| |
Грозовые сороковые
ГОЛОС
Июнь пах брагою хмельною,
Ещё не вызревшей сполна,
Когда в страну бедой большою,
В сороковых, пришла война.
Война! Так страшно и нежданно
Для каждого и всей страны!
– Сегодня! – голос Левитана.
– Без объявления войны!
Слова кололи словно спицы
И жгли, как лютые ветра.
– Враги нарушили границы,
В четыре вторгнувшись утра.
Орлиный профиль, тёмный волос
Стал навсегда страной любим.
Он человек, и он же голос,
Тот, что был близким и своим.
Он у советского народа
Крепил и души и сердца.
И так почти четыре года,
Вплоть до победного конца,
Вплоть до растраченных патронов
У салютующих солдат,
В честь каждого из миллионов
Не возвратившихся назад,
Своей Отчизне послуживших,
Уняв войны огонь и дым.
И до победы не доживших,
Дав до неё дожить другим.
Не дав потомкам стать рабами
Того июньского утра.
Давайте вспомним их мы с вами,
И снова крикнем им «Ура!».
И ежегодно, неустанно
Победу будем отмечать.
И будет голос Левитана,
Как голос Родины звучать!
ДИНЬ-ДИЛИНЬ
Предполуденный воздух роит комаров,
Терпкой горечью пахнет полынь.
И звенят колокольцы на шеях коров
«Динь-дилинь, динь-дилинь, динь-дилинь»
Пёс косится на стадо и лает не зло.
Кнут сползает с опущенных плеч
Пастушонка – сегодня ему повезло
Деревенское стадо стеречь.
Очень хочется спать, только вот не с руки.
В голове мамин шёпот, как крик:
– Подымайся, сынок! На войне мужики,
Ты последний в деревне мужик.
Старый дед Тимофей занедужил вчерась.
Почтальонка зашла в его дом,
Марфа – дедова бабка, от крика зашлась.
Дед молчит, только ходит с трудом.
Да! У смертушки ныне богатый укос,
Всё проклятый фашист виноват.
Ты Полкашу возьми. Он хоть старый, но пёс,
Да и дело пастушее знат.
И бредёт пастушонок, в глазах огоньки.
Зной качает небесную синь.
– Ничего, возв
В тылу мы трудились ращайтесь домой, мужики.
«Динь-дилинь, динь-дилинь, динь-дилинь»
ТРИ МИНУС ДВА
А мы могли бы жить, могли бы,
Когда б не тот последний бой,
В котором три стальные глыбы
Сползали вниз на нас с тобой!
Катились с горочки, покато,
Три «Тигра», выстроившись в ряд.
А у меня одна граната,
А у тебя один заряд.
И даже, если всё в порядке,
И если каждый попадёт,
Три минус два – один в остатке.
Он обязательно пройдёт.
Пройдёт, утюжа нас с тобою
И вдавит в грунт – железный гад.
Не это страшно, за спиною
У нас с тобою Медсанбат!
Там много раненых и Таня,
Сестра, защитницей у них.
Так как же мы с тобой не встанем,
Вдвоём не встанем на троих?
И поползли мы, два солдата,
Навстречу смерти, на подъём.
Три танка и одна граната
С противотанковым ружьём.
Ты в бензобак, прицельно, чётко,
А я гранату под другой.
И… пулемётная трещотка
Глаза закрыла нам с тобой.
Жаль, что увидеть не успели
У нас с тобой, браток, глаза,
Как двое всё-таки горели!
А третий? Пятился назад!
Эх, арифметика – загадка!
Их было больше, что ж с того?
Три минус два и без остатка,
И не осталось ничего!
ГРАФИНЯ
Мороз застыл на балюстраде,
Метель по улицам мела.
В седом блокадном Ленинграде
Дворянка старая жила.
Осьмушку хлеба половиня,
В буржуйку бросив горсть трухи,
Полузамёрзшая графиня
Листала Байрона стихи.
В окно стучались взрывов звуки,
Метались блики по стене.
Но ей не страшно. Что там, внуки
Уже погибли на войне.
Их смерть не пережили дети,
А ей вот Бог отмерил дней.
Она одна на этом свете,
Лишь Байрон что-то шепчет ей.
Слова его – бальзам для слуха.
Без них – Господь не приведи!
И томик маленький старуха
Рукою жмёт к своей груди.
На шали, словно на корсаже,
Биеньем сердце ожило.
Сейчас она ему расскажет,
Как ей ужасно тяжело,
Как часто обращалась к небу:
«Возьми старуху, не томи».
Как слёзы катятся по хлебу.
Хлеб вкусен с солью, mon ami.
Как будто ешь тоску и муку,
А здесь её никто не ждёт.
