| |
***
Замучила донельзя мошкара.
И в рот, и в нос, в глаза и уши лезет.
И даже горьковатый дым костра
От гнуса совершенно бесполезен.
Уеду злой и обещанье дам —
В тайгу в июле больше ни ногой!
Но год пройдёт, и снова я сюда
Приеду за суровой красотой.
Приеду я за капелькой смолы,
За яростным цветеньем иван-чая,
За хвойным ароматом, что в теплынь
Здесь сосны вечерами источают.
И буду снова комаров кормить.
И чертыхаться, мошкару кляня.
И головой качая, говорить:
В тайгу?
В июле?
Это без меня...
Дом
В небо выставив тонкие рёбра стропил,
В стороне от дороги исхоженной,
Без дверей, с полусгнившим крыльцом без перил,
Умирал старый дом позаброшенный.
Умирал уж давно, почернев от дождей,
Глядя окон слепыми глазницами.
Вместо русской печи груда серых камней
Возвышалась тяжёлой гробницею.
Были дни, людям кровом служил этот дом,
Всем дарил он тепло без предвзятости.
Собиралась семья за широким столом,
Было всё тут: и горе, и радости...
Слышал дом самый первый младенческий крик,
Видел хмурые дни поминальные
И расшитый невестой на свадьбу рушник,
И разлук горьких слёзы прощальные.
Но, сменяя друг друга, один за другим
Прочь года промелькнули за ставнями,
И в былое смели всех, кто встретился им,
Никого и ничто не оставили...
Кто ушёл на погост, кто за лучшей судьбой —
Что кому на роду предначертано.
Дом остался один, дом остался пустой
Своего ожидать часа смертного.
Уж давно среди стен только ветер живёт...
С полусгнившим крыльцом перекошенным,
От тоски почернев, много лет напролёт,
Старый дом умирает заброшенный...
На Ивана Купалу
Высится, клубится туча,
Пухнет в небе тёмно-синем.
Угрожающе, тягуче
Гром скатился на осины.
Всё вокруг затрепетало,
Над землёй промчался ропот.
Всколыхнулось, задрожало —
Это близкой бури шёпот.
Словно разорвалось небо
И на землю ливень хлынул,
Беспорядочно и слепо
Сети мокрые раскинул.
Ослепляют вспышки молний,
Гром разносится гортанный.
Воздух лёгкостью наполнен
И прохладой долгожданной.
Встать под дождь, душой раскрыться
И расправить вольно плечи.
Словно заново креститься
В Иордане от Предтечи.
Туман
В таком тумане — только плыть:
В размашку, брассом или кролем.
Такой туман — из кружки пить,
Мешая с крепким алкоголем.
Не видно сквозь туман ни зги.
Со мною он играет в прятки,
Нарочно путает шаги
И задаёт свои загадки.
Непроницаемый эфир
Окутал день тяжёлой дрёмой.
В тумане растворился мир,
Став белой взвесью невесомой.
Луна — изящна и свежа
На небе в звёздном окруженьи.
Морских приливов госпожа,
Раба земного притяженья.
Ты, отражая солнца свет,
Сама светить, увы, не в силах,
Хотя уж много тысяч лет
В небесных числишься светилах.
Всегда бесстрастна, холодна,
К делам людским ты равнодушна.
Вселенной приговорена
Вокруг Земли кружить послушно.
Дождливое счастье
Вышло так — мы попали под дождь
И промокли насквозь. Ну и что ж...
Просто дождь... Разве это беда,
Если падает с неба вода?
Пусть с собой у нас нету зонта,
Ты поверь, это всё неспроста —
Тротуар, превратившись в ручей,
Нас отрезал от хмурых людей.
В целом мире оставшись вдвоём,
Мы, обнявшись, по лужам идём.
Мне с тобой под дождём хорошо,
Я под ним своё счастье нашёл.
У подъезда
Средний палец — вверх.
Глупая ухмылка.
Посылает всех,
А в руке бутылка.
Милое лицо,
Стройная фигурка.
В горлышко винцо
Затекает юрко.
Ей пятнадцать лет,
Это же не мало,
Чтоб на белый свет
Щуриться устало.
Полузабытьё.
Полупробужденье.
Надоело всё...
Головокруженье.
