К 100-летию Фёдора Абрамова

Михаил ПОПОВ (Архангельск)

Счастье Василисы Мелентьевны

Три повести Фёдора Абрамова «Деревянные кони», «Пелагея» и «Алька»  - суть русского ХХ века

Образ абрамовской Василисы Мелентьевны («Деревянные кони») для меня – олицетворение моей бабушки, Анны Михайловны, онежанки. Это люди одного поколения, родившегося на исходе Х1Х-го или в самом начале ХХ века.

По моему глубокому убеждению, это самое золотое поколение ушедшего столетия и, может, самое трагическое за всю тысячелетнюю историю России. Почему? Потому, что этому поколению запретили веру. Веру, понятно, запретить невозможно, но можно запретить церковные службы, можно изгнать священника, изрубить иконы, порушить храм. Причём в массовом масштабе, повсеместно по всей державе.

Подобного не бывало ни в какие времена, с начала православного Крещения. Татаро-монголы, подмявшие Русь, церквей массово не жгли, звонарей с колоколен не сбрасывали. В поры раскола, вызванного реформами Никона, церковь устояла. Кто не принял перемены, уходили в скиты и пустыни. Власть старообрядцев порицала, но не травила, за исключением только наиболее неистовых приверженцев старой веры, угрожавших, как казалось правителям, целостности государства. Фанатики сами жгли себя и своих чад в срубах. В петровские времена власти реквизировали для нужд армии колокола, которые шли на переплавку и отливку орудий. Но церковь при этом жила и службы в храмах не прекращались.

А после 1917 года рухнуло всё и вся. А главное церковь – духовный столп русского народа. Инородцы-большевики, захватившие власть, точно определили своего главного врага. Отделение церкви от государства было утверждено одним из первых декретов. И началась вакханалия разгрома. Под лозунгом «Религия – опиум для народа» были закрыты, разрушены и сожжены тысячи православных храмов, расстреляны многие священнослужители. Казалось, пресеклась праведная нить, обмелела навсегда река православия, наступил конец Святой Руси.

Но – вот же живучесть истинной веры! –  свалив церковные купола, обезглавив тысячи церквей, чужебесы не смогли уничтожить те храмы, что сияли в православном сердце. Именно они, эти незримые храмы, где основа – совесть, помогли выстоять тому самому трагическому поколению, к которому принадлежат Мелентьевна и моя онежская бабушка. Они не перечили новой власти, которая оголтело отрицала все святоотеческие традиции и навязывала новые. Справедливо полагая, что всякая власть от Бога, даже такая, «басурманская, даденная за грехи», они терпеливо несли свой крест. Они добровольно или по принуждению вступали в колхозы; они отдавали в общее пользование скот; они от зари до зари работали на полях, лугах, фермах, получая за это пустопорожние «трудодни»; и при этом  рожали детей – своё будущее, как было заповедано свыше…

Эту безответную крестьянскую массу постоянно погоняли кнутом «генеральной линии».  Деревня  исполняла постановления партии, но не всегда так, как указывалось. Это был не саботаж, нет. Это было православное испокон веку заповеданное здравомыслие.

Мелентьевну выдают замуж в чужую деревню. У Абрамова это нарицательный образ – урваи. Не мог он в советские поры сказать прямо о коммунах, в которые в 20- годы сбивалась неработь, митинговщики да шалопаи. Урваи промышляли охотой, рыбалкой, напившись, хулиганствовали. Юная  Василиса, праведная душа, не по годам мудрая, своим смирением да трудолюбием сумела повернуть оголтелую урвайскую силу на обработку земли. И какой же великий урожая получили урваи, кои нередко жили впроголодь.

Но высшая заслуга Мелентьевны в том, что она незаметно повернула урваев на красоту. Избы Пижмы, по её тихой воле, украсились  конями. На закате, словно золотой табун летел по-над рекою, славя Небесного Создателя. Такого земного величания не было ни в одной  окрестной деревне.

Потому-то на погибельном краю жизни и поклонился ей в пояс свёкор Оника Иванович: «Спасибо, Василиса Мелентьевна.., что нас, дураков, людями сделала…».

***

В повестях Абрамова, обозначенных в подзаголовке,  предстают, по сути, три поколения деревенских женщин: Мелентьевна – мать, Пелагея – её самая младшая дочь и Алька – её внучка. И здесь  постепенно открывается  драма. Господи, как же далеко укатились яблоки от яблони!

Василиса Мелентьевна – праведница. Всю жизнь она прожила в неустанном труде, добывая свой хлеб в поте лица своего, как заповедано свыше. Не было бы таких, как Мелентьевна, не было бы того золотого – терпеливого и двужильного - поколения, советская власть пала бы куда раньше. И ещё одно вышнее поручение Василиса Мелентьевна свято исполняла – исправно плодилась. «У мамы всего до двенадцати обручей слетало», - отмечает её невестка Евгения, - а живых-то осталось шестеро». ( К слову сказать, моя донская бабушка, Прасковья Илларионовна, рожала четырнадцать раз.) Это они, их сыновья, сыновья и дочери того великого поколения отстояли от погибели Родину-Мать, сражаясь на фронте и не покладая рук трудясь в тылу. Вот кто такая Мелентьевна в судьбе нашей державы.

