***
Провинция, словно Медея,
Убьёт, если надо, детей…
Что счастье? – Всего лишь идея,
Какую посуду ни бей.
Контора, как водится, пишет.
Как водится, рядом роддом.
Для полного счастья детишек
Осталось убить топором,
Чтоб в точности всё по закону
Античного жанра – судьбы,
Чтоб стало обидно Ясону
За если бы и да кабы,
Чтоб вздрогнула строгая лира,
Печалью до сердца пробрав,
Когда он умрет под буксиром,
Речным толкачом «Аргонавт».
И станет России яснее
К чему этот медленный суд…
Провинция – это идея,
Которую не предают.
***
Говорим о последней войне,
О судьбе и бессмертии споря,
Почему в самой светлой стране
Умирают от черного горя.
Но останемся наедине
Мы с бедой своей – и не ответим,
Почему в самой светлой стране
Умирают деревни и дети?!
***
Смерть не верит слезам.
Как положено зверю.
А пути просчитала мои наперёд.
Но весной я не плачу.
И смерти не верю.
И в неё я не верю – весной.
Подождёт.
Всё вернётся…
Февраль хоть и хмур, да не долог.
Я в весеннее утро открою окно.
И услышу, что в сердце смеётся ребёнок.
Или в доме моём.
А иначе и быть не должно.
РАСКОПКИ РАСКОПОК
Горшка ночного кисточкой осколок
Очистишь.
Или сломанную брошь…
И снова роешь яму, археолог,
Ты сам в неё когда-то попадёшь.
Что жизни человека век короткий?!
Ученый экспедиции иной
Найдет твои забытые раскопки,
Твоих трудов гуманитарный слой.
Твою кирку он оботрёт от пыли
И время отряхнет с твоих лопат.
В дневник запишет: «Здесь когда-то жили.
И что-то рыли триста лет назад».
Что сможет он понять в твоих порядках,
Учёный экспедиции иной?!
Вздохнёшь беззвучно,
Прошлым став – загадкой,
Как при тебе вздыхал горшок ночной.
ЛЮДИ
Не зная о строгом приличье,
Нагими гуляли в раю
И слушали пение птичье.
Зачем стали слушать змею?!
Теперь нам труды и утраты,
Дорога то вкривь, а то вкось.
…Неплохо жилось нам когда-то
В раю…
Да, видать, не жилось.
***
В аллее липы от крутой зимы
Черны – весна не оживит их кроны,
На голых ветках хмурятся вороны,
Как часовые февраля и тьмы.
Нет никакого прока от весны
Для душ иных, как и для лип аллейных –
От стужи жизни, от чернил портвейна,
Как дерева померзшие, черны.
Темно им от весны и от свечи,
Опять у них в глазах темнеет время.
Хотя давно апрель. Хотя со всеми
Несут святить на Пасху куличи.
***
Скучно выглядишь – как участковый,
Как жуков или злаков знаток.
Как ты влюбишь в себя с полуслова
Королеву?
А раньше бы смог.
Посерел от мирской канители,
Постарел от случайных дорог.
Как ты будешь стрелять на дуэли
В воздух утра?
А раньше бы смог.
ВИНО С ДОЖДЁМ
В почти пустом кафе темно –
Стоят часы, горчит вино.
Смотрел в бокал – и видел дно,
И встретил умерших давно.
Они случайно проходя,
Решили скрыться от дождя.
- Старик! – сказали мне, - Привет!
Тебя не видели сто лет.
- Привет! – ответил я, - Увы,
Мне жаль, друзья, что вы мертвы.
Куда вас перевёз Харон?
В кафе я с ваших похорон
Зашел. Болела голова.
Прошло примерно года два.
Вдруг вижу вас. Хоть вас и нет.
Прошло, сказали вы, сто лет?
Наверно, я болею… Что ж,
Проклятый дождь – с ума сойдёшь!
- Сто лет почти ты промолчал,
Смотрел внимательно в бокал.
О прошлом думал невпопад.
В кафе темно. Часы стоят.
Ты как обычно на мели.