И Байрон, взяв худую руку,
С собой графиню уведёт.
А утром, у буржуйки сидя,
Надев из инея тулуп,
Держа стихи, и строк не видя,
Блокаду встретит новый труп.
ПАМЯТЬ
Из детства мне помнится клеть дровяная,
Немецкий солдат в сапогах на пороге,
Винтовка, ремень. Только после узнал я,
На пряжке ремня говорилось о боге.
О Боге!? Не знал я тогда это слово.
Откуда мне знать его было, салаге?
Оно на немецком мне встретилось снова,
Когда распахнулись ворота в концлагерь.
Ворота в концлагерь, не в райские кущи.
Скорее уж в ад, на земле был который.
И тот, кто в ворота был эти запущен,
Стеная и мучаясь, шёл в крематорий.
И вечностью голодом пытки казались,
И труд непосильный ломал нас на части.
Но «ангелы» с богом на пряжках сказали,
Что мы не достойны и этого счастья.
А кто недоволен, мол, будьте любезны,
Всегда здесь открыты для жаждущих печи.
Дымил крематорий, и пламя из бездны
Тела день за днём зажигало, как свечи.
И плакали камни, и камни рыдали,
И слёзы мешались их с каменной пылью.
Из труб крематориев души рядами
Вздымлялись на небо, и плыли, и плыли.
Потом, за двойными рядами колючки,
Свободные души свободно бродили,
Они в обожжённые грудились тучки
И слёзы, совсем не солёные, лили.
Я выжил, но память как эхо из детства,
Что гулом печей заложило мне уши.
И видно, уже никуда мне не деться,
И видеться будут сгоревшие души.
ВЕСНА СОРОК ПЯТОГО
Бывает снег сухой и мокрый,
Когда на улице весна.
Бывает снег живой и мёртвый,
Когда весной идёт война.
Когда в атаку голос грубый
Зовёт за бруствера черту,
Когда обветренные губы
Снежинки ловят на лету,
Когда живёшь минутой крайней,
И вдруг смолкает смерти вой,
И понимаешь, что не ранен!
И снег целуешь – снег живой.
Ручьи сочатся, наст ломая,
Течёт весенняя шуга.
И только шаг один до мая,
И до Победы два шага.
ЗАПАСА РЯДОВОЙ
Он ладно сшит и скроен,
Он с детских лет таков.
Он тысячи достоин
Штабных тыловиков.
С медалью за отвагу
Вернувшийся домой,
Простую пьющий брагу,
Запаса рядовой.
Он не в кремлёвских залах
И не на сценах их.
Таких как он немало –
Вернувшихся! Живых!
Не с наградным железом,
А с тем, а с тем что не извлёк
Хирург, который резал
И зашивал как мог.
Они спасли Россию
И всю свою страну –
Запаса рядовые,
Прошедшие войну.
|
Эхо войны
ФАШИЗМ
Какой же он всё-таки, сволочь, живучий!
Его добивали, а он не подох.
Фашизм, словно гад, ядовитый ползучий,
Заполз в Украину и сделал гнездо!
Отложил змеёнышей в душу, другую.
И вот уж не души, а тысячи змей
Шипят на майданах и злобно зигуют,
И скачут, и яро клянут «москалей»!
Родства отрекаясь, истории, веры,
Молитв православных. А вместо Творца
Несут, как икону, портретик бандеры,
И кровью коричневой полнят сердца.
В друзья выбирая то шваба, то ляха,
Да лишь бы не русский, чухонец любой.
А всем несогласным поставлена плаха
Тобой Украина. Ужели тобой?
Ужели забыла фашистские орды,
Которые жгли и ничтожили нас?
Ужели слагаешь хвалебные оды
Спалившим Одессу, казнящим Донбас?
Не верю! Не может быть этого, слышишь?!
Не ты это в дикий пускаешься пляс.
А всю эту нечисть сама ты и знищешь,
Как сына-предателя Бульба Тарас!
ИДЁТ ВОЙНА
Идёт война, она не прекращалась.
И как ни тяжело её вести,
Россия слишком долго защищалась,
Чтоб взять и просто руки опустить,
Чтоб меч держать и обращаться к Богу
Была Россия больше не вольна.
И это ей враги простить не могут,
И снова продолжается война.
Идёт война и всё живое душит,
И не исчислен бед кровавых счёт.
Идёт война за проданные души
И души, что не проданы ещё.
Идёт война, брат брата убивает,
Непонимания встаёт стена.
И полыхает третья Мировая,
Великая и страшная война!
И радуются западные боссы
И те, кто им за деньги продались,
Что не решив славянские вопросы
Славяне друг на друга поднялись.
