная, простая, без упрощения, подобно узнаваемым фрагментам народных песен в опере Глинки или балете Чайковского. Печаль от древнерусского печа (забота), что жжёт, печёт изнутри. Жизнь – печаль, череда забот?

Сердце, как солнце, восходит.
Светлое небо
Над жизнью моей!
… Только печаль не проходит.
Пусть не вернёшь ни себя, ни судьбу –
Лыко завяжется в стрoку!
Против течения к дому гребу,
Вот и вернулся к истоку.
На середине устану грести.
Сразу обступят заботы.
Реченька-речка, грехи отпусти!
Тихо ответит: «Да что ты…».

Заботы волнуют, кипят, рвутся наружу. При этом, не странно ли, три печатных листа могут вместить жизнь поэта, убеждён Чупров, потому что – «пишу о смысле жизни / аскетическим стихом». Кипение – да, но пена… её поэт старается оставить на творческой кухне, в книгу идёт горячее слово. Согретое мыслью.

Три строчки:

И качается лодка твоя
На волне
               затаённых желаний.

А в них, как минимум, сжатый рассказ, повесть, переведённая на язык символов.

Символично и название книги – «Время листопада». Красочность, жгущая изнутри, выплеснута наружу, высшей точкой, пронзительной длинной нотой, финальной. И – холодок. Его лёгкое дуновение напоминает о малой светостойкости ярких красок вообще, а осенних, в частности. Блекнет золото, деревья растрёпанными зачитанными книгами, теряют листву. Собрать бы… от начала… перечесть. Книга Олега Чупрова о Слове, бывшем вначале, которое слышит поэт, спешит записать…

Я пишу о жизни вечной!
Но – заканчивая жизнь…

Художник предпочтёт кривое, корявое дерево, ровному стволу, вызывающему мысль лишь о древесине. Книги по большей части также пишутся не о гладкой жизни-биографии, – о виражах, падениях, попытках взлёта, о судьбе. Круговерть, вихрь, водоворот… неужели эти формы естественней вписываются в наше бытие, заставляют так же вертеться, суетиться, лишь потому, что напоминают… строение молекулы ДНК? Не слишком ли воспарила фантазия? Хотя… В который раз убеждаешься: неказистый ствол, умудрившийся вырасти в расщелине валуна, на краю обрыва, и дать крону – удивляет, не оторвать глаз. И опять – что же тогда такое жизнь? Путь к творческим достижениям, признанию?..

Куролесили
                     на карусели
И хмелели
                     от чувства шального!
А потом под сосною
                     Присели…
Остальное, конечно, не ново.
Запрокинулись
                     тонкие руки,
Сердце в сердце
                     мелодию било…
Мы поймём
                     после долгой разлуки –
Жизнью
      только вот это
                     и было!

И, кроме этих строк, у Чупрова есть вещи, также напоминающее парадоксы Розанова, впрочем, естественные примеры сложности человека, трёхчастного создания из тела, души и духа, чаще всего неладно пригнанных. Поэту ли не знать: суета первична, таков человек, без суеты лишь ангелы, и то не все. Стихотворение, слова, выстроенные «в столбик», творят из лиц – лики, приближают человека к цельности, избирают суть из суеты.

Поэтесса Валентина Ефимовская, размышляя о стихах Олега Чупрова, добывающего «счастье высшей пробы» (на меньшее его лирический герой не согласен), напоминает: «В общеславянском значении "счастье“ означает – хорошая доля. Понятно, что доля не может существовать без целого». И далее о значении слова Бог – наделять, раздавать, заключая, что механизм счастья в умении воспринимать эту благодать. И мне видится творчество Чупрова благодатным. Не благостным. Он не относится к поэтам, чьё декларированное православие маскирует поэтическую несостоятельность и бескрылость мысли.

Повидал я в жизни много,
Только всё не то, не то…
Что такое мир без Бога –
Бездуховное ничто!

Но твердит упрямо лира,
Не исправится вовек:
Что такое Бог без мира –
Одинокий человек!

Здесь, в том числе, и смелая по нынешним временам, мысль о счастье принадлежать миру людей, родственников, друзей, соотечественников. Счастье: я – часть! Часть мира. Иным быть не могу, даже, если по всем приметам в миру, на родине, тоже – время листопада…

Подобно соловью,
Пою про деревеньку!
Но родину свою
Теряю помаленьку…

Меньше ли будет саднить душа поэта, если убедить его, что деревни умирают не только в России, по всей Европе? Вряд ли, пока он слышит,

как звенит в тиши
Зелёная душа травинки,
Навек – сестра
Моей души…

Исчезнет ли глухая сердечная боль,

Когда на паперти старуха
Ребёнком
           брошенным
                     стоит…

Когда поэт, тонкий мелодист по природе, заострённый культурой, видит, как

беснуется
                     племя младое,
Русский напев позабыв…

Листопад Олега Чупрова не сезонное явление: хрустом отрывного календаря, поворотом колеса судьбы, он также ощущается чем-то большим, чем личностное состояние. Пролистываю его книгу: так похоже на мелькание спиц, поэтическое слово – спица в колесе времени.

Поэт в любое время начинает с чистого листа, стихи прорастают в сердце лопающейся почкой, разворачиваются, стремясь уловить невыразимое.

Пускай листва,
     как девушка,
                     робка,
Но очень скоро
                     развернётся пышно…

Осень осеняет поэта: нет сути вне суеты, и человек – мятущийся лист на древе жизни – это подтверждает. Не благодаря ли его «фаустовской» дерзновенной озабоченности, оно до сих пор «пышно зеленеет»?

А мы? Перебираем листья – строки стихов Олега Чупрова, кладём среди страниц своей книги жизни, чтоб невзначай, листая, увидеть забытое, а может быть, незабываемое стихотворение. И музыка нашей печали наполняется Светом.

В смятенную душу
Вползает пронзительный холод.
Но, в солнечном ливне купаясь,
Она расцветает.
Покажется вдруг:
Я по-прежнему счастлив и молод!
И век двадцать первый,
Как школьник,
Мой сборник листает…