Средний палец вверх.
Щёки побледнели.
Хмуро из-под век:
«Как вы надоели...»
Осеннее
Скрыла облаков глухая вата
Полотно нетканое небес.
И летит гусиный клин куда-то
Солнцу бледному наперерез.
Чувствуется в воздухе истома
После шумной летней суеты.
По утрам в полях парит солома,
Обнажились пышные сады.
Бабье лето вспыхнет и погаснет,
Опалив остатками тепла.
Не согреет, только лишь раздразнит,
Чтобы самому сгореть дотла.
Шепчут перезрелые осины
Тихую молитву перед сном.
Осень добрела до половины,
Морося занудливым дождём.
***
Морозным снегом припорошен —
Как мельник мелкою мукой —
Стоит суров и насторожен
Угрюмый ельник за рекой.
Меж вековых мохнатых елей,
При свете зеркала-луны,
Под аккомпанемент метелей
Там Лето спит и видит сны.
Под мягким белым одеялом
Ему пригрезятся дожди,
Луга с цветущим красноталом
И звёзд июльских конфетти.
Приснятся влажные туманы,
Ромашки в поле, сенокос...
Ну, а пока... пока — бураны,
Снега бескрайние, мороз...
На Рождество
Снежная сонность. Сонная нежность.
Брезжит холодной зарёй безмятежность
Зимнего утра. В инее ивы
Словно седые львиные гривы.
Звон колокольный воздух колышет,
Благовест праздничный издали слышен.
Гаснут в светлеющем небе созвездья,
Мир пробуждается радостной вестью.
Корова
Лениво пёстрая корова,
Вздохнув, мотнула головой.
Над дверью старая подкова,
В углу стоит ведро с водой.
Корове в стайке всё знакомо,
Привычен ей нехитрый дом:
Покатый пол, на нём солома,
Окошка щель под потолком.
Махнёт хвостом, почешет рогом
Свой пёстрый исхудалый бок
И ляжет прямо у порога,
Чтоб подремать совсем чуток.
Хозяйка утром рановато
Придёт за тёплым молоком,
Потом пастись корову в стадо
Отправит с грубым пастухом.
|
***
Разлилась половодьем река,
Затопила луга и лощины,
И в крутые её берега
Тычут мордами рыхлые льдины.
Зябким холодом веет с воды.
Уносимые быстрым теченьем,
Притворяются серые льды
Кучевых облаков отраженьем.
***
Дурманно живём мы в России —
Греша,
ненавидя,
любя...
Надеясь, что добрый Мессия
Спасёт нас, распявши себя.
Пропев ему дружно осанну,
Идём по домам не спеша,
Чтоб жить, как и прежде, —
дурманно,
Любя,
ненавидя,
греша...
***
По душистым липовым цветкам
Ползает лениво шмель.
Истекает липкою смолой
Под июльским солнцем ель.
У дороги пыльная полынь,
Высохла давно роса.
Душно...
Парко...
Может быть, к ночи
Соберётся всё-таки гроза.
Родина-деревня
Старый дом с деревянным колодцем,
У ворот две берёзы стоят.
Под июльским пылающим солнцем
Тихо родина дремлет моя.
У калитки присяду на лавку,
Брошу семечек горсть воробью,
А худая соседская шавка
Ткнётся носом в ладошку мою.
Выйдет в валенках дед за ворота
И вздохнёт: мол, такие дела...
Попеняет чуток на погоду,
Нынче что-то она подвела.
«Приезжал бы, Алёха, почаще, —
Бросит словно нечаянно дед.
Приосанится, крякнет бодряще.
— А то не был-то сколько уж лет?»
Отвернусь виновато: «Чего ты
На больную, дед, давишь мозоль?
Сам же знаешь — дела всё, заботы...
Не житьё, а сплошной карамболь».
Посидим так, о разном болтая,
Под сонливый берёз шепоток.
Почтальонка кивнёт, пробегая:
«Как дела?» — «Ничего, нормалёк».
Вдруг откуда-то туча накатит,
Загремит над полями вдали.
Встанет дед, бородёнку пригладит,
Скажет: «В избу, однако, пошли...»
И по пыльной листве монотонно
Застучит тёплый дождь проливной.
Хрипло каркнет с берёзы ворона,
Встанет радуга яркой дугой.
