| |
Письмо пахло цветочным мёдом. Этот пьянящий дух Игорь запомнил тем последним, самым памятным летом в деревне у деда, когда тот жительствовал свой последний земной год.
Дед начинал качать мёд с утра. Он спозаранку, стараясь не шуметь, чтобы не увязались за ним «помощнички» – так дед называл всех, кто в первые часы работы на пасеке ему только мешал, уходил из дома. Игорь иногда просыпался и, делая вид, что спит, наблюдал, как дед подвязывает собственноручно изготовленный протез к культе. Одевшись, он делал несколько пробных шагов по комнате, поправлял ремешки, перетягивающие обрубок ноги, а затем сбрасывал штанину с бедра вниз и уходил, чуть прихрамывая. Ногу, рассказывал дед своему юному внуку, он похоронил во время войны ещё на Псковщине. Игорь пытался представить, как дед поднимал свою ногу, оторванную немецким снарядом, шёл на кладбище и зарывал её в землю. Но как же он шёл? Ведь у него уже не было ноги и ещё не было протеза. А хоронил в маленький гробик? Не переспросил. Остался с самого детстве наедине с этими странными вопросами. Ах, сколько вопросов, не проясненных, порой странных, зачастую вечных, остаётся напоминанием о долго тянущемся, на самом деле быстро промелькнувшим и стремительно исчезающем в дымке времени, детстве.
Дед осматривал ульи, каким-то хитрым способом, совсем не пользуясь дымами, выпроваживал пчёл, извлекал рамки с запечатанными сотами, а на их место ставил новые, к которым накануне вечером прикатывал вощину.
«Помощнички», в том числе и Игорь, появлялись, когда дед начинал заправлять медогонку. Он срезал восковые крышки с сот, и духмяный запах постепенно растекался вокруг. А когда медогонка раскручивалась и начинала петь, жидкое золото окрашивало стенки барабана прозрачной глазурью и разделялось – тягучий мёд стекал на дно, а освобождённый цветочный аромат клубился из вращающегося отверстия и, оттесняя воздух, заполнял собою пространство вокруг. И чем выше вставало солнце, тем сильнее «потели» соты и тем сильнее, до перхоты в горле источался медовый дух. Игорь, впервые оказавшись у медогонки – она была ему всего по плечи, – попытался заглянуть внутрь. Из жерла медогонки пыхнуло жаром и удушающе-приторным ароматом.
– Пчёлка-то за нос цапнет, – предупредил дед, размеренно прокручивая ручку.
Игорь отпрянул от бочки. По глазам, наблюдающим из-под седых бровей, не понял, шутит тот или беспокоится о внуке. Ещё раз, уже с опаской, заглянул в медоворот, пытаясь отыскать приготовившуюся напасть на него пчелу. Но в стремительном вихре даже сот не было видно. И только запах. Игорь со всей силы потянул его грудью, задохнулся, закашлял, отскочил в сторону и стал судорожно глотать воздух.
– Как конфеты, – молвил он он, переведя дух.
– Кон-фе-ты? – передразнил дед. – Да разве ж они так обдадут? Сахар запахом не располагает. Всё химия.
Медвяный дух был сочным и тёплым. Игорь ещё и ещё вдыхал его. Вдыхал до головокружения. Этот запах стал одной из примет его детства. И ещё одной памятью о деде.
Другой памятью остались награды. Две звезды. Одна тёмно-красная с солдатом в шинели и с винтовкой в руках, а на второй написано «Отечественная война», скрещённые серп и молот, сабля и винтовка. Это были ордена. И ещё было много золотистых медалей. Одна серебряная, как юбилейный рубль, с надписью «За отвагу». На другой прочитал: «За победу над Германией».
– Деда, ты был в Германии?
– Не дошёл.
– Так тут же написано.
– Так каждый по-своему побеждал.
