11 февраля крупнейшему русскому поэту Юрию Кузнецову исполнилось бы 80 лет!
Валерий РЕДЬКИН (Тверь)
В основе почвенничества лежит не тематика и не общность черт стиля. Глубина постижения законов бытия, путей духовного развития русского народа и кризисных явлений современности выдвигает Ю. Кузнецова в лидеры почвеннического направления. Он выявляет и подчеркивает общие закономерности бытия, показывает различные возможности преломления социокультурных, политических и нравственных аспектов национальной жизни, и это говорит о масштабе личности поэта, соизмеримой с эпохой, доказывает её яркую индивидуальность. Поэзия Ю. Кузнецова в стилевом плане, несомненно, романтическая, ассоциативно-метафорическая, философская и трагическая по своему пафосу. Но по большому счету к нему не подходит двоичная система воссоздающего и пересоздающего искусства, реализма и романтизма. Это ирреализм, ибо поэт своим практическим опытом проникает в сферы непознаваемого, но это и духовный реализм, ибо духовная реальность выступает у него явной, осязаемой, видимой ипостасью мира. Ю. Кузнецов сумел найти новый нравственно-философский аспект, выразил собственное понимание народной трагедии, которая далеко не кончилась в день Победы, а продолжается и теперь. Отражать НТР в своем творчестве вовсе не значит заниматься её апологетикой. Напротив, поэт, близкий к подлинно народной точке зрения, всегда увидит подводные камни на пути прогресса, изнаночную сторону внешне отрадного явления, не умом, так сердцем поймет, что же в конечном итоге пойдет на благо людям, а что – во вред. Характерно в этом отношении стихотворение Ю. Кузнецова «Атомная сказка». Русского Ивана-дурака на путях социального, научного, культурологического рационализма ждет крах. Творческий потенциал Ю. Кузнецова как поэта, одержимого “русской идеей”, раскрывается в полном объеме. Цель у него одна – переплавить горький социальный опыт, больше того, опыт своего земного существования в ценности духовной жизни. В книгах «Выходя на дорогу, душа оглянулась» (1978), «Отпущу свою душу на волю» (1981), «Русский узел» (1983), «Ни рано ни поздно» (1985), «Душа верна неведомым пределам» (1986) поэт продолжал утверждать своё право воплощать всю сложность и парадоксальность мира и человека, неразрывно с ним связанного: «Узрел я мир, попутный или встречный; Поэт мифологизирует действительность. Многие его стихи – это развернутые метафоры, воплощающие судьбу России. Таково стихотворение «Седьмой» о смертном грехе насилия над собственной матерью и мести братьев друг другу, об их гибели и неутешных слезах поруганной матери. И в «Семейной вечере» – всё о России, судьбе русского народа, отца, матери и детей. Прикосновение к вечным темам и острейшим конфликтам времени, трезвость взгляда и романтический порыв, взлет фантазии, обращение к средствам фольклора: сказке, легенде – все это должно было помочь постижению глубины жизни, мира, бытия. Его стих восходит к древним сакральным формам искусства. В «Возмездии» Кузнецов прямо выражает веру в силу слова, возможность заклятья стихом сил зла, в онтологическую сущность слова. На протяжении всей своей жизни поэт сражался с невидимым злом, «что стоит между миром и Богом» Художественный мир Ю. Кузнецова органично и эстетически значимо включает в себя народно-сказочные элементы сюжета, персонажи, образы, мотивы, волшебные предметы: дорогу, камень с надписью на распутье, мертвую и живую воду, золотую рыбку, волшебное зеркало, решето, ступу и т. д. («Золотая гора», «Дом», «Сказка о золотой звезде», «Сказка гвоздя», «Здравица памяти»). Характерна для Кузнецова поэтизация троичности. Фольклорная символика и миф в творчестве Кузнецова могут быть рассмотрены как праязык. Для него характерны мотивы одиночества и странничества, памяти и прапамяти, при этом судьба лирического героя воплощает в себе судьбу России и русского народа в целом. В поэме «Дом» национальный эпический мир создается благодаря сказочным мотивам. Мотивы, используемые в сюжете, становятся элементами мира народной жизни, национальной судьбы, увиденной через призму фольклорной традиции, национального характера и мировосприятия, национальной истории. Если говорить о ведущих национальных идеях, то идея цельности – одна из них. Это фактически национальная традиция русского искусства. Эпическое пространство развернуто в душе поэта. Оно не сфотографированное, не отраженное, а