Ты нас позвал – и мы пришли.
- Постойте! Это, видно, сон.
Ушел я с ваших похорон.
Побыть хотелось одному.
Зашел в кафе. Упал во тьму.
Хотел ответить на вопрос –
Куда Харон вас перевёз?
Немного выпил – денег нет.
Прошло, сказали вы, сто лет?
В кафе темно, а там в дали,
Откуда вы ко мне пришли?
Светло? Я спрашивал не раз.
Часы идут? Бьёт смертный час?
Танцует Шива вальс-бостон?
Ушел я с ваших похорон.
Мне воздух был необходим!..
- Нас больше нет. А ты один.
В кафе темно. Бокал пустой.
Сто лет прошло. Лишь дождь с тобой.
Прости, в чем были не правы.
А там светло. Но мы мертвы.
Не спим давно. Вина не пьём.
И не мешаем жизнь с дождём…
ГРИБНЫЕ ДОЖДИ
Человек говорит соседу,
Что снова дождь –
Никакого лета нет,
Что размыло дороги,
Только лужи одни –
И к дому-то не пройдешь…
- Не пройти, – говорит.
Но думает он о Боге.
Он о смерти думает,
Что когда-то умрет,
Что, покинув тело,
Пойдет под дождем босая
По глубоким лужам душа
Хоть какой-то брод
Отыскать на небо –
Размыло пути до рая.
Отвечает сосед,
Что скоро пойдут грибы,
Надо в лес сходить –
Взять отгул,
Например, во вторник.
Человек кивает,
А думает, дождь судьбы
Богом не предначертан,
Что Феофан Затворник
Объяснял, к спасению
Всех призывает Бог,
Хоть предвидит
Всю глухоту и свободу мира.
Человек произносит:
- Нет у меня сапог.
- Сапоги нужны, - говорит сосед. –
Будет сыро…
***
Господь сидел в тюрьме,
Лежал в больнице,
Просил дать денег,
Чтоб опохмелиться.
А я шел мимо,
Верою дыша.
Не замечая скорби алкаша,
Бродяги, побирушки и блудницы,
Сумы, тюрьмы,
Похмелья и больницы.
Я шел домой читать молитвослов –
Даждь, Боже, оставление грехов
И хлеб насущный, и небесный сад,
Ум просвети и сердце…
Свят, Свят, Свят!
***
О чем молиться? Суета речей!
Ты, Боже, знаешь, что необходимо,
Что мне просить – что пропускаю мимо,
Когда слова ищу я поточней,
Когда себе внимаю-то едва,
Когда пред темным временем немею,
Даждь, то, чего просить я не умею,
Чего не знают точные слова.
ВОРКУТИНСКИЙ СЕНТЯБРЬ
В окне моём пестрела тундра,
Дошел до края белый свет.
Томился дух. Откуда мудрость
Возьмется в девятнадцать лет?
Мешал я юность с алкоголем,
Ругал стеснительность свою.
И жизнью крайне недоволен
Я был у света на краю.
Любви не знал. На сердце пусто.
В окне привычный холодок.
И я читал Марселя Пруста –
И ничего понять не мог.
Не мог понять, с какой бы стати
Я раздражён от сентября,
Куда планету время катит,
На что планета время тратит,
Зачем им в тундре лагеря?
Закрою книгу. Выпью чаю.
И продолжаю разговор,
Что ничего не понимаю –
Не понимаю до сих пор.
Проходит время. Входит утро –
Для нескончаемых бесед.
Томится дух. Что стоит мудрость
Через прошедших сорок лет?
СЫКТЫВКАРСКИЙ КВАРТАЛ
Москва стоит за Максаковкой,
Когда ты с Сысолы глядишь.
А сзади будет остановка
Автобуса «район Париж».
Местечко то ещё! Немало
Столичных и иных зевак
Здесь по сусалам схлопотало.
За Сысолу. И просто так.
За то, что невесёлым летом
По темной улице идешь,
Плохие куришь сигареты,
И на француза ты похож.
И я там шёл. Задел неловко
Прохожего.