***
Когда почтальон раздавал письма, привезённые с почты – так по привычке называли станцию фельдъегерской полевой связи – этот конверт он сунул Игорю. Тот сначала удивился: с родителями и братом, да и с друзьями-товарищами он обменивался СМС-ками и ТЕЛЕГРАММ-ками. Бывшая жена помнила о нём разве что из-за алиментов. Игорь остался для неё «досадным недоразумением». Эти обидные слова она бросила ему при расставании, когда уезжала из шахтёрского посёлка в областной центр, где у неё, как потом выяснилось, был давний друг. Бывшая увезла Иришку, оборвала все связи с его роднёй, да, кажется, и со своей тоже. Не найти, не дозвониться.
На конверте получатель значился одним словом: «Солдату». Всё понятно – очередная волонтерская акция поддержки воинов СВО.
Зато первые строки письма коснулись сердца искренностью и простотой.
«Здравствуй, солдат!
Пишет тебе ученица 2-го «А» класса. Меня зовут Виктория, но все зовут меня Вика. А это неправильно. Вика – это такая трава, ей коров кормят. Виктория на самом деле означает ПОБЕДА.
Мне это сказала няня Поля из нашего детского дома. А она всё знает.
Я совсем не знаю тебя, солдат, но уже горжусь тобой. Твоя служба совсем не лёгкая, но ты достоин уважения, ведь ты защищаешь нашу Родину. И это дорогого стоит.
Нет ничего страшнее войны, и я хочу поблагодарить тебя и твоих товарищей за вашу смелость и мужество. Каждый день вам приходится рисковать жизнью, идти в бой, чтобы люди могли мирно жить, а дети ходили в школу. Многие дети от войны лишились родителей, живут в детском доме. Это большое горе. Я не помню моих родителей, но скучаю по ним. А если бы я их знала и их убили, то горевала бы.
Служить Родине – это очень трудно, поэтому хочу поддержать тебя и твоих боевых товарищей! Желаю вам оставаться сильными и храбрыми, чтобы вы победили и ещё чтобы ни кто не умерал, чтобы все жили, вдруг я угадаю ваши имена: Володя, Ваня, Саша, Максим, Игорь. Простите, что с ошибками. Мне будет приятно, если я угадала ваши имена. И последнее желание, вам всем вернуться живыми и здоровыми.
Няня Поля сказала, что война скоро закончится, ПОБЕДА будет за нами!
Я горжусь, что есть такие смелые люди, которые ради нашего спокойствия рискуют собственной жизнью. Я хотела, чтобы у меня был такой папа.
До свидания! Виктория».
Игорь лишь начал читать написанные неуверенной детской рукой строки, и на него пахнуло запахом детства. Чтобы проверить, правда ли письмо пахнет, он поднёс листок к лицу и втянул в себя воздух. Ничем не отозвалось. Может быть, пылью. А слова всё равно были тёплыми. И пахли цветочным мёдом.
Письмо зацепило. Он второй раз, уже вдумчивее прочитал его. И нежданная грусть проникла в него и достала глаза капельками влаги. Игорь устыдился и невольно оглянулся, чтобы никто не увидел этой его мгновенной чувственности, похожей на слабость. Несколько ошибок, на которые он бы и внимания не обратил, исправленные явно чужой рукой и ручкой, уязвили его – будто кто-то влез в его личную с Викторией переписку. Наверное, это сделала няня Поля, которая всё знает.
В отряде были ребята со всеми именами, перечисленными в письме. Кроме Володьки – его отправили ещё позавчера в госпиталь. Восемь дронов сработали впустую, а девятый, что зашёл от солнца, был замечен им в последний момент, когда он уже вышел из укрытия. Шмели и пчёлы своим надоедливым жужжанием заглушали подлёт маленького противного камикадзе. На крик «Дро-о-он!» он отскочил в сторону и упал на землю, но граната дотянулась до него осколками.
