Эмма МЕНЬШИКОВА

ПИСАТЕЛЬСКИЙ ДНЕВНИК
<<< Предыдущие записи         Следующие записи>>>

8 октября 2012 г.

ЮВЕНАЛЬНЫЙ КОНВЕЙЕР

На днях социальные службы Финляндии изъяли детей из очередной смешанной семьи с русской мамой – шестилетнюю дочь, двухлетних близнецов и новорожденного ребеночка, появившегося на свет всего неделю назад.

 

Отключиться от эмоций невозможно: если защита детей от насилия в семье заключается в насилии над ними государства, изымающего ребят с участием полиции, с применением наручников, со слезами и криками малышей и взрослых, не желающих расставаться, да еще и без предъявления причин и оснований для подобной экзекуции, то это уже не защита, а нападение.

И в первую очередь на психику детей, которые в считанные дни размещаются в приемные семьи, к чужим людям, где им словно по волшебству должно стать лучше и комфортнее.

В этой связи вспоминается случай, когда в одном из районов нашей области мальчонка лет пяти оказался в реабилитационном центре для детей и подростков в связи с тяжелой жизненной ситуацией, постигшей семью, а попросту – пьянством матери, ушедшей в очередной загул. И что вы думаете? Ребенок чуть не умер!

У него началась сильнейшая аллергическая реакция на моющие средства, на чистоту и порядок в центре, сопровождавшаяся тяжелейшей психологической травмой. Он стенал по матери, рвался домой – уже из больницы, где его едва привели в чувство. И это было не изъятие, а вынужденное помещение ребенка, оставшегося без присмотра матери, в социальное учреждение.

Когда мамаша пришла в себя, ребенка ей вернули – и надо было видеть, как он хватался за ее юбку, когда во дворе появлялись тети из соцзащиты для проверки условий, в которых содержалось дитё. Условия были аховые, не сравнишь с теми, что созданы в областных реабилитационных центрах, где и постельки чистые, и игр полны комнаты и холлы, где питание под завязку со всеми витаминами и сладостями: живи – не хочу. Однако там нет главного – мамы. А без нее ребенку и никакие игрушки не нужны…

Представляете, какой тогда шок испытывают дети, живущие в нормальных семьях, со своими строгостями и правилами, изъятые оттуда принудительно, с надрывом и плачем, только потому, что условия их семейного воспитания признаны чиновниками не соответствующими либеральным, свободолюбивым ценностям толерантного, терпимого к правам всякого рода меньшинств и извращенцев, государства?

Уже более пятидесяти детей русских матерей забрали из семей только в Финляндии. Особенно внимательно следят за ситуацией в семье, если женщина выразила желание или запланировала свозить детей в Россию. Даже общение с ними на русском языке вменяется матерям в вину как… насилие. Звонок бывшей супруги отца детей, как это произошло с еще одной семьей в Финляндии, может послужить поводом для изъятия детей. Возвращают их только через суд, и то немногих. То есть забрать можно своевольно, а отдать – лишь по решению суда. Который обычно назначается через полгода, а то и позже после скандального разлучения детей с их родителями, так много дел у тамошних судов. Еще бы, в маленькой Финляндии только в 2011 году было изъято из семей 18 тысяч ребятишек!

Это же прямо поветрие какое-то, эпидемия, особенно распространившаяся по северной Европе. Дания, Норвегия, Швеция, Исландия буквально кишат от насилия, судя по числу детей, которые отнимаются у собственных родителей и отдаются приемным. А те могут оказаться и однополыми, но это в гуманной Европе не преступление, не повод для ограничений или ущемлений со стороны государства. Это даже доблесть какая-то, геройство, можно сказать, которым кичатся на весь мир.

И это называется защитой прав детей? Да они, пройдя через такую мясорубку, или заболеют, или примут как норму столь бесцеремонное с ними обращение. Семья для них отныне будет значить не более чем место содержания. Общежитие.

Ради чего рушат в западных обществах семью как родовое, отчее гнездо, где и любовь, и ласка уживаются со строгостью и требовательностью, где учат и воспитывают, где внушают уважение к традиционному в семье укладу – с верой и языком предков, нравственными нормами и трудолюбием? Не ради ли нетрадиционных семейств, которые тщатся воспитать себе подобных? Свобода, брат, тешься, как хочешь?

Кто защитит в таких случаях детей от извращенцев, которые внешне вполне могут создавать впечатление либеральных родителей, понуждая чужих детей к исполнению своих прихотей? Кроме всего, существует мнение, что воспитание приемных детей, изъятых из родных семей, хорошо оплачивается. И это своего рода прибыльный бизнес: пособия на детей в Европе платят порядочные, при четырех-шести приемных запросто можно обеспечить достойную жизнь и своему отпрыску. Или даже двум.

Более того. В той же Финляндии, оказывается, находятся «предприниматели», которые за особую плату… похищают изъятых из родных семей детей. И «продают» их, таким образом, биологическим родителям, восстанавливая социальную справедливость. Так что изъятие детей поставлено, видимо, на поток, если на этом уже можно хорошо наживаться.

Да, есть у нас защитники европейских ювенальных технологий, обвиняющие семьи в ущемлении прав детей и настаивающие на введении ювенальных судов. Но зачем так уж нагнетать обстановку? И нормальные суды обязаны наказывать виновных в избиениях и других насильственных деяниях по отношению к детям – и не только. Что за ажиотаж именно вокруг детей?

Что за армия общественных надзирателей, вменивших в свои обязанности присматривать за семьями, вмешиваться во внутренние дела этого маленького государства, маленькой семейной церкви со своим уставом и своими отношениями?

А как же по поводу того, что в чужой монастырь со своим уставом не ходят? Почему граждане обязаны соблюдать законы страны, где они обретаются, а страна считает себя вправе не соблюдать законы семьи, нарушать ее территориальные и моральные границы и устои? И даже по праву захватчика уводить в полон самое дорогое, что есть у матери, – ею же выношенных и рожденных детей, когда и она, и ее ребятишки сопротивляются этому как могут? Когда нет причин и оснований для такого радикального решения?

Все критерии и термины размыты, законы об изъятии детей трактуются весьма субъективно. Но если общество столь щепетильно к положению детей, что же насилия там всё больше и больше, раз число изъятых из семей ребят с каждым годом увеличивается как раз в самых благополучных европейских странах?

Ладно, допустим у них там действительно такая обстановка, когда дети становятся источником существования и благополучия взрослых, которые, тем не менее, не создают для своих отпрысков достойной жизни, а то еще и насилие применяют. А мы-то тут при чем?! Все семьи на виду, законы есть, зачем нам специальная ювенальная юстиция для наказания за преступления, за избиения и пьянство, за отсутствие ухода и присмотра за детьми?

Что касается источников существования, то за наших детей родители получают от государства мизерные ежемесячные пособия. На каком тогда достойном содержании, уровне жизни детей может настаивать государство, угрожая их изъятием из тех семей, где этот уровень не обеспечен? Добавьте, вот и все дела.

Утешает, что на «финский синдром» в детском вопросе Россия реагирует вроде бы адекватно. « Финская система защиты детей не предлагает альтернативы в кризисных семейных ситуациях. Изъятие детей – опасный ювенальный конвейер. Российским семьям с детьми крайне опасно оставаться в заложниках финских социальных служб», – прокомментировал ситуацию уполномоченный при Президенте РФ по правам ребенка Павел Астахов.

И далее: «Россия всегда предлагает сотрудничество и взаимопомощь финским властям в вопросе защиты прав детей. В ответ – постоянные отказы от соглашений, переговоров. Мы должны найти способ убедить финские власти в необходимости диалога с Россией по вопросам защиты детей и добиться подписания двустороннего соглашения. При отказе от переговоров Финляндию следует объявить страной опасной для жизни иностранных (российских) семей с детьми».

Такая позиция достойна уважения. Однако как тогда понимать принятый на днях законопроект о социальном патронате, который наша Госдума одобрила в первом чтении? Выступая двумя руками против западной системы ювенальных технологий, мы тут же бьем себя по этим рукам, идя следом за Европой в «детских вопросах». Остался один «штрих» – ювенальные суды, которые пока не удалось ввести благодаря сопротивлению Русской Православной Церкви и широкой общественности.

Но вот буквально сегодня в Интернете появилась новость, что председатель Совета Федерации Валентина Матвиенко выступила с неожиданным заявлением. «Я категорически против введения в России ювенальной юстиции, исходя из традиций нашей страны, – заявила она журналистам.

«Думаю, что причина этого заявления в том, что многочисленные протесты все же дошли до Президента, и решение было принято им», – прокомментировал это выступление протоиерей Максим Обухов .

Что ж, тем лучше. Должны же мы, наконец, показать миру, что своих детей чужим дядям и тетям отдавать не намерены.

 

7 октября 2012 г.

ДУРА

Недавно произошло радостное для меня событие: Оля вышла замуж. Нет, она не моя родственница, и даже не близкая знакомая. Это просто несчастная девочка, которая очень хочет быть счастливой…

 

Родилась Оля в старинном русском селе когда-то Елецкого уезда. Красивейшее село со своей знатной биографией, родина царского поэта Сергея Бехтеева, о которой он грезил в своем изгнании до самых последних дней жизни...

Но бедой девочки стало не село, а семья. Пока Оля была маленькой, она, конечно, ничего не понимала. Но с самого детства ей суждено было стать белой вороной, чужой среди своих. В свое время я даже думала, что лучше бы ей тоже родиться дурочкой, как ее мать и сестра. К дурочкам, блаженным, юродивым в деревне всегда отношение доброе, участливое. Оля родилась умной, поэтому ей досталась горькая, полная испытаний судьба…

Мы познакомились с ней, когда она уже была подростком – ранимым, колючим, недоверчивым, обиженным на весь мир. Еще не зная истории ее рождения и воспитания, я была посвящена в историю ее сложных отношений с селом и школой. По ее рассказам выходило, что в селе нет ни одного стоящего человека, кроме ее папы. Сверстники умеют только пиво пить и зажиматься по углам. И виноваты в этом взрослые, их родители.

Матери вечно заняты, им не до детей. То сплетничают у забора или в магазине, то на работе пропадают. И ладно бы они трудились ради хлеба насущного или образования детей. А то ведь красятся, наряжаются, тратят деньги на сигареты и вино, новую мебель и новую машину, хотя и старые еще вполне могли бы послужить. Мужья у них под каблуком, и тоже работают. Если не пьют. В любом случае они предпочтут рыбалку, футбол, встречу с друзьями, а дети растут сами по себе. Вместо того чтоб сызмалу на огороде сорняки дёргать, картошку тяпать, по дому помогать – бездельничают, шляются по улицам…

И в школе вместо того, чтобы учиться, балду гоняют, дразнятся, любовь крутят. А летом их – в лагеря, в санатории, словно они устали очень или совсем больные. И что, шестнадцатилетние детишки будут режим соблюдать, после обеда в кроватке спать? Нет, они там клей нюхают, травку курят, водку пьют, романы крутят. Полуголые пляшут на дискотеках, тискаются...

Но это всё, так сказать, общие обвинения. К своим, деревенским, у девочки был особый счет. Но пора уже сказать о том, как получилось, что Оля невзлюбила своих односельчан, одноклассников, соучеников, учителей, что она ненавидит свою мать и всех, кто пытается поучать ее, воспитывать, стыдить и так далее. И начать придется с тех пор, когда ни Оли, ни ее младшей сестры Даши на свете еще не было. Их будущий папа приехал в Липовку из Ельца. Он был учителем. Почему он променял город на село, никто доподлинно не знает. И все остальные его поступки продолжали вызывать недоумение и пересуды жителей.

Самый странный из них – женитьба. Избранницей его стала женщина на селе известная, а попросту – деревенская дурочка. Незлобивая, простодушная, она жила тем, что люди дадут, чем приветят. Пока на ней не остановил свой выбор учитель. Вряд ли он не понимал, кто перед ним. Однако из этого беззащитного, Богом отмеченного существа он стал «лепить» человека разумного, что по определению не могло увенчаться успехом…

Он требовал от нее того, что она не могла, не умела делать: вести хозяйство, готовить, стирать, убирать, воспитывать детей. А она брала малюток и бродила с ними по деревне, как делала это всегда до встречи с мужем. Побиралась, гуляла, вела образ жизни, естественный для ее натуры, ее умственного уровня и развития.

Он учил ее, воспитывал, даже бил, ничего не помогало. И тогда он выгнал ее из дому. Я разговаривала с этим нескладным, забитым существом – мамой Оли. И поняла, до какой степени девочка должна была стыдиться своего происхождения, как ранило ее каждое брошенное слово. Отягчало ситуацию и то, что младшая ее сестра тоже неполноценна. Итак, они с папой остались вдвоем противу всего мира.

По его настоянию Оля с восьмого класса не ходила в школу. Папа из-за конфликтов и скандалов тоже уволился из школы. И обучал Олю на дому. Потому что делать ей в школе нечего, рассказывала она, когда мы с ней познакомились. Ведь математикой они с папой уже по программе вуза занимаются, папа же обучает ее английскому.

А в школе каждый день что было? То драка, то ссора. Ну не могла Оля терпеть, когда ее ни за что обижают. И папа всегда за нее заступался. А когда он рассердится, с ним лучше не связываться, это все знают. И в школе даже рады были, что папа перестал там работать, а Оля – учиться: кому охота попасть под его горячую руку. И Оля не жалеет, что перестала ходить в эту дурацкую школу. Да и чему там научишься, у этих учителей? Они давно забыли, чему и как учить, урок проведут – и ладно. И все довольны: кому в глухой деревне какие-то знания нужны? Одной Оле с ее папой? Они смотрят на нее как на сумасшедшую, своим дочкам запрещают с ней дружить, жаловалась девочка. Больно надо. Будет она с ними водиться. Только и ждут, чтобы ей навредить, наговорить на нее всяких гадостей: знают ведь, что им поверят, а ругать будут её, Олю. Потому что она злая, грубая, невоспитанная и вообще – чокнутая: так все они считают…

Много обид накопилось в душе у девочки. Особенно больно было, когда дети в школе обзывались, дразнили мамой-дурой – и однажды она не выдержала, схватила вилы и ринулась на обидчиков. Ох, и перепугались они. И её же виноватой сделали. А потом стали называть дурой и её, Олю! Которая умнее их всех!

Папа растил себе единомышленницу и поощрял её самонадеянность, сеял недоверие и нелюбовь к людям, не учил ее прощать и жалеть, восстанавливал против матери, против жалельщиков и защитников убогой женщины.

И в то же время воспитывал упорство, целеустремленность, трудолюбие, желание доказать, что никакая она не дура, что она на многое способна. Сам строил дом – маленький, в одну комнату и кухню, но кирпичный. Жили хозяйством, пасекой, скудно, без газа и даже электричества, но когда свет, с помощью местной власти, провели в их дом, он первым делом купил хороший телевизор и поставил мощную антенну, чтобы принимать программы на иностранных языках…

Ведь Оля мечтала стать переводчицей, чтобы уехать за границу, где никто и никогда не попрекнет ее мамой, не обзовёт дурой. Она уже свободно, без словаря читала английскую прессу, книги, которые добывал ей папа в Ельце и Липецке. Честно говоря, во все эти мечты и потуги верилось слабо. Хотя бы уже потому, что девочка бросила школу, что она вряд ли освоит все предметы под руководством папы, каких бы семи пядей во лбу он не был.

И потом, как она встроится в социум, в жизнь, в которой видит только врагов и недоброжелателей? Она привыкла жить по папиным суровым, если не сказать волчьим законам. Но не будет же он вечно стоять у нее за спиной.

Воодушевляла ее любовь к животным – собаке, кролику, которого они держали в хозяйстве не для мяса – а для дружбы…

Кроме того, папа готовил-таки Олю к реальной, самостоятельной жизни: учил ее готовить, варить варенье, стирать, наводить порядок, она даже салфетки научилась вязать! Но как преодолеет она барьер на пути к людям? Почему в деревне, в школе никто не посочувствовал девочке? Неясно. Оля так ожесточилась, конечно же, с папиной подачи. Но и никто не доказал ей, что папа неправ.

- А вы знаете, что они собаку мою отравили?! Что смеялись надо мной, когда я плакала?! – с обидой кричала она. – А как они шипят, когда я мимо прохожу?! У виска пальцами крутят?! А мама?! Правильно ее папа выгнал, я ее ненавижу! Да я бы их всех убила, всех! - горько зарыдала она, прижимая к тельцу своего совершенно ручного кролика…

К сожалению, и от умудренных жизнью людей, местных жителей, учителей я не услышала ничего доброго о девочке. Грубая, раздражительная, никого не уважает, не почитает, высокомерная и так далее. Оставалось поговорить с отцом.

- Вы что, писать о нас будете? – спросил он настороженно.

- Да не знаю. Просто хотела понять, почему девочка так обижена на весь мир, на людей? Почему в деревне ее так не любят? Почему вы настраиваете ее против всех, против матери?!

- Мать?! Так она же ду-у-у-ра! Понимаете, дура!!! – задыхаясь, прохрипел он…

И, резко развернувшись, жалкий, согнувшийся, в чем-то мешковатом, блеклом, побрел по осенней грязной дороге к своему нескладному, как вся его жизнь, дому. У калитки ждали девчонки: единственные существа, которым он, несмотря ни на что, был нужен. Оля поглядывала на отца робко и боязливо. Он же думал о чем-то своем, молча и хмуро запер калитку, щелкнул замком одной двери, потом другой, звякнула щеколда – и в доме всё затихло.

И вот через год-другой узнаю, что Оля ездит в Липецк в вечерне-заочную школу! Значит, девчонка будет сдавать экзамены на аттестат. Она их и сдала. Потом поступила на подготовительные курсы. Еще через год стала студенткой Липецкого педагогического университета. Она раздумала быть переводчиком, учится на… журналиста. Думаю, что не без моего влияния…

Кстати, она пишет хорошие рассказы. Пока о животных: еще не готова писать о людях и о себе. Но девочка растет, меняется. Она стала более раскрепощенной, свободной, мягкой. Перестала сутулиться и сжимать плечики, открыла лицо, на которое раньше ниспадали пряди тяжелых волос…

Оля уже на третьем курсе. С лета ей за успехи в учебе и спорте назначили повышенную президентскую стипендию в восемь с половиной тысяч рублей. Вместе с обычной она теперь получает 10 тысяч рублей в месяц. А неделю назад она вышла замуж!

Она осознанно (не отцов ли пример был ей горьким уроком?) искала себе хорошего, надобного ей человека: чтобы не пил, не курил, был умен и образован, стремился создать семью, был ответственным, порядочным, умел принимать решения, думал бы о будущем. Она считает, что ее Сергей именно такой. Они уже мечтают о детях.

А я смотрю на нее, радуюсь – и боюсь. Ей на роду была написана горькая судьба. Отец выбрал ей в матери неполноценную женщину. Сейчас он торопит с внуками. Хочет убедиться в своей правоте? Или потерпеть глобальное поражение? И что делать девочке, обреченной на последствия его сумасбродного выбора, причины которого известны лишь ему одному? Странная история. Заставляющая задуматься о том, что всё имеет свое продолжение…


Комментариев:

Вернуться на главную