| |
***
Быть урожаю, хлебу дёшеву,
Прибыткам к радости большим –
Снег лёг на землю незамёрзшую.
И сразу толще, чем в аршин!
Над кривичами и полянами,
Плутающими сорок лет,
Он сыпался небесной манною,
Чтоб превратиться летом в хлеб.
Над чудью чудной и над мерею,
Над черемисью и мордвой
Кружился снег с благим намереньем
Стать пищей и живой водой.
Ещё не тронутый полозьями,
Любовный не сдержав порыв,
Он от зимы упрятал озими,
Закутал тёплыми пары.
Снега с небес сошли без шороха
Поверх незамершей земли;
Подобьем зернового вороха
Сугробы частые легли.
Им – стать травою перед Троицей
И яблоки налить на Спас!
Так у зимы в России водится –
Одаривать заботой нас!
Мы на события не бедные –
В стране бессменна «смена вех»…
Но мудрый снег про то не ведает –
И радует равно нас всех.
***
Тётя Оганя ждала дядю Лешу с войны.
Весть не благая пришла, что пропал он без вести.
Может, вдова, ожидала она, как когда-то – невестой
В пору свиданий – ждала дядю Лешу с войны.
«Может быть, просто заглох у него пулемёт…
Из окруженья – штыком, но к своим он уж точно прорвётся.
Ждут его дети и я – обязательно, значит, вернётся.
Дел – эвон сколько! Фашиста вот только добьёт…»
Было три брата, взваливших военную ношу,
Кто по-крестьянски Европу лопатой сапёрной вспахал.
Двое вернулись: мой тятя, потом – дядя Троша,
А дядя Леша – брат средний – «без вести пропал»…
(А прямым ходом на небо «пропасть» могла просто пехота –
При прямом попаданье снаряда, увязнув в болоте.
Был солдат на земле, да в секунду родного не стало…
Потому и «пропал», чтоб без вести страна не пропала!)
Тётю Оганю солдатку ни разу не видел я хмурой,
Хоть детям «пропавших» подмоги не ждать от страны.
Так, безотцовщиной, выросли Вася и Нюра –
Тётя Оганя ждала дядю Лёшу с войны!
Послевоенный, я к ней относился с любовью,
Хоть и узнал, может быть, в классе третьем уже,
Что её муж – дядя Лёша – мне дядя по крови,
Тётя Оганя не меньше родная – родня по душе.
В те поры посещала нечасто дома наши роскошь,
А по правде сказать, вовсе было ей не до села.
Но в семье нашей, как и в семье городской дяди Троши,
Тётя Оганя всегда главной гостьей, желанною гостьей была.
Много лет миновало с Великой народной Победы.
Не приходит вестей о «пропавших» ни с чьей стороны.
Выросли тётины внуки, по фото лишь знавшие деда,
А тётя Оганя ждала дядю Лёшу с войны!
Я слыхал, дядя Леша был в юности тих и по-девичьи скромен…
«Неизвестность» солдата какой подтвердит документ?!
Может, именно он у Кремлёвской стены захоронен –
И приносит цветы ежегодно ему президент?
Не прислали других извещений в казённом конверте.
Да и я не сказал своей тёте за множество лет:
«Тот, кто душу за други своя отдавал, несомненно, бессмертен.
А у Бога без вести пропавших поистине нет».
И всё кажется мне: в предсказанье не слишком рискую:
Моя тетя Оганя заслужила надежду свою:
Дядя Лёша дождётся её – как жену, как святую
(Как и он!), в уготованном Богом раю.
НА МЕСТЕ РАЗРУШЕННОГО ХРАМА
Почти до начала шестой пятилетки
Тут в небо неслась вдохновенная речь.
Здесь Богу молились счастливые предки,
Мы — место обходим, чтоб туфли сберечь.
И, точно земли незажившая рана,
Провал котлована — и пусто кругом,
Но воздух хранит очертания храма,
Пойдёшь и упрёшься в незримое лбом.
Однажды поверя в нелепую ложь,
В красиво слепящих «научных» убранствах,
Бездумно рванешься в пустое пространство —
И вскрикнешь от боли, и лоб расшибёшь.
СЕЛО ПИОНЕРСКОЕ
То не одурь широких масс
И не в небо дыра отверстая –
То поодаль от главных трасс
Видно честное Пионерское.
