Всю ночь бабке Настасье не спалось. До самого рассвета вокруг её избы с громким лаем бегали хуторские собаки, и сон к ней не шёл. «И чего они разбрехались?» – не могла понять она. Чужие в хуторе появлялись крайне редко, поэтому ночами здесь всегда стояла тишина. Спали и люди, и собаки.  «Неужто кто-то посторонний по хутору шастает?» – забеспокоилась Настасья.

Хутор Балки располагался в долине между двумя склонами, заросшими кустарниками и высокой травой. Зимой же эти склоны были покрыты непролазными снегами. Ближайшая дорога – просёлочная – проходила по верху одного из склонов. А к самому хутору вела только узенькая тропинка из села Липяги, до которого было аж пять километров. Это расстояние не в силах были преодолеть ни одна из живущих в хуторе старушек, ни дед Тимофей, потерявший ногу ещё молодым, на первой мировой. Только пятнадцатилетняя Зойка, внучка бабки Фроси, раз или два раза в неделю ходила в Липяги, чтобы купить там в магазине соль, сахар или какую другую провизию, заказанную ей хуторянами. Заодно Зойка забегала на почту и забирала корреспонденцию, поступившую для Балок – обычно одно-два письма или поздравительные открытки к праздникам, да ещё районную газету – одну на всех. Когда же в Липяги вошли немцы, то и Зойка перестала туда ходить.

В Балках же немцы не появлялись. Лишь однажды несколько немецких мотоциклистов показались на просёлочной дороге, посмотрели сверху на пять одиноких изб в низине и, поняв, что здесь им ничто не угрожает, да и поживиться тут нечем, уехали.

Но война была рядом. Это жители Балок понимали, слыша недалёкие взрывы бомб, грохот артиллерии, гул пролетавших над ними самолётов – то вражеских, то своих, советских. Так продолжалось несколько месяцев.

И вот вчера гул войны стал постепенно удаляться от них. Они поняли: Липяги уже освобождены от врага.

Утром, выйдя в сенцы, Настасья сразу заметила непорядок: уже целый месяц тут, у стены, стоят вилы. А должны они быть в сарае. Надев фуфайку, Настасья с вилами отправилась к сараю, построенному ещё её покойным мужем Тихоном невдалеке от избы. К её удивлению, сарай оказался заперт изнутри. Дёрнув за ручку ещё несколько раз, Настасья поняла, что между внутренней ручкой сарая и косяком двери вставлен, кажется, черенок лопаты. Значит, в сарае кто-то прячется.

- Кто там? – крикнула Настасья.

Не услышав ответа, она закричала ещё громче:

- Сей же час весь народ соберу! И тогда уж тебе не поздоровится, кем бы ты не был!

Угрозы, видимо, подействовали: в сарае послышалось какое-то невнятное мычание, негромкое шевеление, прерывистое дыхание.

- Выходи! – потребовала Настасья, отойдя при этом от сарая на безопасное расстояние и приподняв вилы – то ли для нападения, то ли для обороны.

Послышались звуки отодвигаемого засова-черенка, дверь открылась и в её проёме появился человек. «Немец!» – сразу догадалась Настасья, взглянув на его форму. Она угрожающе направила в сторону чужака вилы. Тот поднял вверх руки:

- Гитлер капут!

Настасья громко скомандовала, показав в сторону поляны возле своей избы:

- А ну, немчура, шагай вперёд!

Немец покорно двинулся в указанном женщиной направлении. Чуть обернувшись, опять пробормотал:

- Гитлер капут!

- Капут, капут, – подтвердила Настасья. – И тебе скоро капут. Шагай, не оборачивайся!

Однако немец снова обернулся, остановился, и, изобразив подобие улыбки, сказал:

- Камерад! Товарь-исч!

Настасья придвинула вилы поближе к нему:

- Что-что? Тоже мне, товарищ нашёлся! Тамбовский волк тебе товарищ! Шагай, говорю!

Но немец, с опаской глядя на вилы, повторял снова и снова:

- Камерад! Товарь-исч!

Подошли к поляне.

- Бабы! Идите все сюда! Поглядите, кого я в плен взяла! – крикнула Настасья.

Хуторские бабы, одна за другой, стали собираться вокруг пленника. И каждой новой подошедшей старушке немец говорил:

- Камерад! Товарь-исч!

То и дело повторял:

- Гитлер капут!

Бабка Катя замахнулась на него кулаком:

- Это не ты ли, падлюка, убил мово   внука Коленьку?

Немец пугливо отвёл голову в сторону, чтобы избежать удара, но бабка Катя и не собиралась его бить. Так, подняла кулак и тут же его опустила.

Настасья обратилась к собравшимся:

- Бабы, что с ним делать-то будем?

Все промолчали, пожимая плечами. До Липягов никому из них не дойти, а отпускать с пленным Зойку опасно, даже если девчонка будет с вилами.

- Как он оказался-то в Балках? Зимами у нас ещё никогда нездешних не было! – удивилась бабка Фрося.

В разговор вмешалась её внучка, стоявшая в сторонке и не без опаски поглядывавшая на чужеземца:

- Я видела на склоне, со стороны дороги, какие-то странные следы. Как будто кто-то скатился к нам вниз.

- Вот и понятно всё, – подытожила Настасья. – Среди отступавших он был и хотел, стало быть, от наших в низине укрыться. Да не повезло: ко мне в плен попал!

Приковылял дед Тимофей. Быстро сообразив, что тут, на поляне, происходит, сказал:

- Вы, бабы, поосторожнее с пленным. Настасья, ты вилы-то опусти, а то заденешь его ненароком. С пленными надо аккуратно поступать. К ним обходительное отношение требуется. Порядок такой! Понимать надо!

Бабка Катя вдруг ушла в свою избу и вскоре вернулась с кружкой воды:

- На, пей, ирод!

Немец, жадно глотая воду, залпом выпил всю кружку, чуть не задохнувшись. Возвращая пустую кружку бабке Кате, поблагодарил:

- Данке! Шпассиббо, товарь-исч!

Бабка Фрося вдруг тоже засобиралась домой:

- Принесу-ка я ему поесть. Хоть и нелюдь, но живая всё ж душа…

Она вернулась с тарелкой шей и куском хлеба:

- На, жри, морда фашистская!

Немец быстро опорожнил тарелку – видимо, и впрямь был очень голоден.

Бабке Фросе тоже сказал:

- Данке! Шпассиббо, товарь-исч!

- Ну, что делать-то будем? – снова спросила Настасья.

- Я так думаю, – отозвался дед Тимофей, – ты, Настасья взяла его – значит, он твой пленный. Веди его к своей избе и давай ему какую-никакую работу. Вон снег у тебя перед избой не чищен, пройти невозможно. Пусть лопату берёт и порядок наводит.

- И то дело! – обрадовалась Настасья.

Она опять наставила на немца вилы:

-  А ну, вперёд, Товарищ!

Немец покорно зашагал к избе Настасьи. Та достала из сарая широкую лопату для уборки снега, которую смастерил когда-то её Тихон, подала её немцу:

- Давай, работай!

Немец быстро понял, что от него требуется:

- Арбайтен! Рабботат!

Лопатой немец орудовал неловко, не так споро, как делал в своё время Тихон. «Не сельский человек», – сразу определила Настасья. И всё же к вечеру все подходы к её избе были очищены.  «Красота!» – оценила работу хозяйка.

- Эй, Товарищ! – позвала немца Настасья. – Ужинать пора!    

Картошку и солёные огурцы пленник ел охотно и много, запивая их кипятком. После ужина он, разморённый работой, стал зевать и сказал Настасье:

- Шляфен! Шпат!

Та сначала не поняла его, но он приложил обе руки к щеке и наклонил голову:

- Шпат!

- А-а, спать? – догадалась Настасья.

- Я, я, шляфен! – подтвердил он.

Настасья достала из чулана старый матрас, такое же старое ватное одеяло. Вручив их немцу, позвала за собой:

- Идём со мной, Товарищ.

В хлеву, где в прошлом обитала их с Тихоном кормилица и красавица Милка – корова с необычно длинными ресницами и огромными карими глазами, теперь было пусто, но по-прежнему уютно, сухо и тепло.

- Вот тут и будешь шляфен, – сказала Настасья, кивнув в угол, в сторону сена, оставшегося после Милки.

- Данке! Шпассиббо, товарь-исч! – поблагодарил немец.

- На здоровье! – ухмыльнулась Настасья, возвращаясь в избу.

Эту ночь ей тоже не спалось. «Что там у него на уме, у этого Товарища? – думала она. – Как бы чего не случилось!»

Но всё обошлось.

- Эй, Товарищ, пошли завтракать, – пригласила она немца, заглянув в хлев.

После завтрака пленный засобирался на улицу:

- Арбайтен! Рабботат!

- Сейчас будет тебе арбайтен, – поддержала его Настасья.

Она сходила в сарай, взяла там топор и ножовку. Показала немцу на засохшую сосну возле избы, помахала топором у её основания, потом ножовкой изобразила, как надо распилить ствол на части, потом – снова топором – как нарубить дров. Немец оказался сообразительным:

- Эс ист клар! Поньятно! – сказал он и принялся за работу.

Работал пленник неспешно. Настасья, наблюдая за ним из-за занавески, всё думала: «Не появятся ли у него какие дурные мысли? Как-никак, топор в его руках!» Но немец, кажется, не помышлял ни о чём коварном, продолжая пилить ствол сосны и колоть его на дрова.

