***

Всё было хорошо на словах, когда готовились к штурму этой многоэтажки, а на деле застряли на двое суток. Далее второго этажа не смогли подняться, третий, похоже, стал серой зоной, а сколько выше противника засело – не понятно. Первое впечатление, что человек двадцать-тридцать, хотя на самом деле не более пяти-семи, а может, и того меньше. Активные в первый день, казалось, с неиссякаемым запасом БК, они закидали гранатами, словно у них там был завод. Зато на второй день приутихли, лишь изредка огрызались, и, используя приём с пробитым потолком, они бросали на головы гранаты всем, кто по незнанию появлялся в комнате с секретом. Но его сомовцы быстро раскусили, а когда в одну из  комнат на втором этаже гранатомётчик бесстрашно, чуть ли не в упор запустил гранату в отверстие в потолке, не такое уж и большое, и в ответ услышал вопли раненых укров, то они перестали появляться в комнатах с сюрпризом и досаждать.

Ночевали противники на разных этажах. И было ясно, что второй день будет решающим. Ночью взвод Сомова усилили тремя бойцами из второго взвода, взамен выбывших, среди которых два трёхсотых с осколочным ранением ног и шеи, и двухсотый – Саша с позывным «Утёс», надоедавший Прибылому предыдущей ночью. Раненых эвакуировали, а Сашу перенесли в дальнюю комнату на первом этаже с выбитым окном, а оттого особенно прохладным, до окончания штурма. Семёна гибель Саши огорчила, но совсем не удивила: как жил парень нелепо, так и погиб от ранения бедренной вены – кровью истёк. Только его почему-то было особенно жалко, из всех, кто погиб у них в последние дни.

Сержант Илья Сомов за истекшие сутки состарился, превратился чуть ли не в морщинистого старика, хотя ему шёл двадцать седьмой год. Ему, как понял Прибылой из услышанного разговора, хотели прислать на подмогу офицера, но Сомов отказался, сказав, офицеров надо беречь, а пара-тройка бойцов не помешает, и ему их прислали, нагрузив водой и едой и, конечно, БК. Спал ли Сомов в последние двое суток? Да, спал, Прибылой сам его укладывал, и тот вроде сдавался и оказывался на полюбившемся всем поролоновом матрасе, но спал по полчаса, не более, и просыпался сам, без толчка, и, посмотрев на часы, спрашивал:

– Какая обстановка?!

Ему отвечали, так как с ним постоянно кто-то находился из «стариков», к ним причисляли и Прибылого, учитывая его давний фронтовой опыт, а из прежнего состава – Григорий, Андрей. Григорий, как всегда, немногословен, вставит словечко, и на этом успокоится, но говорил всегда к месту и вовремя. Андрей же был подвижен, не понимал, почему затормозился штурм, почему перекуривают даже те, кто не курил никогда. Да и как не курить, когда вчера в одной из квартир нашли ящик иностранных сигарет – вкусных, ароматических. Сперва курили с опаской, остерегаясь быть отравленными, а потом кто-то сказал, что отравить можно и одной пачкой. И все повеселели от этого «мудрого» высказывания. В общем, никто ничем не занимался, не считая постовой и наблюдательной службы, и все ждали, когда у противников окончательно закончится БК или вода, без чего в их условиях долго не просидишь, даже отгородившись растяжками и время от времени пуская по лестнице гранаты. К ним все давно привыкли, услышав металлический стук по ступеням, успели заскакивать за какой-нибудь угол, граната взрывалась, тем самым приближая либо окончательный штурм, либо сдачу соперников в плен. Правда, об этом никто не говорил, но помнили слова Андрея о загубленном кореше, и внутренне готовы были поддержать его.

На рассвете Сомову доложили, что у соседней, занятой украми многоэтажки, началась стрельба из стрелкового оружия и гранатомётов.

