|
БЕЛАРУСЬ И РОССИЯ
Есть названья извечно святые,
В каждой буковке -- искры любви…
Две сестры -- Беларусь и Россия,
Две сестры по судьбе и крови.
Обе искренни и синеглазы,
Над обеими -- лёт журавлей,
Отражаются ивы и вязы
В чистых водах, что неба синей.
В душах -- вольницы вечной стихия,
И от пращуров в них -- непокой.
Две сестры -- Беларусь и Россия,
Не отделишь одну от другой.
Наступали годины лихие…
У пучины на самом краю
Две сестры -- Беларусь и Россия
Шли на битву в едином строю.
Мир иной… Но кого ни спроси я,
Эти чувства всё так же остры.
Две страны -- Беларусь и Россия,
Две руки…
Две любви…
Две сестры…
* * *
Двух умельцев издавна ценило
Наше молчаливое село.
К одному, счастливое, спешило
Ко второму -- горюшко вело.
Первый повторял: «Живем -- не тужим»,
Гостя поздравляя всякий раз.
А второй печалился, что нужен
Он соседям в самый черный час…
Первый по утрам перед иконой
Всё просил работы, всё молил.
А второй, работой обделенный,
Проклинал ее что было сил.
Оба -- ладны, оба -- всё умели,
Оба -- будто вестники судьбы.
Только первый ладил колыбели,
А второй выстругивал гробы.
ПЕРЕД ОТЪЕЗДОМ
Скажу березке: «Всё… До встречи…
Я в город… Ждет меня родня…»
Она ж листвою пролепечет:
«Мой друг, не покидай меня…»
Потом тропинкою знакомой
Сбегаю к речке через луг.
Тропинка просит: «Ты и дома
Не забывай меня, мой друг…»
Стою… Раздумчивое жито
Твердит, колосья наклоняя:
«Неужто буду позабыто?..
Не забывай, мой друг, меня…»
Перед отъездом у колодца
Я наберу водицы в путь.
И снизу голос раздается:
«Не позабудь… Не позабудь…»
* * *
Я сто дорог, я сто путей прошел,
Остановился… И на сердце горько.
Сквозь шум дождей, что рушатся на дол,
Мне слышится, что зорька ты, что зорька…
Явилась ты, улыбкою звеня,
И, будто сон, меня очаровала –
Кудесница, спасавшая меня
В любой беде… Спасала ты, спасала…
Но зависть появилась на пути
У нашей страсти, впившись прямо в тело.
И горестно, как будто в забытьи,
На этот мир смотрела ты, смотрела…
Злой шепоток в житейской суете
Нас обвинял… Толпе все мало, мало…
И ревностью, как будто на кресте,
Любовь мою распяла ты, распяла…
Была весна короткою, как миг…
И все печали разом постигая,
Я мучился, но так и не постиг,
Любовь моя, чужая ль ты, чужая?..
СКРИПАЧКА В ПОДЗЕМНОМ ПЕРЕХОДЕ
Скрипел мороз… И ветер прыткий
Толкал в подземный переход,
А там тревожный голос скрипки
Всё ждал от публики щедрот.
Купюры мелкие… Подачки…
Смешки… Футляр… И, Боже мой! --
Девчушка, юная скрипачка,
У этой стенки ледяной.
Студил колючий холод руки,
Но голос скрипки не слабел.
Рвались торжественные звуки
Под своды, белые, как мел.
Зачем сюда талант загнала
Судьба?.. Здесь мать и перемать…
Ей околдовывать бы залы,
Букеты гордо принимать…
Как мне стоять под этим взором,
Где тайна высшая небес?..
Спешу уйти… А вслед, с укором!--
Звучит Огинский… Полонез…
* * *
Звуки вальса Шопена…
С поволокою взгляд.
«Всё, что было -- нетленно!»
Мне глаза говорят.
Этот жест звонкорукий --
В целом мире один.
И вливаются звуки
Прямо в гемоглобин.
Будто вновь за плечами
Молодое крыло.
То, что было меж нами --
Неужели прошло?
Звуки вальса Шопена
В такт сомнениям душ…
Почему ж все мгновенно?
Почему ж? Почему ж?
Звуки вальса прощают
Всех обманов вино…
Нам Шопен возвращает
То, что было давно.
Будто всё -- неизменно,
Будто всё -- на века.
Звуки вальса Шопена…
И любимой рука…
ВОЛЧИЦА
Ее случайно обложили --
Собаки вынюхали путь,
Когда измученная, в мыле,
Она пыталась прошмыгнуть…
Три дня голодные волчата
Скулили близко от села.
И вот, отчаяньем объята,
Она к сараю подошла.
Сарай закрыт… Замок висячий…
Беги… Судьбе не прекословь.
Но визг и запах поросячий
Бунтуют голову и кровь.
Туда… Пролезть. Там воздух пряный.
Загрызть… Тащить через овраг.
Полшага… Шаг… Но выстрел грянул
И свора спущена собак.
С ней расправлялись зло и споро --
На шум сбежалось полсела.
Она лежала у забора
И огрызнуться не могла.
Лишь, кровью лежбище пометив,
В грядущий обращалась прах…
И мертвый крик: «Ох, дети, дети!..»
Стыл в стекленеющих зрачках.
* * *
О этот взгляд полуживой
Девчушки… Там, в сиротском доме.
В нем, кроме боли ножевой,
Лишь только время на изломе.
У незакрытого окна
Стояла (видел через дверь я)
Старушка юная – она –
С глазами, полными безверья.
А за окном цвела весна,
Чуть слышно музыка играла.
Была надеждами полна
Вся мощь вселенского хорала.
А рядом, как удар под дых,
Вот эта жуткая картина,
Где при родителях живых
Одна… Сиротка-сиротина…
ГЛУХИ
Июль и в Глухах не глухой,
Безоблачный, пахучий.
И пчел извечный непокой,
И вереск -- самый лучший.
В колодце, где не видно дна,
Меж недоспелых вишен,
Лицо твое голубизна
На донышке колышет.
Стоишь под звонким «журавлем»,
Чуть бронзовеют косы.
И взор такой, что тонет в нем
Сосед светловолосый.
Неспешно ведра подняла,
Листва зашелестела.
Чуть улыбнулась -- мол, дела,
И не пошла -- взлетела.
Не уходи… Постой, постой
На улочке немного.
Паришь над сочною травой,
Ступая легконого.
Тебе пеняют небеса,
Что к парню бессердечна.
Ты в дом уйдешь на полчаса,
А, кажется, навечно.
О, ожидания часы,
В которых столько смысла…
И только ведра, как весы,
Качает коромысло.
* * *
Родная хата… Ветер воет…
Упали ставни на траву.
Никто мне двери не откроет…
Кого, кого я здесь зову?
Всё пусто… Тут и по соседству,
Где был веселый тарарам.
Я в дом вхожу, как будто в детство,
И сам себя встречаю там.
Мальчишка той поры далекой
Глядит, рубаху теребя,
Не понимая -- ненароком
Он встретил взрослого себя.
И всё гляжу довольным взглядом
На непослушные вихры.
Мне хорошо с мальчишкой рядом,
Мы оба -- юны и быстры.
И лишь боюсь ему признаться,
Что после пройденных дорог
Вихры, увы, не сохранятся…
И маму я не уберег…
* * *
Приеду я домой и ахну:
Сирень цветет, сиренью пахнет.
Под белым облаком сирени
Дома, как будто в белой пене.
Всё в белом – на крыльце и крыше,
Сиренью вся округа дышит.
Пропахли запахом сирени
И луг, и женские колени…
О, диво-дивное! Родная!
Когда мы свидимся –не знаю…
Как жаль, что нет тебя со мною
Ночной сиреневой порою…
* * *
Дарите, дарите любимым
Цветов луговых благодать,
Черемуху с розовым дымом,
Озер соловьиную гладь.
Дарите любимым, дарите
Прохладу мелодий лесных,
Звезду, утонувшую в жите,
Улыбку – одну на двоих.
Ни камни дарите, ни злато,
А то, что не купишь никак:
Росинку в кувшинке щербатой,
Березовый вешний сквозняк.
Дарите полет журавлиный,
Криничных лугов доброту,
Багряные гроздья рябины,
Сады в белоснежном цвету.
Дарите… Пусть небо утонет
В зрачках, что верны до конца.
Дарите сердца и ладони…
Сердца и ладони… Сердца…
* * *
«Найдите время для любви…»
Валентина Поликанина
Всё мы заняты… Не до любви нам,
Для высокого времени нет,
Чтоб шагать по весне пилигримом,
Будто песню, встречая рассвет.
Всё мы заняты… Не до признаний
Средь разлада, бездушья и зла.
И скользит мимо нас этот ранний
Свет небесный… И нету светла.
Всё мы заняты… Некогда душам
Ощущать и любовь, и добро,
Если мир нелюбовью задушен,
А высокое – это старо…
Чистоту и невинность брезгливо
Топчет злобный и яростный век.
А любовь?.. Не она ль сиротливо
Тихо шепчет: «Ты где, человек?..»
