КОНЬ НА КРЫШЕ
Так не люблю, когда тревожат всуе,
Зима притихла – нет с утра пурги,
Сижу в сенях, медведя дрессирую,
Учу, как надевают сапоги.
Медведь ворчит. Как вдруг вбегает дьякон,
И, сунув косолапому изюм,
Он начинает нервно полуплакать,
Что на деревне булгатня и шум.
- Чужак какой-то, верно, малохольный,
Палит из пистолета, всех кляня,
И конь хрипит на крыше колокольни –
К кресту привязан. Очень жаль коня.
Неловко получается, однако,
По колокольне странный тип палит.
Считает дед Михей, что князь Монако.
А если из Саксонии бандит?!
С ним ребятня от скуки пошутила,
У нас за нею вечно недогляд.
И бабы – в плач, а мужики – за вилы,
Но ждут, что делать, кто же виноват.
- Я, видишь, занят? Только вышел в сени!
Ну ладно, отче дьякон, зря раскис.
Сейчас топтыгин сапоги наденет –
И разберемся, что там за киргиз.
Кого к нам только не заносит лешим!
И каждого от всей души прошу:
- Оставь в покое Русь! И хватит вешать
Коней на колокольнях и лапшу.
Придешь с любовью – встретим караваем,
Придешь с мечом, с обидой – видит Бог,
Медведь и тот скорее понимает,
Уже почти надел один сапог.
***
Жажда подступит – ты ищешь воды живой,
Влаги небесной. Но только вокруг пески.
Сухость на сердце, словно она часовой,
Видит, что приближается ветер тоски.
Ветер тоски, порывистый и штормовой.
Небо темнеет. Дороги к воде узки.
Что за погода?! В сердце и над головой.
Жажда и небо сжимают тебе виски.
День завершается – ляжет на самом дне
Памяти и непогоды. Совсем темно.
Это тоска по правде. Тоска по стране.
Жажда, которой насытиться не дано.
Но почему её имя опять – тоска?!
Как с нею сладить на узкой тропе песка?
НА СЕВЕРЕ
У нас Россия, не Гиперборея,
Хоть много снега и нерусских слов.
Но те же страсти ямба и хорея,
И тот же Божьей Матери Покров.
И те же колокольни и сараи.
А снег идет. И светел зимний час.
Нерусские слова мы обживаем,
Чтоб стали они русскими для нас.
***
Поэт молчит,
Слова сжимают душу,
Сжимают жизнь.
И надо слушать…Слушать!
И слышать –
Слышать
Тонкий переход
От жизни к слову.
И наоборот.
Поэт молчит…
А празднословья ветер
Безудержно
Гуляет по планете,
Несёт пургу душевной шелухи –
Трескучий вздор,
Ничтожные стихи.
И даже пастырь
В комнате алтарной
Записывает свой стишок
Бездарный,
Чтобы поэта хлопнуть по плечу:
- Молчишь, поэт?
А я вот не молчу.
Мои стихи читают хором дети
И премию
«Всё сказано на свете»
Вручили мне
Торжественно вчера
За легкий слог и брызги от пера.
Поэт молчит,
А про себя рассудит:
- Хорошие мне – слава Богу! – люди
Встречаются.
Прощают мне грехи.
Но чёрт их дёрнул сочинять стихи,
Когда не слышат
Тонкий переход
От жизни к слову –
И наоборот.
ОШИБКА АФАНАСИЯ ФЕТА
У чукчей нет Анакреона,
К зырянам Тютчев не придет.
Афанасий Фет
Фёдор Тютчев к зырянам пришел,
Это стало для Фета укором,
Но затем подошли рок-ин-ролл,
Гербалайф, орифлейм и Киркоров –
И не сразу теперь разберёшь
Голос Тютчева в этом содоме,
Что есть мысль изреченная ложь...
Вот беда! И не только для коми!
Жизнь теперь называется лайф –
В этом кайф и конец разговора,
Потому что кругом гербалайф,
Рок-ин-ролл, орифлейм и Киркоров.
КОЖАНОЕ ПАЛЬТО
Когда я был студентом – как давно! –
Писал конспекты, часто пил вино
И модное хотел купить пальто.
Казалось мне, я без пальто никто,
Какой-то недалекий обыватель.
Грустит никто! Никто лежит в кровати.
Одет никак. Точнее как дурак.
Никто спешит, скучая, на филфак,
Когда кругом свобода и весна.
Где денег взять?! Мне премия нужна.