Любой из тех, кого назвала Вика-Виктория, если бы ему вручили конверт, получил бы это письмо по праву. Повезло Игорю. Прочитав письмо, он соединил скрепкой конверт и тетрадный листик с не совсем ровными строчками, повесил это послание рядом с другими письмами на бечёвку, протянутую вдоль стены. Здесь уже висело десятка два писем. Ребята брали их, читали, возвращали в «библиотеку». На следующий день Игорь «своё» письмо убрал от всеобщего обозрения, сунул в нагрудный карман – пусть будет амулетом и талисманом, рассудил он. Письмо неизвестной девочки напомнило ему об Иришке – дочка тоже должна была учиться во втором классе.
***
Вскоре после развода с женой – ей не хотелось превращаться в нищебродку, а шахтёрский посёлок действительно нищал – Игорь увидел на стене военкомата объявление о наборе на службу в армию по контракту. Возвращаться в опустевшую вдруг квартиру уже давно не хотелось. Шахты закрывались одна за другой, горняки за ненадобностью увольнялись, друзья уезжали. Перспектива в скором будущем пополнить ряды праздношатающихся не радовала. А этот выцветший плакат военкомата висел видимо давно, и дважды в день – на работу и с работы – проходил мимо него Игорь, скользил безразличным взглядом. И не видел, не обращал внимания. А теперь этот плакатик вдруг оказался для него путёвкой в другую жизнь.
Узнав, что Игорь имеет водительские права, отслужил в десантуре, с армейскими порядками знаком не понаслышке, а главное – желает уложить на лопатки свою прежнюю судьбу, чтобы дальше пойти с новой, в пункте отбора оценили, подтвердили, что в сложившихся условиях он делает самый правильный в своей жизни выбор. К тому же и полк, который готов предоставить ему общежитие и вакансию водителя артиллерийского тягача, находился не за тридевять земель, а всего лишь в двадцати километрах от шахтерского посёлка.
– А как с этим делом? – майор прошёлся средним и указательным пальцами по своей шее. – За воротник. Ни-ни?
– Я же шахтёр, – Игорь укоризненно покачал головой и вместо того, чтобы обидеться, добродушно улыбнулся. – Где ж вы видели среди нас алкоголиков? Дважды в день в трубку дышим, да ещё внезапные проверки. Какая бригада с собой в забой пьющего балбеса возьмёт? Накуролесит, да и работу разве выдержит? Кто сильно пьёт и травкой балуется, не приживаются и давно отсеялись.
– На всякий случай спросил. Чтобы не вернули тебя нам через месяц.
В артиллерийской батарее бывший шахтёр пробыл недолго. Оделся-осмотрелся, покрутился около пушек на полигоне, сходил в несколько нарядов, а потом перевели его в автовзвод.
– Шахтёр? Будешь ответственным за уголь, – отпустил шуточку сержант Петренко из технической части, ответственный за планирование машин и оформление путевых листов.
За месяцы, оставшиеся до зимы, следовало заполнить склады и площадки у котельных углём. График определился жесткий, без перерывов и выходных: в 6 утра с рассветом начиналась погрузка в грузовом тупике железнодорожной станции, последний рейс завершался в сумерках. Машины, выделенные на уголь, работали в авральном для автовзвода режиме. Это напряжение отодвигало мысли о предательстве и неблагодарности бывшей.
На станции случилась приятная встреча. Однажды из ЗИЛа, тоже с военными номерами, вставшего в очередь на погрузку, выскочил водитель в десантной форме.
– Серёга?
Игорь не обознался. С этим парнем они были одного призыва и служили когда-то в одной роте. Серёга вместо дембеля остался на контракт – сказал, что в деревне ему делать нечего, к тому же рождённый летать ползать не должен. А Игоря дома ждала, как ему казалось, жена, к тому же с новорождённой дочкой. Приятели разговорились.
Игорь рассказал о себе, потом спросил:
– Серёга, так ты что ж, всё-таки по земле теперь ползаешь?
– Летаю, но немного реже. Ты же помнишь, десантник только три минуты орёл, а всё остальное время – лошадь. Чтоб на себе не очень много таскать я и сделался водителем кобылы, – Сергей похлопал крыло своего самосвала.
– А ты что же в пехоту подался? – в свою очередь он вопросительно взглянул на Игоря. – У нас год за полтора, а то и за два, а можно и день за три найти. Дуй к нам. Словечко замолвлю.