– Слышу, слышу – не глухой! – отмахнулся сержант. – Третий взвод запустили. Мы-то сопли жуём!

Но долго жевать не пришлось, когда первая двойка преодолел «границу» и с лестничной площадки между третьим и четвёртым этажами гранатомётчик запустил «морковку» в левую половину. «Морковка» взорвалась этажом выше – дым, чей-то крик, сразу из-за спины гранатомётчика рванулись автоматчики, полосонули по дверным проёмам очередями. Ворвались, послав впереди себя гранаты, в комнаты, но никого не обнаружили ни в одной из квартир. Крикнули вниз, Сомову:

– Этаж наш! Идём дальше!

И когда они сунулись на пятый, сверху началась ответная пальба; не помог ни гранатомётчик, ни упреждающий огонь автоматов.

– Отойти! – приказал Сомов. – Пусть постреляют. Подбросьте им гранат. Свои-то у них, видно, закончились.

Когда сидели на четвёртом, Андрей сказал, ни к кому не обращаясь:

– Как же надоела эта тягомотина!

– Не тебе одному.

– Ну, и чего мы ждём?

– Когда они выдохнутся.

– Да они ещё так два дня будут дрожжи квасить.

– Пусть квасят. Они квасят, а мы ждём. Ты живой вроде и невредимый. Чего в этом плохого.

Андрей Воеводин перестал пререкаться, махнул, мол, поступайте, как хотите. Через какое-то время он всё-таки сказал Сомову:

– Пора продолжать! В случае чего, я первым пойду.

– Не суетись. Сделаем так… Два гранатомётчика, улучив момент, поднимаются одновременно и одновременно же шарашат по углам. Следом автоматчики врываются в открытые двери – в общем, всё так же, как делали недавно. Кто оказывает сопротивление, мгновенно уничтожаем…

– Уничтожаем всех, – встрял Андрей, – не хрена церемониться.

– Закрытые двери подрываем, – продолжал говорить Сомов, не обратив внимания на уточнение.

«Говорить-то легко, – подумал Андрей, которому действительно надоела эта игра в кошки-мышки. – Ну, сколько можно: одно и тоже, одно и тоже. Бомбами забросали бы эти грёбаные девятиэтажки, сравняли с землёй и дело с концом. Или бомб на всё не хватает?»

Когда шарахнули из гранатомётов, полосонули из автоматов и осторожно заглянули в квартиры, Андрей, действительно, первым пошёл. Вот он в квартире, взгляд направо, взгляд налево. В одной комнате чисто, в другой стоит украинец с автоматом, руки не подняты – к ногтю. Короткая очередь. В соседней квартире тоже очередь, вторая. Весь этаж осмотрели – три двухсотых.

– И спросить не у кого, есть кто ещё, – плюнул с досады Андрей.

И тут раздался голос с восьмого этажа:

– Сдаваться не собираюсь. Если есть среди вас мужчины, то предлагаю сразиться на ножах. Если останусь в живых, отпускаете меня, если не останусь – ваша взяла!

– Ты один? – спросил Андрей.

– Один…

– Тогда жди…

Прибылой вцепился в куртку Андрея:

– Ты куда? Не пущу!

– Семён, не трусь – моя тема.

– Я с тобой, подлянку ведь могут устроить.

– Не должны. Серьёзный мужик! – напрягся Андрей, и Семён увидел желваки на его щеках.

– Э, так не годиться – заниматься отсебятиной, рыцарские бои устраивать. Отставить! Что под трибунал оба захотели? – вмешался подошедший Сомов.

– Товарищ сержант, это невозможно. Зачем трибунал. У нас тут свои порядки. Хотите, чтобы нас трусами посчитали…

– Ну, что, братва, отпустим, – замялся сержант и оглянулся на бойцов, – если уж такой случай вышел?

– Напросился, пусть идёт. Вроде, не балабол парень. – Кто-то сказал в отдалении.

– Ну, тогда с Богом, зямы! – приосанился Андрей и посмотрел на нож в разгрузке, словно проверяя: на месте ли.

– Я с тобой, одного не пущу, и не думай, – загородил проход Прибылой.

– А то что?

– В колено выстрелю!

– В своих проще всего стрелять… Ладно, пошли – судьёй будешь. – Он перекрестился, крикнул наверх: – Мы идёт. Только давай без шуток.

Пошли. Поднялись на восьмой. Стоит сухой, жилистый мужик, глаза горят, глаза серо-голубые, на щеках поросль русая. Увидел его Прибылой, и сердце сжалось от боли, прожгла мыль: «Что же мы делаем – на своих же смертью идём?!»

– Кто из вас? – спросил украинец без акцента.

– Я, – стукнул себя в грудь Андрей.

– Зачем нам второй?

– Веры вам нет… А вообще-то сказать, в случае чего, чтобы отпустили тебя.

– Пойдём в комнату, здесь тесно…

Они прошли в большую комнату, достаточно просторную.

– Броники снимаем? – спросил Андрей.

– Зачем? Так привычнее.

– Как знаешь. Как тебя зовут, укр?

– Какая тебе разница… Русский я.

– Русские против русских не воюют, и давно ты не русский, а самый настоящий бандеровец с отравленным мозгом.

– Какая тебе разница. 

– Заладил… Да, теперь никакой, – отозвался Андрей и сказал Прибылому: – Посторонись. И, в случае чего, отпустите его.

Семён кивнул, встал в стороне, насколько это можно, и вдруг как сбесился:

– Это невозможно, сейчас обоих положу!

– Заткнись, щенок, и выйди, подержи мой автомат, – рявкнул Андрей. Потом подошёл к столу, где лежал автомат украинца, дёрнул затвор, осмотрел магазин – всё «сухое». – Начинаем?

– Чего тянуть…

Андрей выдернул нож из разгрузки, покрутил его, разогревая пальцы.

– Готов?

Украинец тоже взял нож, крепко сжал.

– Готов! – ответил он и приосанился, перекинул нож из руки в руку.

– Судья, давай команду!

Прибылой заглянул в дверь, и, хочешь не хочешь, дрожащим голосом произнёс:

– Начали!

Он думал, что предстоит долгое, изматывающее действо, когда сердцу не уцелеть, а началось и закончилось всё опустошительно быстро, почтит мгновенно. Когда бойцы встали в стойки, видимо, желая отвлечь, Андрей топнул, резко крутнулся на месте и с разворота всадил нож противнику в треугольник кадыка… Тот только успел глянуть на противника и, падая навзничь, захрипел, залился кровью… Прибылого трясло. Он и сам не раз видел смерть, участвовал в ней, но от произошедшего у него отнялся язык. Хотел что-то сказать Андрею, но не смог и единого слова вымолвить. Смотрел на него и не понимал, как человек, знакомый человек, способен на такое?! Это какое надо иметь самообладание, мужество, ну и, конечно, мастерство, чтобы не сробеть, принять вызов и выйти победителем.

Андрей нагнулся к поверженному, вытащил нож. Вытер его о куртку украинца и сказал виновато:

– Дурачок ты дурачок. Сдался бы, и никто тебя не тронул… 

– Эй, что там у вас? – окликнули снизу.

– Идём, идём, – отозвался Андрей и взглянул на Прибылого: – Верни автомат. Пошли к своим.

***

Когда ещё раз прошли по квартирам снизу до верха, то пересчитали двухсотых противника. Потом пересчитали своих живых вместе с пополнением из второго взвода – одного не хватает. Что такое! Ещё раз прошли, переворачивая столы, кровати, диваны и услышали голос на третьем этаже:

– Не ищите, я здесь… – и показалась голова из-под ковра, скомканного на полу.

Обнаружил его Григорий и моментально направил на него автомат:

– Ты кто?

– Полунин из второго взвода…

– Вставай, пошли к командиру, а автомат давай-ка сюда. – Григорий выхватил у тощего Полунина, словно его не кормили десять дней, оружие и готов был растерзать на месте.

Когда Полунин предстал перед Сомовым, и он понял, что перед ним пропавший, то спросил:

– Ты кто?

– Алексей Полунин…

– Под ковром прятался, – уточнил Григорий. – Падла! – и, плюнул, растоптал плевок. 

Подошли парни из второго взвода.

– Ваш? – спросил у них Сомов.

– Вроде наш. Вместе к вам на подмогу пробирались. Он из последнего пополнения, вроде был ранен.

– Что скажешь? – спросил Сомов у Полунина.

Тот молчал.

– Что, сказать нечего? Парни бьются, ночи не спят, в грязи, в холоде, а ты под тёплым ковром яйки греешь?!

– Я после ранения, в госпитале был.

– Это правда? – спросил он у бойцов.

– Вроде того… Мы с ним вместе были на полигоне, а потом он куда-то пропал…

– Меня в первом бою ранило, во бригадный госпиталь отправили, – гундосил Полунин.

– Но тебя отпустили?

– Да. Через два дня.

– Значит, такое ранение… Где твоё оружие?

– У меня оно, – доложил Григорий, – сразу забрал у него от греха подальше, а то он с испуга мало ли что мог натворить.

– Правильно сделал. Ты обнаружил, тебе его и в распологу доставлять. Как стемнеет, возьми ещё одного бойца – и вперёд мелкими перебежками.

– Что со мной будет, товарищ сержант?

– Медовыми пряниками накормят.

«Сколь же глупости, дури и наивность в этом Полунине, – думал о симулянте, а по существу – дезертире, Прибылой. – На хрена тогда напросился воевать? Или решил, что «прокатит», думал под ковром отлежаться – всех обхитрить. Нет, гадёныш, ты и в госпиталь-то попал не случайно, сам себе – стопроцентно – руку повредил, да только не вышло медицину обмануть. Вышибли назад: мол, иди и воюй». И ещё он подумал, как в людях уживается два разных состояния: геройство, которое сегодня проявил Андрей, и этот трус, прятавшийся под ковром. Ведь после возвращения в зону его сделают посмешищем, и он не отмоется до конца срока, но и после, если доживёт и откинется, то всё равно останется посмешищем в глазах тех, кто его знал, и будут они плеваться при упоминании о нём. И как же он испортил мужественный и благородный поступок Андрея. Вот мужик, так мужик – не испугался, не сдрейфил. Хотя, надо думать, что не просто так: подготовка чувствуется стопудовая. Но ведь мог бы вполне срезать противника очередью, а если принял вызов – здесь всё по договорённости и без обмана. Уважает человек себя. А это великая сила – уважение. Но как он его уделал – страшно вспомнить. Вроде и тот парень не промах, знал свои способности и верил в них, но вот нашёлся кто-то, у кого они оказали круче. Так что вполне на сегодняшнем примере можно учиться тем, кто храбрится без меры, спорит, делает ставки. Если так поступаешь, то будь готовым к тому, что всегда кто-то в данный момент найдётся сильнее и способнее».

Пока Прибылой, находясь в расслабленности от раздумий, лежал на пыльном диване, в соседней комнате Сомов говорил с ротным, но после доклада долго молчал, слушая, что ему, видимо, говорили, изредка вставляя реплики «Да», «Так точно». Когда он договорил, вышел из комнаты, увидев Прибылого, спросил:

– Подслушиваем?

– Сам же мимо меня прошёл. Разве не видел?

– Не обратил внимания.

– Это потому, что не спишь.

– Потом отосплюсь.

– Когда же?

– Не задавай глупых вопросов.

– Дальше-то что делать? В пункт дислокации выдвигаться.

– Вряд ли. Третий взвод в соседнем здании застопорился.

– Ну, не всё же нам стопориться, если двое суток здесь ошиваемся.

– Ну, и словечки у тебя, Прибылой. А ещё с высшим образованием!

– Огрубел, признаюсь. Привнесённое влияние окружающей среды. На гражданке исправимся. Так что делать-то?

– Дополнительно сообщат. Возможно, на помощь соседям пойдём.

– Чего им мешаться. Тогда уж сразу на следующее здание рванём. Их таких, кажется, ещё парочка стоит, нас дожидается.

– В том-то и дело, что здания стоят, но, похоже, по данным авиаразведки они пустые. Драпанули укры оттуда.

– Значит, это наша победа. Запугали мы их.

– Как сказать… Есть данные, что кольцо вот-вот сомкнётся, и все, кто остался в этом городишке, окажутся в окружении.

– Тогда вообще зачем было штурмовать и пятиэтажки, и эти здания?

– Семён, всё, что делается, не бывает зря. Если бы мы не штурмовали, то ещё неизвестно, сколько бы враги огрызались на флангах. Мы своё дело сделали. Теперь пусть у других голова болит.

Разговор с сержантом мог быть бесконечным, как понял Прибылой, он находился, что называется, на взводе, мнил себя великим стратегом, но, видимо, не понимал, из-за чего стольких людей положили в этих штурмах. Или это необходимая закономерность: где-то что-то убывает, где-то прибывает. В том числе и в людях. Или по крайней мере сохраняется?! Всё может быть. И теперь рассуждай, не рассуждай – ничего не изменится. И колесо войны катится будто само по себе, подминая людей, перемалывает их судьбы, надежды, их геройство и трусость. И тут тоже ничего не поделаешь. Не повернёшь события вспять, а придётся шагать и шагать вперёд до победного дня.

Чуть позже Сомов собрал бойцов и объявил им текущие задачи.

– Первая, – оглядев всех, сказал он. – Отконвоировать Полунина во временную дислокацию. Исполняют бойцы второго взвода; Григорий остаётся. Им спасибо. Здорово помогли, не считая, конечно, симулянта. Второе. Остальные приходят на помощь соседям. О нашем двухсотом «Утёсе» я доложил. Его эвакуирует при первой возможности. Всем всё ясно? Вопросы есть? Нет. Выполняйте.

– И правильно, – неожиданно отозвался Григорий, – взрывчатку с собой прихватим. К чертям собачьим эту будку разнесём.

С ним никто спорить не стал, доказывая, что для сноса такого здания и ста килограммов гексогена не хватит, но он особенно и не заморачивался, а высказался потому, что сам эти ящики таскал, а оказалось, что зря. Вот теперь их необходимо обязательно в дело определить. Когда уходили, собрали свои вещи, хотя всех их держат при себе, а курильщики растащили коробку с сигаретами, распихали по карманам.

Сомов связался с командиром третьего взвода, сообщил приказ о дружеской помощи. Вскоре сомовцы по одному перебежали в соседнее здание; остерегались, что противник откроет по ним огонь, но всё обошлось. К радости Григория, взрывчатку не стали брать, посчитав, что теперь она не понадобится. Когда перебазировались, узнали от лейтенанта – командира взвода, что помощь их не нужна.

– Мой заместитель пошёл на переговоры с украми. Они решили сдаться. Их всего-то осталось трое. И предварительное условие у них одно: чтобы вывезли на БМП. Своих дронов опасаются.

– Нестеров знает?

– Только что доложил ему.

– Вот и прекрасно. Значит, мы зря суетились.

Чуть позже ротный сам связался с Сомовым и скомандовал:

– Отбой. Возвращайтесь в пункт временной дислокации… Да, а вашего симулянта не довели. На мине подорвался. Всё, вопрос закрыт. 

Наш канал
на
Дзен

Вверх

Комментариев: