|
* * *
Ты всё узнаешь сам, но только бы не поздно,
и зоркость обретёшь чудесную вполне,
и выстроится жизнь, разбросанная розно,
как млечная строка в небесной глубине.
Ты всë охватишь вмиг, как ветер над пучиной,
и огненный пророк, зачем-то зрящий вспять,
события пронзив до истинной причины –
всю их слепую боль и милости печать.
МАЛАЯ РОДИНА
Ни города не любишь, ни деревни,
и только землю родиной зовёшь,
и с каждым годом ближе, откровенней,
навстречу к ней, единственной, идëшь.
Как близнецы, по мановенью неба,
внезапно отделившись от Творца,
степей летящих золотые недра
и жизнь твоя – едины до конца.
Травинка ты, и дёрна лишь крупица,
покуда зреет дух в раскатах гроз,
ты сердцем уж готова раствориться
в несметной чистоте заветных рос...
* * *
Во мне растёт весь этот лес,
всё это небо кружит, –
витражный танец их и блеск
лишь кажутся снаружи.
Во мне прочерчены стволы,
взлетающие кроны,
о, как изысканно светлы,
золотозвонны клёны!
Вмещаю сразу ворожбу
лучей и рьяность ливней,
всю филигранную резьбу
всю гениальность линий.
И тайна шелестит травой,
изустен мир весенний, –
и трубный ветер грозовой,
и сердца воскресенье!
ПАСХАЛЬНОЕ
Сколько ни разглядывай весну,
фейерверки лиственных созвездий,
что летят с восторгом в глубину –
в небо цвета купоросной меди,
сколько ни пытайся расплести
пряди светозарных привидений –
облаков, застрявших на пути
сотворенья неба и растений,
сколько умилённо ни гадай,
пташек детский хор перекликая,
выяснишь одно: что никогда
не прервётся Божий день сверкая.
В РАЗЛУКЕ
В твоём окне – сиянье клёна,
и небо что иконостас,
и расправляет изумлённо
крылатки бархатные вяз.
Мерцают травы изумрудно,
у каждой – песенка своя,
витает лепет тихострунный
и сквозь рулады соловья…
Невольно плакать перестану –
вот мой черёмуховый скит,
где пламенеют лишь тюльпаны,
кадит усердно гиацинт;
под неоглядным вешним кровом
звучит молитва или весть:
ты есть, цветеньем очарован,
ты есть…
* * *
Я не знала, что верность – пространство,
тонкий-тонкий, но зримый пейзаж,
протяжённого луга убранство,
горизонта разлёт – только наш.
По земле я ступаю, по бренной,
но в пространстве ином нахожусь –
что мне кажется шире Вселенной,
и сама я вселенной кажусь.
* * *
Что-то клонит в дачной келье
о далёком тосковать,
перелётных пташек трели
так и эдак трактовать.
Сколько нитей и канатов,
и невидимых вериг
держат, на сердце припрятав,
перелетной тайны крик!
* * *
Вот и травы мои как бывалые,
а ведь от роду им двадцать дней:
резким ливнем ещё не сбивало, и
солнце только влекло от корней.
Вешней волей они разохотились,
но как будто усталость веков
в предвечерней немой позолоте их
придавила – что пепла покров.
Может быть, стебельки пустотелые
горькой влаги хватили, войны? –
плачут травы земли поседелые,
из чего, осознав, рождены.
* * *
Стой, ненависть,
бессмысленная –
стой! –
пред жизнью человеческой
святой:
не тронь – ребёнка,
матери, отца –
сияния любимого
лица!
И,
как пред нерушимою
стеной,
ты страшная, обугленная –
стой!
Откуда изошла –
поворотись,
сама собой дотла –
испепелись.
* * *
Снова сердце потеряно – точно
плещет по ветру дней полотно…
Танец бабочек в стиле восточном,
залетевших случайно в окно,
мне напомнил, напомнил – но что же? –
облаков заколдованных тень
и текущий по воздуху тоже
давний оклик пустых деревень…
Я живу, он живёт, вы живёте,
в угловатом порхая полёте,
плещет по ветру дней полотно,
и небесное – будто земно.
ПЛАЧ
Каждый день, каждый день похоронки
настигают отца или мать,
разве можно от горя в сторонке
на единой земле постоять?
Прилетит с чёрной ленточкой фото –
дескать, пал смертью храбрых, герой,
в двадцать лет завершилась работа,
со святыми его упокой…
А земля уж наполнена вдоволь, –
ей не нужен такой перевес,
и безбрачно останется, вдово ль,
поколенье расцветших невест.
А земля бы хотела иначе –
напитать человеческий цвет
благоденствием долгим… Но, плача,
вместе выстоим – смерти в ответ.
* * *
Ты откроешь глаза отчего-то
ранней ранью на даче приветной, –
над тобою ревут самолёты,
как медведи в берлоге рассветной.
Не до сна и округе, вот то-то,
гулким эхом – поля привыкают:
над землёй роют путь самолёты,
это наши, коль нас не взрывают…
ОБЛАКА
Что за облака – цивилизации! –
в вечности сияют голубой,
полные достоинства и грации,
да и просто полные собой.
Белыми отрогами, накатами,
вроде как подтаявший пломбир,
куполами тихими, палатами
в золотом дыму глядят на мир.