Это рекрутское предложение было сказано с апломбом, будто Серёга был по меньшей мере генералом. Сержант-контрактник даже из ВДВ мог быть и поскромнее. Игорь улыбнулся этим своим мыслям, а Серёга понял, что тот согласился ещё раз поменять свою судьбу, и протянул другу растопыренную ладонь.
– Держи краба и жди вызова.
Обменявшись телефонами, они расстались.
***
Уже на следующий день Серёга позвонил и сообщил, что дело закрутилось, но требуется личное знакомство командира с «кандидатом в ВДВ» и небольшая проверка.
– В воскресенье сможешь приехать? – спросил Серёга и, получив утвердительный ответ, напомнил: – Портфолио не забудь.
– А портфель зачем? – не расслышал Игорь и недоуменно переспросил.
– Вы в пехоте совсем от жизни отстали. Ты телевизор смотришь? – из телефонной трубки зазвучали вопросы, адресованные из ХХI века в век XIX. Тут же последовали милостивые разъяснения: – Возьми документы – дипломы, свидетельства, грамоты, разрядную книжку по единоборствам. Медкнижку не забудь. Чтоб было понятно, что не бомж из подворотни пришёл наниматься в элитные войска.
Серёга напомнил, что знакомство закончится в бане, но перед эти будет спортзал, а потому и спортивную форму одежды нужно иметь с собой.
Сославшись на неотложные семейные дела, Игорь в воскресенье, за счёт всех не отгулянных на угольном подряде выходных, отпросился покинуть гарнизон. И ещё до рассвета, позаимствовав «Жигулёнок» у старшего брата, отправился к десантникам.
Воскресное утро офицеры и контрактники, свободные от нарядов и дежурств, начинали под лозунгом «Мы дружим со спортом». Одни гоняли футбольный мяч на стадионе, в спортзале волейболисты тоже мучали мяч, теннисисты перестукивались пластмассовыми шариками, а в малом зале выясняли отношения, обменивались приёмами и ударами энтузиасты единоборств. Кто-то на этот спортивный праздник пришёл с детьми, и мальчишки 12–15 лет самозабвенно участвовали в спортивно-физкультурной суете. Кому не хватило места на спортивных площадках, ожидали своей очереди и исполняли роль зрителей. Стройный седоватый мужчина, тоже в спортивном костюме, отдавал команды, и по тому, с каким вниманием слушали его распоряжения, чувствовалось, что он здесь главный. Это и был комбриг.
Переодевшись в раздевалке, Серёга и Игорь вышли в свет – на воскресный бал десантной бригады. Но их выход ни на кого не произвёл особого впечатления. Серёга глазами отыскал ротного у гимнастической перекладины и кивнул Игорю, чтобы тот шёл за ним.
– Товарищ капитан, разрешите представить…
Пролистав «портфолио», офицер прервал автобиографический рассказ Игоря о жизненных перипетиях и предложил тому подтянуться на перекладине, сделать подъём переворотом.
– Не растерял навыков, – удовлетворённо отметил капитан. – С армейским рукопашным боем знаком?
– Чемпион дивизии по АРБ, – Серёга, до той минуты молчавший, напомнил о себе.
– А сейчас как?
– Поддерживаю форму, – пожал плечами Игорь.
– Пойдём к комбригу.
Выслушав информацию ротного, комбриг вопрошающе посмотрел на Игоря:
– Решил вернуться? Не поздновато ли?
Услышав, что новичок может претендовать на место в команде по рукопашному бою, комбриг махнул рукой в направлении малого зала, приглашая там продолжить разговор.
– Какая весовая категория, разряд?
Начфиз уже распоряжался готовиться к поединку одному из членов сборной команды соединения. Нашлась защитная экипировка и для Игоря. Шлем-маска с решёткой, закрывающей лицо, защитный жилет, перчатки, накладки на голень – как давно не надевал он эту амуницию.