В чём же честность отметил взгляд?
В том, что ни золотых, ни каменных
Не воздвигло оно палат
От трудов, как и прежде, праведных.
Комом в горле мой вздох остыл,
И оттаял, и… провалился:
Ведь и я пионером был,
Звонким горном своим гордился!
Может, ангел мне так помог,
Что увидел с широкой улицы:
Белый шифер её домов
Так стесняется, что… волнуется!
Коммунизма в селе не ждут,
Но в погожие месяцы летние
Пионерская зорька тут
Дважды в сутки горит, приветливо.
Не ввязавшись ли в давний спор
С перестройками самыми разными,
Красным галстуком этих зорь
Солнце с небом село повязывают?
Хорошо, что ты в мире есть!
Доверяю тебе всем сердцем я.
Окажи же приветом честь
Ты мне, честное Пионерское!
Уважая стезю твою,
Зной и ветер вокруг не зверствуют…
Не забуду тебя, даю
Слово честное пионерское!
БЕЛЕНЬКИЕ*
Рыбаки здесь стройны, а у жён на глазах – поволоки,
И ковчеги баркасов — расписные, как древле ковши.
Над икрою зари облака разбросали молоки,
А в воде серебра — будто в ложке старинной лапши!
Здесь над берегом воздух — хмельная медвяная брага.
Та, что вышибла дно у бочонка, хозяев прождав.
Я в ладони ловлю дорогую небесную влагу.
Капли — это мальки не дозревшего малость дождя.
Я от камня пойду… и направо, и прямо, и влево —
Равно гибельны все, равно счастливы эти пути.
Но зелёных заборов сплошной и пленительный невод
Никогда мне не даст никуда от надежды уйти.
Не устанет сиять эта тихая скромная радость.
А наступит беда к восхищенью державных шутов,
Так деревня сия, как сестра, как жена Китежграда,
Тихо в Волгу сойдёт от сорома земных омутов.
______
*рыболовецкое село в Саратовском районе.
***
Я познать сокрытое задумал –
И теперь легко сказать могу:
«Не волшебно чудо стеклодувов
По сравненью с дивом на лугу.
Вот она – великая сноровка
В сотворенье лепестковых звёзд!
И под каждой звёздочкой-головкой –
Трубочка-халява в полный рост!
Вот же: напролёт вторые сутки,
Влаги не страшась и темноты,
Кто из-под земли сквозь эти трубки
Выдувает дивные цветы?
А цветочный сообщает запах:
«Нам (и это, несомненно, так!)
Мать – сыра земля, а солнце – папа.
Может, нам и человек не враг?
***
Случилось утро влажное и хмурое,
Но радость при любой погоде есть:
Уже сирень, пока зелёно-бурая,
Старательно пытается расцвесть.
Ей через трое суток стать красавицей
И зелень веток заслонить почти.
А крестики пока что вылупляются,
А кисти ещё сжаты в кулачки!
Возникнет совершенство лишь в борениях.
Не яркий цвет их – скромность, не каприз.
Их будущая чудная сиреневость –
Скрываемый до времени сюрприз.
Мол, не взыщите, дорогие зрители,
За столь необычайно тусклый вид!
(Секрет полишинеля восхитителен,
Наивней детских пряток и смешит.)
Не в самомненье возникал – в приветствии
Кистей, намеченный в набросках, скромный вид.
В природе это главное – ответственность!
Обязанность её – прекрасной быть.
***
Благовещенье – выпустить «зека»
На свободу. Она человекам
Ну не меньше, чем птицам, нужна!
Вспомним: пушкинский узник в темнице,
Созерцая, завидовал птице.
Эта правда – на все времена.
Возразите мне, гневом палимы,
Что, мол, птицы пред нами невины,
А преступники – всякому зло.
И уж если избавиться сложно,
Для народного блага возможно
Их хотя бы… уменьшить число.
Безопасней на воле, коль скоро
За решёткой убийцы и воры;
И… людей из них сделает труд!
Но, наверно, хотя и не святы,
Не во всём же они виноваты!
А судить – не попасть ли под суд?!
Как нас радует весть о поимке!
О «посадке» в острог «проходимцев»
С чувством радости слушаем мы.
Благовещенье. Радость сегодня:
Мы от смерти, конечно, свободны,
Но ничуть – от сумы и тюрьмы.