Литературная! Любая будет кстати.
Которой на пальто и джинсы хватит.
Хотя бы на пальто. Всё подойдёт!
Допью вино. Сдам, наконец, зачёт.
И напишу еще одну главу,
Как без пальто на свете я живу.
Меня поймут, пройдет немного лет,
Страна иль Нобелевский комитет.
Поймут-поймут…
Прошло почти лет сто.
Висит в прихожей модное пальто.
Его я надеваю и ношу
И премии у неба не прошу.
Не потому, что вовсе не нужна –
Проходит мода. И прошла весна.
В СТУДЕНЧЕСКОМ ОБЩЕЖИТИИ. 1981
В нашей комнате стоял перегар –
Запах лука, пива, пота и щей.
Плакал Борька, что он – Поль Элюар.
Только лучше. Только русских корней.
А Платон, что не любил Сыктывкар,
Из деревни Коммунарский ручей
По «античке» пропускал семинар,
Унижая мир идей до вещей.
Я Платону отвечал: - Ты мне друг,
Только денег, к сожалению, нет.
Это город! А не пойменный луг.
И не сельский клуб…Университет!
Борька! Хватит ныть и хватит жрать лук!
Ты студент, а не французский поэт.
ВОРКУТА
Городу, что на краю планеты
Стынет в ожидании весны,
Не нужны хорошие поэты,
И стихи о небе не нужны.
Уезжаю — звезды и приметы
Скорым расставаньем смущены —
Чтоб не видеть и не знать воспетой,
Самой близкой сердцу стороны.
Городу, где в лагерных бараках
Душегуб, служака и пророк,
Умирали от тоски и мрака,
Где родился в данный Богом срок
И знаком был с каждою собакой, —
Пригодиться все-таки не смог.
НЕДЕЛЯ О КИСЕЛЕ И МУХЕ
Фруктовой дрозофиле
Давали пить кисель,
Чем жизнь ее продлили
На несколько недель.
В лабораторной муке,
Забыв про дом и сон,
Сменили шалой мухе
Наборы хромосом.
Пока дышал ты пылью,
Душой был хмур пока,
Чинили мухе крылья
И сбои ДНК.
Пока ты резал вены,
Теряя жизни цель,
Чинили мухе гены
И дали пить кисель.
Для бывшей паразитки
Вниманье и почёт…
Не те ты пил напитки,
Совсем не тот компот.
Обрел бы силу духа,
Учась у дрозофил,
То мог бы жить, как муха –
Компот бы свой не пил.
Характер взял бы в руки,
Прогнал тоску взашей,
И твой пример наукой
Мог стать для малышей
(А также алкашей).
Летай, как муха выше
Сомнений и тревог.
И о тебе напишут
Хороший некролог.
Слегка добавив глянец,
Напишут: пил кисель
И прожил дольше пьяниц
На несколько недель.
СКУПАЯ ГАДАЛКА
Цыганка привокзальная сказала,
Что проживу я девяносто лет.
Ответил я: - А почему так мало?!
Прибавь немного. Денег, правда, нет!
Хватило б девяносто, может, в Польше,
Во Франции, в Танзании, в Перу.
В России надо жить гораздо дольше.
С чего я преждевременно умру?!
Нельзя в России умирать так скоро,
Не пережив надежды полный хрен,
Генсека, вертухая, прокурора,
Вождя, соседа, повышенье цен.
Жить надо долго, от свобод и пыли,
Зимы и тундры не отдать концы –
И как твою бы душу ни казнили
За новый мир ревнивые борцы.
Не разболеться смутой и порядком,
Переворотом, поворотом рек,
Но ощутить простор и жизни краткось,
Как может только русский человек.
И ощутить, что можно всё сначала,
Когда тебе лишь девяносто лет!
Цыганка привокзальная сказала:
- Зачем жить дольше? Если денег нет…
|
ЛЮБОВЬ И НЕФТЬ
Стихи написал, что сердечно люблю,
Что душу томит и тревожит.
И доллара курс стал пониже к рублю.
И нефть продается дороже.
Права ты – совпало, и сердце тоска
Для биржи совсем не заминка.
Но Хлебников песни водил, как войска,
Сражаться с прибоями рынка.
Пусть я не водил, лишь стихи написал –
Молитву о вере. И всё же
Душа прикоснулась на миг к небесам…
И ты стала ближе, дороже.
НА БОГАТЫРСКОЙ ЗАСТАВЕ
Почти забыта древняя былина –
В ней русский воин Муромец Илья
Настиг во чистом поле Жидовина,
Нахального, как вор, богатыря.