– С правилами знаком? – уточнил у Игоря начфиз и, несмотря на утвердительный кивок, стал перечислять запрещённые приёмы. – Схватка три минуты, – закончил он инструктаж.
Противостояние завершилось через две минуты. Игорь умело уклонялся и защищался от настойчивых ударов противника и, воспользовавшись его оплошностью, сумел перевести его в партер и молниеносно выполнил болевой приём.
– Молодец, – даже зааплодировал комбриг и спросил: – А против троих?
Игорь пожал плечами. Тут же нашлись желающие, и схватка продолжилась. Через три минуты дело завершилось почётной ничьей.
– Теперь всё дело за доктором и начальником кадров, – резюмировал знакомство комбриг, пожимая Игорю руку.
В бане на новичка смотрели уже с нескрываемым интересом. – Поздравляем. Ждём, – говорили новые друзья.
***
Через неделю Серёга сообщил, что отношение о переводе Игоря в десантно-штурмовую бригаду подписано. Более того, он уже везёт Игорю драгоценную бумагу, тому остаётся встретить его, а потом договориться, чтобы отпустили воскресшего десантника без проволочек.
С неохотой и скрепя сердце отпускали Игоря из артполка, но приказы вышестоящих штабов положено выполнять. Он получил обходной листок, а через четыре дня освободил комнату в общежитии.
Вспоминать – не учиться заново. Три месяца ушло у Игоря на восстановление физической формы. Утренние пробежки и дневные марш-броски помогли и похудеть, и подкачаться. В тактической, специальной и огневой подготовке появилось много нового, даже десантные АКС ушли в прошлое – их заменили автоматы Никонова, штурмовые винтовки.
Первый выезд на стрельбище оказался для Игоря не самым удачным. Ротный ввернул намёк на успехи его в единоборствах:
– В бою чаще гибнут от пули, а не от кулака. Настоящий десантник – хозяин каждого своего выстрела.
К понуро отходящему от мишеней Игорю он вновь обратился с очередной сентенцией:
– Промазал – себя открыл, противника разбудил. Поверьте, ничто так не вдохновляет и не ожесточает, как если в вас стреляли и не попали. Берегитесь.
После окончания очередного упражнения учебных стрельб капитан задал вопрос вернувшейся в исходное положение смене:
– Сколько патронов осталось?
Игорь запнулся, а остальные отвечали, видимо, были готовы к вопросу. Ротный, заставив всех пересчитать патроны, а сам вновь напоминал стрелковые заповеди:
– Чтобы не скучать – считайте. Сколько зарядил, сколько отстрелял. И не будете удивляться – вроде пару раз пальнул, а патронов в магазине кончились. И идти за ними некуда.
Советы вроде бы отвлекали от наблюдения за полем боя и ведения огня, но, как оказалось, помогали расслабиться, чувствовать себя раскованным, действовать увереннее, автоматически, на уровне инстинкта. Появился устойчивый навык к меткой стрельбе. «Нет смысла стрелять быстрее, чем можешь попасть», – уже твердил себе сам Игорь. «Упал в одном месте – нырнул в сторону – встал в другом».
Когда батальон засобирался в Сирию, Игорь переживал: возьмут – не возьмут? Достаточно ли подготовлен? Взяли. Ротный спросил, придумал ли он себе позывной.
Игорь отрицательно мотнул головой. Офицер размышлял недолго:
– Ты шахтёр? Шахтёр, волонтёр, – перебирал он варианты. – Надо коротко и сердито. А если Шах?
Игорь пожал плечами. Так его и окрестили.
Служба на наблюдательных постах, в дозорах и охранении колонн, сопровождение гуманитарных грузов и делегаций – всё в памяти смешалось о тех командировках. Пыльные пейзажи, жара, внезапные проливные ливни. Запомнилась… стенная газета.
Если не бриться три-четыре дня, то на лице Игоря появлялась стильная щетина, быстро превращающаяся в бороду. Поэтому после поиска, продолжавшегося неделю, он вернулся почти душманом: накинь арафатку – признают арабом. Игорь собрался было в баню, чтобы привести себя в порядок, но Костян, ротный художник-самоучка, выпускавший стенную газету, попросил повременить. Он усадил Игоря в тени ливанского дуба и принялся набрасывать эскизы в свой блокнот.