сконцентрированное, сгущенное. Эпический мир как бы сон наяву «В душе моей сто мыслей на весу. У каждой мысли сто путей, как для огня в лесу», – приоткрывает поэт тайну творческого процесса, то есть отрицает субъективность, запрограммированность, авторский произвол в создании национального мира. Все события в поэмах разворачиваются под знаком своей земли, своего национального мира. Со словом «Русь» Иван сражался в чужих землях, «Ну, слава богу! Русь идет...», – восклицает Лука, заслышав «слитный гул и ход» освободителей. Да и сам автор в эпилоге, рисуя картину Победы, заявляет: «Я видел Русь с холма…» В отношении Запада и Востока эпическое пространство Руси серединно. «Косматый Запад тучи шлет, Восток – сухую пыль». Национальный мир желанен и любим (и в этом смысле идеален): «Цветами родина полна, шипеньем – заграница». Образ Дома – символ своего эпического мира. Поэт подчеркивает непостижимость национального пространства и времени, быта и бытия, чувства и мысли. Это и «русский вздох, что удалью зовется», и «свобода русской воли!», и почти философская категория, которой определяет русский человек свою жизнь, – «ничего»: «Что в этом слове «ничего» – Кузнецов как бы конкретизирует и наполняет зримыми образами смысл тютчевского «умом Россию не понять...», подчеркивая величие, сложность, противоречивость и загадочность национального мира. Национальные характеры глубоки и значительны, потрясающи в своих крайностях взлета и падения, как в «Братьях Карамазовых» Ф. Достоевского. По сути, историческая судьба страны обусловлена этим национальным характером. Для Ю. Кузнецова характерна установка на этническую определенность в изображении героя. В стихах и поэмах самого Ю. Кузнецова показаны сатанинские, человеконенавистнические, денационализированные силы. Лука, как и Филя, их жертва. В традициях русского народно-героического эпоса было изображать героя внешне обыкновенным, но обладающим богатырской силой. Так или иначе, эта традиция подхвачена и развита в русской поэзии. Подчеркивая самобытность своего национального мира, Ю. Кузнецов в духе Н.С. Лескова дает характеристики другим нациям: «английский лоск, французский блеск, немецкое упорство». Эпическое время жизни народа, по мысли поэта, включает в себя и века истории, и жизнь прежних поколений, и миг любви, подвига, поступка конкретного человека: Завижу ли облако в небе высоком, «Поэтические формулы» – это нервные узлы, прикосновение к которым будит в нас ряд определенных образов, в одном более, в другом менее»2 , – подчеркивал еще А.Н. Веселовский. «Канул поезд в пустое пространство. Ясно, что речь идет о паровозе, у которого «в коммуне остановка». Сложная метафорическая система позволяла поэту пробиваться через цензурные рогатки с идеями, которые были неприемлемы для властей того времени. Змея – символ всего безнравственного, лжи и подлости; пустое пространство символизирует и отрыв от земли, и остановку в движении, и потерю нравственных идеалов. В то же время в душе современного человека еще способен раздается гудок – революционных ли идеалов справедливости, высокой ли народной нравственности, понимания ли подлинно прекрасного в искусстве – во всяком случае, правды. «Прошу у отчизны не хлеба, «Посмотри! Твою землю грызут Но следует подчеркнуть, что свою Родину он не идеализирует, как не идеализирует и русский народ. Куда ты дел мотор, орясина? В стихотворении «Сидень» его ролевой герой, восходящий к образу русского богатыря, «на солнце глядит и его отгоняет камнями», а в стихотворении «Дело» он рубит сук, на котором сидит. Не исключение в этой галерее образов и сам лирический герой, который находится во внутренней борьбе («Бой в сетях»). Пространства широкого русского поля и души русского человека – это поле борьбы сил добра и зла, света и тьмы, жизни и смерти. Стихи о Боге и дьяволе в его сборниках часто соседствуют. Но внимание персонифицированному злу он уделял в 70-80-е годы больше, ощущая его присутствие повсюду: и в социальном мире, и в душе человека, и во всем мироздании. «Во тьме сидит, как бы незрим,/
