|
 3 апреля 1940 года в деревне Острица Осташковского района Калининской (Тверской) области родился замечательный русский поэт Анатолий Григорьевич Белов [3.4.1940, д. Острица Осташковского р-на Калининской обл. - 11.02.2014, СПб] .
О его непростом творческом пути, никоим образом не усыпанном лепестками триумфальных роз, и хочется рассказать в предлагаемой вашему вниманию статье.
Цвети, черёмуха, цвети
И осыпайся на дорогу…
Когда нам больше тридцати,
мы прозреваем понемногу
и рассуждаем иногда,
раскрыв окно в пустой квартире,
что нас большие города
лишь ненадолго приютили.
Беги помедленней, река,
родным черёмуховым краем…
Когда нам больше сорока
мы постепенно понимаем,
что крепко держат города,
что время спору прекратиться,
что в край заречный никогда
нам насовсем не возвратиться.
Неисповедимы пути господни. Не прояснены ходы творчества, непредсказуема фабула многих жизненных событий. Совершенно необыкновенным образом вышеприведенный стих, наполненный жизнеутверждающим светом и ароматом апрельско-майских белоцветных кустов черемухи, обернулся свершившимся в реалиях одновременно мрачным и светлыми пророчествами. Ведь еще во время прощания с Анатолием в крохотном ритуальном помещении больницы на улице Костюшко присутствующих известили, что покойного увезут хоронить в родной Осташковский район Тверской области. Писатели горестно помахали в обозначенном направлении натруженными руками, освободившимися от траурных цветов, которые положили возле гроба Анатолия Белова, и, скупо обмениваясь словами, с грустными лицами направились поминать усопшего…
Однако спустя непродолжительное время через поэта Валентина Голубева, являющегося близким другом Анатолия Георгиевича, родня умершего известила литературную общественность, что в последний момент изменила решение о погребении и Поэта все же похоронили в Петербурге (действительно, «в край зареченский… никогда не возвратиться») и указали место могилы на Красненьком кладбище, расположенном неподалеку от станции метро «Автово». Там, на низком берегу речки и находится более чем скромная могилка стихотворца. Плита над ней -- невзрачная, серая, закругленная сверху, с казенной, ничего не значащей обозначкой. Да мало ли таких «Анатолиев Беловых» в Питер-граде, на просторах бесконечной России-матушки?
Но наш Анатолий Григорьевич Белов - такой один, неповторимый, «штучный». Прекрасный лирик, певец полей и лесов, «селигерский соловей»! И пусть его могилка мала, и пусть она - крохотный островок среди других могил-островов, но все же является этаким плацдармом памяти, «пятачком воспоминаний, восклицаний и скорбных вздыханий». Сюда, пусть и нечасто, приходят группы поэтов, ведомые неутомимым в своей любви и заботе Валентином Голубевым, круглогодично посещают и одиночки-книголюбы, читают стихи и оказывают ушедшему в высший мир писателю наземные знаки уважения и признания.
Сразу скажем, что слово «остров» занимает особое место в поэтическом словаре Анатолия Белова. Приведем лишь два примера употребления стихотворцем этого слова в своих произведениях:
«На певучем острове весны
хорошо родиться с ледоходом…»
и
«Селигер, я - твой маленький остров -
не бываю с тобой в разлуке»
А не скромно ли звучит «маленький остров» в огромном, красивозвучащем озере? Далеко не все поэты насколько умеренны в своих романтических пожеланиях, в своих честолюбивых фантазиях. Ведь и на погостах рождается идеи, например, у меня во время одиночного посещения Красненького кладбища, а я проживаю неподалеку, и стояния на берегу одноименной речки возникла идея назвать один из островов Селигера - островом поэта Белова! Возможно, если бы мой визит состоялся безмятежной темной ночью, я бы в своих помыслах об увековечивании предложил подлунному миру дать одной из небесных звезд имя нашего любимого лирика! Можно ведь и белые петербургские ночи как-нибудь и не совсем случайно определить как «беловские».
В любом случае я бы не ошибся, ведь всякий раз высокий свет беловской поэзии, ассоциируется ли он с ярким огнем костра, разожженного на острове имени поэта, или исходящий от неугасимой
небесной звезды или даже из походного фонарика, с которым стихотворец и ныне продирается через природную и «народную» темноту к нашим Душам и делает их хотя бы на непродолжительное время более чистыми, более открытыми и доверчивыми.
«Высокий свет поэзии» - понятие как умозрительное, так и реальное. И пусть Анатолию Белову не удалось написать такое гениальное, всеосвещающее и всесогревающее стихотворение как «Русский огонек», как это сделал Николай Рубцов, но и у него имеется немало светоносных произведений, рассеивающих, как говорят, тьму над нашей любимой Россией. Прочтем стих «Родная грязь»:
Не видно гения
в краю невзгод.
