Гарий Леонтьевич Немченко родился 17 июля 1936 года в станице Отрадной на Кубани. Окончил среднюю школу в родной станице с золотой медалью, журфак МГУ. 12 лет проработал в Новокузнецке на строительстве Западно-Сибирского металлургического завода в многотиражке «Металлургстрой», собственным корреспондентом «Строительной газеты». В Новокузнецке написаны его первые рассказы и романы, там он стал членом Союза писателей СССР (1964 г.). С 1976 года живёт в Москве. Заведовал отделом литературы и искусства журнала «Смена», редакцией русской советской прозы издательства «Советский писатель», редактировал «Роман-газету». Автор более 50 книг, в том числе пятитомного собрания сочинений. По его произведениям снято несколько художественных и документальных фильмов. Лауреат многих литературных премий. Кавалер ордена «Знак Почёта». Заслуженный работник культуры Республики Адыгея. В 1990-м году был избран первым атаманом Землячества казаков в Москве.

Казачья секция и правление Союза писателей России сердечно поздравляют Гария Леонтьевича с 80-летием и желают крепости казачьего духа и активного творчества ещё на многие годы.

Гарий НЕМЧЕНКО

ДОРОГАМИ ПРЕДКОВ

Размышления бывшего атамана

Я – прозаик, моё дело – писать... Судьбе, как говорится, было угодно, чтобы два с половиной года я носил это звание, забытое, казалось бы, уже навсегда: атаман. Что-то я в Московском землячестве сделал, что-то только пытался сделать, а многое сделать тут вообще невозможно: и время не то, и казак не тот... Когда-то я сам всё это себе в утешение – горькая шутка ведь тоже лечит – придумал: и «асфальтовое» казачество и «столишников» – вместо «станичников»... Нет, правда: прийди ко мне незнакомый паренёк в родной моей Отрадной на Кубани, и через несколько минут всё станет на свои места, и уже ясно будет, каких он корней да как к нему относиться и чего ждать. Недаром же ведь раньше, в счастливые для казачества времена, малолетки не то что могли – должны были время от времени присутствовать на казачьих собраниях – на кругах да на сходах. Сызмала уже видели подростки, кому и за что – уважение и почёт, а кому насмешки да подначки: «Это его деда собаки с ног сбили да на спине шубу порвали?..» «Ну, а то кому?!» «A-а, тогда всё ясно-ть!»

А тут он с вечера посидел перед телевизором, а то и просто посидел – на кухне с приятелем и утром, ни с того ни c ceгo, просыпается вдруг уже казаком, самым настоящим, родовым и хоть понятия не имеет, где жили его дед с бабушкой, идёт в землячество и начинает тебе лапшу на уши вешать и громко кричать, что ему «любо», видишь ли, а что – нет... Клюёт тебе, что называется, печень, а ты и шугануть его, как следует, не моги: нельзя, не положено, ты – батька – атаман! Кто ж рядовому казаку, которому, как известно, без конца и края терпеть положено, пример подаст?.. Нет- нет, братцы, хватит: моё дело – писать!

Как можно деликатней говорю обо всём об этом на круге, то бишь на собрании землячества и прошу с миром отпустить меня домой, значит, – за рабочий стол. Представитель правления Союза казаков Виктор Павлович Безруких, добрая душа, вручает мне принесённое из дома чучело фазана на деревянной подставке, где на металлической планке гравировщик перечислил все мои, выходит, заслуги в возрождении казачества, и с этим чучелом я иду потом по улице, спускаюсь в метро и люди толкают друг дружку и оборачиваются вслед: мол, погляди, погляди! Что этот усатый несёт под мышкой...

Им видать сзади длинные перья на петушином хвосте, а я нет-нет да и посматриваю на темно-зелёную, с красной отметиной головку... можёт, подарок этот, и в самом деле, имеет глубокий смысл?.. Что тогда этот ярко окрашенный петух символизирует? Моё полуопереточное участие в казачьем движении?.. Само движение? Надутых атаманов, которых за два с половиной года видимо-невидимо везде теперь развелось, но больше всего, конечно же – в Москве: есть, видимо, с кого пример брать, определенно – есть!