Идёт война, в телах и душах дыры,
В стихах и песнях кровоточит слог.
Идёт война за сотворенья мира
Таким, каким его и создал Бог.
ВОЙНЫ ДОБРА
Так уж издревле сталось у нас на Руси,.
В час, как нас супостат воевал.
Тот, кто биться не в силах был, ядра носил,
Рыл окопы, от ран врачевал.
Чтоб от вражеских козней был меньшим урон,
О вторженьи заслышав едва
Всё до крайней копейки, всяк русский на фронт,
Не сумняшись* ничуть, отдавал
И обозы с провизией в армию шли,
И в тылу собирали добро.
А потом добровольцы всё это везли,
Презирая опасность, на фронт
Вновь сегодня война смерть и горе грудит..
Но как прежде солдаты добра,
С состраданьем, любовью и болью в груди,
Волонтёрами едут на брань.
Добровольно, и часто рискуя собой,
Чью-то помощь везут для солдат,
В путь неблизкий, всегда отправляясь как в бой,
Не всегда возвращаясь назад.
Будет славен их подвиг и праведный труд,
Закалённый в крови и золе.
Умирая они никогда не умрут,
И всегда будут жить на земле!
НЕЖИТЬ
Бандеровская нежить, жить пытаясь,
Питаясь кровью женщин и детей,
Курян в полон захваченных пытая
И убивая, тешила чертей.
Кидаясь крови пролитой на запах,
Пытаясь ей насытиться сполна,
Визжала нежить! И смеялся ЗАПАД
Верховный её жрец и сатана.
Считая ему проданные души,
Тела их ЗАПАД складывал в гробы.
И ждал, и услаждали его уши
Насилуемых девочек мольбы.
А после звуки выстрелов в затылок.
И хохот их убившего стрелка.
Лицо изнемождённое застыло,
Замученного насмерть старика,
Лежащего, в подвале средь убитых,
Таких же как и он, в следах от ран,
Замученных, задушенных, забитых,
Запытаных, изломанных курян.
И нет во мне ни воздуха, ни слова,
Чтоб высказать, что чувствую сейчас.
Как слуги дьявола зашли в Россию снова,
И неживое вновь стреляет в нас?
Но будет всё равно надежда брезжить,
Что мы в борьбе со злом своё возьмём.
И с Божьей помощью мы одолеем нежить
И двери в ад молитвами запрём.
ПЛЕМЯННИК
Серёже
На землю небо синее смотрело,
Когда то, много лет тому назад.
Внизу земля садами зеленела.
И Днепр будто тёк через глаза.
И их слепило солнцем, словно вспышкой,
Сияньем отражаясь от воды.
И ты, племянник, был ещё мальчишкой,
А я ещё довольно молодым,
Моложе чем сейчас, наполовину,
Хотя уже немножечко седым.
К родителям моим на Украину
И к дедушке, и бабушке твоим.
Мы ехали вдвоём с тобой тем летом
Единственный вдвоём с тобою раз.
Всё чаще вспоминаю я об этом
И чаще влага копится у глаз.
И хочется забвения и водки
И теплоты тогдашней той земли,
Когда ещё не брали нас за глотки
За то, что мы с тобою «Москали».
И на гиляке вешать не желали,
За пазухой не прятали ножи.
Но в школах потихоньку межевали
Один народ на два совсем чужих.
Потом часы и дни сложились в годы.
Ты вырос, отслужил, завёл семью.
А в это время братские народы
Уже делили Родину свою.
Уже искали вескую причину,
Чтобы ни в чём не чувствовать вины.
И убивали нас, таща в пучину
Большой братоубийственной войны.
И не было бездоннее пучины!
А там где нету дна, не сыщешь брод
И не смогли российские мужчины
Смотреть как убивают их народ.
И встали под ружьё, как и когда то,
Чтоб снова защитить свою страну.
И ты, племянник, тоже стал солдатом
Отправившись с фашизмом на войну.
Опять, как и тогда, на Украину
Опять, как и тогда, но без меня.
Ты шёл навстречу вражескому тыну
Навстречу частоколу из огня.
А сверху небо серое смотрело
На взорванную землю под собой.
Под грохот миномётного обстрела
Племянник, ты ушёл в последний бой.
Окутав кутерьмой свинцовых градин,
Тебя укрыл туманом взрывов дым.
Ты без вести пропал и не был найден
Ни раненым, ни мёртвым, ни живым.
У нас, в Сибири здесь кедровый стланник,
Его ещё бессмертным здесь зовут.
Я продолжаю ждать тебя, племянник.
И буду ждать тебя, пока живу.
НАС НЕ ЗА ЧТО ЛЮБИТЬ
Нас не за что любить: больших, надменных
Властителей российского меча,
То бешенных, то сумасшедше ленных,
И любящих и рубящих с плеча.
Но верующих в стыд и справедливость,
И к Божьим припадающих ногам,
Являющих немыслимую милость
К убогим и поверженным врагам.
Ни делом не предавших и ни словом
Своих, в каких бы бедах им не быть,
И чтящих православия основы.
Не чтящих их, нас не за что любить.
Хотя мы их, бывало, и любили,
Пытаясь дружно жить, и зря не зля.
А если мы когда кого и били,
Так то ж на пользу, вразумленья для.
Чтоб даром сапогов своих не мяли
Не каждый столько впрок их напасёт.
Но сколько бы мы их не вразумляли,
Не понимают, глупые, и всё.
Всё им богатства наши спать мешают
Все их бы отобрать у нас скорей.
Мол, слишком наша Русь страна большая –
Одна шестая суши, без морей.
Твердят Европа, Англия и Штаты
В штанах едва удерживая прыть,
Что не за что любить, таких богатых,
Как мы, их надо просто разделить.
Чтоб зависть не держала всех в печали,
Русь разделить на много меньших стран.
А мы ведь их когда-то защищали:
И Штаты от надменных Англичан,
Европу не отдав Наполеону
С сожжённою Москвой мы шли «на вы».
И Гитлеру державную корону
Не дали снять с английской головы.
Да мало ли мы помогали людям,
И тем, кому «нас не за что любить»?
И не любите нас. А мы вас будем.
Мы русские, мы так привыкли жить!
Но только вы себя не обольщайте
Той мыслью, что мы будем вас любить.
Любой, над нами вставший гауляйтер,
Без нашей воли, нами будет бит.
«ПЯТАЯ КОЛОННА»
Она строга к нам и не благосклонна,
И в спину любит бить, или подвздох.
Вновь выступает «Пятая колонна»
Надёжным арьергардом четырёх.
Хотя не четырёх уже, а больших,
Россию ненавидящих колонн:
Германии и Франции, и Польши,
И Англии. А с ними Вашингтон.
И это ещё меньше половины
На нас из ножен тянущих мечи,
Пытающихся кровью Украины
И русской кровью Уды* омочить.
Но омочив лишь пах в зловонной жиже,
Они отступят вновь, в который раз.
А с нами тут останутся свои же,
Своими не считающие нас,
Мечтающие нас скорее выжить,
Иль в рабство нашим недругам отдать,
И нашу русскость, в наших душах, выжечь
Железом раскалённым навсегда.
Опять пришла война на наши земли
Алоисович дёрнулся в гробу.
Опять припадок бешенства у Зели
И мания величия на лбу.
Когда приходят похоронки с фронта,
Когда курян пытают у границ.
Во всём нас наша обвиняет Фронда**,
Фашистов защищая и убийц.
И я могу сказать определённо,
Как не были бы наши дни долги,
Пока у нас есть «пятая колонна»,
У русских будут войны и враги.
_________
* Река в Белгородской области России и Харьковской области Украины
** Оппозиционных выступления и восстания во Франции 17в.
НЕ ВЕРЬТЕ
Не верьте! Умоляю вас, не верьте
Кликушам либерального формата.
Не мерьте Русь Европами, не мерьте
Её заокеанских меркой Штатов.
Она в масштабах их неизмерима,
Она для них какая-то другая.
От Дальнего востока и до Крыма
Россия их волнует и пугает.
Хотя бы потому, что не боится
Ни санкций, ни угроз, ни чуждой воли.
И зло следит за ней через бойницы
Окон своих надменный «Капитолий»*.
И думает о том, как он накажет
Россию непокорную построже.
На каждый шаг её и вздох на каждый
Какие снова санкции наложит.
Как снова оболжёт и одурачит.
И пробуя поставить на колени,
Историю её переиначит,
Чредою не побед, но преступлений.
Как скажет: – Путь, что пройден был Россией
До звёзд Кремля от шапки Мономаха,
Не мужеством и правдой был осилен,
Не верой, а всего лишь чувством страха
Народа перед русскими царями.
И тут же завизжат западнофилы,
Что все мы были скованы цепями
В России, от рожденья до могилы.
И что мировоззрение холопа
У нас, у русских, словно вера в Бога.
И только СэШэА или Европа
Нам эти цепи разорвать помогут.
Но враки их презренья лишь достойны,
Им есть опровержение простое.
От страха не выигрывают войны,
От страха покидают поле боя.
___________
* Резиденция Конгресса США |
Юрий Витальевич Розовский – поэт, прозаик, сценарист. Член Союза писателей России с 2005 г. 