Словно горы кипенной акации,
с лестницей по склонам винтовой,
чистой красоты цивилизации
в даль свою плывут над головой.
|
ЦАРЕВНА-ЗЕМЛЯНИКА
Кто найдёт тебя в тихой низине,
где не пляшет травы перемёт,
в золотисто-ажурной корзине
как царевну какую возьмёт?
Кто вдохнёт умиление это –
сладких ягод застенчивый пыл,
тот и будет достоин ответа –
поцелуя её, кто б ни был.
У ЛЕСА
Наш сад весёлым тыном
и лесом окружён,
и видно днём картинным
переплетенье крон.
Но лишь светило канет
в смежающих мирах,
тебя как бы в капкане
вдруг настигает страх.
Ползут по сердцу тени,
когда вокруг ни зги –
то скрипнули ступени,
то под окном шаги.
Глядишь в неверном свете
на лес, забредший в сад,
но вряд ли ищешь встретить
его сторонний взгляд.
ИСКУШЕНИЕ
Созвездье Гончих Псов,
ату его, ату! –
глухой свирепый зов
я слышу за версту,
я слышу за версту.
Гони его, трави,
да не когтит мне грудь,
стервячьей той любви
не жалую ничуть,
не жалую ничуть.
Созвездье Гончих Псов,
лети во весь опор –
в туманность вещих снов,
за лунный косогор,
за лунный косогор.
Не нужно мне ничуть
предательской любви –
я Небом стать хочу,
гони, гони, трави!
* * *
Вздыбленная конница,
лебеди вразлёт,
кто за вами гонится,
синий ветер шлёт?
Облака взъярённые
до солёных звёзд,
белые, огромные,
в исполинский рост!
ЛИВЕНЬ
И вот лиловое затменье,
огромных капель редкий шаг,
секунда лишь на удивленье,
и вихрь острый, как наждак…
Внезапно рухнул этот ливень,
горячий проломив заслон,
листве сомлевшей непосилен,
шелковым травам тяжек он…
И верить невозможно было,
что с видимых, родных высот
чужая выплеснулась сила
и хлещет исступлённо, бьёт…
* * *
Заболела душа, заскорбела,
утра тихого праздник святой
знать не хочет, укромное тело
под ночной оставляя звездой.
И огромные синие птицы,
во всë небо раскинув крыла,
улетают, сжигая страницы –
несодеянной жизни дела...
ДЕВУШКА С ВЕСЛОМ
Словно лодочник без лодки,
всë куда-то плыть хочу,
о волнах читая сводки,
прислонив весло к плечу.
На восход я путь взяла бы
по бликующей меже –
одного призванья дабы,
лишь бы двигаться уже.
Но стою, как те молодки,
и скульптурностью свечу,
ну совсем, совсем без лодки,
прислонив весло к плечу.
ПОГОСТ В СТЕПИ
Земля могильная сухая, не принимаются цветы,
степные ветры, не стихая, пылят на новые кресты.
Внизу, за кладбищем – долина, где древняя река текла,
и с лёгкой мощью исполина провалом землю рассекла.
Сухое русло – миллионы непостижимых лет назад,
а тут – поддельные пионы и веры восходящий сад…
«НА РАЙОНЕ»
Тайна есть велика, непомерна,
и поэтому кажется всем,
что и не было тайны, наверно,
и, наверно, не будет совсем.
Нарастишь ты пивной свой животик,
«посылая» соседей, родню,
будто в синем незыблемом своде
нет ответа прожитому дню.
МГНОВЕНЬЕ
Лишь солнце на твоей войне
проглянет юрко,
ты – ящеркой на валуне
с зелёной шкуркой,
мгновенье ловишь тишины,
живого света,
а, может, скорби и нужны –
на это?..
НАДЕЖДА
Что ни сделай – всё мало, всё мало,
не достойно небесных щедрот,
и в холодной тщете, захудалой,
ты становишься тих и негорд.
И надежда, как хлеба краюха,
согревает за пазухой стынь,
и твердишь о присутствии Духа.
Не покинь же меня, не покинь!
* * *
Ниже трав, воды озёрной тише,
бойкие отринув словеса,
думай о себе как о погибшей –
и одной молитвой воскресай.
Лета молодые перезвоны
брось и холодам не прекословь,
ты уже вкусила время оно,
жизнью отвечая за любовь.
* * *
Пусти события и вещи,
произволяя ветру дуть,
и мир таинственный и вещий
сам вознамерится прильнуть.
Дрожа, как неба оперенье
и травы над земной корой,
вместишь до головокруженья
пространства необъятный строй.
И вот уж время непроточно,
и свет гимнически плывёт,
и жизнь насквозь открыта, точно
сама свобода и полёт.
* * *
За то я себя уважаю,
что только свершить предстоит,
что жизнь, как регата большая,
подняв паруса, воспарит.
И милей сияющих столько,
ликующих бездн – надо мной,
что стало б отчаянно горько
не верить в свой путь неземной.
УТРОМ
Искусства чистейшего ради
в наплывах густых перламутра,
подобно ракушке-громаде
открылось белёсое утро.
По створке, жемчужному логу,
мы путь пролагаем чертою,
скользя в перламутр понемногу,
сеченье творя золотое.
ПРИЗВАНЬЕ
Из этих маленьких движений,
из муравьиной толчеи,
зигзагов глупых и кружений,
просторы явятся твои;
пройдя все петли сквозь и мимо,
стези единой полотно
подарит собственное имя –
и не отнимется оно.
|