И вот иду с ощущением свободы, которого давно уже не испытывал... Может, набитого ватою фазана оставить на каменном парапете, а самому взмахнуть руками и полететь?.. Только теперь-то и почувствовал себя снова настоящею вольницей, по законам которой пытался жить – несмотря ни на кого и ни на что... Освободиться бы ещё от одной, на первый взгляд, не очень уж обременительной обязанности: заместитель атамана Союза казаков по культуре... а что? Со свободою только так, дело известное: иль всё иль – ничего. Или есть она или – нет!

И вот подаю прошение на имя атамана Союза казаков Мартынова: дорогой, мол, батька Александр Гаврилович! Так и так. Прошу, мол, уважить, – отставить от всех должностей сразу, в том числе и от редакторства в журнале «Казак»... Мечту о котором кохал и лелеял ещё в то время, когда два года назад, на голом месте, что называется, выпускал первый номерок газеты «Казачьи ведомости». Но не везёт пока казачеству, нет: у кого есть деньги, тому на казачьи газетки –журнальчики наплевать, а кому это, и действительно, дорого – у того в кармане дыра, мы ведь это – и я в том числе – широко пропагандировали и к этому звали, к честной бедности: хлебай теперь!

И приходится хлебать.

Давно уже ясно понял, сколько спекулянтов надели синюю, с малиновым околышем, донскую фуражку либо кубанскую черкеску... Но вот к тебе приходит режиссер, который сам именно это и говорит: нельзя, мол, чтобы казачья тема попала в жирные лапы торгашей, которые делают деньги на трагедии некогда великого народа!.. И ты, казалось тебе, стреляный воробей, которого давно уже на мякине не проведёшь, откликаешься вдруг на эти речи, тебе становится остро жаль полунищего – сам об этом говорит – парня, которому всю жизнь поверьте, мешают создать шедевр исконные враги русской идеи, которая благодаря вам, батька-атаман, крепко усаживается нынче в казачье седло.

И ты покупаешься, как жалкий мальчишка, ищешь богатого дядю Спонсора, везёшь потом режиссера не то что в родные края – в родимый дом в том числе: снимай!.. Шедевр, конечно же, – да. Но режиссер вместо этого изо дня в день занимается делами не столь благородными, без стыда и совести интригует, ссорит в группе всех и вся, от одного за другим – по мере готовности фильма – под самыми разными предлогами избавляется и уже совсем почти с законченным фильмом от тебя, от последнего, с ним оставшегося, убегает яко тать в нощи... пусть бежит?.. Или обратиться всё-таки в «Казачью энциклопедию», которую ты помог создавать настоящему подвижнику Аркадию Павловичу Федотову, доктору технических наук, известному учёному – в свободное от основной работы время да во время отпуска занимается экологией Хопра и впадающих в него рек... Кто же кроме цвета казачьей интеллигенции, и поймёт, что произошло, даст оценку, всё на свои места поставит: не ради меня самого –одной пробоиной меньше, одной больше, какая разница, и не такое, как говорится, видали! – а с той целью, чтобы неповадно было, и в самом деле, грабить несчастное казачество другим жуликам да мелким бандитам... а как быть с самой энциклопедией, смысл которой Аркадий Павлович так чётко сформулировал: от высокого воинского искусства – к высокой общей культуре; из трудного прошлого – в устроенное будущее. Через труд, разумеется. Через тяжкий, упорный труд.

Нынче все они, кто помнит о своих казачьих корнях, и в самом деле не жалеют ни времени, ни сил – работают над энциклопедией, а что – ты? Так-таки и уйдёшь, так-таки с таким трудом начатое дело покинешь?

А как быть с «Казачьим праздником», с этим фестивалем, который с разным успехом в разных традиционных землях да больших городах идёт-таки по России? Начался он в январе большим концертом в Колонном зале в Москве: какой был концерт! Мы с писателем Борисом Алмазовым, профессиональным художником и прекрасным певцом, авторскими песнями которого, под гитару, заслушаешься, вели этот концерт, и тогда я, сосредоточившись на происходившем на сцене, не очень внимательно следил за публикой в зале: горячо аплодируют – значит, всё в порядке...

Но теперь вот посмотрел на днях видеозапись, сделанную ЦТ: почти на всём протяжении концерта люди просто не переставали подпевать да прихлопывать – своё!