* * *
Было немало обещано,
Выпал же жребий иной.
Мир раскололся, а трещина –
Между тобою и мной.
Ветер, остуженный лужами,
Гонит листву, как мышат.
Высшая мера присуждена –
Жить и тобой не дышать.
Ночью дышать возле берега,
Будто нет дела нужней,
И улыбаться потерянно
В кислые лица дождей.
Спрячет красивую умную
Времени дымная даль.
Ради свободы придуманной
Счастья, конечно, не жаль…
***
Позади любовный морок,
Впереди – судьбы изъян,
Слева сумеречный город,
Справа – Волга-океян.
И отрада, и леченье,
Даже счастие почти
Супротив ея теченья
Верноподданным идти.
И одобрит листик ржавый,
Чуть коснувшийся руки:
Умилительна державность
Век трудящееся реки.
Из-за тучки месяц взглянет –
И сияньем намекнёт,
Что потонет в океяне
Суета моих забот.
|
АРИАДНА
— Ариадна, просить неловко…
Просьбу чувствую, как вину…
Будто тонущему веревку,
Брось мне ниточку в глубину.
Мне пойти к Минотавру надо —
Я ли честь свою уроню?
Ты зачем же мне, Ариадна,
Ноги спутала, как коню?
— Ах, оставь этот детский лепет.
Не бесхозный ты, не ничей!
Не крепки гименеевы цепи —
Нить, мной свитая, попрочней.
И спасительному наитью,
Как Кассандре, скорей поверь:
Мы одною повязаны нитью, -
Ты ПРИВЯЗАН ко мне теперь!
— Ариадна!.. Сшивая сети,
Рану сердца, порез ноги…
Все ж бесценную нитку эту
Израсходовать не моги!!
Я пущу с молотка пожитки,
Склонен рубище распустить,
Соберу хоть с мира по нитке —
Мы совьем ариаднину нить!
В лабиринтах из маринадов
Не найду тебя, хоть убей!
— Где же нить твоя, Ариадна?
— Я связала свитер тебе.
***
Н.Г.
Листьев лепет мелодию лепит,
И над ней проплывает порой
Чуть тревожный в наивности трепет.
Липа в листьях — живая, как рой.
Я не думал, что с женщиной умной
К этой музыке мне по пути.
Ты войди в этот липовый сумрак
И надолго его освети.
Пусть давно отцвели уже груши,
Но, как в море, зайди в зверобой.
Так вот входят в заблудшие души,
Чтобы их повести за собой.
Мне и липам от радости больно.
А когда ты отсюда уйдёшь,
Знаю, лес зашумит недовольно —
И проймёт его зябкая дрожь.
И простившись со стаей утиной,
Как хозяюшка, осень вздохнет,
И в роешницу из паутинок
Листьев рой золотой отряхнет.
ДОН КИХОТ
Все читали мы рассказы
Про достойнейший поход,
Где накрылся медным тазом
Храбрый рыцарь Донкихот.
Слыл он добрым, слыл он грозным
И любим повсюду был –
От Севильи до Тобоссы,
От Ламанчи… до Курил.
Уж конечно был немалым
Полководца в нём талант,
Раз из клячи в Буцефала
Превращался Росинант!
Так прославьте, меч и струны,
Как вам совесть повелит
Дульцинею, то есть Дуню –
Лучшую из сеньорит!
Жаль, что мы всегда «при деле».
Отчего же мы не с ним?
Неужели ж, неужели
В поле воин он один?
В направленьях ошибался,
Тщетно рвался напролом,
Но всегда везде сражался
С заскорузлостью и злом!
Дон Кихот – он, где бы ни был,
Но за честь впадал в экстаз.
И над ним сияет нимбом
Этот самый… медный таз…
РЕКА ЖИЗНИ – ШАРАШЛА
Н.
Хотя и прежде не терялись,
А всё ж друг друга мы нашли,
Когда (в раздельности) гуляли
В лугах у речки Шарашлы.
Не романтичней ли влюбиться
Не в Петербурге, не в Москве –
Среди купав и чемерицы,
На малахитовой траве?!
На цыпочки привстав, избушки
Двух сёл с нас не сводили глаз.
И ласточки-береговушки
Махнули крыльями на нас.
И от села к селу катились
Молва и волны, слухи шли…
И нашей встречею гордились
Костеево и Шарашли!
