Геннадий Вячеславович Петренко

Петренко Геннадий Вячеславович родился в 1964 году в селе Александровка Павловского района Воронежской области. Окончил Павловское педагогическое училище, исторический факультет Воронежского государственного педагогического института, служил в рядах Вооружённых сил, работал учителем физкультуры, истории, ОБЖ, тренером по лапте. Ветеран труда. Печатался в районных и областных изданиях, в журнале «Подъём». Работает контролером КПП в ООО «Павловское монтажное управление». Живет в городе Павловске.

 

ЭТУ ЖИЗНЬ НАЯВУ
Я ХОЧУ ТИХОЙ НОЧЬЮ ПОСЛУШАТЬ

Поэтический голос Геннадия Петренко

В наши дни поэзия как будто стремится к усложнению человека и мира, стесняется искреннего чувства и наивного высказывания, бравирует ведением в литературный лексикон слов низких и понятий более чем сомнительных. Оговоримся: прежде всего это относится к так называемой «либеральной» литературе, которой, очевидно, надоело быть простой по языку и сосредоточенной по мысли, и она взяла курс на все «безумно необычное», скандальное. Иное дело – стихи почвенные, в которых восхищение красотой мира и словно бы впервые увиденными картинами меняющейся природы соединены с глубиной мятущегося космоса внутренней жизни русского человека. Здесь рационально изощренная речь поэта стала бы только вредить всем тем смыслам, которые он хочет донести до своего читателя.
Стихи Геннадия Петренко примечательны не только ясностью и непосредственностью души главного героя, который помнит многое из мира детства – наивного и порой непреклонного, радостного и печального, неожиданного и привычного. Он не забыл способности называть – как будто впервые! – предметы и поступки, что для наших дней является редким достоинством. Классическая образность, целостность окружающего природного мира, глубина непознанной Вселенной, пространственная и духовная, сочетаются в его поэзии с затаенным одиночеством и никогда не исчезающей дистанцией между сокровенным, внутренним человеком – и людьми, появляющимися вовне рядом с лирическим героем.
 
Обнажились вороньи жилища
и нависли на голых суках,
а жильцы пропитание ищут
на раздольных полях и лугах.

Здесь, в глубинке им – воля-раздолье!
На дорожных густых полосах
гулы ветра пронзительной болью
обвивают тропинки в лесах.

Всё одно: темноватая осень,
чёрствый след, и парит вороньё.
И меня, может, кто-нибудь спросит:
«Здесь ли было жилище твоё?..».

Подчеркнем, что в строках Геннадия Петренко отчетливо видны две составляющие облика его героя: внутренний, потаенный человек – и внешний, житейский, душевный, земной. Автор любовно и заинтересованно рисует городской и сельский пейзаж, движения природы. Кажется, что он – соглядатай реальности, ее спутник, невидимо летающий над деревьями и лугами, домами и дорогами, иногда замирающий и осторожно ступающий на землю. Петренко может упрекнуть действительность и человека, опечалиться происходящим, но выходить из пространства правды и чистоты в будничную пыль, задыхаясь и теряя себя – не станет. Не в последнюю очередь из-за того, что такое окружение разрушает изначальную красоту места, в котором оказался певец в это мгновение.

Зажав узлом четыре уха,
я в тряпке осень унесу –
рыжеволосая старуха
ещё не сбросила красу:
плащом помахивает рваным,
заплаты дождь к асфальту бьёт…
Но в продырявленном кармане
не удержать Вселенной ход.

И я сменю четыре уха
на одноногий инструмент,
чтоб белоснежные краюхи
сгребать до новых перемен.