А кто же Пелагея, её преемница?  Пелагея – тоже труженица. Она девчонкой испытала военное лихолетье – тяжкую деревенскую страду, в которой бились  без мужиков да лошадей одни жёнки;  опасные сплавные работы; студёное – на всю долгую зиму – тягло «у пня» - в лесосеке. Но после войны её сердце поразила червоточина. Отметив, как справно, не голодая, не бедствуя, живёт партийная  да исполкомовская верхушка, она решила, что тоже не лыком шита и, переступив честь и совесть, выхлопотала себе хлебное место пекарихи.

Нет, трудилась Пелагея ладно. Она была мастерица. Господь дал ей в наследство  чуткие и проворные руки. Её хлеба славились на всю округу. Но не зря примечает присказка, что у хлеба не без крох. Помимо небольшой, но исправно получаемой зарплаты, в отличие от вечно нищих колхозников-однодеревенцев, Пелагея ежедённо имела солидный приварок – ведро отходов, в котором на дне покоились увесистые шматки казённого теста. На этих помоях быстро разбухали поросята, набирая товарный вес. Убоина-свеженина переводилась в рубли, на которые приобретались невиданные в деревне товары. Сундуки Пелагеи полнились, как поросята. В этой гонке недосуг было подумать о наследниках. Родила единственную дочь – и всё. А потом и время  детородное минуло. Зато Алька - дочь её, особо не нагружаемая работой, домашними делами, не ахти какая прилежная в учёбе,  как сыр в масле каталась.

Удар в прямом и переносном смыслах настиг Пелагею на самом, как ей виделось,    житейском взлёте. Пал через её гордыню муж Павел. Сбежала в город с офицериком её единственная дочь Алька. И что же осталось у Пелагеи? Пустые, без человеческого голоса, хоромы да отверстые сундуки, набитые устаревшим, никому не нужным барахлом. И всё. Таков неизбежный итог стяжательства и алчности, погубившие Пелагею.

Не завидна судьба и её дочери. Алька, взлелеенная в холе, не отягощённая моральными и нравственными установками, этакая попрыгунья-стрекоза,  полетит по жизни, пока не прибьёт её ледяным дождём или снегом. У неё нет будущего.

Положим, Алька всё же родит. Сына или дочку – не суть есть, даже двоих. Что ждёт потомство Алевтины Павловны? Ничего хорошего, притом, что у беспутных родителей иногда вырастают неплохие дети.  Ведь их юность-молодость падёт на лихие 90-е. Сын, перенявший мамкин характер, пропадёт в бандитских разборка или сгинет где-нибудь в подвале от наркоты. Дочка очутится на панели или где-нибудь в дешёвом европейском борделе, где блудные девицы гибнут от алкоголя, ножа или дурной болезни.

***

Ужас тех диких лет, вроде, отступил. Но давайте осмотримся. Земля-кормилица лежит впусте. Внуки–правнуки земледельцев, плохо обученные в современной школе, не имеющие толковой профессии, скитаются по жизни, как перекати-поле. Парни уезжают на заработки за кордон, но что-то не видно, не слышно, чтобы преуспевали. Девицы норовят туда же замуж, едут в Европу, в Скандинавию, на Восток. И что? В Швеции, Норвегии, Финляндии то и дело возникают скандалы из-за детей – у русских мам ювенальная юстиция отбирает сынков и дочек. В Европе теперь полно беженцев, даже в маленьких  городках, уточняет по электронке землячка, лет двадцать живущая в германской провинции. Про Восток и говорить нечего – кругом бунты, перевороты, войны, терракты. Что будет с теми, которые повыходили замуж за турок? Затуркают…

Не ходите, девки, замуж на чужую сторону. Не знаю, сам придумал или где слышал. А ещё народное: дома и стены помогают; на чужбине, словно в домовине; где родился – там и пригодился; глупа птица, которой гнездо своё немило…

Все нынешние беды -  прежде всего отпадение от земли, от своих корней -  порождены той самой перестройкой-переломкой, которая стряслась тридцать лет назад. Нынешняя власть не способна решить народные проблемы, потому что погрязла в  противоречиях, кои и породили её. Народ сам должен определить свою судьбу. И путь тут один, заповеданный издревле – путь, которым шла по родимой земле вечная труженица и праведница Василиса Мелентьевна. Тяжело жила – правда. Но ведь и счастливо. Сколько сделала для украсы родной земли, для людей. И старость её красива. Не в доме для престарелых в немощи да сиротстве. Среди ласковой, заботной родни. Вон как наперебой зовут к себе, не отпускают её от себя внучата - баба приезжай, баба не уходи – и на шее виснут. Разве это не счастье?!  

Наш канал на Яндекс-Дзен

Вверх

Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта
Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-"

Комментариев:

Вернуться на главную