Когда Игорь вернулся из бани, у стенда с ротной документацией стояла толпа, желающая сравнить копию с оригиналом. Они разочаровались, увидев чисто выбритый оригинал. Впрочем, на рисунке было две копии. Два близнеца, списанные с ещё небритого Игоря, встретились лицом к лицу в лесу и в упор разглядывали друг друга. На голове одного была десантная кепи, а у другого взгромоздилось подобие чалмы. Один персонаж спрашивал у другого: «Ты из какого батальона?» – и получал встречный вопрос: «А ты откуда?»
Два брата смотрели друг на друга – какая встреча!!! На войне всегда так: всегда встречаются братья и, не зная степень своего родства, стремятся убить один другого. Вместо того чтобы, обнявшись, отправиться на поиски того, кто организовал братоубийство. И покарав общего врага, начать строить мир и то счастье, которое каждый ожидал получить с победой над другим. Счастье дружных братьев – вдвое больше у каждого. Рвать и рушить общее – потерять и отдать всё тому, кто перессорил родню.
Игорь посмотрел на сияющие лица и, отыскав глазами Костяна, попросил:
– Заказываю копию, – и, указывая на стенную газету, предупредил: – А то эта пропадёт.
Художник рисковать газетой не стал и в этот же вечер преподнёс Игорю его портрет. Только вместо десантного берета на его голову была водружена корона с козырьком от армейского кепи.
– И без подписи понятно, кто здесь Шах, – пояснил Костян.
***
В середине января 2022 года десантники выехали на учение. Ничего особенного – обычное учение: неделю помотаются по полям-полигонам и назад в ППД (пункт постоянной дислокации).
А 22 февраля получили команду пришить георгиевские ленточки на шлемы. Лепили светоотражающий скотч на рукава. На технику наносили символы «V». Задача на выдвижение была получена вечером следующего дня. Перед тем как сдать телефоны, позвонил родным, сказал, что всё у него хорошо. Потом была полевая баня, получение оружия и боекомплекта.
Утром 24 февраля Владимир Путин объявил о начале специальной военной операции по защите Донбасса. Его обращение свободные от службы смотрели с телефона ротного в армейской палатке. Через несколько часов началось выдвижение. Но что-то пошло не по плану. На дороге скопилась военная техника: КамАЗы, БТРы, бронеавтомобили «Тигры». Вскоре увидели сожжённый автомобиль, далее – подбитый танк. Оказался украинским.
Встретились первые раненые, даже «двухсотые» возвращались с «учения» в тыл. Первое, что пришлось делать отделению Игоря по прибытии в указанный район, – хоронить украинских солдат. Своих погибших те не забирали, хотя препятствий этому никто не чинил, и тела лежали уже несколько дней. Пока другие оборудовали укрытия для техники и огневые позиции, назначенные в похоронную команду, выкопали яму, перенесли туда погибших, найденных в округе.
Обходя район сосредоточения, ротный подошёл к братской могиле, поглядев на работу, сообщил:
– Ребята, мы успели. Нашли боевые распоряжения о переходе российской границы ими, – он кивнул головой на дно ямы. – Не упредили бы их атаку, отбивались бы сейчас от фашистов на нашей земле.
«Фашистов», – Игорю вдруг вспомнился дед. На вопрос о том, сколько людей он убил, дед ответил:
– Людей, внучок, я не убивал. Я убивал фашистов. «Так, значит, настала моя очередь».
***
Перемещения и повседневная рутина, дежурства и охранение, стрельба и огневые налёты, атаки дронов – ко всему этому привыкаешь. Когда узнаешь, что кого-то, в особенности знакомого, «задвухсотили», и о нём отныне нужно говорить и вспоминать лишь в прошедшем времени, нет-нет, да и промелькнет мысль о бренности бытия. К этому тоже привыкаешь.
Пока человек находится в круговерти событий, ему временами кажется, что всё крутится вокруг него. Однако не Солнце вращается вокруг Земли, оно служит центром притяжения для планет, для всякой травинки, произрастающей на земле, для мыслей, счастливых и утомлённых взоров людей.
Всё-всё в жизни человечества – и политика государств, и устремления мыслителей, и судьбы людей, даже войны и эта специальная военная операция – вращается вокруг одной идеи устроения счастливого будущего. Только счастье каждый понимает по-своему и отстаивает право быть удачливым в меру своего понимания.
Кусочком счастья Игоря нежданно оказалось это письмо Виктории. Он, казалось бы, выучил его наизусть, но всякий раз, когда вспоминал о нём, непременно доставал. Как студент достаёт тетрадку с конспектами, чтобы проверить, точно ли он запомнил аксиому, теорему, дату, факт. Игорь мысленно общался с Викторией, рассказывал ей о своих делах и советовался. Он даже «познакомился» с няней Полей, которая всё знает. Пусть теперь знает и о нём. Это были очень хорошие собеседники – не спорили, не перебивали, не задавали навязчивых и глупых вопросов, только внимательно слушали.
***
…Опорник десантники заняли. Враг отступил, убежал, оставил позиции. Но и из штурмовой группы остался один только Игорь, остальные лежали молча и даже не стонали. И получалось, что он один занимал эту высоту. Может быть, он просто не всех видит? Игорь понимал, что и сам не остался в целостности в сохранности. Нога была в крови. В горячке боя он даже не понял, что был ранен.
Оглядевшись и прислушавшись, Игорь понял, что бой стих. Теперь можно заняться собой. Он задрал штанину и увидел торчащие кости, точнее, одну, только переломанную. Включились навыки тактической медицины. Вколол обезболивающее, жгутом перетянул ногу, чтобы остановить кровь, стал обрабатывать рану.
Боль, нестерпимо отдававшаяся во всём теле, стучавшая в виски и выходившая испариной по всему телу, понемногу стала стихать. Он огляделся вокруг, пытаясь найти, что можно приспособить вместо шины на перебитую ногу. Доску от снарядного ящика? Шомпол от автомата? Увидел метров в двадцати санитарную сумку – красный крест на белом круге стал его целью, и он пополз к ней.
Это занятие прервал голос в наушниках. Свои. Инстинктивно оглядевшись, он ответил. А подняв голову, увидел метров в тридцати над собой дрон.
– Подними руку, Шах… Вижу… К вам идёт два десятка карандашей… Сейчас прикрою… Ползи в траншею… Вправо метров десять… Что значит «не могу»… Влево по траншее вход в блиндаж… Быстро.
Скинув часть снаряжения и перевернувшись на спину, Игорь попробовал ползти, отталкиваясь целой ногой и прикладом автомата. Упёрся во что-то мягкое. Колька. Не жилец. Не обойти. Кое-как Игорь переполз через него. Ещё двое, зацепившиеся друг за друга. Один свой, но кто это был, Игорь не понял. Следующий был в форме ВСУ. Перебравшись через укропа, он наконец-то добрался до траншеи. Самым сложным было спуститься в неё. Но и с этим он справился. Лишь коснулся он дна, тут же, словно по его команде, начался огневой налёт.
На локтях и колене он дополз до блиндажа. От увиденного у него в груди похолодело. Блиндаж был набит боеприпасами. «Джавелины», ящики с гранатами, выстрелы для ручных гранатомётов. Шального снаряда в пункт боепитания хватило бы на братскую могилу для всех, уже лежащих на высоте.
Когда всё стихло, опять вышли на связь. Из разговоров Игорь понял, что забрать его пока не смогут. Нужно ждать. Соорудив себе лежанку, он прилёг, укрыв ноги каким-то пледом.
Разбудил Игоря тычок в бок. Открыв глаза, он увидел солдата во всём черном. Чужой. На предплечье польский шеврон. Американская штурмовая винтовка нацелена в грудь. Игорь медленно вытащил руки из-под одеяла руки.