Но я верю, что солнышко брызнет,
Сердцу скажет: «Любовь позови!»,
Чтобы светлая радуга жизни
Возносилась на крыльях любви.
|
* * *
Я вернулся, мама!
Как огромен свет!
Я счастливый самый –
Мне семнадцать лет.
Мама – молодая,
Счастливы глаза.
На плечо спадает
Русая коса.
Аромат медовый
Отчей стороны…
Всё здесь родниково –
Помыслы и сны.
Здесь янтарны росы,
И в купель зари
Катятся с откоса
Эти янтари.
Терпко пахнет мята…
Не солгав, скажу,
Что в родную хату,
Будто в Храм, вхожу.
Ночью ж сон упрямо
Снится – я босой,
А навстречу мама
С русою косой.
* * *
Приедь, я покажу тебе края,
Где выше окон выросла крапива,
Где только эхо, грусти не тая,
На голос мой ответит сиротливо…
Где лозняком захвачены сады,
Где правит одичавшая природа,
Где рушатся колодцы без воды,
Где ты… Душа… И таинство восхода…
А воздух! – хоть в бокалы наливай,
Июльский свет светлей любой светлыни…
Приедь… Я покажу не край, а рай,
Где боль моя нахлынет и отхлынет…
* * *
Молодик неугомонный…
Сад заброшен… Грустный вид…
Клен слабеющую крону
Над хатенкою клонит.
Лишь сова за дальней ивой
Всё хохочет сквозь года,
И дворняга ей лениво
Отвечает иногда…
По деревне опустелой,
Где три хаты на версту,
Редким путником несмелым,
Растревоженный, иду.
Тьма колючая такая!
И деревня, ей под стать,
Всё меня не замечает
Иль не хочет замечать…
Обогну родную хату,
Погляжу за окоём,
И заплачу виновато
Об Отечестве своем.
ВЕЧЕРОМ
Вечер июльский.
Соцветий бальзамный настой.
Тени на луг опустились
легко и дремотно.
Горло грачи всё полощут
целебной росой,
Тихий туман
Расстилает вдоль речки полотна.
Небо на западе
Розовый цедит сироп.
Песню завел соловей
о любви позабытой.
Вспомнилась мама,
и мамин душистый укроп,
Вспомнился ветер,
Колышущий спелое жито.
Ночь наплывает
На лес, на округу, на дол.
Всходит луна,
будто кошка, лениво мигая…
Ветви колышутся…
Кто-то незримый прошел
Вдаль с фонарем
И звезду за звездой зажигает…
* * *
Забродье, милое Забродье,
Поклон мой искренний прими.
Я кланяюсь твоей природе,
Горжусь простором и людьми.
Сегодня пусто здесь… Не стало
Людей… Прервалась жизни нить.
Зато могу с тобой, усталый,
Я по душам поговорить.
Стоит березка одиноко
У покосившихся ворот.
Колодец пересох до срока…
Полью водой березку… Пьет…
Остановлюсь под старым кленом,
Как перед мудростью земной.
О, сколько в шелесте зеленом
Тревоги, светлой и святой!
Бреду по улочке… Немею:
Звенит здесь искренность во всем.
Я без Забродья – не сумею,
Мы живы, если мы – вдвоем…
* * *
…О смерти говорить не будем,
Сегодня я о доброте.
Я все раздам хорошим людям
На жизнь венчающей черте.
Всё, чтобы сыном быть Отчизне,
А маме – шустрым огольцом.
Друзьям – надежным другом в жизни,
Домашним – мужем и отцом.
И недругам не пожелаю
Ни горя, ни беды, ни слез.
Пусть дружба ширится --святая,
Как шелест утренних берез.
Всё так… Я не смогу иначе,
Иначе – жизнь не благодать.
И чем я делаюсь богаче,
Тем больше жаждется отдать!
Улыбку попрошу в награду,
Надежду… Больше ничего.
Иной мне истины не надо,
Я – счастлив… Только и всего…
* * *
Цвет черемух и гортензий
Воспевала бы рука,
Но в краю отцовском цезий
Поселился на века.
Свет все так же льет в оконце,
Я твердил бы: «Повезло!»,
Но в сады и нивы стронций
Въелся яростно и зло.
Я б ловил людские взоры,
Я б гасил чужую боль,
Но приносят нам раздоры
Доллар, ложь и алкоголь.
Сладость белого налива
Я дарил бы вам сейчас,
Если б не встречал стыдливых,
Одиноких, нищих глаз.
И шагаю осторожно,
То страдая, то греша,
Через этот мир тревожный,
Где так мучится душа.
* * *
Век летит… Перепуганы дети…
Век рокочет… Теперь не усну.
А когда-то на этой планете
Предки слушать могли тишину.
Не врезалось воронками горе
В золотое раздолие нив.
И парили на вольном просторе
Облака, синевы не пролив.
Возвращался прапрадед с покоса,
Золотыми лучами согрет.
И скрипели неспешно колеса,
Будто звездному ходу в ответ.
Всё глядел он слабеющим взором,
Из глуши позабытой своей,
В даль за темным, крутым косогором,
Где рассветы светлей и светлей.
Пахло хлебом… Духмяною кашей…
Размягчала сердца благодать…
А о жизни в столетии нашем,
Вряд ли правнуки будут мечтать.
* * *
Сюда мне все дороги,
Сюда, пока живу.
И память, и тревоги
Всё мучат наяву.
Сюда, где речка Греза,
Пригорок и луга.
Где встали аж до леса
Высокие стога.
Сюда, к родимой хатке
В сиреневой дали,
Где с лебедой вприсядку
Танцуют ковыли.
Сюда, где край мой милый,
Где всё мое – до слез.
Где родичей могилы
Меж кленов и берез.
Где так же пахнет мятой,
Где рад мне каждый куст…
Где всё, что в жизни свято,
И без чего я -- пуст…
ПЕЧНИК
Из хаты в хату… Не ленился,
Цены себе не набивал.
Он с каждой печкою возился,
Как будто памятник ваял.
Положит ряд… Вздохнет устало,
Дел не отложит на потом.
Казалось – музыка звучала
Где он прошелся мастерком.
Он все умел… И в миг единый,
Когда сбегалась маляшня,
Спешил нам вылепить из глины
Свисток и быстрого коня.
Кирпич подбросит… Чуть пошепчет…
Вздохнет, судьбе наперекор.
Чтоб кирпичи держались крепче,
Добавит солнышка в раствор…
…Стою один… Я дома снова.
Пуста деревня. Листьев медь.
И только печь в дому готова
И щи варить, и воду греть.
* * *
Всё тревожно, сумрачно и зыбко.
Костерок… Дымком курится боль.
Подари мне, солнышко, улыбку,
Вспомнить детство быстрое позволь.
Пережив и горести и драмы,
К мамочке на чай и куличи,
Я сюда примчался… Нету мамы…
Так хотя бы раны подлечи.
Я брожу неделю под дождями,
Просыпаюсь рано, до зари.
Мне все время так хотелось к маме!..
Так хотя бы лучик подари.
Извини за горечь и сутулость,
За манеру мчать наперерез.
Лучик… Это мама улыбнулась.
Мама улыбнулась мне с небес.
* * *
Несет, качая, тихая река
Кувшинок золотистые отливы.
И мотыльки летят издалека –
Из детских грёз, где были мы счастливы.
Душа любовью полнится опять,
Хоть сердце замирает от печали.
Я – дома… Что о прошлом горевать?
Оно и так забудется едва ли.
Вновь на качелях боли и светла
Лечу, волнуясь, в сказочные сны я,
Пока не выжгла душу мне дотла
Боль за грехи и горести земные.
* * *
Мрак ночной занавесит окно,
В отчем доме прилягу… Не спится.
Мне всё ближе, что было давно,
Бьется память, как белая птица.
И всё чудится – мама прядёт
Наших бед бесконечную пряжу.
И на лоб мне ладони кладёт:
“Что не спишь?.. Перемазался в сажу…”
Самопрялка гудит и поет,
Мама что-то ей в такт напевает.
И кузнечики ночь напролет
Всё волнуются, не замолкают…
Остается лишь лампу зажечь,
Выйти в ночь… Просидеть до рассвета
На крыльце… Ощущая, как с плеч
В ночь стекает прошедшее лето.
* * *
Не все продается,
Не все продаются.
Любовь – не сдается,
Герои – не гнутся.
Есть Бог и Держава,
Есть Слово, что льется…
Отцовская Слава
Здесь не продается!
* * *
Храните музыку, храните…
В душе своей… Не напоказ…
Как солнце в золотистом жите,
Как школьный, самый первый вальс…
Пускай вас мучает… И слезы
Пусть подступают под гортань,
И пятистрочья птиц березы
Роняют в утреннюю рань.
Пусть пушки замолчат… И в мире,
Что лишь смертями знаменит,
Весенний сад, созвучный лире,
Возносит музыку в зенит.
Перевел с белорусского Анатолий АВРУТИН
|
24 января отмечает свое 70-летие председатель Минского городского отделения Союза писателей Беларуси, член Президиума Союза писателей Союзного государства, поэт, прозаик, переводчик, публицист Михась Поздняков.