Всматриваясь и вслушиваясь в картины и дыхание мира («ворота закрываю на замок – за небом наблюдать вторые сутки»), автор тем самым подчеркивает важность всего тонкого и непознаваемого в сравнении с очевидным прахом и сором, которые привнес человек в прежде прекрасный окоем («эту жизнь наяву я хочу тихой ночью послушать»).
Нельзя сказать, что лирический герой Геннадия Петренко сторонится людей. Однако, как правило, он смыкается с ними только внешне, часто жалея их и протягивая дружескую руку. Но сам видится лишь наполовину принадлежащим земле, в которой ему дорого тепло родной почвы, нагретой летним солнцем, и древняя её история. Обращая взгляд в давние века, он называет «речку местную» Осерёду – рекой времен. Говоря о смирении – поминает Христа, чья Рука удерживает сегодняшнего русского человека от рукоятки ножа. Прописывая мгновение проживаемой жизни, поэт делает его удивительно полным, заставляя читателя еще раз почувствовать радость бытия:

Пекло загаром сверху по спине,
и пахло юностью поджаристое лето.
И чувство нежное таилось в глубине,
ромашкой белоснежною согрето.

Иной раз авторское «я» как будто совсем уходит из стихотворения, и перед читателем возникает словно бы независимая от личного восприятия красота – будь то событие или зарисовка природного уголка. Такое свойство в эпоху эгоцентризма обладает особой значимостью. Оно свидетельствует, в первую очередь, об иерархии ценностей сочинителя, а во вторую – о его умении художественно воссоздать поразившую его мизансцену: «первый снег, морозом скованный, хруст капустный под ступней»; «над речкой перекошенный мосток траву примнет под детскими ногами»...
Яркие чувственные моменты земного бытия – и одинокость автора, необъяснимая отодвинутость его от здешнего мира... Это сочетание есть скрытый лейтмотив многих стихотворений Геннадия Петренко («за далью вижу невещественные грани, а с ними рядом – существующее «я»). Психологически подобное состояние и устройство души можно счесть следствием жестокой современной эпохи, которая отчуждает нас от многих прежде естественных вещей. Однако русское сердце, кажется, изначально было создано как проекция двух измерений: гармонии красоты и взыскания Истины.

Вот почему, всякий раз вчитываясь в строки поэта, мы понимаем: они – о русском человеке вне зависимости от времени.

Вячеслав ЛЮТЫЙ (Воронеж)

Геннадий Петренко

ЗНАКОМЫЙ ВЕТЕР

НАКАНУНЕ
Под светлым небом, словно белый снег –
косой не тронуто ромашковое поле.
Ещё далёк под копнами ночлег,
и лепестки расправлены на воле.

Пастух пресёк стремительный разбег –
и стадо повернуло к водопою.
Безус ещё, но опытен стратег
с кнутом над непокрытой головою!..

Пекло загаром сверху по спине,
и пахло юностью поджаристое лето.
И чувство нежное таилось в глубине,
ромашкой белоснежною согрето.

***
Мой ураган в душе,
ты вырвался наружу:
митинговать, любить,
собачий слушать лай...
Рубашку распахну,
приму любую стужу:
– Эй, ветер-бурелом,
мой ураган встречай!

* * *
Осерёда – река времён –
тихо тянется ниткой синей,
пополняя могучий Дон
и, частично, моря России.
Разбавляет солёный всплеск
незаметною каплей пресной.
Ослепляющий солнца блеск
самый яркий – лишь в речке местной.

Подойду к её берегам,
окунусь до глубин песочных,
растворяясь под птичий гам
в мыслях чистых и брызгах сочных.

* * *
Срывал знакомый ветер тишину
и, словно медным голосом валторны,
тревожную настраивал волну
и вторить созывал большие горны.

Он сам себе – великий дирижёр...
Вот россыпью дождя забарабанил,
затеребил покрашенный забор
и на трубе высокой схулиганил.

– Уймись, – кричу, – ещё настанет срок,
разгонишься в крупитчатой метели!..
Сегодня не тревожь мой уголок
и отдохни в заоблачной постели.

***
А куда ему? Лишь в пастухи–
и по сердцу пришлось, и по воле.
Возвратился с войны без руки–
и безруким прозвался по доле.

Приходилось и мне с ним коров
выгонять за отца в малолетстве.
Говорил бугорку он:
–Здоров!..
Как дела в травяном королевстве?

Бугорок отвечал тишиной
и давал отдыхать летом стаду.
И поил родничок под горой
под сверчковую трель – серенаду.

