“Я взмылен весь, но мира не отмыл...”
Габдулла Тукай.

Я в юности, как вилами,
   преграды все сметал
       и, наливаясь силами,
                 учился и мужал.
Заметив это,
    к тридцати
      мне вверили журнал.
– Редактор “Вил”–
         высокий пост,
           мудрее будь вдвойне! –
Коллеги,
    кто под шестьдесят,
            напутствовали мне. –
Ты дерзок и небрежен,
       подкалывать привык.
А надо – ох! – придерживать
             язвительный язык.
Неровен час,
      и до беды
          тебя он доведёт:
Начальство не одобрит
     или не так поймёт...
Но я в советы не вникал,
       соломок не стелил.
И в пух и прах
     через журнал
           всё зло наотмашь бил.
Мишенью были бюрократ,
      хапуга, рвач и хам,
           кто у народа воровал
             и жить мешал всем нам.
Чтоб зло под корень извести,
      очистить общий дом,
            я жизнь сатире посвятил
                   и не жалел о том.
Все жилы рвал...
Но вот беда –
   не стало меньше зла.
И дури много,
       как всегда,
         и пакость не ушла.
Наверно,
    для такой борьбы
       жизнь коротка была...
А для чего ж тогда писал,
        пороки бичевал?
К чему азартно пестовал
      колючий свой журнал?
Как дальше быть?
Такой вопрос
     совсем не прост,
         к тому же молодым.
А я, устав, как паровоз,
      от наставлений и пинков,
          и в шестьдесят –
              вот парадокс! –
                  не уступаю им.
И шефы лет по тридцати
    мне пальчиком грозят.
И слышу вдруг знакомое,
         как много лет назад:
– Ты без оглядки говоришь,
             ты к дерзости привык.
Пора теперь придерживать
            язвительный язык!
Но я,
     махнув рукой опять,
             иду своим путём.
Мне жизнь уже не поменять,
           гори она огнём!
Когда б указов я чужих
       прилежно выполнял,
           то сел бы на телегу их,
              их песням подпевал.
Отменно был бы я другим –
     покладистым,
              своим...
Сатириком
      тогда б не стал.
И не родился им!

НЕ ИНТЕРЕСНО!
(Неинтересное стихотворение юмориста)

Когда подольше поживёшь,
Побольше мир наш узнаёшь,
И что-то даже признаёшь
В отличие от юных лет,
То острота уже не та,
И интереса нет!

Политик с ловким языком,
Без совести и без понтов,
Но оседлавший свой предмет,
Прельщать без устали готов
Неискушённых, молодых...
А мне в том интереса нет!

Сменяя прежних паханов,
Блатная шустрая братва,
Прибрав богатства всей страны,
Впадает в праздничный разгул –
Зевакам праздным на десерт...
Но мне в том интереса нет!

Когда в почёте краснобай,
И черноликий стал звездой,
А зло, и глазом не моргнув,
С экранов входит в каждый дом,
Вполне оправданный при том,
И рукоплещет дряни свет,
Что может нравится кому...
Но мне в том интереса нет!

А про остальное – промолчу,
Зря надрываться не хочу.
Как юморист и как поэт,
Я понимаю без прикрас,
Что людям нынче не до нас...
Поскольку интереса нет!

Перевод с башкирского Марата ЯМАЛОВА.

Я ВИНОВАТ!

И что, и как… Про то никто не знает.
Какая-то сплошная маета.
Несправедливость, подлая, гуляет,
А справедливость в клетке заперта.

Кто понаглее, тот вовсю жирует
И в ус не дует… Вольное житьё!
А честный бедствует; он не ворует;
Он скромно дело делает своё.

Гляди, начальники да депутаты,
Друг друга обвиняя, дерзко лгут.
Тот сладко говорит, а этот – матом,
А приглядишься: тот и этот – плут.

А бизнесмены… Эти не зевают:
Растёт на это и на то цена;
Мешки, спеша, деньгами набивают;
Гори огнём, родимая страна!

А власть страны с экрана смотрит важно.
Она-то ни при чём; она честна.
Вот пенсии уж повышала дважды…
Пособия… Какого вам рожна?..

Те, кто рулил, в рулящих пальцем тычут:
Мол, довели до нищеты страну.
А им – в ответ: «Ошибок ваших – тыща!
Так вот признайте… ну хотя б одну!»

Такая чехарда!.. Никто не хочет
Признаться, что хоть в чём-то виноват.
И я встаю над болтовнёй порочной,
И поднимаю свой усталый взгляд,

И говорю: «Виновных не ищите!
Я виноват! Поверьте, только я!..
Свой голос «за» я отдавал, поймите!
Не видел ни жулья и ни ворья!

Не я ль глухим годами притворялся?
Не я ль прикидывался, будто нем?
Не потому ль народ так настрадался?
Не потому ль он приуныл совсем?»

А чтоб мелело море общей лжи,
И вы покайтесь, важные мужи!

СОВЕТСКИЙ ЧЕЛОВЕК

Из школы является внук.
С улыбкой его встречаю.
– Скажи, – говорит он мне вдруг, –
«Совок» ты?.. Что означает?

Я и не такое слыхал.
Немало слыхал вопросов.
Ведь нынче кто жизнь не видал,
На прошлое смотрит косо.

– Придумали слово лгуны,
Кто землю свою не любит.
«Совки» же – Отчизны сыны,
Советские наши люди!

И чтобы Отчизна цвела
Под зноем судьбы, под снегом,
Вершил большие дела,
Кто звался, внук, Человеком.

И радостен был ему труд,
Успех трудовой собрата.
Когда ж стал главенствовать плут –
Не стал рвачом вороватым.

Ни гор золотых, ни дворцов –
Не нужно!.. Росли бы дети!
Любили бы мам и отцов!
Таких вот сыщи на свете!

А как они были дружны,
Советские люди! Диво!
В любом уголке страны
Был каждый с судьбой счастливой.

Мужчины, храня рубежи
Великой родной державы,
Хотели Отчизне служить,
Не требуя благ и славы.

Высокая, тихая честь –
Советским быть человеком.
И в этом судьба наша есть.
Запомни, внучок, навеки!

И, выслушав речь мою, внук –
Я это, клянусь, не забуду! –
Сказал, улыбаясь мне, вдруг:
– Советским, дедушка, буду!

НАШ НАРОД

Этот народец зовётся народом?!
Лишь шёпот, меканье, пустословье.
Распашет ли землю, пройдёт ли походом?
Согреет ли малых-старых любовью?

Этот народец зовётся народом?!
Ворью, глянь, закрома открывает,
И врагов по секретным заводам
Водит, простецки смеясь, кивая.

Этот народец зовётся народом?!
Пройдохе верит… всему на свете!
Смело сразится со швалью и сбродом,
Но пьян – его враз валит ветер.

Этот народец зовётся народом?!
Ему пришельцы своих милее.
Вспомнит героев – так-сяк, мимоходом, –
А тех, кто нынче его жалеет?..

Этот народец зовётся народом?!
В рабы чуть что идёт самовольно,
Чтоб богатею быть с грузным доходом,
Ну и чинуше – сытым, довольным.

Этот народец зовётся народом?!
Это отара с немалым приплодом…
Таков… Но вижу своё я счастье:
Служить ему – с любовью и страстью.

ВОЗВРАЩЕНИЕ ЛЕНИНА

В Уфе открыт отреставрированный
в 1980-х годах памятник В.И. Ленину, который
был установлен в 1924 году одним из первых в стране.

Когда в сердцах звенит остуда,
А власть – сплошь тучные затылки,
В Уфу явился к нам Ильич оттуда,
Где четверть века был он в ссылке.

Стал мир вокруг, увы, неузнаваем.
И лица не узнать иные:
Кто вором стал, тот стал неприкасаем,
Сдал совесть – горы взял златые.

Сменился ветер – подхалимы рады:
Маячит новая нажива!
«Вождей» портреты тащат на фасады
И славят их с улыбкой лживой.

И тут же новых (кто в опале) забывают...
А Ленин? Он живей живых!
Цветы в ноябрьском воздухе пылают.
Ильич глядит на нас как на родных.

ВСПОМНИЛ

Начальником мой друг давнишний стал.
Теперь он в кабинете. В силе.
Весь день приёма у него я ждал.
Лишь вечером меня впустили.

Но он не поднял на меня и глаз
И слова доброго не молвил,
Хотя былое связывало нас.
И тут я о былом напомнил:

– Приятель, помнишь детские года?
А шалости?.. Ах, как шалили!
Как воровали яблоки в садах?
Как девочку одну любили?

Но он не помнит этого сейчас.
Молчит угрюмо и устало.
Как будто бы увидел в первый раз.
Не заболел ли? Что с ним стало?

– Приятель, помнишь, целых десять лет
За партою одной сидели?
Как списывал ты у меня ответ?
Над сочинением твоим корпели…

Но он не помнит этого сейчас.
Молчит угрюмо и устало.
Как будто бы увидел в первый раз.
Не заболел ли? Что с ним стало?

– А вуз ты помнишь? Мы с тобой тогда
В одном ютились общежитье.
А сессия нагрянет?.. Не беда!
Где знанием мы брали, где наитьем.

Но он не помнит этого сейчас.
Молчит угрюмо и устало.
Как будто бы увидел в первый раз.
Не заболел ли? Что с ним стало?

– Прости, но, видно, это перст судьбы.
И, видно, нам не до объятий.
С проверкой я… Так значит, ей и быть.
Забыл меня ты очень кстати.

Тут он вскочил и распахнул объятья:
– Узнал! Узнал! Да мы росли как братья!..

СОПЕРНИЦА

А телебашня – штука важная.
Как маяк в дороге дальней…
И выручалочка домашняя:
Всё видать из тёплой спальни.

Да, в каждом доме телевизоры;
Всё – экраны да экраны.
То в душе начали ревизию
Разноликие шайтаны.

И все мужчины очаровано
В синие окошки пялятся.
А жёны, что судьбой дарованы,
До утра кусают пальцы.

ВЫБИРАЮ ДЕВУШКУ…

Говорят, с умножением лет
В нас душа не стареет.
Говорят, если даже ты дед,
Пыл любви молодеет.

И поверив, как сказке, молве,
Стал бедовым я с виду,
И бывалый уже человек –
Неженатым джигитом.

На скамье у подъезда сижу
И с удачного места
На девчат проходящих гляжу –
Выбираю невесту.

Вон – красавица… Кто она? Чья?
Эта девушка – диво!
Я готов уже к жарким речам.
Но… в руке у ней – пиво.

А за нею другая идёт –
Да какою походкой!
Но… дымище табачный плывёт
За крутою красоткой.

Мне курящая не ко двору…
Глядь, картинка иная:
Бесподобны движения рук!..
А помада губная!..

Незнакомка с улыбкой глядит.
– Деньги, милый, имеешь?
Если в баксах мне выдашь кредит,
Обслужу – онемеешь!

– Баксов нет. Ну а в баксу* – прошу!
Там занятий в достатке.
– Мне «зелёненьких» нравится шум,
А не сад и не грядки!..

Подкатил на авто толстопуз
И увёз незнакомку.
Я сижу на скамье и дивлюсь:
«Есть отрада хоть в ком-то?!»

Размышляя о счастье, грущу:
«Стану молод, как в сказке…
Но любимую где отыщу,
Если вижу лишь маски?..»
*Бакса – сад (башк.)

ДЕНЬ ПОЦЕЛУЯ

День шестой апреля. Весна.
Первый ряд. Сиянье глаз.
Вновь смеялась остротам она,
А пришла не первый раз.

Вечер смеха к ночи иссяк.
Тут я девушку спросил:
– Наизусть всё знаешь… Так?
И хватает слушать сил?

– Вечера искристые… Вот!
Будто брызжет в ночь кремень…
Если б длились и круглый год,
Приходила б каждый день!

– Что ж, красавица, погоди!
Хоть и праздник вышел весь…
Коль захочешь, то приходи.
Через годик будем здесь.

И она задумалась вдруг.
Да и я сам стал не свой.
Руки чутко жаждали рук…
Токи бились над головой…

– Ну да ладно, это ль беда! –
И коснулся плеча. –
Провожу хоть малость, айда,
Шутки ради, сгоряча.

– Коль шутить, то, значит, шутить:
Юморист – под ручку – смех!
Можно дальше так рассудить:
Раз – со смехом, то вовсе – не грех.

И пошли, апрелем дыша,
Средь её знакомых мест.
Шли тихонечко, не спеша,
Глядь, а вот и её подъезд.

На прощанье как бы шутя,
Я к губам её припал,
И в глазах, насмешкой светя,
Огонёк вмиг заплясал.

– Ты, агай,* оставь свою роль…
Поцелуй – и тот смешной.
Не умею… А то б, герой,
Поцелуй узнал бы мой!

Удивили эти слова,
Всколыхнули спящий смех.
Но, быть может, всё же права
Зрительница утех?

– На свиданья я не рвалась,
Я рвалась на вечера,
Где царила юмора власть,
Как сегодня и вчера.

– Научу… Беда ли… Ну вмиг!
Отойдём в сторонку, в тень… –
Так меж нами он и возник,
Поцелуя вешний день.

С той поры года протекли.
Много смеха я разнёс…
Где поклонницы милой лик? –
Я такой слыхал вопрос.

День шестой апреля. Весна.
Поцелуй в воздухе вешний.
И меня сегодня жена,
Обнимая, целует нежно.
*Агай – дяденька (башк.)

ДУША В ДУШУ

Век за веком – рядом; вместе
Создавали общий лад.
Стал сосед соседу тестем,
Сват для свата, будто брат.

Этот женится на русской
И безмерно рад тому:
Было в доме серо, тускло,
Будет солнышко в дому!

Ласки ей!.. Свои удачи!
И зарплату – до гроша!
Ну а веру примет… Значит,
Называй: «Моя душа!»

Есть завет старинный, точный:
Кровь любовью обнови!
Отдал русский в жёны дочку –
Ты своим его зови.

О вражде у нас не слышно;
Да кому она нужна!
Это очень славно вышло:
Мир да лад, семья одна!

Русским жёнам честь и слава,
И великая хвала!
Сколько же детишек, право,
Та ли, эта родила!..

Пополнение в России –
Каждый день и каждый год.
Вместе мы – большая сила,
Вместе мы – большой народ!

От башкирок и от русских –
Пополненье в новый мир!
Надо ль предаваться грусти?..
Ты, башкир, всегда – башкир.

ПРАВДА, ОСТАВШАЯСЯ В ГАЗЕТЕ

В киоске навалом журналов
И ярких пышных газет.
Еды-то бывает и мало,
Но суесловья – букет.

Страницы пропитаны ложью –
И эти, эти и те…
И наглостью наглость же множат.
А справедливость-то где?

Уставший от многих обманов,
Поживший всяко бабай,
Всё ищет в писаньях пространных
Хоть отблеск правды, хоть край…

И вот аксакал наконец-то
Нашёл-таки, что искал;
Отдал продавщице монеты
И «Правду» бережно взял.

Перевод с башкирского Ивана ТЕРТЫЧНОГО

ПЕРВЫЙ СНЕГ

Пожухла жёлтая трава
и вьюга мир весь день терзала.
И ты холодные слова
тогда впервые мне сказала.

Весь вечер снег на землю шёл,
а солнце встало – он растаял.
Но лёд, что в сердце мне вошёл,
навеки холод в нём оставил…

НО Я СКАЖУ…

– Скажи, с женой живёшь ты дружно? –
меня друзья пытают часто.
Я не пойму, зачем им нужно,
чтоб я сказал, что мы несчастны?

Да, я могу себя заставить
сказать, что мы живём отвратно,
и этим – радость им доставить,
чтоб стало им на миг приятно!

Но я скажу, им всем на зависть,
что я – жену люблю доныне,
и даже в обществе красавиц
одной её шепчу я имя…

ЮБИЛЕЙНОЕ

Ну, вот и стал я юбиляром,
и женщины в теченье дня,
став в очередь, как за товаром,
целуют трепетно меня.

Тут министерши, поэтессы,
чиновницы (и ведь не лень!)
меня – задиру и повесу! –
спешат поздравить в этот день.

Как птицы в тёплый день апрельский
купают перья в брызгах луж –
так нынче столько близких душ
спешат в лучах моих погреться!

О, сколько славы и похвал!
Слова текут густым нектаром.
Ну как бы я о них узнал,
когда не стал бы юбиляром?..

ИМЯ ГЕРОЯ

Ещё безусым Салават
своим геройством смог прославиться.
А мой сосед – хоть и усат –
но до сих пор бездельем мается.

Хоть то же имя у него
и богатырское сложение,
но где – деяния его?
Где – его родине служение?

Давно из возраста мальца
он вышел, но, стыда не ведая,
сидит на шее у отца,
за семерых один обедая.

Созвав в подъезд по вечерам
таких, как сам, ватаги шумные,
под струн гитарных тарарам
гогочут там, словно безумные.

Всё время сонный, сытый взгляд,
в словах и чувствах – бездна фальши.
Святое имя – Салават –
как смеет он поганить дальше?

Пусть кто-нибудь пойдёт в музей,
там Салавата хлыст попросит –
да всыплет глупому плетей,
чтоб вспомнил, чьё он имя носит!..

ИСТИННОЕ ВЕЛИЧИЕ
                  " И горы, как люди: чем выше,
                    Тем круче и резче судьба…"
                                  Мустай Карим

Поэт величьем схож с горой –
у самых туч его глава!
И люди зря в него порой
кидают злобные слова.

Поэт не прячет чистый взгляд.
И пусть бурлит неправдой зал –
но все слова, как камнепад,
не ранив гения, летят
назад на тех, кто их сказал.

О, сколько силы надо, чтоб
не дрогнуть среди вражьих стай!
И чтобы жить, не хмуря лоб –
как жил средь нас поэт Мустай.

Перевёл с башкирского Николай ПЕРЕЯСЛОВ.