На этом концерте я отдал, наконец, некий не только моральный долг – материальный тоже. Дело в том, что однажды мне позвонила гостившая у родственников в Москве Мелитта Эриховна Клейненберг, врач из Житомира, которой – дай Бог ей здоровья ещё на долгие годы – уже за восемьдесят... Отец её был профессором Санкт-Петербургского университета, но материн род хранил память о терских казаках, и вот Мелитта Эриховна сперва один за другим прислала мне несколько старинных документов и фотографий, а потом вдруг – сотню рублей. Я сперва даже представить не мог, что извещение о почтовом переводе – от неё, от Мелитты Эриховны, подумал, какая-нибудь там компенсация из нашего полуразвалившегося СП – Союза писателей. На корешке от перевода было написано: на возрождение казачества. Но как мне искренний дар доброй женщины в это самое возрождение вложить, но при этом не обезличить?.. Перед концертом меня осенило: все документы отдам участникам хора из станицы Ардонской из-под Владикавказа. Пусть передадут в музей Терского казачества. А сто рублей – единственный наш денежный приз – вручу-ка Ивану Ивановичу Эйленбергу, руководителю ансамбля «Станица» из Орловки под Омском: чуть ли не половина коллектива у него – немцы.

Вообще-то это особая тема – национальный состав казачества–и, надо сказать, прелюбопытнейшая... Два года назад, когда только что приступил к работе Верховный совет России, я пришёл в гости к своим землякам сибирякам – разве, и правда, не земляки, если в Сибири двенадцать лет в молодости прожил! – к шахтёрам из Кузбасса. И вот, когда уже далеко за полночь прощались с Александром Фридриховичем Биром, чьи детство и юность прошли в детском доме как раз потому, что его родители были репрессированы как потомственные немецкие дворяне, он вдруг сказал: «Не успели с тобой переговорить о казачестве...» Я на кубанский манер спросил его чуть насмешливо: оно, мол, Фридрихович, тебе это надо-о казачество?.. Но оказалось, что у него куда больше оснований для насмешки. «А знаешь ли ты, – сказал, – что моя прабабушка была в залоговом замужестве за калмыком, и они – все вместе – были приписаны к донским казакам?.. У моего брата в Омске хранится грамота на этот счёт – знаешь, сколько ей лет!» Вот тебе и «тюрьма народов!» «Узы» в ней чаще были совсем иными, чем мы привыкли себе это представлять.

Тогда мы так и сделали: старинные документы вручили – терцам, деньги – сибирским казакам. Но стоило мне, похвалив себя за догадливость, успокоиться, как почти тут же получил вдруг извещение о переводе на две сотни... от кого? Зачем?.. «Какая-нибудь из твоих сибирских подружек, с нашей стройки, – говорю жене, – просит небось прислать колготки для внука...» Иду на почту и вдруг – снова: «на возрождение казачества». От М.Э. Клейненберг... и что теперь? Куда мне эти теперь уже две сотни девать? Приложить к прошению об отставке?

А как быть с молодыми казаками башкирами?

В 1813 году, когда кроме других русских святынь в Москве разрушенным оказался и Донской монастырь, казаки-башкиры внесли на его восстановление тысячу рублей серебром... Осенью прошлого года в Москве случился пожар, учиненный современными варварами, и приехавшие из Уфы на концерт в Колонном зале башкирский атаман Рустем Искужин и сотник Камиль Рахимов, два студента, сперва отстояли в притворе Михаило – Архангельского храма, всю утреннюю службу, а потом подошли к отцу Даниилу, одному из старейших иеромонахов, с просьбою принять скромный дар... «Мы мусульмане, батюшка, – сказал Рустем, – Но, как говорили наши предки, когда сто восемьдесят лет назад жертвовали на восстановление Донского монастыря, – Бог у всех народов один...» И посветлевший ликом восьмидесятилетний священник принял дар, благословил казаков и помянул в молитве их славных предков...

Пожалуй, предки, и в самом деле, могли бы гордиться молодыми башкирами: месяца два спустя я получил от Камиля Рахимова письмо, в котором он сообщал, что вместе со своими друзьями задумал конный поход на Бородинское поле – в честь стовосьмидесятилетия исторической битвы. Письмо Камиля так и заканчивалось: «Надеюсь, Аллах поможет нам преодолеть все трудности, и в августе мы оседлаем своих выносливых низкорослых лошадок и двинем дорогой предков, которые спешили в Москву на выручку бачке – государю». Батьке, то - есть.

Недаром же наследники двора считались высочайшими Шефами казачества: начиная с Николая I и заканчивая цесаревичем Алексеем, Атаманом всех казачьих войск, не дожившим не то, что до отцовства – до юношеских лет не дожившим несчастным казацким «батькой», безжалостно расстрелянным в одном из самых страшных подземелий русской истории...

Случилось так, что в тот же день, когда получил письмо от Камиля, мне позвонил калмыцкий атаман – известный историк казачества Ким Шовунов, кандидат наук. Рассказал ему о планах башкир, и он тут же решил, что калмыки тоже присоединятся к доброму делу: нельзя, в самом деле, чтобы славная дата оказалась забытой, нет!.. Вскоре он летел через Москву в Соединённые Штаты и на Тайвань – на конференции, связанные с проблемами буддизма – и, когда увиделись, подтвердил: «У нас всё решено: три больших машины, три «скотовоза» подвезут лошадок до Тарутино, а оттуда наши казаки – уже своим ходом, как говорится..."

Выходит, у калмыков дело вон как продвинулось, к казачьему возрождению отношение там серьёзнее, чем во многих других землях, и там есть кому помочь участникам будущего похода... а что же наши «бедные студенты» Рустем и Камиль?.. Как помочь им, стоящим у истока «Бородинской идеи»? Чем?..

Или это теперь тоже – дело не моё, ведь со свободою так: она или есть или – её нет.

Свободный человек, с благодарностью принимаю приглашение «Роман-газеты» поехать в южные края, в Кисловодск... Теперь у меня есть для этого время, теперь – есть!

Встретил нас помощник главы администрации города Сергей Борисович Ермаков... И вдруг опять – знакомое: батька! Это каким же боком, как говорится? Может, любопытствую, демократические наши лидеры в нововведениях своих наконец-то кое-что и у казаков позаимствовали?.. Этот опыт богат да только позабыт напрочь: недаром же чуть ли не первое упоминание о казачьем самоуправлении, как и о «совете мудрых» у горцев, прозвучало издалека – от «вермонтского отшельника» Солженицына, родившегося, кстати говоря, в Кисловодске: о том и о другом писатель поминал в одной из своих последних работ – «Как нам обустроить Россию». И разве не естественным было бы вернуть это самоуправление на Юг – ведь ещё знаменитое поучение 16 века «О причинах гибели царств» предупреждает против излишних чужестранных заимствований... Но нет пока, нет! Позаимствовала власть пока только самого Ермакова, бывшего перед этим атаманом Кисловодска. Нынче он остался почётным атаманом, и к нему по-прежнему идут и за помощью, и за советом. Право на совет у него есть: это при нём был открыт, пожалуй, первый в России памятник репрессированным казакам, при его живейшем участии начато восстановление знаменитого Никольского храма, в котором – не говоря уже о Пушкине и о Лермонтове – перебывала некогда чуть ли не вся приезжавшая на Кавказ русская интеллигенция. При нём казаки получили некий «земельный аванс» – огороды за городом, при нём возникла пекарня «Казачий хлеб» и начали складываться первые экономические структуры. При Ермакове прошёл в Кисловодске большой совместный праздник карачаевцев и казаков, на котором был подписан трактат о мире и братстве...

Вечером дома у почётного атамана мы смотрели видеозапись этого праздника: грандиозного по масштабу, и трогательного... Концерт на городском стадионе, где собиралось несколько тысяч кисловодчан и приглашённых соседей, а после – угощение за общим столом, тоже многотысячная; для всего города, для всяк желающего из всех национальны общин – осетинской, азербайджанской, грузинской... Несмотря на изобилие традиционных кавказских блюд всё это называется тут просто: хлеб – соль. Символ братства, которого всем нам нынче так нахватает.

Стали просматривать ещё одну кассету: представление школы восточных единоборств в городском цирке Кисловодска. Ермаков, сам обладатель «чёрного пояса» носит ещё одно звание: сэнсэй. Учитель. А школа которую он ведёт вот уже второй десяток лет, так тут и называется: «Школа Ермакова». Почему с восточным уклоном, так сказать? Почему Учитель, почётный атаман Кисловодска давно занимается кроме всего прочего философией Востока, всерьёз осваивает духовное евразийское пространство?.. Так уж распорядилась судьба. Так вышло: долго жил в Узбекистане, жена, Назира, – узбечка. Потом крестилась: взяла-таки «школа Ермакова». Что же касается корней самого Учителя...

Высокий и ладный Сергей Ермаков, который в свои сорок с небольшим движется так легко и так вместе с тем неторопливо, что каждый шаг его кажется выверенным, как на татами, на борцовском ковре, подходит к книжным полкам, достаёт новенький литературоведческий сборник и открывает на том месте, где говорится о донском казаке Харлампии Ермакове, послужившем Шолохову прототипом Григория Мелехова: родной дед.

Может быть, вот она – разгадка многого из того в казачьем движении, что на первый взгляд кажется странным, а подчас удивительным? Корневая связь с родною землёй...

Помнится, два года назад, перед тем, как в Москве собрался первый, учредительный круг Союза казаков мне пришлось позвонить на Старую площадь в только что организованный тогда отдел общественных движений, чтобы справиться: а не перекроют ли по старинке дорогу в столицу накануне съезда КПСС?

На этот раз – нет, ответили мне. И с ноткою любопытства, Старой площади не очень свойственного, попросили вдруг рассказать поподробнее: а что это ещё за казачий круг? Откуда вдруг всё это взялось? Из каких далей вернулось?

Пришлось по телефону прочитать короткую лекцию о тысячелетней истории казачества, начинавшейся в обозримом прошлом с «чёрных клобуков», с «бродников», с русских богатырей – недаром же «стар казак Илья Муромец» во многих былинах впрямую зовётся атаманом заставы  «на тех на полях Цицарских под славным под городом под Киевом»; рассказать о двенадцати казачествах, существовавших перед войною четырнадцатого года: Астраханском, Донском, Кубанском, Терском, Уральском, Оренбургском, Семиреченском, Сибирском, Енисейском, Забайкальском, Усурийском, Амурском; об отдельно существовавшем Якутском казачьем полке, чьи представители тоже должны были теперь участвовать в работе Большого круга; вообще – о пяти миллионах умелых хлеборобов и бесстрашных воинов, о которых Лев Толстой сказал: «Казаки создали Россию». «Растолкуйте мне вот что, – попросил мой внимательный слушатель. – У нас громадный аппарат, у нас деньги, помещения, но всё рушится и во многом мы нынче бессильны... У казаков, вы утверждаете, ни денег ни даже помещения где можно собраться, но вот через пять месяцев после учреждения первого землячества вы собираете по сути союзный съезд... за счёт чего же – такая разница?"

«Вероятно, всё это время вы создавали искусственные конструкции, которые надо было непрестанно поддерживать, – попробовал я что-то объяснить не только ему – себе тоже. – А казачество – дитя земли, космоса, если хотите... Его обустраивала и школила сама жизнь. Изменился, может быть, ход планет, солнышко ударило ярче, и то, что осталось от казачества, снова бурно тронулось в рост – казакам на пепелище начинать не впервой: как бы даже обычное дело. И даже то, что нынче оно раздвоено и расколото говорит о силе движения... Как можно траве степной или дикому кустарнику предписать расти равномерно либо помедленней – на нашей одной шестой?..»

И в самом деле: многое пока вразброд, враздробь, вразнобой, всё не по общему замыслу и не по приказу – больше стихийно, но там и тут мощно, вольно, непредсказуемо... Там и тут ждут трудности естественные и ждут уже хорошо продуманные ловушки: и черкески, и донские фуражки шьют себе не только мальчики, в чьих жилах течёт горячая казачья кровь... в оба смотри, казак! Оборвут тебе, неопытному, рукава – будут тащить кто влево, кто вправо... Даст ли Господь на этот раз выбрать дорогу верную?

Упрямый характер «рыцарей славянства» много веков был закваской общенародного русского, и нынче, когда снова идёт брожение, и все ждут, каков станет образ, вылепленный историей из русского человека на этот раз, «казачьи дрожжи» снова в большой цене... Но что из этого из всего выйдет, можно ли вообще из нынешнего беспредела добраться до устроенного будущего дорогами предков или же эта дорога как раз и есть – единственно верная, покажет время... Я – не предсказатель, я – прозаик. Моё дело – писать... только неужели и впредь всё больше – о казаках, всё – о них?

Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта
Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-"
Система Orphus
Внимание! Если вы заметили в тексте ошибку, выделите ее и нажмите "Ctrl"+"Enter"

Комментариев:

Вернуться на главную