Три дня, забыв про сон и про усталость,
Они не прекращали ратный спор,
Сыра земля под ними колебалась,
Расплёскивая воды из озёр.
Огрел Илья врага рукою правой –
Вдруг левая нога его скользит.
И он упал.
Короткою расправой
Незваный гость безжалостно грозит.
Чингалище заносит для удара
И дерзости охально говорит:
- Зачем во чисто поле ездил, старый,
Что охранял, докучливый старик?
Аль замениться некем? Аль убоги
Младые гридни ныне на Руси?
Давно срубил бы келью при дороге,
Да подаянье у хазар просил.
Лежал Илья и горевал сердито:
- Неладно в книгах писано, что мне
Вовеки не бывать в бою убитым
Ни в ближней и ни в дальней стороне.
Но помолились о крестьянском сыне
Отцы святые в напряженный миг –
И сшиб он сквернослова.
- Жидовине!
Ты распустил поганый свой язык.
Сумею дать я укорот залыге,
Надолго будет ворогам урок.
Нет, не соврали кожаные книги! –
И Жидовину голову отсёк.
И на копьё воткнул…
Такие были
Рассказывают предки.
Просто срам,
Что многие об этом позабыли,
А надо помнить русский эпос нам.
ПУТЕМ АКЫНА
Посмотрит акын направо:
Чинара, степные травы,
Аральское море слёз.
Посмотрит акын налево:
Кумыс, Фергана, посевы,
Арык, арба, абрикос.
Посмотрит бесстрашно прямо:
Дорога на яме яма,
Мог выбрать и поровней.
Зачем для души акына
Шагать по пескам и глинам,
Шагать до скончанья дней,
Идти тропой кочевою,
По сторонам головою
Крутить ради новых строк
И петь о цветах гвоздики,
Чинаре, арбе, арыке,
Мечтах неровных дорог?!
А чтоб о нем по кончине,
Как домбра, добром акыне
Твердили, возмущены, –
И справа, и слева – скопом:
- Не в той стороне был хлопок!
Не с нашей пел стороны!
ПОДГОТОВКА ОБЛИЧИТЕЛЯ
В монастыре сначала поживи.
Не пей вина. Не пой дурацких песен.
Без женского вниманья и любви
Попробуй обойтись. Хотя бы месяц.
Хотя бы два. Да разве это срок?
И в братьях не ищи суровых судей.
Читай псалтырь, вникая между строк –
Вокруг тебя не ангелы, а люди,
Которые живут без коньяка
Не первый год – и даже без креветок,
Что им светло от пенья кондака.
Хотя бывает всякое при этом.
И вера – разберись – без дел мертва,
Не стоит огрызаться от раздумий.
Грызи сухарь. Руби в лесу дрова.
Иди туда, куда пошлёт игумен.
Иди в затвор. И дверь закрой, и рот,
Молчанием земные дни итожа,
Забыв, что существует женский род,
Что Родина на женщину похожа.
Молчи, скрывайся и таи опять,
Как созревает в полутёмной келье
И посещает душу благодать –
Высокое духовное веселье,
Как жизнь, согревшись огоньком свечи,
Любви отдаст последнюю рубаху…
А выйдя из затвора, приручи
В тайге медведя, волка, росомаху.
Когда горбушку хлеба, как халву,
С руки твоей возьмёт медведь громадный.
Садись ему на спину – и в Москву
Езжай на нём. На поезде накладно.
И пусть в Москве торгуют колбасой,
Одеждой, положеньем, первородством,
Иди по Красной площади босой
И ощути блаженство как сиротство.
И лишь тогда, вдохнув столичный рай
И дар приняв решительной догадки,
По площади иди и обличай
Российские законы и порядки.
И лишь тогда, что мир лежит во зле
Рассказывай, свой голос возвышая –
Пусть молятся усерднее в Кремле!
И также закулиса мировая!
И лишь тогда напомни – Страшный суд
Близ при дверях. Наступит очень скоро!
И лишь в глазах блаженного прочтут,
Что близок час небесных приговоров,
Что человек так жалок, нищ и наг –
Что царь, что псарь и что чернорабочий…
А что сейчас?! Ты только пьешь коньяк
И горькие стихи под нос бормочешь.
ЗВОНОК ОСИПА ЭМИЛЬЕВИЧА
Ко мне позвонил Мандельштам:
- Хочу вас поздравить с Поэтом!