– Я трёхсотый. Ранен. Нога. У меня нет оружия, – со стоном заговорил Игорь, указывая большими пальцами вниз.
Поляк нагнулся и приподнял одеяло, чтобы посмотреть. Ствол автомата, направленный в грудь Игоря, при этом отодвинулся в сторону. Этим неверным движением тот воспользовался. Он притянул к себе поляка левой рукой, а правая метнулась к ножнам на ремне. Четыре удара ножом в шею завершили схватку. Откинув обмякшее тело в сторону, Игорь вытащил винтовку из-под поляка. И вовремя. По траншее приближался ещё один поляк, что-то кричал-пшекал, и лишь появился из-за поворота, Игорь нажал на спусковой крючок винтовки. На выстрелы никто не откликнулся – он услышал только шум, стук падающего тела.
Ещё минуты, десятки минут он затаённо ждал. Убедившись, что кроме этих двоих, скорее всего мародёров, никого не видно и не слышно, Игорь перебрался в дальний конец траншеи, чтобы быть подальше от склада «Джавелинов». Набросав жердей сверху поперёк траншеи, накрыл их куском брезента тряпками. А дроноводы снова начали командовать. Вместо того чтобы сказать, когда же его вытащат из этой дыры, его огорчили: забрать немедленно нет возможности и, оказывается, под этими тряпками он хорошо виден в тепловизоре, нужно ещё маскироваться. Игорь нашёл пропиленовые мешки, засыпал их землёй и принялся закидывать наверх. Между тем голос в наушниках затих – сели аккумуляторы.
Боль возвращалась, и он укрощал её очередными уколами обезболивающего. Работа, которую он выполнил бы за час-полтора, заняла у него двое суток. Они работали как бы вдвоём – он и Виктория. Он копал, насыпал землю, таскал, а она его подбадривала. Он вспоминал слова из её письма: «Я горжусь, что есть такие смелые люди, которые ради нашего спокойствия рискуют собственной жизнью», «Я хотела, чтобы у меня был такой папа».
Иногда в их диалог вмешивалась няня Поля: «Вой на скоро закончится, победа будет за нами!»
Интересно, какая она, эта Поля. Не старушка же? Игорь начинал думать о ней, представлять себе её и сравнивать со знакомыми девушками.
Иногда садился отдыхать и тогда доставал заветный конверт и перечитал его вновь. Будто пришло ему во вражеский тыл это письмо с Родины.
С той мыслью он проваливался в пустоту. Когда возвращался из беспамятства, медленно вспоминал, кто он, где он. Вспоминал Викторию, няню Полю, вспоминал, что «победа будет...», что нужно жить, что нельзя сдаваться...
***
Очередной раз в сознание он пришёл в госпитале. Понял, что жив. Главное – находится у своих. Звучала русская речь. Он прислушался. Говорили о нём.
– Пусть радуется, что жив. Это был наш самый трудный пациент. Грязь ложкой пришлось вычерпывать из раны. Ногу пришлось ампутировать. Что поделаешь – человек поехал заработать. Каждый сам выбирает себе судьбу.
«Каждый сам выбирает себе судьбу?» Будто наклонился над ним тот поляк. Бессилие, злость, опустошение. Игорь чувствовал, как забурлило и вскипело всё это в нём сразу. И вновь слабость стала окутывать его. И он крепче закрыл глаза, чтобы не выдать, что он вышел из забытья, что всё уже знает. Что знает, как… Нет, Виктория и няня Поля ему бы не бросили этих обидных своим безразличием слов. Воспоминание об этих ангелах, которые вынесли его из ада, который случается и на земле, вдруг вновь стало обретать цветочный запах детства.
Шах от этих мыслей растерянно улыбнулся. Он почувствовал, как набухают веки, но не открывал глаз, чтобы никто не увидел этих так ненужных здесь слёз. Он сдерживал стон, идущий откуда-то из груди от внезапно навалившейся боли. И вновь провалился в пустоту... |
|