Но дни… касатками летели
И задавали стрекача –
И два села недоглядели,
Как мы расстались сгоряча.
Не утолив любовной жажды,
Глядим: а жизнь почти прошла.
Но кажется: войдём мы дважды
В реку с названьем Шарашла…
***
Гиб булат, о шеломы звеня.
Огнь рождали две сабли, увидясь.
И с убитого в лёте коня
Пал поверженный палицей витязь.
Он лежал между мертвых ничком,
Лишь один на житьё обречённый.
Поднял меч — срезал гриву мечом —
И на щит натянул, потрясённый.
Гриву верного друга с собой
Нёс в руке, от убийств еще липкой;
И оплакал врагов он и бой —
Так рождалась, наверное, скрипка.
***
И летают, и не тают сладкозвучные химеры.
Эти дудки, эта трубы — как посланцы дней иных...
Музыканты надувают синий шарик атмосферы,
Он бы сжался или лопнул, если не было бы их.
А кларнеты и гобои убеждают торопливо,
Что недуги да напасти уплывут как лёгкий дым.
Музыканты надувают, говоря, что мы счастливы.
Ну и ладно, ну и что же? И давай поверим им.
Мундштуков стальные губы поцелуев их достойны,
И горячее дыханье греет трубы изнутри.
Музыканты задувают полыхающие войны,
Музыканты обдувают перегревшихся в пути.
Музыкантов выкликают — как солдат при пересчёте...
Что ж, и мы аплодисментов не решимся их лишать.
Музыканты раздувают красно-яблочные щёки —
Так искусственным дыханьем учат заново дышать.
***
Через трясины всех болот,
В лесах, в глуши степной
Бежит меж тысячью дорог
Дороженька – не стой.
Увидишь прошлого быльё
И тот, и этот свет,
Но если ступишь на неё,
То остановки нет.
Увидишь тьму и кромки зорь,
Сто радостей и бед,
Захочешь спать, пристанет хворь,
А остановки нет.
Да, есть пути, что так легки —
Для тех, кто поумней!
Но есть на свете чудаки —
И мы пошли по ней —
По той, где пой, а хочешь, вой
Среди её чудес.
По той дороженьке – не стой —
Попутал, видно, бес.
Да путь кремнист, просёлок твёрд,
И твёрд, как камень, снег.
И я подметки напрочь стёр,
Но остановки нет!
Манит обманчивый простор.
За мной кровавый след —
Я стёр ступни, колени стёр.
А остановки — нет.
Весь свет и вдоль, и поперёк
Давно исхожен мной.
И долго я шагал без ног
Дороженькой - не стой.
Прошли привычно сотни лет —
Уж я ни жив,
Ни мёртв,
Но для меня привала нет,
И путь, как жернов, твёрд.
И лишь заметил дряхлый дед,
На тропку бросив взгляд:
«Глядите, люди, ветра нет —
А волоски летят!»
***
Темнота шалопает,
Гул в квартирах умолк,
Щёлкнул в двери замок —
Новый год наступает.
Будет ночь не скупая,
Приготовьте хлеб-соль.
Новый год наступает
На больную мозоль.
Успокойтесь же, нервы,
Это было когда-то:
Наступал — 41-й,
Отступал — 45-й!
Мир мальчишески молод,
Но увидел немало.
Льдины, гунны и голод –
Всё на мир наступало.
Что прибудет к нам в гости?
Что увидим, узнаем?
Ко всему приготовьтесь —
Новый год
Наступает.
***
Я лечу себя, я лечу к тебе,
Моя родина ивняковая,
Но опять весь день
Предстает везде
Моя родина
Незнакомая.
Где та мельница, что русалками
На четыре деревни славилась?
Переехала — и не жалко ей,
Ей река теперь разонравилась.
Торопливая, далеко ты, пусть,
Ты не раз уже мною пройдена.
Я всегда лечу, я бегу и мчусь
За тобой успеть, моя родина.
Занесло ж меня — занесло весь шлях —
У твоей зимы и не счесть причуд:
Лошадь по брюхо, вся в поту шлея,
Я за ней иду — я к тебе лечу.
Как возьмёт тоска-грусть великая
По твоим полям, твоему ручью,
Я сдаюсь судьбе-повелителю:
Я лечу себя — я к тебе лечу. |