Его я читал до рассвета.
С Поэтом! Вы слышите там!
В России такой он один,
Сегодня зайду к нему в гости.
Зовут его Вагинов Костя,
Пожалуй, для вас Константин.
Прочтите лишь несколько строк,
Он вас обязательно тронет,
Трагический гений гармоний,
Как будто бы греческий бог,
В свирель превративший тростник…
Я робко, однако с досадой,
Ответил:
- А как же Асадов?
Не будут читать его книг?!
Их издано тьмущая тьма.
И в нашем бесчувственном веке
Закроются библиотеки?
К нам горе придет от ума.
Вздохнул Мандельштам:
- Вот беда –
От смеха чуть было не помер,
Но понял, не тот, видно, номер
Набрал я.
Попал не туда.
***
Когда Ты молитвам внимаешь,
Глядишь на тревожный закат,
То знаешь, конечно, Ты знаешь,
Зачем наши судьбы сгорят.
Сгорят не для точных ответов –
Мы только, как дети, поймем,
Что строгое таинство света
Дополним неровным огнем.
Запутавшись в снах и порядках,
И в чаяньях ночи и дня,
Мы просто сгорим без остатка
Неровного ради огня.
СОНЕТ О РУССКОМ НИЛЕ
Томится праздный дух, что надо жить по вере –
Желаю я порой, как голубь легкокрыл,
В пустыню улететь. Там понимать, что звери
Верней людей. Но нет пока на это сил.
А там бы в тишине – в пустынной атмосфере –
Свет к свету собирал и бороду не брил,
И с ангелами пел молитвы я в пещере,
И на пески смотрел, и на зелёный Нил.
Я в городе живу. Не ем сухие травы.
И на камнях не сплю. Не приручаю льва.
Но все-таки и я, поверь, имею право
На непреложные и кроткие слова:
Не стоят ничего богатство, власть и слава, –
Надежнее стихи и неба синева.
***
В студёные жизни глубины
Войдём – на небесное дно –
Любить, потому что любимы.
Отдать, потому что дано.
ГРЕГОР РАСКОЛЬНИКОВ
Грегор Замза обнаружил, что он у себя
в постели превратился в страшное насекомое
Ф. Кафка
Говорят, что напился, а то и травки
Покурил – и с ним случился конфуз.
Сдали нервы – он вспомнил рассказ Кафки,
Пошел в полицию, сказал: - Сдаюсь…
Оправдания нет! Устал от снега,
Устал, что нас возвышает обман.
Явка с повинной. Зовут меня Грегор.
Я стал насекомым. Я – таракан!
Во мне накопилось много вопросов,
Особенно русских. И потому
Свяжите покрепче меня дихлофосом.
И посадите от снега в тюрьму…
Дежурный, от слов признанья мрачнея,
Ответил, немного повысив тон:
- Австрийского я не читал еврея,
Но возмущён,
От души возмущён,
Что студент войдет с топором к старушке,
Даст по темени – считай, просто так,
А виноватым окажется Пушкин,
Совсем не Кафка и не Пастернак.
***
Как правду ни смягчай, в ней есть изъян –
Глаза-то колет.
За неё в палатах
У Ирода власть облеченным матом
Пошлют за Иордан.
И в Магадан.
И ты пойдёшь,
Решив, что Богом дан
Колючий дар с невежливым конвоем,
Что можно поплатиться головою,
Как некогда Креститель Иоанн.
Пойдешь,
Ворча, что речи оборот
Смягчал напрасно – и чего бы ради?! –
Что снег пошел, что всех не пересадишь,
Что лёд, как бритва,
Что Христос грядёт.
О ПОЛИТИЧЕСКИХ СПОРАХ
Расплодилось в округе угрюмых дворняг,
И рычат, угрожая прохожим, во мраке.
И чего с ними спорить?! Везёт, что дурак,
И по первым словам догадались, собаки.
Догадались дворняги, что не оценю
Их бродячей отваги и склонности к лаю.
Не хватает ума на такую брехню.
Я такую брехню просто не понимаю.
***
Боже наш, Владыко, Господь Иисус Христос,
Пресвятая Богородица Одигитрия,
Не оставьте без любви и покрова наших слёз,
Учините в рай, раба Божьего Димитрия,
Плачем, плачем, но в небесные дали глядим,
А иначе день этот длинный нам не вынести.
Вы простите, что сыночек был у нас один,
Дверцу райскую откройте ему – по милости.
По велицей Вашей милости… |
|