Всего-то лишь!
И врал, что свой. Из Максаковки.
Но не поверил мне «Париж».
ОСЕНЬ ГРЯДУЩЕГО ДНЯ
Довольно для каждого дня своей заботы
Мф. 6,34
Тесна порою осень, как каморка,
И мыслям тесно в замкнутом кругу.
Как всё не так! И как внезапно горько –
Что жить я по-другому не могу.
Как тесно от цитат и от расчётов,
Что умножают скорби и печаль!
И дня грядущего несу заботу –
Осеннюю заботу на плечах.
И тесноту душа не переносит.
И понимает из последних сил –
Сны не сбываются,
И подступает осень.
А новый день еще не наступил.
ОСЕННИЙ КРЕСТ
Неприхотливы здешние места –
И ты привык к дождям и глухомани.
И упадешь под тяжестью креста –
Не жизнь, а осень! Только снова встанешь.
Чего бы ни смотреть на мелкий дождь?
Смотреть себе без лишних восклицаний.
Надолго осень. Разве с ней умрешь?
С ней умирать невесело. И встанешь.
И не захочешь уезжать из мест,
Где столько о других краях проплакал,
Где железнодорожный переезд
Опаснее осеннего маньяка.
Обычный крест – передохни и встань.
К тому же, всё равно тебе не спится.
И тепловоз въезжает в глухомань –
Дает гудок. Наверно, из столицы.
***
Это русский климат – снова человек
Падает привычно, как на землю снег.
Так он критикует разум, будто Кант.
Падает, как домик из игральных карт.
Падает, как томик с полки мудрых книг.
Падает, как комик, ропщущий тростник.
Падает надёжно – никаких надежд.
Придаёт паденью правильный падеж.
Упадёт надежно – обживает дно,
Вешает иконы, тряпкой трёт окно.
Господи, помилуй! Я упал, как снег.
Но не басурманин, русский человек. |
***
Я работал на стройке – дело мне это постыло.
Надоело бетонщиком быть и чернорабочим.
И подумать не мог, что дана мне от Господа сила –
Возводить свою вечность, какую ты сам захочешь.
Я легко убивал время и тяготился веком,
Недолюбливал часто строгий строительный воздух,
Чтоб понять однажды, как дивно быть человеком –
Зодчим собственной вечности…
Может, понял не поздно.
***
Милетский философ Фалес
Разглядывал своды небес,
Разгадывал звёздные тайны.
Вникала его голова
В причуды созвездия Льва,
И был он возволнованным крайне.
Начало искал и конец
Вселенной милетский мудрец,
Но вдруг от неловкого шага
Споткнулся – упал, словно сноп,
В колодец. И чуть не утоп.
И чуть не погиб, бедолага.
Фракийская дева одна
Смеялась, когда он со дна
Просил о подмоге прохожих:
«Фалес! Ты ужасно смешной!
Не видишь камней под ногой,
Что в небе увидеть ты можешь?!».
Известный учёный, да вот
Остался всего анекдот
О нём. А не случай бы этот,
Не дева, что здрава, как быт,
То вовсе Фалес был забыт,
Великий философ Милета.
СИЛА ОДИНОЧЕСТВА
Одному не в радость праздник и пирог,
Кто-то нужен рядом – и не только Бог.
Должен кто-то слушать – и не только Бог –
Сокрушенье сердца: - Как я одинок!
Человек сильнее горя и тревог,
Если кто-то слышит: - Как я одинок!
Если кто-то может подтвердить итог:
- Спи ты, мой хороший… Как ты одинок!
ЛОШАДЬ ПОД ДОЖДЕМ
Задыхается небо от заурядных стихов,
От истин грошовых, которые пишут в стихах
Министр природных ресурсов, мусорщик, змеелов,
Чемпион по бодибилдингу, иеромонах.
Инспектор по налоговым сборам и постовой,
Главный инженер и преподаватель ОБЖ –
Рассказывают небу, что падает снег зимой,
Летом бывает дождь, грустно осенью на душе,
Что в море впадает река, лошадь жуёт овёс.
Как от дождей и лошади восхищены друзья!
Они говорят: стихи – просто по коже мороз.
Только небо от них задыхается.
Как и я.
МЕСТНЫЙ ГЕНИЙ
Мой город в дождь осенний,
В пургу и в летний зной
Не оставляет гений,
Бредет по мостовой.
Кружится или тает
По воле Божьей снег –
Судьбу свою читает
Прохожим человек.
Он автор трех романов,
Он носит их с собой.
Он зол на графоманов,
А сам он не такой.
Рассказывает снова,
Качает головой,
Что он рождён для слова,
Для славы мировой.
Зайдет в Союз писателей,
В редакции газет,
Пошлёт там всех по матери,
Пошлют его в ответ.
Готов дойти до драки –
Попробуй удержи.
Бездарные писаки!
Придворные чижи!
Придворные кукушки
Тошнит от ваших фраз!
Я, как Толстой и Пушкин,
Всё напишу за вас.
Бросайте ваши перья,
Напрасные труды –
Нет к серости доверья,
Придворные дрозды!
У вас не ум, а ксерокс –
Так всех развеселит,
Что улыбнётся «серость» –
Вахтер и инвалид.
Подумают: «Известно,
Проблемы с головой».
И плюнет гений местный
От скуки мировой.
ХЛОПНУЛ ДВЕРЬЮ
Три дня всех соседей просил
Старик поменять замок.
Он дверью так хлопнул, что
Закрыть её больше не смог.
Соседей серьезных своих
Три дня отрывал от дел.
Замок я ему купил –
Поставить никак не сумел.
Старик проворчал мне: - Оставь!
Не можешь – браться не след.
Неужто на весь подъезд
Нормального слесаря нет?
Спасибо тебе и на том.
Какая замку цена?..
Он умер, как будто уснул,
Как будто дверь не нужна.
Открыта квартира – входи,
Бери, что всю жизнь берёг.
Бери – только нечего брать.
Разве что новый замок.
ПАМЯТЬ СМЕРТНАЯ
О смерти надо помнить, как о хлебе,
На небе, где не терпят слов игру,
Твоей ревнивой жизни брошен жребий…
Пиши стихи и думай: «Я умру».
Тоски и света ожидают люди –
Куплет тоски и света мишуру.
Читаешь им стихи и вдруг забудешь,
Забудешь на мгновенье «Я умру».
Слова играют – верят на пределе,
Что смерть красна, как строки, на миру.
В ответ тебе кивают…
Неужели
Никто не вспоминает «Я умру»?
***
Содрогнулся душой – и обдал меня искренний ужас.
Для чего я живу? О последнем не думая дне.
Для чего я живу?! Хуже скряги. Мошенника хуже.
И губительный ветер в сердечной таю глубине.
И шагнул в глубину, отпирая запретные двери,
В ночь отчаянных мыслей и в гордых стихов суховей…
Содрогнулся душой так, что даже не сразу поверил,
Что ещё я могу содрогнуться от жизни моей.
***
Поколение рыбьего жира
Постепенно уходит из мира.
Пили вязкую жидкость для роста.
Подросли…
Доросли до погоста.
Для чего?! И кому было надо?
Воспитателям детского сада!
Им хотелось, чтоб мы без печали
После жира, как рыбы, молчали.
Мы шумели и спать не хотели.
Просто так. Без особенной цели.
А сегодня без всякого гула
Половина навеки уснуло.
ПРОГУЛКИ ПЕШКОМ
Кто его просил, скажи на милость,
Как о чем-то в жизни основном,
Говорил он: - Чтобы не случилось
Простатита, ты ходи пешком.
Сам увидишь, это просто чудо:
Слышишь птиц, считаешь облака,
Укрепляешь мышцы и сосуды,
Настроенье как от коньяка.
По асфальтам, по бетонным плитам,
По тропинкам, знай себе, иди…
И пошел пешком от простатита
Через сожаленья и дожди.
Батюшка, беднягу отпевая,
Был не очень-то красноречив:
- В назиданье жизнь его такая.