***
Вот год пришёл очередной.
Как водится, для нас он —
новый.
А уходящий...
Неплохой,
Но...
старый стал и бестолковый.
Весьма поизносился он
И не на шутку истрепался,
Утратил прежний свой фасон
И в целом как-то не удался...
А в новом будет всё тип-топ!
В нём будет счастья —
выше крыши!
Успех, удача, деньги...
Стоп!
Уже я это где-то слышал...
Ах, точно!
Ровно год назад!
Когда ещё был старый —
новым.
Лежал в тарелке сервелат,
И пахло веточкой пихтовой...
И пили дружно мы коньяк,
Друг друга зазывали в гости
И самых-самых лучших благ
Желали в новогодних тостах...
Двенадцать месяцев прошло,
И повторяется всё снова:
Мы верим,
опыту назло:
Счастливым годом будет —
новый.
***
Тщеславие?
Ну что за грех...
Ведь не убил и не украл.
Чем плох у публики успех?
Чем плох высокий пьедестал?
Ну что с того, что оттолкнул
Кого-то торопясь наверх?
Кого-то по дороге пнул?..
Так это мелочь, а не грех.
В конце концов, ведь пустяки,
Что лицемерил и ханжил,
Играл с начальством в поддавки,
А конкурентам ямы рыл...
Лукавил? Да. И что с того?
Всё это, если честно, — смех.
Ведь не ограбил никого.
Тщеславие...
Ну что за грех?
***
Я давно не прошу у судьбы
Ни богатства, ни громких побед,
Сторонюсь многолюдной толпы
И о жизни премудрых бесед.
Брошу всё и уйду в монастырь,
Надоел этот бег в колесе.
За собою сожгу все мосты
И счета аннулирую все.
Пусть живёт этот мир без меня,
Я же буду искать Тишину.
Никого и ни в чём не виня
От забот и хлопот ускользну.
Но меня не возьмут в монастырь.
Скажут, плохо постишься, дружок,
Не читаешь утрами Псалтырь,
А бывает, и пьёшь коньячок.
На слова те плечами пожму:
Вам, конечно, намного видней.
И в мирскую вернусь кутерьму,
Чтоб искать Тишину средь людей.
Проверенное средство
Барсук Енота как-то повстречал
И, с грустным видом сев на пень,
Немедля жаловаться стал,
Что, дескать, жизнь вся набекрень,
Что в гору не идёт карьера,
Зарплата малого размера,
И от начальства нет прохода,
Хоть с головой бросайся в воду.
«И как мне быть, коль вовсе нет
Таланта у меня к труду? —
Вздыхал барсук. — Уж много лет
Никак я выход не найду».
Енот затылок почесал
И барсуку тотчас сказал:
«Не вешай голову, дружок.
Проверенное средство есть
В карьере совершить рывок,
А имя средству будет — лесть.
Наука, брат, сия проста:
Во всём с начальством соглашайся,
Не смей перечить никогда,
Патрону чаще улыбайся.
Не важно — ты умён иль глуп,
Придурковат иль гениален,
А может, как осёл ты туп, —
Начальству будь всегда лоялен.
Пусть нет талантов никаких,
Но если сможешь подольститься,
Высот достигнешь ты таких,
Что всякий, братец, удивится».
Барсук наш сей науке внял.
В ней проявив большое рвенье,
Он поздравления принимал
Довольно скоро с повышеньем.
И шаг за шагом он достиг,
Хоть был дурак, высот изрядных,
Ведь в совершенстве он постиг
Науку льстить начальству складно.
Где нужно — улыбался сладко,
Пел дифирамбы соловьём,
Не знал в лакействе недостатка,
Почтительно вилял хвостом.
Но как бы льстец нам ни был гадок,
Всё ж больше не люблю я тех,
На слово льстивое кто падок,
Помог ему пролезть наверх.
*** Ещё темно.
Совсем темно.
И только едут фонари
Спешащих вдаль машин.
Холодное стекло.
Окно.
Полоска тонкая зари.
И в целом мире — я.
Один...
|
Поселенов Алексей Николаевич - член Союза писателей России. Родился в 1969 году в городе Кемерово. Окончил Кемеровский госуниверситет, по образованию юрист. 