Все дерзновеннее
молчит народ
Во тьму бессонную
обращено
зарей злачёное
моё окно.
В небесной роздыми -
вороний гам.
Путями звёздными
летать не нам.
Глазами детскими
лесных озер
ты смотришь, Родина,
на свой позор.
Спасут не идолы
ржаную выть.
Довольно издали
её хулить!
Быльё треклятое,
махнув грачам,
мужик на тракторе
запашет сам.
На избы крайние
перекрестясь,
целуем отчую
родную грязь.
Забудем Родину
всего на час –
и тьма кромешная
обступит нас.
Нет, далеко не сразу вышел Анатолий Белов из народной, провинциально-крестьянской грязи в литературные «князи». Начинал как поэт примерно так. Окончив семилетку в своей деревне, он как и многие его сверстники, в 1955 уехал в Ленинград, где проживала одна из его старших сестёр. Поступил в фабрично-заводское училище, потом служил в армии, далее - возвращение в Ленинград, работа мастером-обувщиком в объединении «Скороход». Стихи стал писать в армии, продолжил - будучи заводчанином. Вот отрывок из стихотворения «Двенадцать лет тому назад», датированного 1973 годом:
Я жил, как яхта на приколе
в плену безветренного дня.
Учителя в вечерней школе
не слишком верили в меня.
Я у доски стоял понурый,
с метаном путая метил,
но на урок литературы,
как на свидание, ходил.
Я повторял чужие строчки,
о неутраченном скорбя.
Я, как побег в осенней почке,
ещё предчувствовал себя.
Тогда же определилось довольно специфическое - пролетарское - место, которое он занял в ленинградской поэзии:
Опять не сплю до поздней ночи,
хоть завтра мне вставать чуть свет.
Среди поэтов я – рабочий,
среди рабочих я – поэт.
А между этими словами –
невыразимое пока,
как будто между берегами
неукротимая река.
 В который уже раз Анатолий оказался как бы на промежуточной позиции: «между городом и селом», между двумя огнями, между двумя берегами, на своеобразном житейском и творческом острове. Я уже пробовал в начале статьи поактивнее использовать многосмысловое определение «остров», вроде бы очень удобное для раскрутки, поскольку имеет в большинстве случаев округлую форму, но у меня не очень-то получилось. Нет, об островном, замкнутом или отшельническом стиле жизни поэта Белова говорить неправомерно, ведь Анатолий, несмотря на свое немногословие и тяготение к местам в литературной «тенёчке», во вторых писательских рядах, тем не менее был завсегдатаем шумных литературных занятий, творческих встреч, застолий. Даже поговаривали: «Не замечено за Толей отрицание застолий!».
Голова у этого улыбчивого пролетария «шурупила» правильно. На руки тоже было грех жаловаться. Если за свои производственные успехи получил орден Трудовой Славы 3-ей степени, то за стихи становился неоднократным лауреатом Всероссийских и региональных литературных конкурсов. Нет, Анатолий Григорьевич не замыкался на собственной персоне, не принимал позы непризнанного гения из калининской глубинки и «селигерской глубины», а постоянно был в гуще литературного и трудового народа, жил людскими чаяниями, много думал о городской и сельской жизни, о чем писал или стенал в своих произведениях. Послушаем такие беловские строки (из стихов разных лет):
Супеси да суглинки,
дедовская земля!
Справить по вам поминки
велено из Кремля.
Русские деревеньки,
отчая весь и выть!
Ни за какие деньги
вас не восстановить.
Божья ль сошла немилость,
вражья ль зачлась «гульба» –
тихо переломилась
крыша твоя, изба.
Скорбно иду деревней,
сам – и отец, и дед.
Тех земляков, деревьев –
четверти даже нет…
* * *
Бились о пристань баркасы смолёные,
зыбко чернея на светлой воде.
Ветром хвалёные, в зори влюблённые,
мы не гадали о дальней судьбе.
Слёзы сдержали нестарые матери,
вновь торопясь на колхозный покос.
До полустанка – на медленном катере,
дальше – под грохот вагонных колес.
Пыль вытирали газетой районною.
Кепкой махали перонной толпе.
И угощали домашней драченою
горькую пивших в соседнем купе…
Хотя стихи гражданского и бытового звучания являлись преобладающими в поэзии Анатолия Белова, встречались и стихи личного плана, любовные, чувственные. Например, стихотворение «Свет твоего лица»:
В сонный покой жилья
стукнусь порой ночной.
Милая ты моя,
трудно тебе со мной.
Горечи не таи,
глядя глаза в глаза,
держатся ли твои
алые паруса?
Птицами за моря
дни улетают прочь.
Милая ты моя,
как мне тебе помочь?
Годы - на перелом,
но позади не раз
счастье своим крылом
все же коснулось нас.
Новых разлук запас
выберу до конца…
Только бы не погас
свет твоего лица.
Многие произведения Анатолия Белова обладают доверчивой, сразу располагающей к себе интонацией. Они обаятельны, дружественны, светлы. От некоторых его произведений буквально исходят кружащие головы летние колдовские запахи:
…прозрев перед закатом,
болотные цветы
дурманят ароматом.
А одно из наиболее известных стихотворений Белова, талантливо положенное на музыку, - «Золотые плоды» вообще волшебным образом переносят читателя в чарующий мир милых сердцу деревенских ароматов, образующихся во время осеннего сбора яблок:
И в просторной избе,
покосившейся набок,
где столетник засох
и будильник затих,
будет негде ступить
от рассыпанных яблок,
будет трудно дышать
от плодов золотых.
Палитра красок, которыми живописал лирик, богата, стихи обладают определенным колоритом, ароматом, вроде бы все на месте: вкус, правильное ощущение слова и мастерское владение им, но всегда чувствовалось, что Анатолий не удовлетворен достигнутым, что его просто-напросто измотали бесконечные «ученические переклички» - особенно в поэмах - с великими Есениным и Рубцовым, что его постоянно одолевает «смертельно опасное» стремление найти новые поэтические пути самовыражения. Он пробует работать в новых ритмах, в непривычных размерах, добивается определенных удач и снова опробирует, исследует, испытывает, в том числе и читателя. Вот некоторые наиболее удачные примеры из его литературных опытов:
На равнине великой
в золотые часы
овиваются викой
молодые овсы...
или:
СТАРЫЙ ПАРОХОД
В памяти негасим,
в давешних временах,
имя неся « МАКСИМ»,
в брызгах и бурунах,
в волны зарывший нос,
вдоль рассекая плёс,
шлепает взад-вперёд
мельница наоборот –
старенький пароход...
Какова гримаса поэзии: обнаружить новации беловской поэзии в его же стихотворении с таким архаическим названием и смыслом!
Немалое значение придавал Анатолий присутствию в стихах не только удачной звукописи, но и точных образов, сравнений, тропов, например «настоянный на молниях чай», «рыбы бьются в озере, как колокола», «плечи чуткие щекочет «окуневая» трава», и наконец метафора, связанная с творчеством Сергея Есенина:
Шоссе осеннее продето
Сквозь города, где целый век
Стихи крестьянского поэта
Взрывает тишь библиотек!
А взрывают ли тишь хотя бы петербургских библиотек книги Анатолия Белова? Ни в коем случае! Потому что их там нет и в ближайшем буржуазном антинародном и русофобском времени не предвидится, что на стеллажах будут пребывать его талантливые произведения. На полках ныне - за редким исключением - демонстративно и дискриминационно выставлены красочные фолианты ВУМен (властителей и властительниц умов) сторонников капиталистического и частнособственнического образа жизни. Но будем надеяться, что как в тесном окружении могил петербургского Красненького кладбища вдруг обнаружилась могилка почившего поэта Анатолия Белова, так же и на библиотечных стеллажах займут свои законные места и его поэтические издания. На будущее желательно смотреть оптимистично, а в реальности постараемся почаще раскрывать беловские книги, перечитывать его народно-патриотические и в большей степени крестьянские стихи, делиться прочитанным как друг с другом, так и с подрастающим поколением, что очень важно.
При содействии друзей поэта и ценителей его творчества выходит книга «Анатолий БЕЛОВ. ИЗБРАННОЕ. Стихи и поэмы». В неё вошли произведения из книг: «Клик ястребиный», «Пятерица», «Озёрный дол», «Повечерье», «Безымянная ночь». Книги «Клик ястребиный», «Озёрный дол» и «Пятерица» сами по себе являются промежуточными вариантами избранного, причём первую составили стихи, вторую – баллады, а третью – поэмы. В эти книги было включено лучшие из книг: «Новый возраст», «Попутное счастье», «Зрелая радость», «Круг поднебесный», «До зимних седин», а также новые стихи и баллады.
Владимир Петрович Меньшиков родился в деревне Кеврола Пинежского района Архангельской области 8 сентября 1953 года. После окончания средней школы в г. Волхове Ленинградской области работал в лесоустроительной экспедиции, служил в СА. Закончил ленинградский пединститут имени А. И. Герцена, факультет истории.Член СП России с 1993 года. Поэт, прозаик, критик. Лауреат всероссийских литературных премий имени Бориса Корнилова и Александра Прокофьева (Ладога).
|
|