Ходим-ходим, о душе забыв...
В назиданье нам такие были:
В сорок шесть еще неполных лет
Друга моего похоронили –
Чин по чину.
Простатита нет.
Ни других болезней. Лёг в ложбинке –
Лёг в лесном подзоле под крестом.
Не болеем – ходим на поминки,
О душе забыв, идем пешком.
БУЛЬОН ДЛЯ СОМАЛИ
Есть в каждом свет. И каждый грешен.
Но должен даже нелюдим
Скорбящих от души утешить,
Бульона принести больным,
Придти в тюрьму к лишённым воли…
Вот негр, пьяный в лоскуты –
Не только русский алкоголик,
Но и проверка доброты.
Он чёрен не душой, а кожей,
Он всё-таки не крокодил.
В подобном образе, быть может,
Христос у нас любви просил.
Чего же ропщет хмурый разум,
Что не узнать родной земли,
Что понаехало чумазых,
Которым место в Сомали?
***
Что-то мне сегодня одиноко,
И совсем не весело мне что-то.
Маркитанты Ближнего Востока
В русские подались патриоты.
Все у них легко и шито-крыто,
Всё у них с умом и по расчёту.
Надо уходить в космополиты,
Маркитантов не люблю я что-то.
ШЁЛКОВЫЙ ПУТЬ
Шестой Ангел вылил чашу свою
в великую реку Евфрат: и высохла в ней вода…
Откр. 16, 12
По месопотамским низинам и по афганским склонам,
И по пустыням иранским дорогу уже мостят.
И перед восходом солнца однажды двести мильонов
Китайских солдат подступят к шумерской реке Евфрат.
Подступят они к Ефрату, что рай орошал когда-то,
И будут смотреть с дороги, как плещет его волна.
И тёплой воды по кружке – по полной – выпьют солдаты,
Осушит двести мильонов кружек теченье до дна.
А, может, одной лишь кружки военному человеку
Не хватит, чтобы напиться? Душа моя смущена.
Прольёт свою чашу Ангел шестой в великую реку –
Тогда Ефрат пересохнет, тогда начнётся война.
И небо не сдержит гнева от нестерпимого зноя
И русское солнце скроет под пеплом военных лет…
И князь Александр Невский молитву прочтёт перед боем.
И Ангел седьмой наденет армейский бронежилет.
МУЧЕНИЦЫ ВЕРА, НАДЕЖДА И ЛЮБОВЬ
Что Вера?! Для сильных она не нужна.
Любви и Надежды не надо.
Но снова глядят через все времена
На мир непорочные чада.
Мир силы, в делах и судах преуспев,
Становится строг и тревожен,
И требует казни для искренних дев,
Он выдержать взгляд их не может.
***
Хочется с небом побыть просто рядом,
Словом к нему прикасаясь чуть,
Чтоб надышаться ночною прохладой,
Перед рассветом легко уснуть.
С тихой молитвой уснуть на рассвете –
Боже, помилуй душу мою…
И видеть во сне, как смеются дети,
С ними смеяться, будто в раю.
* * *
Андрею Шабанову
Как вертится твоя планета
И на каких стоит китах?
Какие храмы и приметы
Творит волнения размах?
О чем молчат судьбы сугробы,
А над движением строки
Какие долгие учебы
Ведут души черновики?
И как — поэт?! С какой отравы,
С какой крепленой белены
Он скромно падает в канавы
Смотреть запутанные сны?
Смотреть, как вертится планета –
Как будто набирает ход…
Пусть укрывает до рассвета
Поэта тонкий небосвод.
ЖЕРТВА ВЕЧЕРНЯЯ
… ибо на мгновение гнев Его, на всю
жизнь благоволение Его: вечером
водворяется плач, а на утро радость.
Пс. 29, 6
Вечером плач – а на утро
Радость от искренних слез.
Это прощает слабость
Сердцам сокрушенным Христос.
А в чём поэзии милость?!
Держит сочувственный вид,
Жертвы вечерней не просит,
Жалкой судьбы не простит. |
|
