* * * Разрастается дождь,
Как пожар от горячего ветра.
Над уставшей дорогой,
Как души - танцующий пар.
Было жарко, что в горле
Застряли слова и приметы.
Но сейчас уже легче!
Здесь царствует ливня пожар.
Когда катится дождь
В трамвае гремящем по небу,
Мне так хочется в воздух
До хрипа, до стона кричать.
Эти лужи вберут
И слёзы и едкую пену,
Что от частых нагрузок
Душа начала выделять.
Я кричу в темноту,
И уносит слова мои ветер,
Не боясь расплескать
Моё море, вмещая в ведре.
То, что чувствует он,
Известно одним только детям.
А моя бесконечность -
Лишь сердце в грудном пузыре.
Я себя не менял,
Менять даже не собираюсь,
И не факт, что уйду,
Но факт, что я точно вернусь.
Пусть закончился дождь,
Словно сладкое детское счастье.
И поджаренным полем
Раскинулась взрослая грусть. ***
Когда я прихожу на кладбище,
Я читаю стихи дедушке, бабушке.
Стихи там звучат по-новому:
Корявые, беспомощные, бестолковые.
А затем я люблю молчать – особенно!
Потому как на этой могилке цветов удвоено
Или даже утроено!
Зачем говорить, если водка налита?!
Да и что здесь скажешь?! –
Ведь конфеты детками съедены.
У могилок земелька истоптана.
(у изголовий почему-то особенно).
Я целую фотографии мёртвые.
Мне кажется, что на них мы позируем.
Я испытываю потребность в собачьем лае,
Мне
Так хочется подарить им гладенье.
Здесь мне кажется, что мы –
Муравьишечки в муравейнике,
Который в свою очередь в муравейнище,
Отражённом в маленьком стёклышке,
Разбитого стакана о памятник.
Извините меня, бабушка, дедушка!
Я ведь должен плакать по вам ещё,
Но я плачу по себе и всё думаю,
Что отцом мне нужно стать обязательно!
Ведь когда я приезжаю на кладбище,
Всё смотрю на домишко заброшенный:
У него на крыше берёзки растут.
И против этого слов не придумаешь!
Был бы вечен я, да другим нужней!
А на сосенке кукушка кукует всё…
И не страшно молчат погребённые,
А ужасно молчат нерождённые!
И когда я прихожу на кладбище –
Я так рад через час, что живот урчит,
Беспощадно молчат нерождённые!
Был бы вечен здесь!
Да, другим нужней!
***
В чае не стало листьев –
Даже погадать не на чем.
Осталась кофейная гуща,
Но пущей чушью я не занимался.
Я пытаюсь понять, что сейчас творится
И что нас ждёт в будущем.
Берёза за окном засохла:
Изнемогла вся.
И вроде бы воры – рецессивны,
И как будто доминируют гении.
Но я при таком раскладе –
Либо летучий слон, либо балерина.
Мои друзья подобно осетровой стае –
Цену своей икры знают.
Но место ей
В музее интеллекта.
В моде: белок, краситель, резина.
А один мой думающий друг не уехал,
Мол, влюблён в страну свою.
Так сначала боролся (начал пить).
Но квадрату с пультом не поддался.
В итоге всё, что от него осталось,
Было привязано к потолку
Верёвкой специально купленной.
Не хватило сил – не вписался.
Стоит заглянуть в прошлое –
История не утратила функции.
Все пьедесталы пахли кострами,
Но всегда побеждал начальник.
Им не хватало водонапорных башен,
Нам не хватает живых людей!
Избежим революции?!
Копим горечь,
Как крупнолистовой чай в чайник.
Ты уже есть не можешь,
Если пирог красивый,
Хотя бы надкуси его!
Пусть никому не достанется!
Кого обвинять в пропаже
Поэтов и прочей силы?
Даже на этот вопрос отвечу,
Не отрывая от стула ягодицы.
Хороним правду мятую –
Когда будем пить за милицию?
Она уходит в мир иной!
Но не побеждённой – гордой.
Но долго ещё будем восхищаться мы
Этими милыми лицами!
Все мы немного ложь.иди
К Богу дорогой горней.
Разочарование – отличное средство
Для натирания верёвки.
(Оно – тоже мыло)
Чем лучше – тем гаже пахнет.
Устами ребёнка глаголет пуля.
Свидригайловы уедут по путёвке.
Если всё будет хорошо –
Это констатация, что нас нет!
Покупаем места на рынке,
«Так сказать, рабы приватизируют цепи»
А я выхожу на улицу
И последний фонарь отключаю.
Тем самым сообщаю
По телу сёстрам:
– Нечего читать по ночам!
А по уму братьям:
– Нечего лететь к нам!
У нас и своих проблем хватает. |
КРЫЛЬЯ Невыпитая истина в стакане.
Романтика всё чаще портит день.
Наземен я: и в общем, и местами,
И тень моя - всего лишь просто тень.
И для себя навечно уяснил я:
Что потолок мой – просто чей-то пол.
Наверно от того, что свои крылья
Я на ночь снял, а утром не нашёл.
ПОД КРОВАТЬЮ
Под кроватью с неба идёт пыль.
А вместо звёзд –
Слова,
Что я сам в детстве на небе оставил.
Под кроватью чаще снятся сны.
И они так легки! –
Как будто ниже мебели
Не существует правил.
Под кроватью легче звонить тебе:
Если трубку бросишь –
На меня упадёт не куча неизвестных планеток,
А какое-нибудь: «Пошли вы все!»
И смотреть будут свиньи,
Встенённые,
С носами в форме розеток.
А бывает душит меня ночь.
И вместо рук – не змеи,
Ни разные, там, склизкие гадины.
Она заклеивает моё тело скотчем.
И я лежу, смиренный,
Слушаю Российское радио,
В котором многие умерли, многие спятили.
Под кроватью на небе лежишь не ты,
А певица – Алсу,
Но не глянцевая,
А истрёпанная пением.
Под кроватью нет моря!
Под кроватью голубые киты
Летают,
Наслаждаясь ходом времени.
КРОВАТЬ
Тело кровати в раздолье цветном
Никому не нужное. Что в поле делает?
Разных бабочек, стрекоз спит на нем,
Пара полёвок вокруг него бегает.
Страшное чудище смотрит, как сон,
Желтый глаз свой всё держит на выкате.
Кажется в прошлом, когда-то давно,
Старый кузнец кровать эту выкинул.
Новой деревни из новых людей,
С места не сдвинут кровать эту лошади.
Прошлого тяжесть пылится на ней,
В землю впиваясь корявыми ножками.
Бой сорок третьего здесь на века
Кровью повысил в солдата из мальчика,
Новая сила в могучих руках
Вряд ли сдерёт вишнёвую ржавчину.
Жив только звук – то курок был взведён,
Дом кузнеца, в раз слезами наполненный.
Свечки сгорели у старых икон.
Тело кровати. Зачем здесь оно?
Может чтоб травы всё вечные помнили.
ХЛЕБ
Я не знаю, как делали хлеб
В те года, когда был недород.
Я не знаю, каков был на вкус:
Был он жёсток иль наоборот?
Но я слышал рассказы о нём
От бабули, от деда моих.
Ведь кусочек, им выданный днём,
Как беда был: один на двоих!
Он, наверно, был тёплым всегда,
От рабочих, морщинистых рук.
И душою бессмертной он пах!
Хлеб – наука из высших наук!
В наше время иной механизм.
Но у русских есть вечный секрет.
Понимаю, что хлеб – это жизнь!
Понимаю, что мы – это хлеб!
***
Мы в поле вместе:
Я и моя тень,
И моя лень,
И несколько солдат.
Повсюду вместе.
Вечны «инь» и «янь».
И ещё «энь».
И нечего сказать?
Мы в поле вместе:
Я…
И моя жизнь
Ещё цветёт,
Ей рано увядать.
Мы всюду чужды!
Души улетят.
Из ста солдат
Осталось только пять.
Мы в поле вечны.
Ты
И твоя жизнь,
Если взорвёшься –
Впишется в тетрадь.
Мы в небе вместе:
Вера и любовь,
Надежда, ты
И я.
Нас только пять!
Солдаты спят.
И нечего сказать.
КАМЕНЬ Представьте: я камень, выпавший из чьей-то короны.
Обречённый на жизнь в лужах серых, прокисших дорог.
И отличен ли я от щебёнки простого перрона;
Обычного камня у чьих-то построенных в очередь ног?
Вот птица… Я грязен. Пытаюсь блестеть через силу,
Хотя я обычно сияю без просьбы, а просто за так!
Но чую сквозь ветер её равнодушную спину,
Её равнодушье ко мне и крыльях её, и в глазах.
Но я для себя другого просить не посмею!
(Очистят, отмоют, положат в красивый хрустальный бокал.
И буду я нужен. И может быть даже на шею
Повесят меня, чтоб я в свою силу для глаз нелюбимых сиял).
Не нужно! Я камень… Мне лучше лежать у дороги,
Смотреть на дожди, на звёзды в печальных небесных садах.
Мой блеск не для вас дворцово-квартирные боги!
Мне лучше быть каплей в могучих земельных руках.
|