От зари продолжалась пастьба
до заката на русской глубинке...
И моя начиналась судьба
с бугорка на зелёной тропинке.

***
Чужая ты, чужой и я.
Чужие оба мы на свете.
Когда-то были мы друзья,
и пел нам в поле тёплый ветер.

Чужое облако вдали,
твои –чужие –занавески.
Чужая пядь твоей земли –
те огородные отрезки.

И пёс чужой чужую кость
грызет в чужой теперь глубинке...
А помнишь: нам ведь довелось
из чаши пить по половинке.

***
Где они, неведомые чащи?
Чаще попадается полынь.
Жизнь по бездорожью чаще тащит
в голую заснеженную стынь.
Заморозит душу в одночасье,
под тяжёлым льдом притопит мысль...

Поищу тропинку в чаще счастья,
что бежит в загадочную высь.

* * *
Коса остра, она к земле поближе –
зелёные сбиваются валки.
Так нежно полукругом траву лижет,
под корни обрезая колоски...

То чувство полусонного рассвета!
У ног роса знакомым серебром...
Отец и я, ещё начало лета,
и солнышка кусочек за бугром...

Солёный пот на загорелой коже –
взрослею на родимой стороне.
И ничего на свете нет дороже
следов на той оставленной стерне.

* * *
Первый снег, морозом скованный,
хруст капустный под ступнёй,
тёмный омут заколдованный
под замёрзшею рекой...

Вот в саду просторном яблоня
держит жухлую листву...
Торжествуешь ли, ты, зяблая,
или плачешь в синеву?

А под небом тропка свежая
от заветренных ворот
вдаль уходит, непроезжая,
до неведомых широт.

* * *
По распаханному полю
я иду под Новый год –
справа воля, слева воля,
впереди никто не ждёт.
Снега мелкие крупинки
на отвалах борозды,
сверху – срыв холодной льдинки
от сияющей звезды.
Тянет путь волшебной ниткой,
светлой памятью времён...
Скрипнув в сад родной калиткой,
погружусь в спокойный сон.
И увижу на рассвете
над высоким потолком
как лампада нежно светит,
освещая тёплый дом.

***
Спасаю бедолагу-воробья,
вредителя моих незрелых вишен:
в трубу попал – то ль в поисках жилья,
то ль в увлеченье прыгая по крыше...

Не дался в руки– мигом упорхнул,
лишь приоткрылась грубая заслонка...
Чирик-чирик!.. – не страшен ветра гул!..
Взялась откуда в крылышках силёнка?

У крохотной пичуги – воробья
второе открывается дыханье
И мысленно душа летит моя
за трепетною тайной мирозданья.

 * * *
              И вновь любви приветный глас
              Я внемлю страждущей душою...
                                          Алексей Кольцов
Я в лесном хуторке,
где в жару пахнет свежее сено.
На вершине горы
земляника свисает из чаш.
Низко солнце плывёт,
сговорившись с землёй – и мгновенно
замедляет свой ход,
и глядит любопытно на нас.

Тихо шепчет трава
в ароматном полуденном поле,
луговые цветы
обрамляют белеющий путь.
Здесь волнения нет:
даже клевер поникший спокоен,
и кувшинки ко дну
не уходят от жара вздохнуть.

И, не пряча лучи,
отражается солнце тарелкой,
обнимая двоих
у ромашек простых на виду.
Пусть забудется всё,
станет жатва проблемою мелкой.
Пусть малиновый сбор
поджидает в душистом саду.

А июнь-разноцвет
нарядился в кисейное платье.
У него и в лесу
приготовлен спокойный ночлег.
Только это и есть
ощущение полного счастья...
Задержать бы его,
отодвинув стремительный бег!

Оживает мечта,
как невиданное откровенье,
где слова и слова
потекут, как журчащий ручей.
Отразится в строке
под небесным,
под чудным мгновеньем
всё богатство души
в единенье с любимой моей.

Наш канал на Яндекс-Дзен

Вверх

Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта
Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-"

Система Orphus Внимание! Если вы заметили в тексте ошибку, выделите ее и нажмите "Ctrl"+"Enter"

Комментариев:

Вернуться на главную