ПУШКИНУ - 210 ЛЕТ!

После одного из литературных вечеров ко мне подошла учительница литературы и осторожно спросила:

- Я-то со своей любовью к Пушкину свой век кое-как доживу... А каково мне детей приучать к высоко-духовному строю русской литературы и при этом знать, что совесть и честь для их карьеры будут, как черные метки?

А затем, смутившись, сама же и заключила:

- С другой стороны, как подумаешь, что и Пушкин, и вся та человеческая красота, которая у нас была, теперь уже напрасны, то даже жить не хочется...

Но было время, когда красота пушкинского слова и нашего русского мира казалась незакатною...

В середине 80-х годов я сидел в одном из парижских кафе с французскими студентами-русистами, исполнившими для меня ради своей языковой практики роль добровольных гидов.

- А нам ваша Россия понравилась, - сообщили они, - когда я поделился с ними своими восторженными впечатлениями от поездок по Франции.

- И что же вас больше всего в России поразило? - спросил я.

- Больше всего ваши люди нас поразили! - ответили мне студенты в один голос.

Я почувствовал себя почти уязвленным. Ну, в самом деле, если на Красной площади у них не закружилась голова, если Новодевичий монастырь не показался им сказочным, то только и остается меня утешить: зато вы у вас люди хорошие...

Но у студентов глаза уже заблестели, и наперебой начали вспоминать они, как сначала даже не поверили, что такими, как в России, люди бывают, а когда поверили, то не сразу решились сами быть такими же сердечными. И еще, оказывается, их поразило то, что в России многие, даже не будучи филологом, не только свою, но и французскую литературу знают гораздо лучше, сами французы.

И я припомнил им слова Гоголя о том, что «Пушкин... это русский человек в его развитии, в каком он, может быть, явится через двести лет». При этом, поддавшись искреннему восторгу юных французов пред русским человеком, я невольно переиначил смысл гоголевских слов. И у меня получилось, что Гоголь говорил не о превосходстве Пушкина, а о безграничной, как и у Пушкина, способности русского человека к развитию...

И вот через четверть века я, собираясь писать о Пушкине для июньского номера газеты, достал Гоголя с книжной полки. Но теперь гоголевские слова о Пушкине были мной восприняты уже как эпитафия, печально напоминающая о горних высотах той русской жизни, в вероятность которой юным французским русистам столь было трудно поверить.

То есть, Пушкин, конечно же, не изъят с книжных полок. Но каждый русский человек, который сохраняет свое с ним духовное родство, уже обречен на роль маргинала. На роль вечного лузера. Каждый современный писатель, наследующий высокие традиции русской классики, воспринимается властными и фининсовыми элитами если не как экстремист и не как заговорщик, то как просто некий, даже на зоологическом уровне ненавистный, человек.

Ситуация эта, к сожалению, вошла в такую прочную стадию стабильности, что можно и успокоиться.

Ведь это только в начале перестройки, когда многим казалось, что прежняя политическая система ломается лишь для того, чтобы дать русскому человеку в его развитии свободу, на Пушкина наши либералы выливали ушаты грязи. А теперь, когда к пушкинскому пониманию человеческого достоинства возврата нет, о Пушкине как о покойнике либералы либо молчат, либо мерзостей не говорят.

И для нас это плохая примета.

Что касается других примет, то, например, я не радуюсь, что стало меньше на российском телевидении того самого Познера, который не уезжает жить в любимый Париж только потому, что такая у него профессия - Родину нашу ненавидеть. Стало его на телевидении меньше, значит, уже почти некого ему в России травить своим словесным дустом?

И еще я, наоборот, очень даже радуюсь, когда в комиссию, призванную бороться с фальсификаторами нашей истории, включают отмороженного фальсификатора Сванидзе. Значит, великая наша история русофобствующему интернационалу пока еще кажется настолько опасной, что будут они и впредь её фальсифицировать?

А теперь давайте попробуем по таким приметам погадать о судьбе Союза писателей России. Если чиновники из Роскомимущества уже не стесняются выгонять наш Союз из дома, который всегда ему принадлежал, значит информационная и экономическая блокада, начатая еще при Ельцине, для русских и других национальных писателей оказалась не смертельной, значит, современное писательское слово все еще сохраняет свои животворные свойства.

А если вдруг наш Союз не станут трогать? Как нам надо будет это понимать? Надо будет считать, что наша властная элита уже не верит в возрождение российских национальных литератур России, которые наш Союз объединяет?

Или - Медведев и Путин все-таки хотят обустроить Россию и потому пытаются сохранить всё то, что является её духовныой основой?

Может быть, и 210-летие Пушкина обошлось без антипушкинских рецидивов на государственных телеканалах прежде всего потому, что «сброшенный с корабля современности» пушкинский тип одухотворенного, не антропофобного, любящего свою Родину русского человека скоро будет властью востребован?

Риторика моя, конечно, наивна, но каждый русский человек сегодня похож на андерсонскую девочку со спичками. А что с неё взять, если ей деваться некуда?

Вернуться на главную