|
ДУША-ПЕЧАЛЬ
Печаль души во мне заключена.
Зову её: в уединенье сада
Пойдём смотреть на диво звездопада,
Там блещет легендарная страна:
Небесное златое Эльдорадо.
Ну, признавайся, что опять не так?
Молчальница моя, прошу, откройся!
Глянь, семизвёздный наклонён черпак:
Небесным молоком его умойся
И созерцай величие Плеяд.
Я, как всегда, начну марать бумагу.
Потом сжигать… Вниманья на писаку
Не обращай, а там, где дремлет сад,
В кустарнике, есть гнёзда неких птиц
С непостижимой скоростью полёта…
Но у печали лишь одна забота:
Чтоб ложку дёгтя в мой бочонок мёда –
С невинным взмахом крашеных ресниц.
Ах, как с чабром великолепен чай!
Он, почитай, на уровне врача
Плотских недугов разнородье лечит.
Но ненароком даже врач калечит.
И вот уж поминальная свеча…
Адажиетто Малера звучит…
Бренчат в холщовой сумочке ключи
От старого заброшенного дома,
Там, на горе, в районе Танкодрома…
Метро за пять минут туда домчит.
Уйди! – Печали тихо говорю.
Она с усмешкой смотрит на меня:
По жизни мы с тобой – ноздря в ноздрю.
Садись, мне отвечает, у огня…
Присяду. С ней неразделимы мы.
Шаль на двоих в угрюмости зимы.
И я почти поверила в придумку,
Что будто бы «печаль моя светла…»
На землю толща снежная легла,
А мне – лишь на плечо закинуть сумку…
* * *
Долгое лето. Балкон.
Вознесенская полночь.
В небе оранжевой точкой
застыла звезда…
Смотришь туда, и в душе
растворяется горечь,
И опьяняет дыханьем
цветов резеда.
Ходят кругами
созвездия по небосводу:
В эти часы воцаряется
мертвенный сон.
Звери лесные выходят
из нор на охоту,
Я выхожу из ущелья
жилья на балкон.
Тишь и покой.
Улеглись и тревоги, и страхи.
С ночью волшебной
мы снова молчим до утра.
Так и стою в васильковой
исподней рубахе,
Светом серебряным
вся облита из ведра…
Будет предутренний сон мой
и крепок, и сладок.
Рано ложиться –
не мой санаторный режим!
Вот и зари намечается
робкий зачаток,
Шаркает ранний сосед
по щербатой брусчатке,
Дверь открывая в сарай
с оглушительным визгом пружин.
* * *
Если невесть откуда придет беда –
Ссоры, обиды претензии – кто их вспомнит?
Чаша терпенья, стало быть, не испита,
Надо бежать скорей из интерьеров комнат.
Восемь пролетов, чуть ли не кувырком,
Голову – под струю: воздуха ли, дождя ли…
За полотном двери, выкинутым рывком,
С красным крестом фургон – автомобиль печали.
Операционная. Ты отключён.
Над ледяным столом бестеневой светильник.
Я в коридоре. То знобко, то горячо,
Глотаю валериану, глицин, пустырник…
Время стекает, вязкое, словно мёд.
Нехотя, медленно, еле живое, длится.
Свод потолочный, покачиваясь, плывёт.
В масках до глаз, проплывают чужие лица.
Ты на каталке под простынёю спишь.
Следом – чинить другого: трудится хирургия!
Станешь ты плакать, взрослеющий мой малыш,
Лишь ослабеет действие анестезии.
Время врачует боль, скругляет углы.
Чашу терпения пить нам дано навечно.
Кости срастутся, и снимутся «кандалы».
Всё, мой родной, проходит. И это пройдёт, конечно.
* * *
Казань моя! Неласковый ноябрь
Замёл под крыльца мусор листопада,
Не шуточна уже его прохлада,
И темными ночами канделябр
Луны угрюмо тускл и грустен…
Давай сегодня мы печаль отпустим,
И бессловесных без абракадабр
Пойдем, (ведь слов набор не важен,)
Смотреть на живопись мостов и башен…
Сквозь морось утра, что ни говори –
Изысканное зрелище и чувство.
Уметь смотреть и видеть – в том искусство.
Душа моя, любуйся и замри!
Пройдем с тобой по саду Эрмитажа,
И по Лядскому садику пройдем.
Спокойствие неяркого пейзажа
Под непрерывным точащим дождем
Во мне такой же тишью отдается,
И мысли сокровенные тихи.
И вновь, неугомонной, мне неймется
Рождать на свет осенние стихи.
О, праздник жизни, этот дар бесценный!
Внимаю и дождю, и ноябрю.
Мой город, я давно тебя люблю!
За день, за час, за миг благословенный
Благодарю, Казань, благодарю!
СЕНТЯБРЮ
И снова дождь, и снова скорый вечер.
Понурый сад, угасшие цветы.
Я зябкие укутываю плечи.
Как хороши осенние холсты:
Белесый сумрак гуще и мокрее,
И не дождаться поутру тепла.
Не проскользнет в балконной галерее
Сиротский луч на зеркале стекла.
Но сентября приветствую проделки:
Он молод, и к тому же озорник!
То на пол семена смахнул с тарелки,
То зашвырнул в мангал мой черновик.
Он куртку мне раздует парусами
И выгнет допотопный черный зонт.
Мы с ним вдвоем янтарными лесами
По тропам, уходящим в горизонт,
Уйдем, неисправимые бродяги,
Искать брусничных россыпей места.
Усталость растворит глоток из фляги:
Как влага родниковая чиста!
Мой деревенский щёголь, гость желанный!
Лишь август отгорит, и в аккурат,
Слегка замешкав, утром осиянный,
Пшеничной шевелюрою космат,
Является сентябрь. И…зацветаю!
(У каждого своя пора цвести!)
Галчат окрепших суетная стая
Летит на зёрна у меня в горсти.
|
НА ХОЛМЕ
(К картине Л.М. «Мать и ангел»)
Она молиться сюда пришла
О сыне блудном, своей кровинке.
В сожженном сердце одна зола,
В глазах сухих ни одной слезинки.
И вот, не дойдя до конца псалма,
Почуяла будто бы всплеск крыла,
Прикосновенье к ее косынке:
С лица сошла, вся белым-бела.
Стоит, ни жива, ни мертва сама:
Платочек белый, до полу юбка.
А под ногами цветов кайма,
И словно парит на краю холма,
И кто-то тихо на плечи хрупкие
Ей длань эфирную возложил…
Душа ее, как в силке голубка:
Трепещет, бьется и нету сил.
Оборотилась, и – никого!
Тропа, заросшая травным сором,
Одно перо заплелось в котором.
Кто обронил, из крыла чьего?
И укреплялись в ней дух и плоть
От осознанья: не одинока!
Ей утешенье подал Господь,
Узрев печаль вездесущим оком.
***
«Се, гряду скоро…»
Откровение святого Иоанна Богослова
То день, то ночь. От сотворенья мира
Идем по восходящей до черты.
Не сотвори в душе своей кумира
И планов нескончаемой тщеты
Не строй, живя как будто день последний
Из причитающихся дней – любой:
В отечестве своем, в стране соседней
Раздор вскипает злобою людской.
То ночь, то день. Песочницу часов
Владычная рука перевернула
В мильонный раз, и эхо голосов
Ослабевает в нарастанье гула
Из чрева воспаленного земли…
Предчувствие вселенского испуга…
Божественному голосу внемли,
Пока ещё бетховенская фуга*
Звучит, пока шевелятся уста,
Шепча слова библейского канона…
Но время вышло…Келия пуста.
Уж слышен звук ремённого хлыста.
Временщика роскошная корона
Лежит в пыли. И женщин, и детей,
Мужчин и стариков людское стадо
Бредёт. «Воды отравленной не пей
Ты из копытца, Ванечка, не надо!»
Кто гонит их? (Молчание ягнят…)
И ни словечка, вздоха или стона.
Перед собою их потухший взгляд
Идут без остановки отрешённо.
Всё гарь да сушь. Растрескавшийся грунт.
Ни ручейка, ни влаги с небосвода.
Неведомо, куда они бредут,
Не вспоминая племени и рода…
_______________
* Большая фуга Бетховена для струнного квартета.
* * *
Валентине З.
Шельмует зима, в плен проворно беря города:
То всё заморозит, то южным дыханьем оттает.
И вновь на карнизе – шипов ледяных «борода»:
Игольчатой щёткой над скользкой тропинкой свисает.
А ты молодеешь зимой, и с приходом её
Пушистому, белому, снежному сердце дивится.
Картонным листом на верёвке застыло бельё.
Ты в курточке красной с крылечка нисходишь, девица.
И финские палки с собой на прогулку берёшь:
Дербышинский лес проутюжить от края до края.
А воздух так сладок и так несказанно хорош,
И солнцем полна распахнулась его кладовая.
Вернёшься усталой, прикроешь очей синеву,
Привидятся в дрёме друзей развесёлые лица.
Проснёшься и вдруг за окошком увидишь Зиму:
Палитра в руках, на плечах – голубая куница.
Та дева – красы неземной. Жемчуга и парча.
И вряд ли дала посмотреть на себя невзначай…
Начни же творить! Вот и рифмы летят к очагу,
Искрясь в свежевыпавшем пышном казанском снегу.
И ты их, как бусы, на нитку нанижешь, сестрица!
Декабрь, обессилив, спокойно слагает права,
И мелются медленно дней золотых жернова,
Но нынче – рожденье твоё! И слеза на ресницах…
27.12.2021
СНЕГ
Он сгладил все наружные углы
И заровнял бетонные ступени,
Но чуть видны девчоночьи колени
Сирени молодой из-под полы
Боярского роскошного тулупа…
В обилии снегов морозить ноги глупо:
Сахара снега там, где был газон.
Чабаньи шапки в разветвленьях крон.
Снега – куда ни глянь. Пробился лось
Сугробами на краешек селенья:
Их нынче тут немало развелось.
Насущное готовит угощенье
Лесник Егор, заматерелый спец,
Он щедро сыплет соли в солонец:
Самцу растить рога, лосихе – плод.
И вновь угодий совершён обход.
А в прошлом годе к нам, ни ждан, ни зван,
Пожаловал огромнейший кабан,
Но со своим питомцем-доберманом
Прогнал его наш местный ветеран.
Живём-не тужим, на подъем легки,
Пусть рядом – ни ручья и ни реки,
Зато какие царские посадки!
Грибной не избежишь ты лихорадки:
Дожди пройдут, и двинем напрямки.
Село моё, от города вдали
Ты немощную душу исцели:
Она взята тобою без остатка.
И чуден каждый миг сияньем дня,
А ночью убаюкаешь меня.
Так сладко спать, когда горит лампадка…
А снег меж тем без устали валит:
То манна животворная обильно
Идёт с небес, и хочется молитв,
Чтоб злак возрос, наполнилась давильня,
И влага землю напитала вновь.
(Ты семена ко времени готовь!)
Посеешь их – проклюнется любовь
И возрастет, извечна и всесильна!
|