Великий Сатана» («Седьмой»), «Внутри ореха черт сидит/Да ветер воет» («Пустой орех»). Он разоблачает «голых карлов обмана» («Отповедь»), выводит на чистую воду «племя, укравшее тень у соседа» («Поступок»), бичует «маркитантов обеих сторон – /Людей близкого круга» («Маркитанты). Но это не говорит о его уходе от православной традиции, ибо в падшем мире и по библейским понятиям «силен сатана». «Я нигде не умру после смерти Заповедь любви для него остается ведущей: «Люблю, люблю!..» – Моя душа так рада «Там котел на полнеба рванет, Поэт замечает, что слово «Гласность!» – даже немые кричат, но о главном и в мыслях молчат, только зубы от страха стучат…» Автор свидетельствует: «Занесли на Бога серп и молот,/ Повернули реки не в ту степь». В нашей стране, по его представлениям, из семени свободы вырос «то ли дуб, то ли храм деревянный», и герой Кузнецова, русский «беглец и бродяга», слышит «песнопенья святые». Но занесенная из иных стран идея, в конечном счете, дала чудовищные результаты: под дубом «собираются рыла свиные,/Потому что хотят желудей». В стихотворении «Ловля русалки» Россия-русалка заглотнула словечко «свобода» вместе с крючком. При этом поэт не хочет уподобляться тем, кто в советское время бичевал царизм, а теперь Сталина. Выпукло, в историческом времени он, например, рисует образы Ленина и Сталина. На современность он смотрит критическим взором, сопоставляя её «достижения» с вечными ценностями. Его поэзия пронизана христианским мировидением, теснейшим образом связана с онтологическими, гносеологическими, этическими и эстетическими поисками. Ю. Кузнецов, как и другие современные «почвенники», по большому счету выражает убеждение в существовании вечной жизни, в Божественном происхождении и развитии мира, Божественной предопределенности судьбы человека при всем его несомненном праве на свободу выбора, он верит в особый статус «Святой Руси». Следует особо подчеркнуть эту единую русскую национальную ментальность. Поэт признавался, что в храм ходил редко, но «сохранил психологию православного человека». Бог для него «несомненен», «Христос – тем более».4 Он чтил православные святыни, старался исполнять заповеди. «Матерь Божья над Русью витает, «В разломе туч, над главами державы В стихотворении «Невидимая точка» взгляд лирического героя устремлен в невидимую точку, и эта точка – Бог. В то же время в творчестве Ю. Кузнецова значительное место занимают эсхатологические мотивы: «Господи Боже! Спаси и помилуй меня, Автор глубоко убежден в том, что Россия – это последняя надежда человечества. С ее уходом оно неизбежно деградирует и погибнет: «Я ухожу. С моим исчезновеньем Поэтическая пенталогия Юрия Кузнецова о Христе «Путь Христа», без всякого сомнения, одно из самых значительных явлений русской литературы на стыке веков, итоговое произведение как для русской литературы ХХ века, так и для творчества самого поэта. Ю. Кузнецов сконцентрировал в этом произведении все свои художественные находки. Это поэма-цикл, проникнутая сквозной идеей, связанная образом Христа, концепцией веры, бытия, Бога и судьбы человечества. О Юрии Кузнецове, нашем современнике, великом поэте Земли Русской, следует сказать словами, произнесенными им о Николае Тряпкине, которого, как и Н. Рубцова, он называл «поэтами русской резервации»: «Свои песни он спел до конца «Как горько буду я на этом свете/Грядущими сиротами любим!», – писал Ю. Кузнецов в стихотворении «Пыль». Русская идея Юрия Кузнецова, говоря словами И. Ильина, «выражает русское историческое своеобразие и в то же время – русское историческое призвание».6 Она воплощает то, в чем русский народ «прав перед лицом Божьим и самобытен среди всех других народов»7. Через живое созерцание бытия, мира и человека, природы и национальной истории Юрий Кузнецов указывает духовный путь русскому народу. ПРИМЕЧАНИЯ:
1 Кузнецов Ю. П. Край света – за первым углом. М.: Современник, 1976. С. 59.
2 Веселовский А.Н. Историческая поэтика. Л., 1940. С. 376. 3 Соловьев В.С. Литературная критика. М., 1990. С. 364 4 Кузнецов Ю.П. «Отпущу свою душу на волю…» // Лит. Россия, 1995. 1 сент., С.10. 5 Москва. 1999. № 3. С. 15. 6 Ильин И.А. Д ля русских. Избранное. Смоленск. 1995. С. 66. 7 Ильин И.А. Д ля русских. Избранное. Смоленск. 1995. С. 66. Валерий Александрович Редькин - заведующий кафедрой филологических основ издательского деладоктор филологических наук, профессор, член Союза писателей России, Заслуженный работник высшей школы РФ. Окончил Калининский государственный педагогический институт им. М.И. Калинина в 1963 г. и аспирантуру в Московском областном педагогическом институте им. Н.К. Крупской в 1973 г. |
||||
Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-" |
||||
|
||||