До обеда он сделал едва ли половину положенного. Но ближе к ужину дела пошли успешней.

Проходившая мимо бабка Фрося, приходившаяся Настасье троюродной сестрой, позавидовала:

- Повезло тебе! Глянь, какой работник у тебя появился!

И попросила:

- Не дашь мне его завтра на денёк? Мне бы тоже надо дров наколоть трошки.

- Отчего ж не дать, – согласилась Настасья. – Завтра с утра и забирай его. У меня больше работы для него нету. Токмо кормить его не забывай. А жрёт он, по правде сказать, много…

После ужина пленник, сказав «Шпат», отправился в хлев.

В эту ночь Настасья спала спокойно.

С утра пришла бабка Фрося.

- Настасья, я за пленным. Где он у тебя?

- В хлеву спит. Подымай его, покорми завтраком и пусть работает.

- А как к нему обращаться-то?

- Зови его Товарищ, – улыбнулась Настасья. – У меня он на это имя откликается.

Бабка Фрося ушла. Вернулась растерянная:

- Нет твоего Товарища в хлеву!

- Как нет? – удивилась Настасья.

Вдвоём пошли в хлев. Матрас и одеяло лежали на месте, а Товарища не было. И тут взгляд Настасьи упал в угол хлева, где она заметила какое-то незнакомое ей тряпьё. Она подошла поближе, наклонилась. И сразу поняла: это была одежда немца. И шинель, и китель, и штаны, и кепка… И даже чёрный кожаный ремень с металлической бляхой.

- Он что же – голым от тебя убежал что ли? – усмехнулась бабка Фрося.

Внезапное сомнение охватило Настасью. Она ринулась в избу. Почему открыта дверца её старенького шифоньера? И как получилось, что она не услышала скрипа этой дверцы? А куда делся её новенький полушубок, который она надевала только дважды в год – в Рождество и на Масленицу? А где её праздничная юбка? И шерстяной кофты тоже нет. И пуховый платок исчез!

- Ах ты, изверг! В бабьей одёже убежал! – поняла Настасья. – И как я могла его не услышать? У меня же половицы тоже скрипучие, как и дверца в шифоньере. Видать, две-то бессонные ночи сказались…

- Притомилась ты, вот и заснула крепко, – согласилась с нею бабка Фрося.

- Ну, а зачем ему бабой–то прикидываться? – изумилась Настасья.

- Да, видать, хочет к своим пробраться. В бабьем-то обличье ему сподручнее будет это сделать, – догадалась бабка Фрося. – Не пойму только одного. Через два-три дня у него и усы, и борода начнут расти. Какая же это баба будет – с бородой и усами?

Бабка Фрося расхохоталась.

В это время Настасья, бросив взгляд в окошко, заметила, что дверь её сарая тоже открыта. Значит, Товарищ этот что-то там спрятал, а потом забрал? Что? Может, оружие?

Настасья насторожилась:

- Слушай, Ефросинья, смешного-то тут мало. У него, скорее всего, оружие есть. Хорошо, что я не проснулась. А то убил бы он меня.

Бабка Фрося перекрестилась:

- Не приведи Господи!

Настасья быстро сообразила, что надо делать:

- Ефросинья, давай-ка, срочно посылай Зойку в Липяги. Немцы-то   оттуда уже ушли, бояться ей нечего. Пусть сходит в сельсовет или, может, в нашу военную часть. Надо им рассказать об этом нашем пленнике, предупредить их, что он вооружённый.

…Дня через три Зойка снова отправилась в Липяги. Вернувшись, сразу кинулась к Настасье:

- Бабушк, поймали твоего Товарища в Липягах! Он там, фашист, ночью ворвался в один дом и пристрелил всех: старика, старуху и внука. Отыскал в доме бутыль самогона и всю ночь пил, закусывая квашеной капустой. А потом уснул, пьяный. Утром заглянула к ним соседка, а в доме три трупа и пьяный немец на полу – в бабьей одежде. А рядом с ним – пистолет. Соседка побежала к нашим военным. Те пришли, разбудили его, допросили. А потом вывели за село и расстреляли.

Выслушав рассказ Зойки, Настасья покачала головой:

- Мой полушубок-то теперь простреленный весь! Совсем ведь новенький был! Дочка мне его из Москвы привезла…

- Да цел твой полушубок! – улыбнулась Зойка. – Завтра его принесу. Сегодня-то у меня было много покупок в магазине.

Настасья вздохнула:

- Да зачем он мне теперь? Разве надену я его после этой мерзости? Всю одёжу мне испоганил, супостат!

Помолчав, добавила:

- Но ты, Зой, всё равно полушубок принеси. Постелите его в конуре у своей Жучки – теплее ей будет в морозы-то…

Вверх

Внимание! Если вы заметили в тексте ошибку, выделите ее и нажмите "Ctrl"+"Enter"

Комментариев: